Бюрократическая власть

Традиционная — это власть короля, царя, передаваемая по наследству, по традиции. Король правит не потому, что он умный или талантливый, а потому что он родился королем.

Харизматическая власть покоится на личном обаянии — харизме человека. Харизматический лидер — это человек, прорвавшийся к власти за счет своей мощной воли, ума, энергии. Типичными харизматическими лидерами были Наполеон, В.Ленин, Муссолини, Ф.Кастро, Б.Ельцин в начале своей деятельности и др.

Самой «совершенной» в смысле неуязвимости, самой распространенной и могущественной является ныне бюрократическая власть — власть аппарата. Это анонимная власть, никто не знает людей, которые готовят самые важные решения. Те, кто их подписывает, — на самом деле «свадебные генералы». Аппарат могущественнее их и может их убрать, если они ему мешают. Типичный пример — попытка государственного переворота в СССР, которую совершил партийно-государственный аппарат в 1991 году при М.Горбачеве.

Бюрократический аппарат — это совокупность людей, работающих, как машина, без страха и упрека, без эмоций, без инициатив. Современный чиновник тем успешней работает винтиком этого аппарата, чем больше он подавил в себе все человеческие качества. Этот аппарат может работать на кого угодно, кто бы ни стал у руля власти, хотя на самом деле он служит прежде всего себе.

Государство, корпорация, университет, армия, даже церковь — все управляется ныне бюрократическим аппаратом. Он постоянно разбухает, втягивая в себя все новых людей. Он, как гидра: если у него отрубить одну голову, то вскоре вырастают сразу три. Этот аппарат — и благо и зло одновременно: ничего более эффективного в деле управления человечество не создало, и в то же время аппарат, если его все время жестко не контролировать (а он никаких контролеров не терпит), начинает работать на себя.

В некоторых странах роль государства в жизни общества минимальна, и достижение такого ограничения считается важнейшим завоеванием демократии. Государство охраняет границы, защищает людей от преступности, собирает налоги и заботится о пенсионерах и безработных. В США, например, в государственном секторе только 5% экономики, все остальное — в частных руках.

У нас государство традиционно очень сильно и оно вмешивается во все дела и обязанности граждан. Оно по-прежнему определяет основные направления экономического развития, по-прежнему у нас нет сильного класса собственников, которые противопоставляли бы свой интерес государству. По-прежнему большая часть населения живет в совершенном юридическом неведении по поводу своих прав и обязанностей.

Возможно, что сейчас это исторически оправдано: нужна сильная государственная власть, чтобы справиться с разгулом преступности, остановить падение производства и т.д. Но рано или поздно государство должно будет умерить свои аппетиты и очень значительно.

Социальная структура

Во все века, начиная с возникновения государства, общество было разбито на разные классы, сословия, касты и т.д. В России прошлого века были помещики, крестьяне, буржуа, рабочие, ремесленники, сословия дворян, священников, купцов, мещан, казаков. Крестьяне, например, были государственные, помещичьи, монастырские, вольные.

Общество было довольно сложным и дифференцированным. После октябрьской революции 1917 года все значительно упростилось: дворянское сословие было физически уничтожено, остались — рабочий класс, крестьянство и интеллигенция, которую называли прослойкой.

В настоящее время российское общество снова все более дифференцируется, возвращаясь к нормальной социальной сложности. Вновь появился класс капиталистов, скромно..называющихся предпринимателями, который внутри себя делится на так называемые «страты» (слои): предприниматели в сфере промышленности, в сфере торговли, в банковской сфере. Появился класс мелких предпринимателей, имеющих свое небольшое дело: магазин, ларек, мастерскую по ремонту чего угодно и т.д.

Очень сложным внутри себя оказался рабочий класс — здесь и промышленные, и сельскохозяйственные рабочие, и полубезработные и полностью безработные. Быстро возрождается сословие ремесленников в связи с резким ростом сферы обслуживания.

Вновь «появились» служащие — многомиллионный отряд, самый большой по численности в любом современном обществе. Здесь государственные служащие высшего звена: министры, директора фабрик и заводов; инженерно-технический состав предприятий, которых часто включают в рабочий класс; сфера обслуживания: коммунальные предприятия, транспорт, связь; военнослужащие. '

Особое место принадлежит интеллигенции: учителям, ученым, писателям, художникам, артистам — людям, занимающимся духовным производством, производством новых идей, новых культурных ценностей, воспитанием и образованием детей.

В каждом обществе есть и еще одна часть населения, в некоторых довольно внушительная: маргиналы, которых раньше называли деклассированными элементами: воры, бандиты, проститутки, бродяги, нищие.

В настоящее время и в России и почти во всех странах мира существует проблема маргинализации населения. В СССР в 30-е годы, во время коллективизации огромная масса крестьян хлынула в города, спасаясь от голода и репрессий. Многие из них, оторвавшись от крестьянской среды и культуры, так и не приросли к городской. Без корней, без роду и племени, без религии, без культуры они как бы повисли в воздухе. На рабочих местах они, как правило, выполняли самую простую, неквалифицированную работу, селились по окраинам города, в бараках, тогда в деревянных одноэтажных, сейчас в каменных 9 — 16-ти этажных.

Они всегда пополняли ряды безработных, всегда были питательной средой для преступности. Они в силу своего низкого культурного развития всегда поддерживали реакционные режимы — фашистский режим, коммунистический. Беда этих людей в том, что они никому не нужны, в обществе все меньше потребности в неквалифицированном труде, все меньше рабочих мест, везде требуется хорошее образование и достаточно высокая общая культура.

Сейчас в нашей стране, в связи с ростом безработицы, падением жизненного уровня опасность быстрой маргинализации усиливается. В случае политических кризисов маргиналы могут выйти на улицу и устроить беспорядки, как это уже было в октябре 1993 года в Москве.

Гражданское общество

Вечным анекдотом при советской власти был следующий: «чего только у советской власти нет — масла нет, мяса нет!» Но еще при советской власти никогда не было гражданского общества. В то время господство государства было тотальным, потому и государство являлось тоталитарным. Государство определяло, что людям надо слушать — почти все западные радиостанции, вещающие на русском языке, глушились; определяло, что смотреть — и советские и западные фильмы закупала государственная комиссия, что читать — все издательства и типографии были государственными, свирепствовала цензура, и самым страшным преступлением было иметь печатный станок; определяло, что думать — с детского возраста людям пытались так промыть мозги, чтобы они или думали в соответствии с решениями партии, или вообще не думали.

Все гражданские права личности, записанные в Конституции, существовали только на бумаге: свобода совести, свобода слова, свобода собраний, свобода печати, презумпция невиновности (человек не обязан доказывать, что он невиновен, т.е. он не может считаться преступником, пока его вина не доказана в суде) и т.д. Человек был не гражданином, а винтиком огромной государственной машины. Человек всегда существовал один на один с государством.

Гражданское общество — это общество структурированное. Оно содержит внутри себя массу негосударственных объединений, не зависящих от государства, и человек, являясь членом одного или нескольких союзов или объединений, уже не стоит один на один перед лицом государственной машины. Она уже не может спокойно проехать по нему, не заметив.

Если общество однородно и монолитно, как при тоталитаризме, то оно подобно студню — толкнешь его с одного бока, и толчок, не встречая никакого сопротивления, проходит свободно через всю массу до следующего края. Отсюда и всенародное одобрение решений партии, и всенародное осуждение проклятых империалистов или их пособников — инакомыслящих. Отсюда страх, царивший в обществе: человеку некуда было укрыться от вездесущего государева ока. Все мы были погружены в этот студень и дружно колебались в такт его колебаниям.

Иное дело — гражданское общество. Я здесь не только гражданин государства, но и член союза потребителей, член клуба содействия пожарникам, член секты «Свидетели Иеговы», член общества трансцендентальной медитации. Я — член коллектива, с которым у меня общие интересы, мы защищаем друг друга, мы помогаем друг другу. Тот же «Союз потребителей» — очень серьезная общественная организация, которая по вашей просьбе может подать в суд на государственное предприятие, выпускающее некачественные продукты. Она имеет свой журнал, своих адвокатов и может, в принципе, разорить любое государственное или частное предприятие, если уличит его в неуважении к правам потребителей.

В нашем обществе еще только появляются ростки гражданского общества. А вот, к примеру, в современной Германии оно сильно развито. Там существует широкое альтернативное движение. Одна из основных программ этого движения — ограничить зависимость людей от ме-гамашины государства и могущественных концернов. Создать им такие условия, чтобы они сами себя обеспечивали собственным трудом, не работая на государство и крупных собственников. Можно жить лучше, даже если имеешь меньше. Меньше денег, меньше потребления, но больше возможностей для личной самореализации. Нужен переход от «экономики услуг» к «экономике самообслуживания». Нужно, считают идеологи альтернативных движений, работать, чтобы жить, а не жить, чтобы работать. Создаются мелкие предприятия, которые называют себя «коллективами», «социальными проектами». Это центры дошкольного воспитания, продовольственные кооперативы, коллективные мастерские, общественные библиотеки, терапевтические группы взаимопомощи (например, группа помощи женщинам, подвергающимся плохому обращению в семье), группы со-цио- и психотерапии, товарищества по закупкам. Основная идея «альтернативщиков» — переход от централизованного государства к «федерации коммун», кооперативов, мелких аграрных и ремесленных производств. В Германии 200 сельскохозяйственных коммун, много самоуправляемых молодежных коммун. Существует широкое движение за гражданские права, оно выступает против запретов на профессию, поддерживает «Международную амнистию». Наконец, много религиозных нетрадиционных обществ и сект.

Все это вместе взятое создает картину богатого гражданского общества, где человек всегда может найти себе группу единомышленников, защиту от несправедливостей государства и от собственного одиночества. Человек чувствует себя комфортно только в своей маленькой группе, где все друг друга знают, любят и помогают друг другу.

В этом плане в России человек в массе своей чудовищно одинок и часто пользуется суррогатами общения: возле пивного ларька, где все действительно друг друга «уважают», или вливаясь в орущую массу болельщиков на стадионе.

Социальная алхимия

Платон стал первым социальным утопистом, после того как написал свою книгу «О государстве». С его точки зрения, люди будут счастливы только при справедливом государственном строе, где каждый живет в соответствии со своими способностями, знает свое место, и никто никому не завидует. В платоновском государстве существует три класса: философы управляют, стражники охраняют, а ремесленники работают. Каждого ребенка, достигшего пяти лет, писал Платон, приводят к философам и те решают, в какой класс его отдать. Если умный — то он становится философом, если глупый и сильный — стражником, если не то и не другое — тогда ремесленником.

Все было в этом государстве расписано и регламентировано: когда вставать, когда петь гимны, когда жениться и т.д. Платон, правда, так и назвал свою книгу «утопией» («топос» — место, «утопия» — то, что не имеет места). То есть, он прекрасно понимал, что нарисовал некое идеальное государство, которого на самом деле нельзя построить.

Но на его беду эту книгу прочитал тиран острова Сицилии Дионисий и позвал Платона к себе: давай, устроим у меня на острове так, как ты описал! Платон соблазнился и поехал, начали строить там справедливое государство. И ничего, конечно, не вышло, Дионисий, разозлившись, продал Платона в рабство проезжавшим мимо острова купцам. Друзья с большим трудом выкупили его. Тиран еще неоднократно звал Платона и тот приезжал, но впоследствии понял, что идеальные прожекты — это одно, а реальная жизнь — совсем другое.

Там, где мы пытаемся внедрить утопию непосредственно в жизнь, возникает социальная алхимия. Алхимия — это средневековая наука, занимавшаяся поисками некоего философского камня, способного превращать все металлы в золото. Главным в алхимии было не само золото, а внутренняя духовная трансформация человека, философский камень — это сам алхимик, который в результате многолетних опытов по изучению природы и самого себя в ней становился мудрым человеком. Когда же действительно ищут философский камень вовне — например, ищут золото, рецепты идеального общественного устройства, рецепты воспитания нового человека — тогда и начинается социальная алхимия — вера в то, чего нет и принципиально не бывает.

Однако, подобные «алхимические» попытки никогда не прекращались в истории человеческой мысли. Иеремия Бентам — английский философ, занимавшийся проблемами морали, написал письмо руководителям французской республики после революции 1889 года. Письмо называлось «Паноптикум, или руководство народом в целях его блага». Паноптикум — это не только музей, это еще и башня, с которой все видно очень далеко. В «Паноптикуме» он давал рецепты жизненного обустройства людей ничуть не менее утопические, чем платоновские. Бентам считал, что можно представить себе тюрьму, детский дом, любой социальный институт и даже общество как нечто такое, что может быть охвачено взглядом, видящим все насквозь. Короче говоря, можно, наивно полагал Бентам, познать социальную среду и то, как она воздействует на человека, а следовательно, можно с помощью определенных манипуляций с этой средой получать заранее вычисляемые и предсказуемые результаты. Организовывая систему обстоятельств, можно совершенно определенно управлять человеком — разумеется, для человеческого же блага, а не для того, чтобы его оболванивать. Эту же машину для оболванивания попытались создать позднее в России и Германии, отыскивая такие формы воздействия на людей, которые превращали бы их в послушных баранов.

Английский писатель Джордж Оруэлл в своем знаменитом романе «1984» описал идеальное тоталитарное общество, весьма напоминавшее жизнь в Советском Союзе. Министерство госбезопасности называлось министерством любви, министерство пропаганды, которое врало каждый день и постоянно изощрялось, как бы еще ловчее соврать, называлось министерством правды и т.д. Семьи не было, каждый жил в маленькой комнатушке, где одну стену заменял телевизор, работавший круглые сутки. Не только вы на него смотрели, но и он постоянно смотрел на вас. Каждый человек раз в месяц получал талончики разного цвета — на табак, на еду, на женщину или мужчину. Все были довольны и счастливы, а кто случайно был чем-то недоволен, тот исчезал. Роман Ору-элла — антиутопия, в которой он, однако, опирался на реальные факты управления людьми в тоталитарных государствах.

Наше государство, конечно, не достигло вершин такого господства над личностью, но быстро приближалось к нему. Поскольку никакие утопии не свершились — коммунизм не удавался, новый человек, с пламенным взором в будущее и с горячей любовью к партии никак не хотел появляться, то место утопии почти полностью заняла алхимия. Людей заставляли верить в то, чего на самом деле не было. Но заставляли так искусно и методично, что многие верили. Верили, например, в то, что у нас — государство рабочих и крестьян, хотя ни рабочие, ни крестьяне никакой реальной власти не имели, вся власть была в руках мощной бюрократической машины, это была диктатура служащих, партийной бюрократии, которая имела в своих руках все инструменты воздействия на народ — власть, печать, радио, телевидение — и с детства внушала каждому человеку всевозможные утопические иллюзии.

Верили в то, что живут при социализме, хотя ни материальных, ни политических условий для социализма в стране не было. Верили в то, что живут хорошо и все имеют, хотя страна по уровню жизни занимала одно из последних мест в мире. М.Мамардашвили в своих лекциях описывал такой случай: как-то они с другом, секретарем комсомольской организации факультета, стояли на улице Горького и разговаривали. Дело было вскоре после войны. И тут к ним подошел нищий мальчик и стал просить милостыню. А друг продолжал так же увлеченно разговаривать, не замечая мальчика. И тут, вспоминал Мамардашвили, я понял, что он просто не видит мальчика, не может увидеть, поскольку, будучи человек партийным, он твердо верит, что при социализме нищих не бывает.

Никаких рецептов счастливого переустройства общества никогда не было и не будет — это вообще не по силам человеку, это божественный промысел. А все сознательные усилия государства, направленные на это, всегда порождали нелепые социально-алхимические эксперименты, за которые расплачивался народ. Как говорил древний китайский мыслитель Лао-Цзы: высшая форма поведения в государстве — бездеятельность. Общество нельзя привести в порядок никакими внешними усилиями, нужно только дать людям свободу, не навязывая им никаких рецептов, и они сами найдут правильный путь. Мудрый правитель следует дао, не делает ничего, чтобы управлять страной, и тогда она процветает.

Дата добавления: 2014-12-29