Ухаживание и любовь

Скажи мне, где любви начало?
Ум, сердце ль жизнь ей даровало?
И чем питаться ей пристало?
Уильям Шекспир

Юношеская сексуальность и ее конкретные проявления тесно связаны с коммуникативными чертами личности и специфическими нормами социальной среды, субкультуры и т. д. Как субъективные ожидания, так и регулирующие взаимоотношения юношей и девушек нормативные предписания неоднозначны и противоречивы.

Юношеская мечта о любви выражает прежде всего жажду эмоционального контакта, понимания, душевной близости. Потребность в самораскрытии и интимной человеческой близости и чувственно-эротические желания очень часто не совпадают и могут быть направлены на разные объекты. По образному выражению одного ученого, мальчик не любит женщину, к которой его влечет, и его не влечет к женщине, которую он любит.

Отмеченная 3. Фрейдом разобщенность чувственно-эротического и нежного влечений особенно типична для мальчиков. У многих из них бурный темп полового созревания опережает развитие тонких коммуникативных качеств, включая способность к сопереживанию. Кроме того, сказывается влияние традиционного стереотипа маскулинности, согласно которому мужчина подходит к женщине с «позиции силы». Старшеклассник этой силы в себе не ощущает, а попытки симулировать ее, чтобы быть «на уровне» стереотипа, только увеличивают его затруднения. Жажда любви нередко сочетается со страхом «потерять себя», «подчиниться» и т. д.

Девочки, которым «сила» не предписана, свободны от этой заботы, зато они вынуждены скрывать увлечения, оберегая свое достоинство и репутацию.

Разрешение этих внутриличностных противоречий во многом зависит от того, как складываются взаимоотношения юношей и девушек в более широком кругу общения. Обособление мальчиков и девочек в той или иной форме — универсальное явление в истории культуры. В современном обществе сегрегация полов выражена менее резко и осуществляется стихийно, самими детьми. Тем не менее она существует, создавая определенную психологическую дистанцию между мальчиками и девочками, преодолеть которую не так просто. Психологическая близость вначале легче достигается с человеком собственного пола, с которым подростка связывает широкий круг общих значимых переживаний, включая и эротические.

Ответы ленинградских старшеклассников на вопрос: «В общении с кем вы чувствуете себя наиболее уверенно и свободно?» — показали, что общение со сверстниками противоположного пола является значительно более напряженным, чем со всеми остальными лицами, за исключением учителей. Причем напряженность у мальчиков возрастает от VII класса к VIII, а у девочек — от VIII к IX (И. С. Кон и В. А. Лосенков, 1974).

Однако в целом девушки чувствуют себя в общении с юношами более свободно и уверенно, чем юноши с девушками. Характерно в этой связи отношение юношей и девушек к разнополой дружбе. На вопрос: «Возможна ли, по-вашему, настоящая дружба (без влюбленности) между юношей и девушкой?» — утвердительно отвечают свыше трех четвертей учащихся VII—X классов. С возрастом сомнения усиливаются, свыше половины ленинградских юношей-студентов ответили на этот вопрос отрицательно. При ответах на вопрос: «Кого вы предпочли бы иметь своим другом — юношу или девушку?»—доля девушек, выбравших идеального друга противоположного пола, во всех возрастах выше, чем доля юношей, причем с возрастом эта разница увеличивается (И. С. Кон и В. А. Лосенков, 1974). Сходные результаты получены В. Г. Карликовым (1972) у сельских школьников Орловской области, Б. Заззо (1966) во Франции и др.

Это связано, видимо, не только с разницей в темпах созревания, но и с тем, что юноши строже, чем девушки, разграничивают любовь и дружбу. Потребность в дружбе с человеком противоположного пола выражает, в сущности, потребность в любви. Друзей противоположного пола у старшеклассников значительно меньше, чем друзей своего пола: 57 процентов ленинградских девятиклассников сказали, что вообще не имеют друзей-девушек, а 46 процентов девятиклассниц — друзей-юношей. Еще реже лиц противоположного пола называют в качестве ближайших друзей.

Соотношение дружбы и любви представляет в юности сложную проблему. С одной стороны, эти отношения кажутся более или менее альтернативными. По нашим данным (1974), юноши-девятиклассники, ориентированные на широкое групповое общение, как правило, не выбирают в качестве идеального друга девушку и в первом круге их реального общения преобладают юноши. Напротив, тот, кто в качестве идеального друга предпочитает девушку, обычно имеет меньше друзей своего пола, склонен считать настоящую дружбу редкой и отличается повышенной рефлексивностью. Появление любимой девушки, снижает эмоциональный накал однополой дружбы, друг становится скорее добрым товарищем.

С другой стороны, любовь предполагает большую степень интимности, чем дружба, она как бы включает в себя дружбу. Если в начале юности главным конфидентом (лицом с которым обсуждаются, личные проблемы) обычно бывает друг своего пола„ то позже это место занимает любимый (любимая). Сочетание духовного общения с сексуальной; близостью допускает максимальное самораскрытие, на которое способна личность. Юноша 16—18 лет мажет довольствоваться обществом друзей своего пола. В более старшем возрасте отсутствие интимного контакта с девушкой уже не компенсируется однополой дружбой; больше того, чувствуя, что он отстает в этом отношении от сверстников, юноша иногда становится менее откровенен и с друзьям, замыкается в себе. Психосексуальные трудности — одна из главных причин юношеского одиночества.

Взаимоотношения юношей и девушек сталкивают их с множеством моральных проблем. Старшеклассники остро нуждаются в помощи старших, прежде всего родителей и учителей. Но одновременно они хотят — и имеют на это полное право! — оградить свой интимный круг от бесцеремонного вторжения и подглядывания. В. А. Сухомлинский совершенно справедливо требовал «гнать из школы нескромные и ненужные разговоры о любви воспитанников. Ни одного слова о том, кто в кого влюблен. Ни малейшего намека на то, что один пятнадцатилетний подросток назвал «ощупыванием сердца железными рукавицами». Любовь должна навсегда, на всю жизнь остаться для человека самым светлым, интимнейшим и неприкосновенным» (Сухомлипекий В. А. Рождение гражданина.— М.: Молодая гвардия, 1971.— С. 223).

Несмотря на демократизацию и упрощение взаимоотношений между юношами и девушками, они вовсе не так элементарны, как кажется некоторым взрослым. Современный ритуал ухаживания проще традиционного, зато он нигде не кодифицирован. Это создает нормативную неопределенность. Характерно, что большая часть вопросов, задаваемых подростками и юношами, касается не столько психофизиологии половой жизни, всей сложности которой они еще не осознают, сколько ее нормативной стороны: как надо вести себя в ситуации-ухаживания, например во время свидания, когда можно (и нужно) целоваться и т. п. Озабоченность ритуальной стороной дела иногда настолько сильна, что молодые люди зачастую глухи к переживаниям друг друга, даже собственные их чувства отступают перед вопросом, «правильно» ли они. поступают с точки зрения норм своей половозрастной группы. Ухаживание — игра по правилам, которые, с одной стороны, весьма жестки, а с другой — довольно неопределенны.

Любовные чувства юношей, как и взрослых, индивидуальны и многообразны. Еще Стендаль, сравнивая любовь Вертера с любовью Дон Жуана, замечая, что их спор не может быть решен, так как они слишком различны. Далекий от желания принизить Дон Жуана, Стендаль признает за ним целый ряд достоинств: бесстрашие, находчивость, живость, хладнокровие, занимательность и т. д. Однако люди этого типа слишком эгоистичны. Превращая любовь в интригу или спорт, делая ее средством удовлетворения своего тщеславия, они уже не способны отдаваться ей сами. «Вместо того, чтобы, подобно Вертеру, создавать действительность по образцу своих желаний, Дон Жуан испытывает желания, не до конца удовлетворяемые холодной действительностью, как это бывает при честолюбии, скупости и других страстях. Вместо того, чтобы теряться в волшебных грезах кристаллизации, он, как генерал, размышляет об успехах своих маневров и, короче говоря, убивает любовь вместо того, чтобы наслаждаться ею больше других, как это думает толпа» (Стендаль. О любви //Собр. соч.: В 15 т.—М.: Правда, Ю59.—Т. 4.—С. 566).

Любовь Вертера, с его мечтательностью и склонностью к идеализации, плохо приспособлена к прозе жизни и чревата неизбежными драмами и разочарованиями. Зато «любовь в стиле Вертера открывает душу для всех искусств, для всех сладостных и романтических впечатлений: для лунного света, для красоты лесов, для красоты живописи — словом, для всякого чувства прекрасного и наслаждения им, в какой бы форме оно ни проявлялось, хотя бы одетое в грубый холст» (Там же.— С. 564).

Наиболее разработанная, опирающаяся на эмпирические данные современная классификация различает шесть стилей, или «цветов», любви: 1) эрос — страстная, исключительная любовь-увлечение, стремящаяся к полному физическому обладанию; 2) людус — гедонистическая любовь-игра, не отличающаяся глубиной чувства и сравнительно легко допускающая возможность измены; 3) сторге — спокойная, теплая и надежная любовь-дружба; 4) прагма — рассудочная, совмещающая людус и сторге, легко поддающаяся сознательному контролю любовь по расчету; 5) мания — иррациональная любовь-одержимость, для которой типичны неуверенность и зависимость от объекта влечения; 6) агапе — бескорыстная любовь-самоотдача, синтез эроса и сторге. Любовные переживания молодых мужчин содержат больше «эротических» и особенно «людических» компонентов, тогда как у женщин ярче выражены «прагматические», «сторгические» и «маниакальные» черты. «Маниакальные» увлечения типичнее для подростков и юношей, нежели для взрослых (К. Хендрик и С. Хендрик, 1986).

Но является ли «цвет» любви устойчивой личностной чертой или же относительно изменчивой установкой, связанной с конкретным эмоциональным состоянием? Как сочетаются разные стили любви у одного и того же человека в зависимости от характера партнера и на разных стадиях любовных взаимоотношений (влюбленность и супружеская любовь)? Существуют однолюбы, чувства и привязанности которых практически не меняются. И есть люди переменчивые, которые легко влюбляются и столь же быстро остывают.

Даже разница между «любовью» и «увлечением» — до некоторой степени вопрос «этикетки». Говоря себе «это любовь», индивид тем самым формирует установку на серьезное, длительное чувство. Напротив, слова «это просто увлечение» — установка на нечто временное, краткосрочное. «Определение» природы чувства — не просто констатация факта, а своего рода самореализующийся прогноз (Подробнее о психологии любви см.: Гозман Л. Я. Психология эмоциональных отношений.— М.: Изд-во МГУ, 1987).

Важную роль в любовных отношениях играют представления о том, каким должен быть любимый человек, которые служат как бы эталоном выбора и критерием его оценки. В социальной психологии по этому поводу имеются три гипотезы.

Согласно первой гипотезе, идеальный образ любимого предшествует выбору реального объекта, побуждая личность искать того, кто бы максимально соответствовал этому образу. Большинство людей действительно имеют какой-то воображаемый, идеальный образ любимого, с которым они сравнивают своих избранников.

Идеальный образ любимого, особенно у молодых, неопытных людей, большей частью весьма расплывчат и содержит много нереальных, завышенных или несущественных требований, тогда как некоторые очень важные качества сплошь и рядом не осознаются, их значение проясняется лишь в практическом опыте брака.

Кроме того, не следует смешивать идеал с эталоном. Эталон — всего лишь образец постоянства, принципиально неизменная единица измерения. Идеал же — живой, развивающийся образец. По образному выражению писателя М. Анчарова, идеал «развивается во времени и растет, как дерево, имеет корни и ствол, и крону, и цветы, и плоды, и семена, которые, будучи высажены в подходящую почву и климат, снова дают дерево той же породы, но уже чуть изменившееся во времени, и потому идеал борется за свое нормальное развитие, а эталон ждет, чтобы его применили» (Анчаров М. Прыгай, старик, прыгай // Студенческий меридиан.— 1980.— № 9.— С. 35). Люди, жестко придерживающиеся эталона, часто оказываются неудачниками в любви, потому что они слепы к реальным качествам своих избранников.

Вторая гипотеза выводит «романтические ценности» из бессознательной идеализации предмета любви, которому приписываются желательные черты, независимо от того, какой он на самом деле. По мнению Фрейда, напряженность любовных переживаний объясняется главным образом переоценкой объекта влечения, обусловленной его недоступностью. Согласно теории идеализации, страстная любовь по самой сути своей противоположна рациональному, объективному видению. Недаром любовь издревле называли слепой. Психологические исследования подтверждают, что влюбленные часто идеализируют друг друга, особенно в начале романа, причем женщины склонны к этому больше, чем мужчины.

Однако сводить романтическую любовь к идеализации также неверно. Если бы дело обстояло так и только так, любовь всегда и довольно быстро завершалась бы разочарованием, что не соответствует истине. Если любовь — лишь временное ослепление, то самые сильные увлечения должны быть присущи неуравновешенным натурам. В отдельных крайних случаях, вероятно, так оно и есть. Но далеко не во всех.

Кроме того, приписывание любимому человеку достоинств, которых у него не находят окружающие, не всегда ошибочно. Многие философы и поэты, говоря о «любовном ослеплении», в то же время считали любовь величайшим средством познания. Подобно тому как физическая слепота, лишая человека зрительных восприятий, обостряет другие органы чувств, любовь, притупляя рассудок, иногда наделяет любящего особым внутренним зрением, которое позволяет ему разглядеть скрытые, потенциальные качества любимого. Велика и преобразующая сила самой любви. Девушка, которая знает, что она любима, в самом деле расцветает, становится красивее не только в глазах любящего, но и в глазах окружающих. То же — с нравственными качествами. Как писал М. Пришвин, «тот человек, кого ты любишь во мне, конечно, лучше меня: я не такой. Но ты люби, и я постараюсь быть лучше себя...» (Пришвин М. М. Незабудки.— М., Художественная литература, 1969.— С. 177).

Третья гипотеза, в противоположность первой, утверждает, что не идеальные образы определяют выбор любимого, а, наоборот, свойства реального, уже выбранного объекта обусловливают содержание идеала, по пословице: «Та и красавица, которую сердце полюбит». Видимо, и здесь есть доля истины. Не случайно высокое совпадение черт идеальных и реальных возлюбленных одни авторы интерпретируют в духе первой, а другие — в духе третьей гипотезы.

По всей вероятности, все три гипотезы имеют под собой известные основания. В одних случаях «предмет» любви выбирается в соответствии с ранее сложившимся образом, в других — имеет место идеализация, в третьих — идеал формируется или трансформируется в зависимости от свойств реального объекта. Но каково соотношение этих моментов и как они сочетаются у разных людей и в разных обстоятельствах — наука сказать не может.

Как мудро заметил Пришвин, «любовь — это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем» (Там же.— С. 174).

Дата добавления: 2014-12-25