Базовые понятия. Инновации, фундаментальная философия, прикладная философия, философская инноватика, философско-инновационные программы

Инновации, фундаментальная философия, прикладная философия, философская инноватика, философско-инновационные программы.

ЛИТЕРАТУРА

Лебедев С.А. Предмет и метод теоретической философии / Философия. Под ред. С.А. Лебедева. М., 2011.

Лебедев С.А., Ковылин Ю.А. Философия научно-инновационной деятельности. М., 2012.

Маркс К. Тезисы о Фейербахе // К. Маркс и Ф. Энгельс. Собрание сочинений. Т. 3.

Мигдал А.Б. Физика и философия // Вопросы философии. 1990. № 1.

Старостин А.М. Философские инновации в когнитивном и праксеологическом контексте. М., 2012.

Старостин А.М. Философские инновации: когнитивная и аксиологическая репрезентации. Ростов н/Д., 2011.

Стёпин В.С. Теоретическое знание. М., 2000.

Стёпин В.С. Философия // Новая философская энциклопедия в 4-х т. Т. 4. М., 2010.

Философская инноватика: поиски, проблемы, решения. Ежегодник 2011. Ростов н/Д., 2011.

ГЛАВА XXIX
РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ В КОНТЕКСТЕ
ФИЛОСОФСКОЙ ИННОВАТИКИ

Что есть русская философия? В сложившейся в отечественной истории русской философии ответ дается достаточно пространный и, чаще всего, основанный на обзоре 1000-летнего многоэтапного пути и большого ряда имен, что в итоге должно показать специфику отечественной философской мысли:

«Русская философия – органическая часть всеобщей истории философии, являющаяся специфическим отображением многовековой истории развития русского самосознания, выраженная в идеях, взглядах и концепциях, отражающих национально-своеобразное осмысление универсальных философских проблем»[76].

Однако ни такое определение, ни сам подход не дают
в итоге представления о специфике русского философского мышления. В лучшем случае мы говорим о различных проявлениях социально-рефлексивного и национально-рефлексивного мышления. Это всегда (по крайней мере последние 200 лет) чувствовали отечественные мыслители. Поэтому вопрос о статусе и специфике русской философии вряд ли можно считать решенным. Более того, экспертный опрос современных профессиональных философов – отечественных и зарубежных – зачастую в таком статусе русской философии отказывает. Такая идея в последние годы все чаще высказывается – правда, сделаем оговорку, при не прекращающихся попытках тех же экспертов-скептиков такую специфику все же выявить. Обратим внимание на последние исследования Ф.И. Гиренка,
В.И. Красикова, П.А. Сапронова и ряда других авторов[77].

Вот программное суждение П.А. Сапронова: «Увы, ни платонов, ни гегелей, ни их великих и значительных, хотя и младших, собратьев на отечественной почве обнаружить не удалось. Встреча
с какой-либо очередной философской знаменитостью каждый раз приводила к одному и тому же результату: по западным (а какие еще есть?) критериям отечественные мыслители философами не являются, и читать их тексты так же, как трактаты и тексты Декарта, Канта или Гегеля означает повергнуть их в философское небытие»[78].

Ему вторит В.И. Красиков, обстоятельно проанализировавший не только отечественный философский продукт, но и отношение
к нему зарубежной философской мысли, прежде всего современной:

«Россия в современном мировом философском раскладе занимает такое же место, как, к примеру, африканская или южноамериканская философия, т.е. среднее между отдаленным, региональным филиалом континентальной философии – как южноамериканская философия, где доминируют испаноязычные и португалоязычные версии европейской философии, – и каким-то радостно-примитивным, упоенно-партикуляристским наивом африканской философии»[79].

А вот и поясняющее суждение Ф.И. Гиренка:

«Есть производители философии, и есть ее потребители. Сегодня среди производителей доминирует Франция и Германия.
Их стремится теснить Америка. Россия – потребитель философии.
У нас философия не играет какой-либо самостоятельной роли. Она не дает большого символического капитала и является одним из вариантов европейского культуртрегерства… В России доминируют не философы, а интеллигенты»[80].

В принципе данные суждения не противоречат и оценкам классического периода, в котором тоже высказывалась мысль о том, что русская философская мысль как-то уж очень не похожа на классические образцы философствования. В частности, Н.А. Бердяев, В.В. Зеньковский полагали, что отечественная философская мысль значительные результаты дает в областях, представляющих «болевые точки» национального самосознания. Но для мирового философского процесса они малозначимы:

«В XVIII в. и в начале XIX в. у нас настоящей философии не было, она находилась в младенческом состоянии. И еще долго
у нас по-настоящему не возникнет философской культуры, а будут лишь одинокие мыслители. Мы увидим, что наша философия будет прежде всего философией истории…»[81]

Таким образом, весьма правомочна постановка вопроса: существует ли русская философия как самостоятельный феномен? Это самостоятельная философская школа или одна из крупных школ (течений) Западной философии? (А возможно, и просто русский
диатрибический вариант Западной философии). Либо же то, что называют «русской философией» – это течение общественной мысли, не поднимающееся ни дисциплинарно, ни методологически, ни институционально до уровня и качества философии.

Эта дилемма, у каждой из сторон которой, в т.ч. и в рамках отечественной философии, немало сторонников, заставляет по меньшей мере уточнить и то, что мы понимаем под «философией», и выделить основные типы философского дискурса (философствования) не только по национально-географическому или цивилизационно-историческому, но и по предметно-методологическому принципу.

Только таким образом мы и поймем специфику отечественного философствования, и создадим обоснованные концептуальные подходы для понимания национальных и региональных философских школ и направлений прошлого и настоящего.

Ставя проблему именно таким образом, следует прежде всего высказать рабочую гипотезу, с позиций которой и может быть дан новый поворот в понимании специфики русской философии. Суть ее в следующем:

Предметно-методологический принцип позволяет более внимательно присмотреться к инструментальной (технологической) стороне философского дискурса, в особенности современного. Можно предложить (выделить) несколько наиболее распространенных моделей философского дискурса, всматриваясь прежде всего
в отечественную философскую мысль (но не только в нее):

- фундаментальный философский дискурс, эволюционирующий в рамках создания новых философских систем и исходящий из традиционного или неклассического категориального набора (бытие, мышление, истина, развитие и т.п. или воля, переживание, жизнь, свобода и т.п.);

- проблемно-интенциональный[82] философский дискурс, центрирующийся в течение многих десятилетий, а то и столетий на разработке судьбоносных для общества (нации) немногих проблемах: цивилизационная идентичность (славянофилы-западники); природа человека (биологическое-социальное или природосообразность-культуросообразность); человеческая свобода и отчуждение; духовное и формы его воплощения; природа и пределы внутренней детерминации (самодетерминации) и т.п.;

- контекстуальный философский дискурс, в рамках которого философские проблемы выявляются и решаются с помощью нефилософского (художественного, теологического, мистически-интуи­тивного, научного) инструментария. По этому поводу, конечно, возникает сомнение: не является ли такого рода модель нонсенсом? Но гипотетически, в особенности применительно к некоторым национальным и региональным протофилософским школам, выделение такого дискурса, на наш взгляд, правомерно;

- философская инноватика как особый философский дискурс. (Часто высмеиваемый ортодоксальными отечественными философами 60–70-х гг. XX в. в качестве «философии продажи арбузов» или современными – в качестве «философии гвоздей и шурупов»[83]).

Прокомментируем особенности проявлений выделенных видов философского дискурса применительно к истории и современному состоянию русской философии.

Прежде всего, в рамках фундаментального философского дискурса отечественная философия отличительна лишь развертыванием отечественных школ и направлений, презентующих основные направления Западной философии. И в этих рамках уровень отечественной философской культуры высокопрофессионален и содержит достаточно развитое профессиональное сообщество. Однако в этих же рамках отечественная философская мысль выступает не как оригинальное направление, а в качестве «творческого потребителя». Оригинальные же проявления свойственны отечественной философии в рамках других дискурсов, часть которых сформирована именно на отечественной почве.

Прежде всего речь нужно вести о проблемно-интенциональном философском дискурсе, представляющем приложение техники философской рефлексии к разработке проблем национального самосознания и идентичности.

Ведущие отечественные философы, занимающиеся проблематикой, связанной со спецификой русской философии, подчеркивают именно данную ее интенцию.

В частности, Н.В. Мотрошилова отмечает: «Вопрос о специфике русской философии был интегральной частью тех проблем, которые еще со времен П. Чаадаева и В. Соловьева входили в тему “русская идея”. Речь шла о так важном и сегодня процессе самосознания, самоидентификации россиян – и, в частности тех, кто принадлежит к русской нации в узком смысле этого слова»[84].

Основные побудительные мотивы выстраивания данной интенции связаны как с включением в объективный процесс модернизации страны, так и с формированием сопряженных процессов соответствующей национальной ментальности, которая, как показал интенциональный философский анализ, проделанный в XIX-XX вв., в целом обладает такими чертами, как:

«…Признаки специфического российского типа национального сознания:

· мало дифференцированное, слабо рационализированное;

· в большей степени религиозно озабоченное;

· социально-пафосное;

· солидаристское;

· тяготящееся личной ответственностью и самоорганизованностью»[85].

Вместе с тем к этому следует добавить те черты, которые
Н.А. Бердяев отмечает в «Русской идее» и «Духе России»: противоречивость и склонность, поляризуясь, концентрироваться в «крайних», или радикальных формах; синкретизм; мистичность и т.п.[86]

Необходимость огромной духовной работы по рефлексированию и выявлению «болевых точек» и обозначению конструктивных «точек роста» национального самосознания и составили главный предмет философских занятий, полемики и последующей идеологической и политической апробации славянофилов и западников:

«Россия с ее евразийским, детским еще универсализмом вообще выглядит только робким новичком в философии. Однако за столетие (30–40 гг. XIX – 30–40 гг. XX вв.) она сумела создать то, на что другим требовались века. Первой возникла националистическая, славянофильская традиция»[87].

Второе направление, сформировавшееся в рамках данной интенции – это социальная философия западничества, оказавшаяся значительно более влиятельной и ведущая в этом дуэте по сей день:

«Как видно из перечня имен и генераций западников, отвлеченные вопросы чисто философского знания стояли у них на втором, после социально-политических интересов, месте. Главным их стремлением было модернизовать Россию, истребить в ней азиатчину и сделать европейской державой»[88].

Второй из выделенных нами особенных философских дискурсов, распространенных в сфере отечественного философствования, – это контекстуальный философский дискурс, обращаясь к которому, как мы уже заметили выше, невольно возникает вопрос: «Да философия ли все это?». Но тем не менее в истории русской философии не пройдешь мимо имен Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского,
М. Булгакова, М. Шолохова и А. Платонова. Думается, что термин «художественная философия» будет вполне адекватен тем исканиям и открытиям, которые заложены в творчестве великих русских писателей. Вполне можно согласиться с суждением Ф.И. Гиренка
о том, что: «Русская философия возникает за пределами философии. Она с самого начала показывает свою связь с литературой»[89].

Аналогичные характеристики следует отметить по отношению к религиозно-философским поискам, которые ряд современных авторов даже отождествляют вообще со спецификой русской философии. Но вряд ли следует это делать. Скорее, мы сталкиваемся со второй основной формой контекстуального философского дискурса в отечественной философии.

В рамках данной формы дискурса развертывается сложная игра между философией и православной теологией, которая реализуется именно в контекстуальном философском дискурсе, из которого приходится то выковыривать «философский изюм», то сомневаться
в его присутствии, как делает это современный исследователь данного течения русской мысли П.А. Сапронов:

«Русская философия предпочла для себя бытие в промежутке между богословием и философией, в том очень ограниченном по своим возможностям интеллектуальном пространстве, которое остается еще раз обозначить как склонную к мифологизированию публицистику на религиозные и философские темы»[90].

Думается, полностью был прав Н.А. Бердяев, который ранее других схватил эту герменевтическую черту русской философской мысли, ярко проявившуюся в XIX – начале XX в.: «В русском движении того времени были специфически русские черты, которые связаны с русским XIX в. Это прежде всего религиозное беспокойство
и религиозное искание, это – постоянный переход в философии
за границы философского познания, в поэзии – за границы искусства, в политике – за границы политики в направлении эсхатологической перспективы»[91].

Третья форма философского дискурса, характерная для отечественной философской мысли, – это философская инноватика. Сделаем, прежде всего, несколько пояснений по поводу самого термина.

Автор разделяет весь массив философских исследований на фундаментальные и прикладные – сферу философских инноваций. Фундаментальные философские исследования направлены на изучение проблем бытия, мышления, познания, истины, свободы
и других основополагающих категорий. Сфера фундаментальных исследований меняется медленно и отмечена в своем развитии выдающимися именами (Платон, Декарт, Кант, Шопенгауэр, Гуссерль, Хайдеггер и др.).

Что касается сферы философских инноваций, то ее появление
и развитие связано с приложением методов философской рефлексии к осмыслению междисциплинарных проблем науки, развития политических, религиозных, художественных, этических течений, которые не могут быть исследованы только посредством собственных методов. Сфера философских инноваций развивается динамично
и по своим масштабам на два порядка объемнее сферы фундаментальной философии.

Следует подчеркнуть, что именно сфера философских инноваций стоит у истоков генерации больших социальных, социально-политических и социокультурных проектов в России. Для отечественной социально-философской мысли как раз характерна такая проектная направленность, начиная от идеи всеединства и философии «общего дела» и заканчивая проектами социального государства и «рыночного общества».

Склонность к философской инноватике, обращаясь к которой, прежде всего крупные политики и идеологи разрабатывали свои стратегические идеи и программы практических шагов, ярко проявляется в русской революционной практике.

Пожалуй, здесь, как нигде более, получает возможность реализации и реализуется платоновская идея о том, что «правители должны философствовать»: «Крупнейшие политические лидеры XX столетия привлекали экспертов, но никогда не использовали их
в решении стратегических вопросов. Они пользовались ими только
в тактических контекстах. Стратегию им приходилось придумывать самим. Лидеры XX столетия (перечислим их хронологически) –
Ленин, Сталин, Рузвельт, Черчилль, Гитлер, Мао-Цзэдун, Аденауэр и, безусловно, последний великий лидер Америки Гарри Трумэн – не привлекали к разработке своей стратегии никого»[92].

Одним из наиболее ярких проявлений философской инноватики в XX в. выступает теоретическая и практическая деятельность крупнейшего политика и политического философа В.И. Ленина.
С нашей точки зрения, одним из наиболее характерных периодов творчества в этом плане является период 1908–1916 гг., когда вышли его основные философские работы. Они сейчас интересны для нас именно с точки зрения технологий философской инноватики,
а не тех положений философского характера, которые В.И. Ленин формулирует, комментируя И. Канта, Г. Гегеля, К. Маркса или отечественных философов и мыслителей начала XX в.

Сам В.И. Ленин в ряде работ мотивирует необходимость занятий философской рефлексией потребностями анализа кризиса революционного сознания (1907–1909 гг.) и важностью на этой базе внесения коррективов в революционную теорию и практику, а также той незначительной отечественной философской традицией, которая существенно уступает опыту Западной Европы. В частности, в известной статье «О некоторых особенностях исторического развития марксизма» В.И. Ленин подчеркивает это применительно к марксизму и его философским подходам, составляющим предмет его особого внимания: «Именно потому, что марксизм не мертвая догма, не какое-либо законченное, готовое, неизменное учение, а живое руководство к действию, именно поэтому он не мог не отразить на себе поразительно-резкой смены условий общественной жизни. Отражением смены явился глубокий распад, разброд, всякого рода шатания, одним словом, – серьезнейший внутренний кризис марксизма. Решительный отпор этому распаду, решительная и упорная борьба за основы марксизма встала опять на очередь дня. Чрезвычайно широкие слои тех классов, которые не могут миновать марксизма при формулировке своих задач, усвоили себе марксизм в предыдущую эпоху крайне односторонне, уродливо, затвердив те или иные «лозунги», те или иные ответы на тактические вопросы и не поняв марксистских критериев этих ответов. «Переоценка всех ценностей» в различных областях общественной жизни повела к «ревизии» наиболее абстрактных и общих философских основ марксизма»[93].

Сюжеты, связанные с революционными и реформаторскими преобразованиями в России актуальны не только в плане анализа социально-исторического развития, о котором Ф. Бродель сказал, что «революционное напряжение характерно для русской истории»[94] (суждение сделано в начале 60-х гг. XX в.). Они актуальны и поныне, поскольку «основной вопрос русской философии», связанный
с поисками национальной и цивилизационной идентичности и социальной самореализации, не решен даже в первом приближении[95].

Мы с полной уверенностью можем повторить слова Н.А. Бердяева, сказанные более полувека назад:

«Это все та же поляризованность русской души. У народа анархического по основной своей устремленности было государство с чудовищно развитой и всевластной бюрократией, окружавшей самодержавного царя и отделявшей его от народа. Такова особенность русской судьбы»[96].

Резюмируя сказанное об основных моделях философского дискурса применительно к России – прошлой, настоящей и будущей, – следует отметить, что основная масса отечественных философских поисков концентрируется в русле проблемно-интенциональных подходов, ориентированных на решение общих проблем цивилизационной и национальной идентичности, и – в русле философской инноватики, на базе которой выстраиваются масштабные проектные разработки социальной, политической, духовной направленности.

Если принять изложенный подход, то следует сосредоточить усилия философского сообщества на разработке методов и техник философского дискурса, модели которого у нас наиболее востребованы. Следует внести и соответствующие коррективы в систему философского образования (общего и профессионального).

Дата добавления: 2014-12-25