Великий немой

Японец: натура и культура

Григорий Чхартишвили

Похоже, что на Японских островах вызревает прообраз человека будущего, нового андрогина, который совместит в себе восток и запад.

Вот уже несколько десятилетий на обширнейшей опытной базе, почти не замеченной человечеством, идет уникальный эксперимент по выведению homo sapiens новой породы. Это отнюдь не селекция традиционного гибридного типа, когда в результате смешения рас, культур и менталитетов получается какой-нибудь англо-индокитайский Лондон или англо-афро-испано-еврейский Нью-Йорк, а диковинное кудесничест­во мичуринско-лысенковского толка, безо всякой генной инженерии, исключительно при помощи прививки и яровизации.

Япония — очень большая страна, по населению почти такая же, как Россия, а по технологическому, промышленному и финансовому потенциалу, разумеется, и побольше будет. Если происходящие там удивительные антропогенетические процессы до сих пор ускользают от нашего внимания, то лишь в силу некоторой призрачности японского присутст­вия в современном мире.

Отчасти японцы виноваты в этом сами — слишком уж пестуют они свое пресловутое островное сознание. При огромных возможностях Япония принимает минимальное участие в международной деятельно­сти. Она взирает на мир из‑за невидимого, но труднопреодолимого барьера. Барьер этот фортифицирован головоломным языком и пугающей письменностью. Япония среди великих стран — Великий Немой. Ее культурное общение с внешней средой происходит в основном на языке жестов и символов — изобразительного искусства, икебаны, спорта, архитектуры, моды, скуднотекстового кино. Нигде (даже в России) нет такого количества писателей и поэтов, но сколько из них известно миру?

В общем, мы Японию видим, но почти не слышим. Зато она чутко прислушивается ко всему, что происходит в мире, и через уникальную мембрану своей гипервосприимчивости вбирает все, что кажется ей полезным или занятным, не отдавая во внешний мир почти ничего своего. Непонятость — причина перманентной обиды Японца на Большую землю, и кольчуга, расставаться с которой ему не хочется. Вот почему иностранец, слишком хорошо знающий язык и обычаи аборигенов, вызывает у них не привычное в таких случаях умиление, а настороженность.

Именно непонятостью объясняются широко укорененные в зарубежной культурной традиции и массовом сознании заблуждения относительно японского национального характера. Всякий читавший «Сегуна» и смотревший «Восходящее солнце» знает, что Японец скрытен, коварен, жесток, непредсказуем и фантастически шустер. На самом деле все ровным счетом наоборот: классическому Японцу скорее свойственны бесхитростность, чувствительность (слезы не возбраняются даже суровому самураю), почти экзотическая честность, абсолютная предсказуемость (Японец всегда играет только по правилам, он — истинный маньяк пресловутой fair play) и, скажем прямо, некоторая заторможенность — китайцы или корейцы куда шустрей.

Дата добавления: 2014-12-27