Итоги развития печати Тобольской губернии во 2 пол. XIX века

Сибирская печать 2 пол. XIX века переживает период больших ожиданий, общественно-политического подъема и реформирования. Этот период прошел под флагом возникшего сибирского общественного движения – областничества, отстаивающего право колонизированной, «завоеванной» Сибири иметь привилегии метрополии. «Челябинский перелом», на котором товар из центральной части России облагался высокими налогами, дискриминационная политика по отношению к коренным и «иноверным» народам, переселение, создание высшего учебного заведения, развитие железнодорожных путей сообщения, появление сибирской, краевой литературы и печати – темы, которые с этого времени становятся излюбленными у местных журналистов. На прессе Тобольской губернии областническое движение в этот период отразилось косвенно: не имея возможности выпускать общественно-политические издания, местная интеллигенция активно сотрудничает с ведомственными сборниками, ежегодниками, журналами, занимаясь в них, по сути, краеведческой работой.

Постепенное увеличение информации обо всех сторонах жизни Тобольской губернии делало край представимым, «окультуренным», вписанным в анналы научной жизни. «Тобольские губернские ведомости», «Ежегодник тобольского губернского музея», издания статкомитета, «Тобольские епархиальные ведомости» были прессой одного порядка: событийно-информационная база в них была сведена к минимуму, а ценность изданиям сообщали солидные научные или научно-популярные материалы.

Частная печать, которая, наконец, появляется, в основном носит торгово-промышленный характер, отвечает потребностям сибирского купца в скорой информации по справочным вопросам. «Сибирский листок объявлений» и «Сибирская торговая газета» схожи по направленности с «Сибирским листком», начавшим издаваться с 1890 года в Тобольске. «Сибирскому листку», как и «Сибирскому листку объявлений», не удается выйти с расширенной программой, и долгие годы издание лавировало в рамках узкой тематики. В период до расширения программы (1902) в «Сибирском листке» было опубликовано немало солидных работ по экономике края, обзору состояния промышленности, Тобольскому северу, переселенческому вопросу. Сотрудниками газетыбыли Мамин-Сибиряк, Ядринцев, Потанин, Грабовский, Скалозубов.

Журналист Тобольской губернии во 2 пол. XX века – это чиновник, учитель, бывший политический ссыльный, бескорыстно и с энтузиазмом занимающийся краеведением, организацией экспедиций, народных аудиторий и Домов трудолюбия, больниц, школ, музеев и библиотек, он тесно сотрудничает с купеческим сословием, т.к. оно, заинтересованное в печатном слове, выступает в роли просветителя и мецената, берет на себя обязанность издавать и непосредственно участвовать в процессе создания журналистики края.

Глава 4. Периодика Тобольской губернии начала XX века

За неполных два десятка лет русские газеты и журналы пережили события русско-японской войны (1904–1905), революцию 1905 года, последовавшие за ней годы реакции, общественный подъем 1910–1912 гг., начавшуюся в 1914 году первую мировую войну, февральскую революцию 1917 года.

В начале XX века сибирское общество ожидает либеральных реформ, которые могли бы подарить ему долгожданное земство, местное самоуправление, выступает за решение «проклятых сибирских» вопросов (уголовная ссылка, реформа суда, переселение и пр.). В этот период в губернию присылают новую волну политических ссыльных, уже не народников, а большевиков, оказывавших на местную прессу и общество до периода реакции наибольшее влияние. С другой стороны – развиваются капиталистические отношения, наблюдается общий рост городов, происходит оживление промышленности, активизируется частная инициатива.

Тематика и проблематика тобольской газеты «Сибирский листок» (1890–1919)

На сегодняшний день история издания «Сибирского листка» наиболее полно изложена В. Белобородовым[99], также к истории газеты обращалась Е.Н. Коновалова[100] и Ю.Л. Мандрика[101].

К началу издания «Сибирского листка» в Сибири и Тобольской губернии был накоплен опыт по изданию ведомственной литературы, официальной периодики и даже частной газеты. Г.Н. Потанин в статье, посвященной 10-летнему юбилею газеты «Сибирь» («Восточное обозрение», 1883), писал о необходимости развивать провинциальную частную прессу ивыражал надежду на открытие новых газет в городах Западной Сибири: «Отчего бы, например, не иметь своей газеты торговой и промышленной Тюмени илибольшому Омску?»[102]. Областники изначально видели в «Сибирском листке» «запасной аэродром», в случае, если иркутское «Восточное обозрение» прикроют[103].

Все издание «Сибирского листка можно разделить на два больших периода, общим у которых является постоянное присутствие ссыльных сотрудников. Они определяли направленность издания, что отчасти влияло на сложные отношения с цензурой. У истоков газеты стояли А.А. Зубковский, ссыльный интеллигент, и давший деньги на издание первый редактор-издатель, привлекавшийся за хранение запрещенной литературы «Земли и воли», тобольский купец А.А. Сыромятников.

Первый период истории «Сибирского листка» (1890–1900) связан с развитием экономических тем, освоением тобольского севера. Сквозь описание, исследование края, обозначение проблем экономики пробивается желание принять участие в общественной жизни – это подтверждают передовые статьи, написанные до начала века. Они дают представление о внутренней позиции редакции, о ее стремлении участвовать в общественной жизни. В январе 1897 года В.Ф. Костюрин публикует статью «Несколько слов нашим читателям и сотрудникам»[104]. Здесь, признавая проблемы издания (узость программы, невысокий с середины 1890-х гг. уровень материалов, безденежье), он проводит четкий водораздел жизни «Сибирского листка»: до и после того, как «он перешел в наши руки». Костюрин заявляет, что сотрудники смотрят на газету «как на обязательную для себя общественную работу» и определяет цель редакции – «создать силу общественного мнения, сплотить местную интеллигенцию для дружной, солидарной общественной работы». Несмотря на высокие идеалы демократической журналистики, автор не выстраивает вертикали Учитель-журналист – Ученик-читатель, а пытается уровнять позиции «маленького человека» и сотрудника издания. «Сибирский листок» в этот период как раз начинает приобретать вид городской газеты, сужает предмет своего интереса с экономики всей Тобольской губернии и Сибири до дел маленького небогатого провинциального городка, постоянно комплексующего из-за своей отсталости, грезящего о былом величии. Одновременно сфера интересов расширяется: редакцию волнует весь срез городской жизни, от хроники местных событий до социальных и политических проблем. В публикациях издания появляется сквозной персонаж - горожанин-обыватель, особенно часто становящийся героем фельетонов М.Н. Костюриной. Таким образом, в статье выстраиваются отношения между местной интеллигенцией, представляющей ядро общественной инициативы, и мещанином-обывателем, ради улучшения жизни которого и призваны работать первые: «Хотелось бы сделать местную газету потребностью «маленького человека», чтобы он видел и чувствовал, что его интересы не забываются, что и они имеют свое общественное значение, чтобы и у него явилось желание и потребность прибегать к прессе». В таком видении журналистских задач отражаются не только отношения равенства, но и внутреннее служение.

За первый период издания «Сибирского листка» складывается сеть корреспондентов (А.А. Крылов, Е.В. Кузнецов, М.С. Знаменский, барнаулец Штильке, И.Я. Словцов, П.М. Головачев и др.), появляются именитые сотрудники газеты (Мамин-Сибиряк, Ядринцев, Грабовский, Скалозубов, Подревский, Мамеев).

В письмах постоянного сотрудника редакции М.Н. Емельяновой-Костюриной уже в 1893 году звучит мысль о том, что необходимо взять издание в свои руки, изменив при этом редакционную политику, расширив программу[105]. Неудачи издания, частая смена редакторов, экономический неуспех и пр. вынуждают активных и влиятельных журналистов, чету Виктора Федоровича и Марию Николаевну Костюриных, взяться за издание газеты самостоятельно. В 1900 году Мария Николаевна официально становится редактором-издательницей «Сибирского листка», чем знаменуется начало второго периода издания, и остается на своем посту вплоть до закрытия газеты, до 1919 года.

Размах и глубину, возможность влиять на местное общество «Сибирский листок» получил в начале XX века, когда его программа была, наконец, расширена. М.Н. Костюрина, жена политического ссыльного, сама член народовольческой организации, слушательница Высших женских курсов, имела опыт революционной работы по организации нелегальной типографии. Однако идейно-политическая позиция редакции обнаруживает скорее уклон в областнические идеи, чем собственно революционно-демократические (исключая период революционного подъема в 1905–1907 гг.). Уже в 1890-е гг. Г.Н. Потанин жаловался, что из-за нежелания сибиряков участвовать в создании собственной печати пришлые политические ссыльные захватывают редакции, не отстаивают местные интересы, привносят в сибирское общество чуждые идеи. Но упреки Потанина не могли относиться к В.Ф. Костюрину, который, как многие приезжие, с успехом адаптировался в Тобольске, вместе с женой-сибирячкой занимался краеведением и общественной деятельностью и являлся, по признанию многих, фактическим редактором газеты. Идеи журналистского служения и создания «самодеятельного» общества, которые лейтмотивом проходят через всю публицистику Костюриных, возникают в русской журналистике в 1860-е гг. XIX века в среде демократической интеллигенции. Костюрины в начале становления политических идей находились как раз под влиянием народников, которые, в свою очередь, способствовали возникновению сибирского землячества и идей областнического, местного движения.

М.Н. Костюрина посещала собрания сибирского землячества в Петербурге, и идеи создания местной печати были ей хорошо знакомы. «Сибирский листок» на протяжении всего существования поддерживала личные и деловые отношения с областниками, испытывала влияние их взглядов.

Откликнувшись в 1894 году на смерть Н.М. Ядринцева, М.Н. Костюрина в статье, посвященной судьбе и творчеству знаменитого сибиряка, вспоминала о последней встрече. По ее словам, незадолго до своей смерти он посетил редакцию «Сибирского листка», обещая свое сотрудничество, но, как оказалось, прощался со всеми. Вспоминая о Н.М. Ядринцеве в статье 1900 года[106], Костюрина создает парный образ «отцов сибирской жизни и сибирской журналистики», то есть областников и их последователей, «сибиряков-детей», современных общественных деятелей. В конце статьи М.Н. Костюрина предлагает «детям» символически увековечить память учителя, отца-Ядринцева (дать возможность высшего образования женщинам-сибирячкам, открыть общесибирский отдел РГО, устраивать литературные вечера в память о нем). Таким образом, она признавала свое поколение вторичным, поколением детей, которые, по ее характеристике, менее талантливы, менее масштабны, но и более многочисленны. Их «сотни», и все они – «культурные работники» Сибири, вступившей «твердой ногой на путь прогресса».

С начала века в газете публикуют материалы Г.Н. Потанина, чья общественная деятельность особенно активно разворачивается после смерти друга и верного соратника Н.М. Ядринцева. В 1907 году здесь печатают его статью «Будущее сибирской областнической тенденции»[107]. В ней Потанин высказывает мысль об административной и экономической децентрализации и создании областной сибирской думы. Эти идеи многократно поднимают публицисты «Сибирского листка» – М. Костюрина, В. Костюрин, Н. Скалозубов и др. Связи с областниками и их идеями обнаруживаются не только в личных контактах, цитировании или прямой публикации трудов. Костюрины с журналистской работой сочетали активное участие в создании губернского музея (причем создан он был по общественной инициативе, а не по распоряжению администрации), являлись постоянными сотрудниками «Ежегодника Тобольского губернского музея». Таким образом, краеведческая исследовательская деятельность также была частью их общественной работы на благо изучения Сибири.

Сквозь тернии предварительной цензуры, многочисленные ходатайства, прошения редактору-издательнице удалось официально (с 1903 года) сделать газету общественно-политической. Сегодня у исследователей нет единого мнения о характере политических взглядов редакции «Сибирского листка». В. Белобородов считает, что назвать издание демократическим было бы ошибочным, скорее, оно либеральное, а Е.Н. Коновалова полагает, что газета находилась под влиянием социал-демократов.

Большинство изданий Тобольской губернии, за исключением периода 1905–1907 годов, были либеральными, не имели четко выраженных политических взглядов, чем и отличались даже от соседних Омска, Томска, не говоря о Восточной Сибири. Интересен в связи с этим комментарий редакции «Сибирского листка» к письму депутата IIГосударственной Думы В. Колокольникова (1907)[108]. В письме депутат сетует на преследования правительства и нежелание ярких представителей партий участвовать в работе Думы, ставит вопрос о возможном ее бойкотировании или поддержке партии кадетов. В «Примечании редакции» же четко дается понять, что политические партии не могут определять интересы края, наоборот, только «сибирская группа» в Думе способна получить поддержку местных общественных сил и отстоять «территориальные интересы». Областнический, территориальный, краевой взгляд на государственноезаконотворчество оказывался доминирующим в редакции, о чем свидетельствуют постоянные отчеты или, как их принято было маркировать в газете, «письма депутатов».

Итак, депутаты в «Сибирском листке» передавали все подробности работы «сибирской группы» в Думе (всех созывов), в частности, их интересовали налоги на традиционные промыслы, проекты в области переселенческого дела, земского управления и пр. Тон писем –разъясняющий, то отеческий, благожелательный, то дружеский, «земляческий». Депутаты, как следует из «писем», «хлопотали» о благоустройстве Сибири, вникали во все детали, разъясняли читателям сложные вопросы – «чисто местные мелочные сибирские дела». Большая политика, общероссийские проблемы отходили на задний план под натиском местных сибирских нужд.

Таким образом, газета была не просто либеральной, в ней на всех уровнях подчеркивались связи с областниками и их идеями, и демократические настроения, свойственные позиции редакции,имели скорее областническое, чем социал-демократическое происхождение. Связи эти обнаруживаются и в публицистике наиболее ярких авторов «Сибирского листка». М.Н. Костюрина, расширив программу издания, перенесла в свои фельетоны (под типичным для провинциальных изданий названием «Злоба дня захолустья») обсуждение сиюминутных и злободневных вопросов жизни города. В темах, ею поднимаемых, героях, постоянных сюжетах слышна перекличка с традиционными темами областников.

Журналистка вфельетонах «Злоба дня захолустья» создает образ городского обывателя, тоболяка, всецело озабоченного своим мироустройством. Этот герой – мещанка или мещанин, домовладелец,работающий, имеющий семью человек, который на улице, дома или в гостях обсуждает новости, судачит о городских событиях, жалуется на беды. Жизнь провинциального сибирского города предстает во всех ипостасях, живописуются городские дороги, дома, рассказывается об особенностях местной еды, развлечений, о ритме работы, возможностях образования. Тобольские мещане ведут неторопливый, размеренный, дремотный образ жизни, в котором нет места кипучей общественной деятельности. Так, в одном из фельетонов событием становятся нашедшиеся шубы – факт невиданный, который, по словам рассказчика, могут оценить только тоболяки. Приземленность нравов проявляется в способах развлечения: на масленице едят блины «с чувством, с толком, расстановкой»,и так, и эдак, в общем, вкусно и долго, целиком сосредотачиваясь на процессе, но не от особого гурманства, а от безделья, невозможности занять ум и сердце[109].

Герой фельетона, обыватель, непременно начинает разговор с тоскливого «Прозябание наше не жизнь, одна грусть!». «Захолустье» – это не провинция, а состояние общества, которое себя не осознает единым целым. Обыватель не действует, а беспрерывно жалуется, сетует, многоречиво сокрушается («горегорькие мы»).

К наиболее часто обсуждаемой, «излюбленной» теме фельетонов относится отсутствие железной дороги, связывающей Тобольск с другими сибирскими городами. Здесь чувствуется и обида на имеющую «дороги» Тюмень, давно перегнавшую древний град в экономическом развитии, в социальном престиже («к губернскому-то городу проезда нет, – слыханное ли дело?»). То же относится и к дорогам городским, которые также пребывают в упадке, делают город неухоженным, неудобным. Но есть и надежда на изменение, очеловечивание городского пространства, всецело подчиненного природным силам («никакая другая местность не зависит так от стихии»). «Медвежий угол», захолустье, которым представал Тобольск в фельетонах, был уменьшенной копией проблем сибирского бездорожья и экономической отсталости.

Другая, часто поднимаемая тема фельетонов – отсутствие женской гимназии. М.Н Костюрину, несомненно, волновала проблема женского образования, к тому же в Сибири женщины часто занимались общественной, организаторской деятельностью, работали в паре с мужьями (чему примером была сама публицистка). В фельетонах желание иметь женскую гимназию часто обыгрывается анекдотически: то обыватели обсуждают небывалый «урожай на девочек», то свершившееся событие (открытие гимназии) умаляется ничтожным поводом – личной необходимостью жены тобольского губернатора дать образование своим шестерым дочерям. Колкая ирония автора по поводу случайных, а не законных, не целенаправленных преобразований в захолустном крае подытоживает многолетнее мытарство тоболяков, не имеющее отдачи журналистское служение.

В фельетонах М.Н. Костюриной в игровой форме поднимаются злободневные вопросы, обсуждение которых могло бы способствовать планомерному развитию края: выборы в Думу и активность сибиряков, продвигающих собственные, краевые интересы; возможность появления женщин-депутаток, самой Женской думы («только пустите!»). Война, политизация общества – множество вопросов, решение которых было бы невозможно без участия общественной инициативы.

В начале 1913 года М.Н. Костюрина публикует «Святочный сон» – своеобразную утопию, в которой рисуется идеальное будущее Тобольска 1950-го года[110]. Если в фельетонах журналистка фиксирует внимание на всех болевых точках в микрокосме города, то в «Святочном сне» эти проблемы преодолены, город предстает в «избыточном» состоянии, он полон достоинства, комфортен. Маршрут престарелой рассказчицы, живущей в будущем, начинается с освещенной тобольской улицы, она движется по узнаваемым, но преображенным местам (на мысу у Белого дома поднимается за пять копеек на лифте). И лифт, и превосходные городские дороги в будущем Тобольске сделаны, «как помнится», местными, получившими образование в Сибири, инженерами. Дамба, цветники и огороды, Народный дом, Дом трудолюбия, благотворительные учреждения, нагорные бани, железнодорожный вокзал – все узнаваемо во «Сне» и одновременно является планом-максимумом практического градоустройства. Улучшением городской местности череда изменений не заканчивается, в Тобольске «бьет ключом» общественная жизнь: «широкие общественные и общегосударственные интересы затопили и снесли навек мертвую протухлость прежнего болота с его картами, пьянством, пошлыми сплетнями и апатией ко всему на свете». Меняются и местные жители, они не прежние обыватели. Рассказчица едет на встречу с женщинами-депутатками, работающими в сибирской областной Думе.

В «Святочном сне» сбываются все надежды областников, «сибирских патриотов», и самодостаточное местное общество из «Сна», живущее в условиях административной и политической децентрализации, является тем самым единственно верным способом развития Сибири. Можно сказать, что в целом работа публицистов «Сибирского листка» была воплощением «местной самодеятельности».

Обилие социальным проблем и нужд города позволяет журналистам назвать его «самым бедным из всех сибирских губернских городов». Сравнивая Тобольск прежде всего с Томском, Иркутском, Омском и другими крупными губернскими городами, сотрудники редакции всегда приходят к неутешительному выводу: город стоит на месте, а его дарованные историей заслуги, старшинство – повод для насмешки, горькой обиды и разочарования. Так, в одном из фельетонов, обыватель, узнав случайно об общей стоимости Тобольска – около двух миллионов рублей, удивляется, как такой хлам и старье может чего-нибудь стоить: «Поверите ли, все только о том и думают, как бы отсюда удрать поскорее, так и вопиют, как сестры Чехова: «В Москву, в Москву!» <…> да, пожалуй, еще в Питер и за границу едут, но громадное большинство деревне рады, так бы вот и полетел, как птица, ведь уж надо сознаться – яма у нас батенька, не город, а его еще в два миллиона оценить вздумали!»[111]. Городскими анекдотами обрастают случаи, когда администрация, не обеспечивая жителей услугами ассенизаторов, штрафует домовладельцев за выгребные ямы, горожанка грозится прилюдно убить своих детей, так как их негде учить и т.д.

В большом фельетоне «XX век» (1901) автор создает образ Сибири – расцветшей повзрослевшей женщины, бывшей падчерицы. Тобольск на фоне «старых и молодых городов Сибири», приветствующих Сибирь в XX веке, – «дряхлый дедушка», на что-то еще надеющийся, «шамкающий» привет. Горечь и надежда тесно сплетаются: «что значит один век для города, прожившего три века, похоронившего свое величие и славу, обнищавшего, дряхлого, пришедшего в полный упадок, но вестница небес Надежда машет и над ним крыльями, пролетая мимо». Далее в фельетоне разворачивается воображаемый диалог между «робинзонами», потерянными тоболяками, и «экспедицией», в котором ведется счет всем преобразованиям, совершенным за три столетия. Оказывается, что железной дороги так и нет, телеграфа тоже («до нас проведен, а дальше в полуночные страны еще не провели, потому самоеды ладно так и живут»), нет уличного освещения, но есть надежда выиграть в лотерее. Для редакции так и остается вопросом: сможет ли в новом веке Тобольск возродиться, станет ли он передовым сибирским городом или останется сибирской провинцией, провинцией в квадрате?

Костюрина, коренная сибирячка, несомненно, гордилась своей родиной и любила Тобольск. В своих воспоминаниях («Молодые годы») она рассказывает, что с трепетом ждала, какое впечатление произведет ее родной край на арестованных с нею и едущих на поселение в Сибирь друзей: «Смотрите-ка, это совсем, как у нас!» – говорят южане». Первое впечатление в пользу Сибири, чем я очень довольна»[112]. Голубое небо и яркое солнце, «как у южан» – и преодолен миф о неприветливой и холодной Сибири. Журналистская язвительность, эмоциональность, горечь, обида за Тобольск заставляли редакцию «Сибирского листка» с большой критичностью относится к былому величию города. Но именно постоянное указание на его особый статус, избранное историей положение в ряду других сибирских городов давало сотрудникам газеты надежду на преображение стоячего административного болота в процветающий благодатный край.

Уникальность «Сибирского листка», его долгой и плодотворной жизни, в том, что частное издание сумело выстоять в самые трудные периоды – и во время узкой программы, и во время жесткой цензуры, и после 1907 года. Газета сохранила себя, держась и при большевиках, всегда имея ясные цели и взгляды, которые можно назвать либерально-демократическими. Также газету отличала высокая незапятнанная репутация, уважение и интерес тобольского общества к ней. При этом «Сибирский листок» – типичная сибирская газета, история основания и долгой жизни связана которой с именами ссыльных.

Дата добавления: 2014-12-27