Социология личности преступника. 2 страница

Ретритизм представляет собой отказ от социальных целей и от борьбы за их осуществление. Ретритист – изолированный тип (наркоман, бродяга), который «выпадает» из общества, отказывается от борьбы за «место под солнцем».

Бунт понимается как активное неприятие социальных ценностей и целей и борьба с ними.

Выделяют следующие формы девиации:

- преступления – крайняя форма девиации;

- преступления без жертв (самоубийства, пьянство, сексуальная неразборчивость, про-ституция) – действия, от которых негативные последствия испытывает сам субъект действия;

- отклонения, не противоречащие праву – «благопристойное» поведение, но в отноше-нии к «должному» оценивается как вредное, странное, бесполезное, словом, ненормаль-ное.

Отклонениями, не противоречащими праву, являются:

аутизм – затруднение социальных контактов, замкнутость;

нарцистизм – демонстративное, эпатажное поведение;

фанатизм – следствие односторонности личности, слепая приверженность какой-то идее или личности;

азартные игры (Юридическая социология / Под ред. В.А. Глазырина. М., 2000. С. 181.).

Таким образом, девиация является неизбежным спутником существования общества и одно из условий его развития.

2.2. Социология правонарушения

Социология преступности занимается:

1) изучением преступных субкультур;

2) изучением социального состава преступников;

3) прогнозированием и выявлением тенденций развития преступности в обществе;

4) изучением виктимологических аспектов.

Социологическое понимание правонарушения характеризуется,

во-первых, многомерным подходом;

во-вторых, учетом позитивной и негативной роли правонарушений;

в-третьих, расширенным понятием преступления за счет включения в него понятия фактического преступления и понятия теневой преступности (Юридическая социология / Под ред. В.А. Глазырина. М., 2000. С. 227-231.).

Многомерность социологического понимания преступления заключается в том, что преступление может рассматриваться:

1) как социальная боль общества;

2) стремление одних подражать другим;

3) результат влияния окружающей среды;

4) разновидность действия, которое каждый совершает как минимум один раз в жизни;

5) вид девиации;

6) образ жизни;

7) наиболее быстрый способ обогащения и прихода к власти;

8) форма социального протеста;

9) форма насилия;

10) прелюдия реформ;

11) способ создания первоначального капитала;

12) бизнес или профессиональная деятельность, и так далее.

Учет позитивных и негативных моментов преступления заключается в признании того факта, что преступление не может рассматриваться только как негативное общест-венное явление.

К позитивным Э. Дюркгейм относит следующие моменты преступления (Дюркгейм Э. Норма и патология / Э. Дюркгейм // Социология преступности. М., 1966. С. 40-43.):

во-первых, преступление усиливает остроту переживаний человека, что, в свою очередь, способствует формированию более сложной и совершенной структуры общественного сознания;

во-вторых, преступление разрушает мораль. Однако мораль не должна быть чрезмерно стабильной, застывшей, иначе она разрушает общество. В этом смысле преступление – предчувствие морали будущего;

в-третьих, преступление для определенной категории лиц является эффективным средством получения материальных благ и влияния. Оно резко сокращает необходимые для реализации этих целей сроки, предусмотренные законом;

в-четвертых, первоначальное накопление капитала всегда шло через правонаруше-ние;

в-пятых, преступление формирует людей дерзких, жестких, так называемых «сильных личностей»;

в-шестых, в преступлении индивид получает возможность самовыражения. Например, отмечена тенденция: маньяки самовыражаются путем убийств-головоломок;

в-седьмых, преступность показывает наличие путей, открытых для перемен, а в ряде случаев прямо эти перемены готовит.

С точки зрения Э. Ферри, преступность высвечивает болевые проблемы общества и помогает выработать пути их излечения (Ферри Э. Уголовная социология / Э. Ферри. М., 2005. С. 108-109.).

Пик негативной роли преступления приходится на период стабильного развития общества, а позитивный эффект наиболее очевиден в переходный период к иному типу общества, другой правовой доктрине, новой системе законодательства.

Социология права раскрывает урегулированную правом и теневую, не урегулирован-ную правом сторону юридической материи. Тем самым она расширяет понятие «преступления», доводит его до логического завершения. М.И. Ковалев справедливо отмечал, что «сущность преступления надо искать вне права».

Под фактическим преступлением понимают насильственные действия индивидов, которые обрекают людей на нужду и бедствия, психические и физические страдания или преждевременную смерть, разрушающие мораль, но в действующей правовой системе не значащиеся (Юридическая социология / Под ред. В.А. Глазырина. М., 2000. С. 230.). Это – внеправовые явления с точки зрения юриспруденции. Правовая нейтральность фактических преступлений объяс-няется тем, что законодательство, в конечном счете, закрепляет угодный господствующей группе (классу) правовой порядок. Вследствие чего новые формирующиеся классы не могут возникнуть иначе, чем через фактическое преступление, т.е. через форму насилия, не урегулированную правом (внеправовую), которую недопустимо смешивать с неправо-вой (антиправовой).

В историческом смысле фактические преступления служат и будут служить средством первоначального классообразования. Фактические преступления значительно подрывают правопорядок, но игнорируются статистикой, юриспруденцией и политикой. Социология права, введя такое понятие, ставит вопрос о преступности в полном объеме. К фактическим преступлениям относятся, например, анонимное насилие, репрессии, теневая экономика.

Анонимное насилие встречается в случае, например, когда происходит манипулиро-вание статусом народного депутата для освобождения от юридической ответственности за правонарушения, когда судья или прокурор по своему усмотрению освобождает от ответственности, смягчает или ужесточает ответственность.

Репрессии характеризуются следующими моментами (Юридическая социология / Под ред. В.А. Глазырина. М., 2000. С. 233-234.). Они осуществляются чиновниками очень высокого ранга. В силу правовой неурегулированности, молчания законодателя отсутствуют основания для юридической ответственности виновных. Репрессии всегда осуществляются под прикры-тием государства, его идеологии. Для репрессий необходимо полное доверие или апатия народа по отношению к руководству страной. Репрессии подавались широкому кругу лиц как справедливые действия, выполненные с соблюдением всех законных требований. Они осуществляются скрыто, на основании секретных распоряжений. В репрессиях нет орга-низованного и концентрированного насилия. В противовес им государственная власть – всегда концентрированное, официально оформленное и организованное насилие.

Репрессии выводятся из поля юрисдикции и не подлежат судебному разбирательству. Они осуществляются специальными группами расправы, не предусмотренными законом, «чужими руками», случайными людьми, а не юристами-профессионалами. Так, Сталин в своей телеграмме (не нормативном правовом акте!) требовал создавать особые «тройки», состоящие из особо уполномоченного ЦК, председателя облисполкома и первого секретаря обкома, т.е. людей, далеких от правовой организации. Именно они наделялись правом по своему усмотрению устанавливать без суда и следствия произвольную квоту лиц, которых необходимо было ликвидировать. Жертвы репрессий всегда невинны, но представляют явную или потенциальную угрозу господству руководителя довольно высокого ранга. Основанием для расправы служили ложные доносы, произвольное тайное указание. Создается особый режим содержания репрессированных с изощренными физии-ческими расправами. Реабилитация репрессированных осуществляется тайно. Отсутствуют или скрыты документы, отражающие дела репрессированных.

Некоторые социологи (например, В.А. Глазырин) квалифицируют репрессии как фактические политические преступления, потому что они прикрываются авторитетом господствующей политической идеологии, осуществляются на основе субъективного произвола известных политических деятелей, подкрепляются весом должности и расплывчатыми формулировками о ее компетенции, под прикрытием государства. Этим фактические политические преступления в корне отличаются от юридической полити-ческой преступности.

Другие ученые (например, В.В. Лунеев) считают репрессии просто фактическими преступлениями, поскольку «политические мотивации не могут быть криминализиро-ваны» (Лунеев В.В. Политическая преступность / В.В. Лунеев // Государство и право. 1994. № 7. С. 107-108.).

Следующим понятием, расширяющим поле преступления, является понятие «теневая экономика». В юриспруденции под ней чаще всего понимается:

1) неофициальная экономика, в первую очередь разрешенные виды экономической деятельности, в рамках которых имеют место не учитываемые официальной ста-тистикой производство услуг, товаров, сокрытие этой деятельности от налого-обложения;

2) подпольные, запрещенные законом формы производственной деятельности;

3) фиктивная экономика – приписки, нарушения отчетности, отклонения от установ-ленных норм, позволяющие получить нетрудовой доход и другое (Кузнецова Т. Некоторые аспекты исследования неформальной экономики в России / Вопросы экономики. 1998. № 3. С. 38-41; Исправников В.О. Теневой капитал: конфисковывать или инвестировать? / Т. Кузнецова // Экономика и жизнь. 1996. № 24. С. 24-30.).

По сути, в юриспруденции утвердился ложный стереотип, согласно которому теневая экономика отождествляется с экономической, хозяйственной преступностью. Социология права считает, что теневая экономика имеет внеправовую природу. Это – не экономика в собственном смысле слова, а такие способы изъятия у людей уже созданного матери-ального продукта, методы тайного присвоения богатств, которые причиняют вред гражданам.

В основе теневой экономики лежит «закон тотального присвоения» со стороны руко-водителей. И в силу правовой нейтральности такие деяния относятся к разряду факти-ческих преступлений. К насилию в теневой экономике относят:

• расхищение государственного имущества под благовидными предлогами за рамка-ми юридического преследования (продажа государственных дач за бесценок);

• систематические дарения, конвертные выплаты от имени трудового коллектива;

• присвоение, захват земель вне рамок юридического преследования;

• создание искусственного дефицита товаров;

• насильственное переселение людей;

• произвольное повышение цен, произвольное удержание заработной платы и рабо-чей силы на низком уровне;

• задержки выплаты зарплаты;

• неоплаченные госзаймы у населения и прочие злоупотребления власть имущих вне рамок правового запрета.

К слову, отсутствие четкого и прозрачного законодательства в новых социально-экономических условиях привело к тому, что примерно 40 % всех денег в стране «крутятся» в теневой экономике.

Важным для социологического исследования представляется выявление двух факто-ров преступности: личностного, когда изучается направленность и происхождение личности преступника, социализация, окружающая среда, образование, профессия, возраст и иное; социального, ситуативного, когда изучаются социальные условия, когда выясняется, способствуют ли они удовлетворению базовых потребностей личности.

Немаловажная задача социологии права состоит в прогнозировании и выявлении тенденций развития преступности в обществе.

Основные тенденции развития преступности а современном обществе, по мнению О. В. Степанова и П. С. Самыгина, таковы:

1) рост преступности и ее структурные сдвиги в сторону увеличения тяжких и общественно опасных преступлений;

2) возрастание корыстной направленности преступлений;

3) интеллектуализация и профессионализм преступников;

4) рост организованной преступности;

5) образование нелегальных организаций, взявших на себя функции правоохрани-тельных органов;

6) углубление связей организованной преступности с властными структурами;

7) рост рецидивной преступности (Степанов О.В. Социология права / О.В. Степанов, П.С. Самыгин. Ростов н/Д, 2006. С. 216-222.).

Вопрос 3: Социологические теории преступности

В современной социологии преступности принято выделять следующие направления:

- биологическое;

- психологическое;

- социологическое;

- культурологическое;

- конфликтологическое.

Следует отметить, что в настоящее время существует множество радикальных теорий, отрицающих традиционную социологию и криминологию. Отметим, что в современной социологии права, в том числе отечественной, идет осмысление накопленного ею опыта исследования преступности, что способствует формированию перспективной в теорети-ческом и практическом плане отрасли социологии с междисциплинарной значимостью.

Риторическим является вопрос соотношения биологического и социального в объяс-нении причин преступности. В разное время он решался по-разному. Часть ученых исходит из аксиомы, что социальное начало в любом сознательном поведении превалирует, глубоко переплетаясь с биологическими элементами функционирования человеческого организма, другая часть – наоборот. Так что выбор позиции – дело индивидуальное. Биологический и социальный подходы могут служить для того, чтобы идентифицировать некоторые личностные характеристики, которые при заданных особых условиях социализации (воспитания и опыта) предрасполагают определенных индивидов к размышлениям о преступных действиях.

Среди теорий биологического и психологического направления следует указать такие как:

- биологическая теория (Ч. Ломброзо, У. X. Шелдон);

- теория психоанализа (3. Фрейд);

- теория нейтрализации или теория психологической самозащиты преступников (Сайкс, Матз).

В конце XIX – начале XX в. были распространены биологические и психологические трактовки причин преступности. Ч. Ломброзо видел прямую связь между преступным поведением и биологическими особенностями человека. Он считал, что «криминальный тип», т.е. лица с выступающей нижней челюстью, реденькой бородкой и пониженной чувствительностью к боли, выступают результатом деградации к более ранним стадиям человеческой эволюции. У. X. Шелдон также считал, что конституция тела определяет черты характера, и выявлял соответствующие типы (эндоморф, мезоморф, эктоморф).

В начале XX в. биологические теории преступности уступили место другим концепциям.

Социологическое направление связывает изучение социальной природы преступ-ности, ее появление и развитие преступности со следующими моментами: с уровнем функционирования социальных институтов; с наличием возможностей для самореализации индивидов в обществе; с проблемой доступности культурных ценностей и общественных благ для достижения поставленных целей; со степенью защиты прав человека в обществе; с социализацией и другими моментами. Общий вклад социологических теорий преступности двояк. С одной стороны, эти теории правильно подчеркивают прямую связь между криминальным и «респективным» поведением. С другой стороны, почти во всех теориях особо отмечается «контекстуальный» элемент совершения преступления. Таким образом, на вероятность совершения преступления в основном воздействуют социальные нормы и социальная ситуация.

Выделяют следующие социологические теории преступности:

- теория социальной дезорганизации (Р. Парк, Э. Берджест, Р. Маккензи);

- теория аномии (Э. Дюркгейм, Р. Мертон);

- теория стигмации или наклеивания ярлыков (Ф. Таненбаум, Ф, Зак, Э. Лемерт, Г. Тард);

- теория факторного анализа преступности (Э. Ферри, Ф. Лист, А. Кетле);

- закон насыщения преступностью (Э. Ферри, Ф. Лист, Э. Шур);

- монистическая теория (А. Жоли, А. Принс, В. Бонгер);

- теория правонарушении как конфликта и другие.

Отметим, что предложенные теории отнюдь не исчерпывают всех имеющихся положений и подходов к пониманию преступности, а предложенная систематизация теорий преступности является далеко не единственной.

Теория социальной дезорганизации (А. Коэн, Э. Дюркгейм) выявила связь между видом преступления и местом его совершения и разработала классификацию различных зон и районов города, согласно которой: наиболее делинквентной является центральная часть города, а самая низкая преступность наблюдается в жилых районах, за исключением кварталов, где живут бедняки и эмигранты; мелкие преступления против собственности концентрируются вблизи места жительства преступника, а серьезные – на расстоянии.

Развернутое социологическое объяснение девиации (и преступности в том числе) дается в теории аномии. Э. Дюркгейм, введший понятие аномии, изучал социально-экономический аспект социальной дезорганизации. Позднее Р. Мертон продолжил его работу, акцентируя внимание на социальном и социально-психологическом аспектах аномии. Э. Дюркгейм подчеркивал, что поскольку в обществе постоянно присутствуют источники, порождающие преступность, то она будет вечным спутником развития общества. Причины преступности, согласно Э. Дюркгейму, заключаются в следующих противоречиях:

1) между ценностями и социокультурными нормами, господствующими в обществе;

2) между целями и социально одобряемыми средствами их достижения, т.е. между интересами и потребностями, с одной стороны, и невозможностью их реализации никакими иными путями, кроме как девиантными, с другой стороны.

Э. Дюркгейм под аномией понимал особое состояние общества, при котором отсутст-вует четкая непротиворечивая регуляция поведения индивидов, образуется нормативный вакуум, когда старые ценности и нормы уже не соответствуют реальным отношениям, а новые еще не утвердились. Это – состояние дезорганизации, разрушенности или ослаб-ленности социальных связей и нормативной системы общества (Дюркгейм Э. О разделении общественного труда / Э. Дюркгейм. Одесса, 1990. С. 293-294.)

Если Э. Дюркгейм рассматривал аномию как результат нестабильного, кризисного состояния общества, то Р. Мертон распространил это понятие и на стабильное, нормально функционирующее общество (Мертон Р. Социальная структура и аномия / Р. Мертон // Рубеж. 1992. № 2. С. 90-109.).

Он считал аномию такой же нормальной стадией в развитии общества, как и конформизм: в повседневной жизни существует множество конфликтующих (коллизион-ных) норм, которые ослабляют социальный контроль за поведением и подрывают предсказуемость поведения. Р. Мертон считал, что аномия есть следствие рассогласования между определяемыми средствами их достижения. При этом доступ к ценностям через законные средства открыт не всем и зависит от принадлежности индивида к той или иной социальной группе. Аномия, согласно Р. Мертону, появляется не от свободы выбора, а от невозможности многих индивидов следовать нормам, которые они не могут принять. Если человек не может честно заработать, чтоб удовлетворить свои базовые потребности, то он прибегает к девиантным способам.

Факторный анализ преступности (Э. Ферри, Ф. Лист, А. Кетле). Ф. Лист считал преступность порождением бедности. А. Кетле исходил из того, что общество в себе скрывает зародыши всех преступлений, поскольку именно в нем заключены их условия. В таком случае преступник лишь орудие реализации условий общества и социальных факторов. В силу этого стабильность преступности выступает фактором развития общества. Поэтому каждая общественно-экономическая формация производит определен-ное количество и определенные виды преступности.

Русскими дореволюционными пеналистами И.Я. Фойницким, Е.Н. Тарновским, С.К. Гогелем, М.Н. Гернетом и другими была разработана в основных чертах «теория факторов преступности». В ее рамках преступность рассматривается как социальное явление, обусловленное сложным комплексом социальных, правовых, экономических и других факторов.

Meтодологическую основу теории факторов преступности составляет позитивистская концепция множественности факторов общественного развития с характерным отказом от выделения основных, определяющих факторов (Лапаева В.В. Социология права / В.В. Лапаева. М., 2000. С. 143. 234).

Закон насыщения преступностью (Э. Ферри, Ф. Лист, Э. Шур). Условно говоря, на определенной территории не может существовать преступность выше определенного уровня, поскольку на этой территории не будет хватать средств для ее содержания. При «перенаселении», перенасыщении преступностью преступные сообщества и индивиды в конкурентной борьбе за места влияния начнут истреблять друг друга. Так называемый «закон Э. Ферри» или «закон насыщения преступностью» гласит: «Подобно тому, как определенное количество данного вещества растворяется только в определенном количе-стве воды при определенной температуре, точно также определенное число преступлений может быть совершено при определенных физических индивидуальных условиях» (Ферри Э. Уголовная социология / Э. Ферри. М., 2005. С. 347.).

Теория стигмации, т.е. наклеивания ярлыков (Ф. Таненбаум, Ф. Зак, Э. Лемерт, Г. Тард). В этой теории девиация рассматривается не как некий набор характеристик индивида или группы, а как процесс и результат процесса взаимодействия людей с отклонениями и людей без таковых. Те, кто представляет собой власть (в широком смысле) и те, кто может навязать свои моральные установки (учителя, начальники всех видов) «наклеивают ярлыки», т.е. дают свою оценку поступкам «подчиненных». Ярлыки формируют категории отклонений и таким образом выражают структуру власти в обществе. В такой системе нормы, по которым определяют отклонения, устанавливаются богатыми для бедных, старшими для младших, представителями большинства для меньшинства, и так далее.

Изначально имеется первичное отклонение поведения индивида от нормы. Потом, как только на человека навешен ярлык преступника, он уже заклеймен. Вероятнее всего, его так и будут оценивать в дальнейшем. Индивид принимает клеймо преступника и снова совершает криминальные действия (вторичное отклонение), тем самым увеличивая разрыв с ортодоксальной нормой. Г. Тард отмечал привыкание к преступному поведению и обучение преступной деятельности в процессе социализации. Процесс научения быть преступником усугубляется теми же организациями, чьей задачей является корректиро-вание отклоняющегося поведения (колониями, тюрьмами).

Теория стигмации исходит из того, что ни одно из действий не является изначально преступным. Даже убийство человека оценивается по-разному: за это в военное время дают медали, в мирное время лишают свободы. Определение, преступно ли деяние или нет, устанавливается людьми, наделенными властью, путем формирования законов и их интерпретации полицией, судами, исправительными учреждениями. Но навешивание ярлыков не происходит произвольно. Теория стигмации не объясняет причины, вызвав-шие первичное отклонение. Более того, вторичное отклонение не является неизбеж-ностью. Также недоказанной является способность ярлыков усиливать отклонение в поведении. Согласно данным статистики, именно подозрения окружающих, ближнего круги усиливают преступное поведение.

Г. Беккер отверг многие психологические и социологические объяснения девиации, потому что они основаны на «медицинской модели», согласно которой человек-девиант считается в некоторой степени «больным». По его убеждению, такие подходы не учитывали политического аспекта девиации. Г. Беккер считал, что девиация на деле обусловлена способностью влиятельных групп общества (законодателей, судей, врачей) навязывать другим определенные стандарты поведения. «С этой точки зрения девиация – не качество поступка, который совершает человек, а, скорее, следствие применения другими людьми правил и санкций против «нарушителя» (Волков Ю.Г. [и др.]. Социология / Ю.Г. Волков [и др.]. М., 2003. С. 352-353.).

Теория рационального выбора и ситуационной интерпретации преступления (Ф. Фини) дополняет теорию стигмации. Это – единственная теория, толкующая правонару-шение как преднамеренное и обдуманное действие. Все другие теории определяют правонарушение, скорее, как противодействие, как следствие влияния внешних факторов, а не как результат самостоятельного действия. Суть рационального выбора в толковании преступного поведения заключается в том, что люди сами выбирают преступление как средство достижения цели, а не принуждаются к этому внешними влияниями. Они просто оценивают ситуацию и осознают весь риск. Правда, есть криминальный тип, криминальная ментальность, когда, несмотря на риск быть пойманными, люди идут на правонарушение.

Исследования показывают, что значительная часть противозаконных действий, в частности, почти все мелкие правонарушения вроде краж без применения насилия, являются ситуативными действиями «дилетантов». Преступников-профессионалов не так уж много. Некоторые считают, что 70 % правонарушений совершаются под влиянием ситуативного фактора.

Ф. Фини провел исследование разбойных нападений в Калифорнии. Оказалось, что более половины разбойников заранее не планировали преступление, в котором обвиняя-лись. Еще треть сообщила о минимальном планировании, например, как найти сообщни-ка, где оставить угнанный автомобиль или где взять оружие. Такой план составлялся в день, когда совершалось преступление, нередко за несколько часов до него. Только 15 % преступников тщательно разрабатывали план, 9 % из них следовали привычке, установив-шейся раньше. Более 60 % преступников заявили, что перед совершением преступления даже не допускали мысли, что их могут поймать. Это убеждение имело основание: в выборку входил человек, совершивший к 26 годам более 1000 грабежей и только один раз осужденный. Российские исследователи, согласно результатам опросов, установили, что более 90,6 % осужденных не совершили бы преступление, если бы точно знали, что наказание, которое они понесли, будет неизбежным. 61 % опрошенных осужденных отметили, что именно строгость наказания способна удержать лицо от совершения преступления (Егоров В. Проблемы эффективности уголовного принуждения в современных условиях / В. Егоров. 2004. № 4. С. 83-85.).

Ситуативность преступлений против собственности показывает, насколько близки криминальные действия к нормальным повседневным решениям. Так, решение стянуть что-нибудь в магазине не слишком отличается от решения купить – фактически человек может сделать одно и другое за один поход в магазин.

Согласно культурологическому подходу, девиация возникает в результате конфлик-тов между нормами культуры (нормами, которым следует большинство) и нормами субкультур. У. Миллер утверждал, что существует ярко выраженная субкультура низшего слоя общества, одним из проявлений которой является групповая преступность, а также то, что здесь ценятся такие качества, как риск, выносливость, стремление к острым ощущениям, «везение». С точки зрения культурологического подхода девиация идентифи-цирует себя с субкультурой, нормы которой противоречат нормам доминирующей культуры. Но вопрос «Почему лишь немногие люди усваивают ценности девиантной субкультуры?», – остается без ответа. Некоторые исследователи отвечают, что преступ-ному поведению обучаются. Они подчеркивают, что важную роль в этом играют не контакты с безличными организациями, а повседневное общение. В этом суть теории дифференцированной ассоциации.

Теорию дифференцированной ассоциации и этнологии индивидуального преступления основал Э. X. Сатерленд в развитие идей Р. Мертона. Ее основные положения заключаются в следующем. В обществе имеется множество субкультур, часть из которых поощряет противозаконные действия, а часть – преследует. Индивид становится правонарушителем, когда входит в группу носителей преступных норм. Криминальное поведение чаще усваивается в процессе социализации в первичных группах, особенно среди сверстников. Преступники не отличаются от законопослушных граждан своими психологическими характеристиками. Просто противоправному поведе-нию они учатся так же, как и законопослушному. Оба вида поведения направлены на достижение одних и тех же целей и потребностей. Воры «делают деньги», как и все другие, но путем антизаконного «бизнеса». Противозаконные группировки возникают в тех районах, где шанс на успех законного бизнеса низок. В криминальных районах, где преступность стала образом жизни, субкультура преступных группировок помогает инди-виду пройти путь от детской кражи до профессионального преступного бизнеса. А. Коэн выделяет часть группировок, которые занимаются преступностью для демонстрации своего неприятия респектабельной жизни и в противовес господствующим ценностям (Коэн А. Отклоняющееся поведение и контроль за ним / А. Коэн // Американская социология. М., 1972.).

Дата добавления: 2015-04-24