ЛЕКЦИЯ: Введение и история 5 страница

– Фактически в этом была вся его жизнь, помимо лаборатории, – сказал Беррингер. Он был потрясен и убит. – Целые годы. И почему только так должно было случиться? – Это прозвучало как еще одно пустое эхо вопроса, который человечество задает уже миллионы лет. Можно иногда подумать, что люди и на свет-то рождаются только для того, чтобы задать его!

– Бог дал, бог взял, – сказал Финнерти.

Прикусив губы, Беррингер кивнул, и тут только до него стало доходить, кто проговорил эти слова. Его тупое круглое лицо медленно приняло подлое и угрожающее выражение.

– Ага, – сказал он, облизывая губы, – умница. А я уж чуть было не забыл о вас.

– А пожалуй, не следовало бы. Я поставил достаточную сумму денег на победителя.

– Постой-ка, Финнерти, – примиряюще заговорил Кронер, – давайте считать это вничью, а? Я хочу сказать, что в конце концов у парнишки есть основание для расстройства и…

– Вничью? Черта с два, – сказал Финнерти. – Пол разложил этого Шашиста Чарли как миленького.

– Мне кажется, я начинаю кое-что понимать, – с угрозой сказал Беррингер. Он ухватил Финнерти за отвороты пиджака. – Ты что, умник, сделал с Шашистом Чарли?

– Спроси у Бэйера. Его голова была рядом с моей. Бэйер, я сделал что-нибудь с Шашистом Чарли?

– А? Что? Сделал что-нибудь, что-нибудь сделал? Повредил, вы думаете? Нет, нет, нет, – сказал Бэйер.

– Тогда, жирный юноша, садитесь и заканчивайте партию, – сказал Финнерти. – Либо сдавайтесь. В любом случае я желаю получить денежки.

– Если вы ничего не сделали с Чарли, то откуда же у вас была такая уверенность, что он проиграет?

– Потому что мое сочувствие всегда на стороне человека и против машины, а особенно машины, за которой стоит такой полуумок, как вы, да еще выступающей против такого человека, как Пол. А кроме того, у Чарли болтались соединения.

– Тогда вы должны были сказать об этом! – завопил Беррингер. Он указал на развалины машины. – Поглядите, нет, вы только полюбуйтесь, что вы натворили, умолчав о болтающемся контакте! Мне следовало бы твоей грязной мордой весь пол здесь вымести.

– Но, но, но, тише, тише, тише, – сказал Кронер, становясь между ними. – Вам действительно следовало бы как-нибудь сказать об этом контакте, Эд. Стыдно, просто стыдно на самом деле.

– Если Шашист Чарли собирался завоевать чемпионство, отобрав его у человека, то он, черт бы его побрал, мог бы и подтянуть свои контакты. Пол сам следит за своей сетью, так пусть и Чарли поступает так же. Кто живет электронами, тот и умирает от электронов. Сик семпер тиранис.[1] – Он взял со стола банкноты. – Спокойной ночи.

Ногти Аниты впились в руку Пола.

– Он испортил весь вечер, о Пол, Пол!

Направляясь к выходу, Финнерти остановился подле Пола с Анитой.

– Отлично сделано, чемпион.

– Пожалуйста, отдайте им их деньги, – сказала Анита. – Машина неисправна. Будьте честны. Разве я не права, Пол?

К изумлению всей печальной группы. Пол вдруг потерял над собой контроль и расхохотался.

– В здоровом теле здоровый дух, чемпион, – сказал Финнерти. – Я отправляюсь домой, пока эти спортивные джентльмены не нашли веревки.

– Домой? В Вашингтон? – спросила Анита.

– Нет, милая, домой к вам. У меня больше нет дома в Вашингтоне.

Анита прикрыла глаза.

– Понимаю, – сказала она.

– А какое было у него выражение, когда он сказал это? – спросила Анита.

С успокоителем на лице Пол пытался уснуть, плотно закутавшись, в темном уютном логове, в которое он каждую ночь превращал свою постель.

– У него было печальное выражение – приятное и печальное.

Уже три часа они перебирали события вечера в клубе, возвращаясь снова и снова к тому, что сказал Кронер в качестве прощального приветствия.

– И он ни разу не отозвал тебя в сторонку на пару слов?

Сна у Аниты не было ни в одном глазу.

– Честное скаутское, Анита, это все, что он сказал мне напоследок.

Она вдумчиво повторила слова Кронера: «Я хочу, чтобы вы, Пол, пришли ко мне и Маме на следующей неделе».

– Вот и все.

– И ничего о Питсбурге?

– Нет, – терпеливо сказал он. – Я говорил тебе – нет. – Он поплотнее обернул успокоитель вокруг головы и еще выше подтянул колени. – Нет.

– Неужели я не имею права поинтересоваться? – сказала она. По-видимому, он причинил ей боль. – Неужели то, что ты говоришь мне, должно означать, что я не имею права заботиться о тебе?

– Я рад, что ты заботишься, – сказал он без всякого выражения. – Очень хорошо, прекрасно, спасибо.

В этом полусне, полубреду перед ним вдруг предстало видение того, о чем обычно не думают, заявляя, что муж и жена – одно целое, некое чудовище, патетически странное и беспомощное, как сиамские близнецы.

– Женщины ведь вникают в суть вещей так, как мужчины вникать просто не способны, – говорила она. – Мы замечаем важные вещи, которые мужчины пропускают. Кронеру сегодня вечером хотелось, чтобы ты сломал лед в вопросе о Питсбурге, а ты просто…

– Мы узнаем, что было у Кронера на уме, когда я приду к нему. А теперь давай, пожалуйста, спать.

– Финнерти! – сказала она. – Это из-за него все пошло кувырком. Честное слово! Сколько еще он собирается у нас пробыть?

– Мы ему осточертеем через пару дней точно так же, как все ему осточертевает.

– НБПП не должно оставлять ему много времени на то, чтобы слоняться по всей стране и оскорблять старых друзей.

– Он ушел. Он сейчас нигде не работает.

Она села на постели.

– Они его вышвырнули? Вот молодцы!

– Ушел. Они предлагали ему более высокий пост, только бы он остался. Но он так решил.

Он вдруг почувствовал, что эта тема, к которой он испытывал интерес, совершенно прогнала сон. Когда Анита без конца тараторила о Питсбурге, Пол сжимался в комок, натягивая на голову одеяло. Теперь же он почувствовал облегчение, и ему захотелось выпрямиться, как и подобает мужчине. «Финнерти» опять стало волшебным именем: чувства Пола по отношению к нему совершили полный круг. Бодрое настроение и уверенность в себе, которых Пол не испытывал уже целые годы, чем бы он ни занимался, – эти чувства как бы вдохнул в него Финнерти во время забавного посрамления Шашиста Чарли. Более того, мысли Пола пробудились, словно освеженные прохладным ветерком – было что-то чарующее в том, что сделал Финнерти, он ушел – вещь почти столь же непостижимая и прекрасно простая, как самоубийство.

– Пол…

– Мммм…

– Твой отец верил, что ты в один прекрасный день станешь управляющим в Питсбурге. Если бы только он был жив, ничто не принесло бы ему большей радости, чем весть о том, что ты на этом посту.

– Умммгггу… – Он вспомнил, как Анита вскоре после их женитьбы раскопала в каком-то чемодане портрет его отца, увеличила его, поместила в рамку и преподнесла мужу в качестве подарка на день рождения. Портрет стоял сейчас там, где она поставила его – на письменном столе Пола. Это была первая вещь, которую Пол видел, вставая утром, и последняя, которую он видел, отправляясь спать. Анита никогда не встречалась с отцом Пола, и он сам мало рассказывал ей об отце; и все же она создала нечто вроде мифа об этом человеке, мифа, который позволял ей со знанием дела болтать целыми часами. Миф сей гласил, что отец Пола в молодые годы был таким же легкомысленным, как Пол, что сила, возведшая его на самую вершину, пришла к нему в среднем возрасте – пришла именно в те годы, в которые только теперь вступал Пол.

Кронер тоже часто повторял, что от Пола следует этого ожидать: он пойдет по стопам своего отца. Эта вера Кронера помогла в свое время Полу стать управляющим Айлиума; и теперь эта вера может дать ему руководство Питсбургом. Когда Пол задумывался над своим столь легко доставшимся возвышением по иерархической лестнице, он иногда, вот в такие именно моменты, чувствовал себя неловко, словно какой-то шарлатан. Он справлялся со своими обязанностями – тут уж ничего не скажешь, однако у него не было того, что было у его отца, у Кронера, у Шеферда и многих других: искренней веры в значимость того, что они делают; способности принять душой – почти так, как это делает влюбленный, – корпорационную личность, всемогущую и всеведущую. Короче говоря. Полу не хватало того, что делало его отца воинствующим и великим: способности всерьез воспринимать все это.

– А как ты думаешь поступить с Шефердом? – сказала Анита.

Пол опять начал уходить в себя.

– Поступить с Шефердом? Никак.

– Если кто-нибудь не подрежет ему крылья, он в один из таких дней перемахнет через головы всех.

– Милости прошу.

– Ты это серьезно?

– Если говорить серьезно, так я хочу спать.

Пружины ее матраца застонали, когда она опять улеглась. Потом она еще несколько минут вертелась, устраиваясь поудобней.

– А ты знаешь, это забавно, – сказала она.

– Хммм?..

– Я все время замечала, что, когда Шеферд поворачивается под каким-то определенным углом, он очень на кого-то походит. И до сегодняшнего вечера я никак не могла понять, на кого именно.

– Мгм…

– И когда я сегодня увидела его под прямым углом, я поняла, что он точная копия твоего отца.

Рядовой первого класса Эльмо Хэккетс-младший приблизился к шаху Братпура, доктору Юингу Холъярду из госдепартамента, Хашдрахру Миазма – их переводчику, генералу армии Милфроду Бромли, начальнику лагеря генералу Уильяму Корбетту, командиру дивизии генерал-майору Ирлу Пруитту и их свите.

Рядовой первого класса Хэккетс стоял в среднем ряду первого отделения второго взвода второй роты первого батальона 427-го полка 107-й пехотной дивизии девятого корпуса двенадцатой армии, и он, оставаясь в строю, опускал свою левую ногу каждый раз, когда барабан издавал басовый грохот.

– Ди-ви-зи-яяяя!.. – закричал командир дивизии в микрофон.

– По-о-о-лк! – выкрикнули четыре командира полка.

– Таль-о-о-он! – заорали двенадцать батальонных командиров.

– Рт-ааа!.. – крикнули тридцать шесть ротных командиров.

– Батаре-е-ея! – крикнули двенадцать командиров батарей.

– Взвод! – рявкнули сто девяносто два командира взвода.

– Хэккетс, – сказал себе рядовой первого класса Хэккетс.

– Стой!

Ать-два – и Хэккетс стал.

«Равнение!» – проорал громкоговоритель.

– Равнение, равнение-нение-нение-нение… – эхом отозвались двести пятьдесят шесть голосов.

– Равнение, – сказал себе Хэккетс, рядовой первого класса.

– На-пра-во!

– Ать-два – и Хэккетс сделал равнение направо. Он глянул в глаза шаха Братпура, духовного вождя шести миллионов человек в каких-то далеких краях.

Шах чуть заметно поклонился.

Хэккетс не поклонился в ответ потому что это не положено и он не намерен был делать каких-нибудь неположенных вещей черт бы их всех побрал ему оставалось всего каких-то двадцать три года тянуть эту лямку и тогда все будет покончено с армией и провались она в тартарары и через эти двадцать три года, если какой-нибудь сучий потрох полковник или лейтенант или генерал подойдет к нему и скажет: «Отдать честь» или «Наплечо!» или «Почистьте свои ботинки» или что-нибудь вроде этого он ему скажет «Поцелуйте меня в задницу, сынок» и вытащит справку об увольнении в запас и плюнет ему в морду и пойдет себе надрывая живот от хохота потому его двадцать пять лет закончены и все что ему нужно делать это посиживать со старыми дружками у Хукера в Эвансилле и если чего дожидаться то только чека на получение заслуженной пенсии и катись-ка ты дружок потому что теперь я не намерен терпеть нагоняи от кого бы то ни было, потому что я с этим покончил и…

Шах восхищенно захлопал в ладоши, продолжая разглядывать рядового первого класса Хэккетса, который был огромным здоровенным детиной.

– Ники такару! – воскликнул шах, распространяя крепкий аромат «Сумклиша».

– Не такару! – сказал доктор Холъярд. – Солда-ты.

– Не такару? – озадаченно спросил шах.

– Что он сказал? – спросил генерал группы армий Бромли.

– Он говорит, что они отличное стадо рабов, – пояснил Холъярд. Он обернулся к шаху и погрозил пальцем маленькому темнокожему человеку. – Не такару, Нет, нет, нет.

Хашдрахр, видимо, тоже зашел в тупик и никак не помогал Холъярду объясняться.

– Сим коула такару, акка сахн салет? – спросил шах у Хашдрахра.

Пожав плечами, Хашдрахр вопросительно уставился на Холъярда.

– Шах говорит, если они не рабы, то как же вы заставляете их делать то, что они делают?

– Патриотизм, – строго сказал генерал группы армий Бромли. – Патриотизм, черт побери.

– Любовь к стране, – сказал Холъярд.

Хашдрахр сказал что-то шаху, и шах чуть заметно кивнул, однако выражение озадаченности так и не исчезло с его лица.

– Сиди ба… – сказал он и умолк.

– Э? – спросил Корбетт.

– Даже так… – перевел Хашдрахр, но и он выглядел столь же неубежденным, как и шах.

– Наа-лее!.. – прокричал громкоговоритель.

– Наа-лее-лее-лее-лее…

– На-ле… – сказал себе Хэккетс.

И Хэккетс думал о том как ему придется оставаться одному в казармах в эту субботу когда все остальные будут гулять по увольнительным из-за того что произошло сегодня на инспекторской утренней поверке после того как он подмел и вымыл шваброй пол и вымыл окно у своей койки и расправил одеяло и убедился что зубная паста лежит слева от тюбика с кремом для бритья и что крышки обоих тюбиков смотрят в разные стороны и что отвороты его гетр доходят аккуратно до начала шнуровки ботинок и что его обеденный судок обеденная кружка, обеденная ложка, обеденная вилка и обеденный нож и котелок сияют и что его деревянное ружье надраено, а его эрзац-металлические части достаточно черны и что его ботинки блестят и что запасная их пара зашнурована до самого верха и шнурки их завязаны и что одежда на вешалках развешена в должном порядке две рубашки по требованию, две пары брюк по требованию, три рубашки хаки, трое брюк хаки, две рубашки в елочку из саржи, двое брюк из саржи в елочку, полевая куртка блуза по требованию, плащ по требованию и что все карманы этой одежды пусты и застегнуты, и тогда инспектирующий офицер прошел и сказал: «Эй, солдат, у тебя ширинка расстегнута, останешься без увольнения», и…

– …во!

– Ать-два, – сказал Хэккетс.

– Шагооом…

– Шагом, шагом, шагом, гом, гом, гом…

– Шагом, – сказал себе Хэккетс.

И Хэккетс подумал куда еще его к чертям занесет в следующие двадцать три года и подумал еще что было бы очень здорово смыться куда-нибудь из Штатов на какое-то время и обосноваться где-нибудь еще и возможно быть там кем-нибудь в какой-нибудь из этих стран, а не оставаться тут последней задницей без гроша в кармане и дожидаясь какого-нибудь местечка да так и не получить его в своей собственной стране или не получить хорошего местечка но все же иметь вполне приличное местечко по сравнению с теми которые вообще никакого не дождались но это нужно только чтобы как-нибудь прожить, а он ей-богу не отказался бы и от маленькой толики славы, а за морем можно заполучить и местечко, и славу и пока там нет особой стрельбы, а возможно ее не будет еще долго да и тогда у него будет настоящее доброе ружье и настоящие патроны и это тоже придает немножко славы и уж черт возьми это намного более подходящее занятие для мужчины чем маршировать взад-вперед с деревянными макетами и конечно же он не отказался бы от маленького званьица, но он знал каковы его Личные Показатели и все это тоже знают, а особенно машины, поэтому все так и останется все эти двадцать три года если только в машинах не перегорит какая-нибудь трубка и они не прочитают его карточку неверно и не направят его в ОЦС, а это тоже случается время от времени. Был же ведь такой Мулкани, которому удалось заполучить в руки свою карточку и он покрыл ее сахарной глазурью чтобы машины подумали будто ему полагается большое повышение но его упрятали в изолятор за двадцать шестое заболевание триппером, а потом направили в оркестр играть на тромбоне, хотя он никак не мог насвистать даже «Огненный крест» и все же это было лучше, чем мытариться в КРРахе целыми днями, а тут у тебя нет особых забот да и форма хорошая только что надо завести штаны на «молниях» и как только пройдут эти двадцать три года он сможет подойти к какому-нибудь сучьему генералу или там полковнику и сказать ему «Поцелуй меня в…».

– Марш!

– Бумм! – Грохнул басом барабан, и левая нога Хэккетса опустилась, и он двинулся посреди громадной послушной людской лавины.

– Такару, – сказал шах Хашдрахру, перекрывая грохот.

Хашдрахр улыбнулся и согласно закивал головой.

– Такару.

– Черт его знает, что мне с ним делать! – расстроенно сказал Холъярд генералу армии Бромли. – Этот малый обо всем, что он видит, говорит, пользуясь терминологией своей страны, а эта его страна, должно быть, жуткая дыра.

– Америкка вагга боуна, ни хоури манко Салим да вагга динко, – сказал шах.

– Чего ему еще надо? – нетерпеливо спросил Холъярд.

– Он говорит, американцы изменили почти все на земле, – ответил Хашдрахр, – но легче было бы сдвинуть Гималаи, чем изменить Армию.

Шах в это время приветливо махал рукой, прощаясь с уходящими войсками.

– Дибо, такару, дибо.

Пол позавтракал в одиночестве. Анита и Финнерти все еще отсыпались после вчерашнего в разных концах дома.

Полу никак не удавалось завести свой «плимут», и наконец он обнаружил, что кончился бензин. Прошлым вечером оставалось почти полбака. Значит, Финнерти проделал в нем далекое путешествие после того, как они оставили его одного в постели и отправились без него в Кантри-Клуб.

Пол пошарил в отделении для перчаток в поисках шланга и нашел его. Тут он приостановился, чувствуя, что здесь чего-то не хватает. Он опять сунул руку в отделение для перчаток и обшарил все кругом. Его старый пистолет исчез. Он поискал за сиденьем на полу, но так и не нашел его. Наверное, какой-нибудь мальчишка стащил пистолет, когда он заезжал в Усадьбу в поисках виски. Теперь придется немедленно сообщить в полицию, придется заполнять там всевозможные бланки. Он попытался придумать какое-нибудь вранье, которое избавило бы его от обвинения в халатности и одновременно не принесло бы никому никаких неприятностей.

Он сунул шланг в горловину бензобака лимузина, пососал, сплюнул и сунул другой конец в горловину пустого бака «плимута». Ожидая, пока перельется бензин, он вышел из гаража на залитый теплым солнцем двор.

С треском распахнулось окно ванной комнаты, и он, посмотрев вверх, увидел Финнерти, глядящегося в зеркальце аптечки. Финнерти не заметил Пола. Во рту у него была согнутая сигарета, и эта сигарета так и оставалась у него во рту, пока он кое-как мыл лицо. Пепел на сигарете становился длиннее и длиннее и, наконец, стал невероятно длинным, так что огонек почти прикасался к губам Финнерти. Он вынул сигарету изо рта, и длинный пепел свалился. Финнерти щелчком направил окурок по направлению к туалету, взял другую сигарету и продолжал бриться. И опять столбик пепла становился все длиннее и длиннее. Финнерти наклонился вплотную к зеркалу, и столбик пепла сломался о него. Большим и указательным пальцами он попытался выдавить прыщик, но, по-видимому, безрезультатно. Все еще косясь в зеркало на покрасневшее место, он на ощупь поискал полотенце одной рукой, схватил не глядя первое попавшееся и смахнул чулки Аниты с вешалки для полотенца в раковину. Закончив свой туалет, Финнерти сказал что-то своему отражению в зеркале, скорчил рожу и вышел.

Пол вернулся в гараж, свернул шланг, сунул его в отделение для перчаток и выехал. Машина опять работала неровно, то набирая скорость, то затихая, то набирая скорость, то опять затихая. Во всяком случае, она отвлекала его от неприятных мыслей о пропавшем пистолете. На длинном подъеме у дорожки для игры в гольф мотор, как ему казалось, работал не более чем на трех цилиндрах, и команда Корпуса Реконструкции и Ремонта, приводившая в порядок заграждение от ветра к северу от здания клуба, обернулась, следя за неравной борьбой машины с земным притяжением.

– Эй! Передняя фара разбита! – крикнул один из рабочих.

Пол кивнул и благодарно улыбнулся. Автомобиль дернулся и остановился почти у самой вешины. Пол поставил машину на ручной тормоз и вышел. Он поднял капот и принялся проверять контакты. Инструменты, которые он положил рядом, звякнули, и с полдюжины кррахов просунули головы под капот рядом с ним.

– Это свечи, – сказал маленький человечек с яркими глазами, похожий на итальянца.

– Ааа, вали-ка ты в свиную задницу со своими свечами, – сказал высокий краснощекий человек, самый старший в группе. – Сейчас вы увидите, что здесь не в порядке. Дайте-ка мне вон тот ключ. – Он принялся за бензиновый насос и очень быстро отвинтил у него верхушку. Он показал прокладку под колпачком. – Вот, – произнес он очень серьезно, как хирург перед практикантами, – вот что у вас не в порядке. Пропускает воздух. Я это знал уже в ту минуту, когда услышал вас еще в миле отсюда.

– Ну что ж, – сказал Пол, – думаю, придется позвать кого-нибудь, чтобы он починил его. Наверное, это займет целую неделю – заказать новую прокладку.

– Это займет пяток минут, – сказал высокий человек. Он снял шляпу и с выражением явного удовлетворения вырвал из нее кожаную прокладку, защищающую фетр от пота. Достав из кармана перочинный ножик, он наложил колпачок бензинового насоса на кожаную прокладку и вырезал кружок кожи нужного размера. Затем в этом кружке он проделал в центре дырочку, поставил сделанную прокладку куда надо и собрал насос. Остальные с удовольствием наблюдали за его действиями, подавали ему нужные инструменты или подсказывали, что нужно ему подать, и пытались хоть как-нибудь включиться в работу. Один соскабливал зеленые и белые кристаллы с контактов аккумулятора. Второй подвернул вентили у скатов.

– Ну-ка, теперь попробуйте! – сказал высокий. Пол нажал на стартер, мотор сразу взял, взревел, набрал и сбросил обороты в точном соответствии с нажимом педали. Пол выглянул: на лицах кррахов было написано колоссальное удовлетворение.

Он вытащил из портмоне две пятерки и протянул их высокому.

– Достаточно одной, – сказал тот. Он бережно сложил ее и спрятал в нагрудный карман своей синей рабочей рубашки. Он иронически улыбнулся. – Первые деньги, которые я заработал за последние пять лет. Мне бы, по совести, их следовало вставить в рамочку, а? – И тут он впервые посмотрел внимательно на Пола, как бы вспомнив, что перед ним не только мотор, но и человек. – Кажется, я вас откуда-то знаю. Вы чем занимаетесь?

Что-то заставило Пола захотеть быть не тем, чем он был.

– Небольшой бакалейный склад, – ответил он.

– Не нужен ли вам парень с умелыми руками?

– Сейчас пока нет. Дела идут вяло.

Но человек уже царапал что-то на клочке бумаги, для этого он положил ее на капот и дважды протыкал бумагу карандашом, когда карандаш натыкался на щель.

– Вот здесь мое имя. Если у вас есть машины, я как раз тот человек, который поможет вам держать их на ходу. Восемь лет вкалывал на заводе механиком перед войной, а если я чего и не знаю, то сразу же разберусь. – Он протянул бумажку Полу. – Куда вы ее собираетесь положить?

Пол подсунул бумажку под прозрачную пластинку в своем бумажнике поверх шоферского удостоверения.

– Положу ее сюда, чтобы была на виду. – Он пожал руку высокому и кивнул остальным. – Спасибо.

Мотор уверенно набрал скорость и перенес Пола через вершину холма к воротам Заводов Айлиум. Постовой подал ему рукой сигнал из своей будки, загудел зуммер, и железные, утыканные сверху железными шипами ворота распахнулись. Теперь Пол подъехал к толстой внутренней двери, посигналил и выжидающе поглядел на тонкую прорезь в каменной кладке, за которой сидел второй часовой. Дверь с грохотом поднялась, и Пол подъехал к зданию своей конторы.

Он поднялся наверх, шагая через две ступеньки – это было его единственное физическое упражнение, – отпер две наружные двери, ведущие в комнату Катарины, а потом еще одну – уже в свой кабинет.

Катарина едва взглянула на него, когда он проходил. Она, по-видимому, была погружена в горестные размышления, а по другую сторону комнаты, на диване, который с успехом мог считаться его собственностью, сидел Бад Колхаун, уставившись в пол.

– Чем могу помочь? – спросил Пол.

Катарина вздохнула.

– Баду нужна работа.

– Баду нужна работа? У него сейчас четвертая по оплате должность во всем Айлиуме. Я не мог бы ему предложить того, что он получает за обслуживание склада. Знаешь, Бад, ты просто с жиру бесишься. Когда я был в твоем возрасте, я и половины не получал…

– Мне нужна работа, – сказал Бад. – Любая.

– Хочешь подстегнуть Национальный Совет по Нефти, чтобы они дали тебе повышение? Конечно, Бад, для виду я мог бы тебе предложить больше, чем ты сейчас получаешь, но ты должен пообещать мне, что ты не поймаешь меня на слове.

– У меня нет больше работы, – сказал Бад. – Меня выставили.

Пол был изумлен:

– Неужели? С чего бы это? Моральное разложение? А как с этим приспособлением, которое ты изобрел для…

– Вот в том-то и дело, – сказал Бад, Причем в голосе его чувствовалась странная смесь гордости и горечи. – Приспособление работает. Отлично делает свое дело, – он смущенно улыбнулся. – Справляется с работой намного лучше, чем это делал я.

– И проделывает все операции?

– Да. Такая разлюбезная штучка.

– И из-за этого ты остался без работы?

– Не я один – семьдесят два человека остались без работы, – сказал Бад. Он как-то умудрился еще ниже опуститься на диване. – Должности нашей категории теперь полностью исключены. Фу, и все. – Он щелкнул пальцами.

Пол прекрасно представил себе, как работник отдела укомплектования настукал на клавиатуре кодовый номер должности Бада и спустя несколько секунд машина представила ему семьдесят две карточки с именами тех, кто зарабатывал на жизнь, выполняя обязанности Бада – те самые обязанности, с которыми теперь так отлично справлялась машина, созданная Бадом. И сейчас по всей стране машины, ведающие учетом рабочей силы, будут налажены таким образом, чтобы больше не считать эту должность пригодной для человека… Комбинации дырочек и зарубок, которые для машин личного состава были олицетворением Бада, оказались теперь непригодными. И если сейчас их сунут в машину, она тут же вернет их обратно.

– Теперь им больше не нужны П-128, – мрачно сказал Бад, – и ничего нет свободного ни выше, ни ниже. Я согласился бы на понижение и взял бы П-129 или даже П-130, но ничего не получается. Все места заняты.

Список личного состава лежал раскрытый перед Катариной. Она уже успела просмотреть все номера.

– П-225 и П-226-инженеры по смазке, – сказала она. – Но обе эти должности занимает доктор Розенау.

– Да, действительно, – сказал Пол.

Бад попал в чрезвычайно дурацкое положение, и Пол никак не мог придумать, чем бы ему помочь. Машинам было известно, что Айлиум имеет уже одного полагающегося ему инженера по смазкам, и они не допустят появления второго. Если персональную карточку Бада перешифровать как карточку инженера по смазке и сунуть ее в машину, машина тут же вернет ее за ненадобностью.

Как часто говаривал Кронер, строжайшая бдительность – единственный способ достижения эффективности. И машины безустанно перебирают колоды своих карточек, пытаясь снова и снова обнаружить бездельников, дармоедов или просто упущения.

– Ты ведь знаешь, Бад, не я это решаю, – сказал Пол, – мое слово почти не имеет веса при решении вопроса, кого следует нанять.

– Он знает, – сказала Катарина. – Но ему нужно обратиться куда-то, и мы подумали, что, может, вы знаете какие-нибудь ходы или с кем нужно поговорить.

– Я ужасно огорчен, – сказал Пол. – И с чего, это их вдруг дернуло дать тебе назначение в Нефтяную Промышленность? Тебе следовало бы числиться конструктором.

– У меня нет способностей к этому, – сказал Бад. – Так показали испытания.

И это уж обязательно было отражено на его злополучной карточке. Все показатели его способностей были на ней – неизменно, непреложно, а с карточкой не поспоришь.

– Но ведь ты конструируешь, – сказал Пол. – И, черт побери, ты делаешь это более толково, чем все их асы из Лаборатории. – Лаборатория – Национальная Лаборатория Исследований и Развития – по сути была порождением войны и представляла собой объединение всех усилий страны в одном штабе, занимающемся исследованиями и усовершенствованиями. – Тебе даже не платят за твои изобретения, а ты ведь делаешь работу лучше их. Например, телеметрическое приспособление для нефтепровода, твой автомобиль, а теперь это чудище, которое работает на складе…

– Но проверка утверждает, что способностей нет, – сказал Бад.

– Потому и машины говорят «нет», – сказала Катарина.

– Значит, так оно и есть, – сказал Бад. – Не знаю…

– Ты мог бы повидаться с Кронером, – сказал Пол.

– Я пытался, но мне не удалось прорваться через заграждения – я хочу сказать, через его секретаршу. Я сказал ей, что я насчет работы, и она позвонила в отдел кадров. Они прогнали мою карточку сквозь машину, пока она держала трубку; перед тем как ее повесить, она состроила печальную мину и объявила, что Кронер не будет принимать целый месяц.

– А может, твой университет окажет помощь? – спросил Пол. – Возможно, что, когда проводились испытания твоих способностей, у машины трубки были не в порядке. – Он говорил это безо всякой уверенности. Положение Бада было безнадежное. Как гласила старая шутка «машине и карты в руки».

Дата добавления: 2015-04-25