Алкоголь. Когда ничего не предвещает беды, а кругом улыбаются люди - это не значит, что Вы в раю

Эпизод III

Когда ничего не предвещает беды, а кругом улыбаются люди - это не значит, что Вы в раю. Это вообще ничего не значит. Это намного опасней.

Смотрите внимательней, широко откройте глаза и не вздумайте моргать. Пусть обжигает ваши глаза, застывшие пустотой. Не смейте моргать, пусть сводит от боли глазное дно. Вы должны чувствовать этот мир широко «раздёрнутыми» веками, расширенными зрачками, лопающимися капиллярами... Да, масло на сковородке начинает нагреваться. Уже появляются первые пузыри, которые соприкасаясь с вашей кожей, тревожат нервную систему. Она передаёт сигналы мозгу. Маяки… тревожные якоря ужаса.

Это боль… всего лишь боль, которую еще можно терпеть, которую можно развести, как порошок в холодных днях, размешать ложкой и выпить, словно лекарство от эпидемии собственного сумасшествия. Но! Рано или поздно масло начнет шипеть, забрызгивать чистую плиту и сводить вас с ума… И вы изменитесь, перестанете быть тем, кем привыкли. Вас перестанут узнавать, но почувствовав правильный путь, свою дорогу в ад – вы станете сильнее. Вы освободитесь.

Остаток октября я пил.

Весь ноябрь я пил еще больше.

Пил так, что ближе к двум часам ночи мне казалось, что я умираю, попадаю в другой мир, где нет ни проблем, ни ненависти. Забвение. Я знаю, что вы скажите: «Сломался… запил… ушел в запой и потерял сына и жену…в тот момент ты был им особенно нужен… ты стал никем… слабак, тряпка… не мужчина… ты потерял своё Я».

Вы правы!

В нашей семье наступил разлад. Всё тепло, которое возродилось с появлением дочери между мной и Ирой после её гибели испарилось за секунды…растворилось за секунды в выпитых мною стаканах… в одиноких полупустых бутылках водки и сомнениях в справедливости мира вокруг нас.

Расскажу подробней.

В середине ноября Ира, устав от моих запоев, моих пьяных речей на кухне, моих опохмелений с утра и спонтанных вспышек гнева, вышла со мной на диалог. Сначала она предложила мне закодироваться или, как говорят в народе – «зашиться», вновь стать человеком и вернуться в семью. Я же не хотел признавать себя алкоголиком, поэтому вспылил так, что чуть было, не ударил её. Протрезвев, мне стало стыдно настолько, что я, собрав вещи, ушел. Я поговорил с сыном, который за каких-то полтора месяца, пережив потерю сестры, стал намного взрослее. «Я вернусь!» - пообещал ему я и уехал искать квартиру.

Я снял задрыпанную однокомнатную пещеру неподалеку от Речного Вокзала на улице Большевистской. Привез в неё только самые необходимые вещи, как можно быстрее подключил интернет и купил себе дешевенький ноутбук.

После работы, обычно по вторникам, когда у нашего отдела было меньше всего заданий от генерального я приезжал на то место, где нашли Дашу. Нет, вы не подумайте, я не сошел с ума и даже не был пьян в эти минуты. Мне казалось, что именно здесь, куда, вероятно, педофил привез её уже мертвой, я могу с ней общаться. Увы, ничего не лезло в голову. По десять минут я просто стоял и курил одну сигарету за другой. Замерзнув, я возвращался в квартиру со скверно сделанным ремонтом, открывал очередную бутылку коньяка, наливал его в кофе или пил прямо из горла. Я забывался до утра.

Каждую пятницу я переводил на счет жены приличную сумму, а иногда мы созванивались. Она не понимала причину моего ухода, злилась на то, что я не желаю решить проблемы с алкоголем, часто бросала трубки и выключала сотовый телефон, чтобы я не беспокоил её пьяными ночами.

На работе я выполнял норму - ровно столько, сколько мне позволяло делать моё протрезвленное сознание и тело, беснующееся в алкогольном делирии*. Ни больше, ни меньше.

Да, я прекрасно понимал, что так не может продолжаться дальше, но не происходило в моей жизни совершенно ничего, что было бы способно взять меня за шиворот и вытянуть с мутного дна океана, наполненного злостью, спиртом и безумной истерикой одного человека. Находясь в подавленном состоянии, я еле как вёл планерки на работе, составлял отчеты и пытался собраться с мыслями, но вновь и вновь возвращался в свой маленький ад. Утром я закрашивал мешки и синяки под глазами тональным кремом, но красные налитые глаза всё равно нагло выдавали мой запой.

Еще находясь в состоянии хоть что-то соображать, меня интересовало только одно – узнать истинную природу педофилии, понять, кто же такой - педофил… с чем его можно есть… чем он питается… какая температура в Фаренгейтах заставляет закипеть масло внутри него… о чем он думает в момент полового акта… какие переживания происходят внутри его демонической личности… личность ли он или изнасилованный в детстве мужчина? Я задавал себе бесконечное множество вопросов, рвал волосы на своей голове, пытаясь составить психологический портрет того, кто убил и изнасиловал Дашу.

Я выделял по два-три часа в день на чтение научной литературы в Интернете. Скачивал книги, ложился с ноутбуком, держа в левой руке граненый стакан с дешевым виски, и блуждал по психологическим мирам извращенцев, маньяков и убийц.

Итак, я узнал, что педофилия (иначе инфантосексуализм, падерозия) является психическим расстройством личности - одной из огромного множества сексуальной девиацией. Говоря проще, это отклонение в развитие сексуальности человека. Мне были нужны подробности.

Уже будучи изрядно пьяным, прищуривая один глаз, чтобы читать текст, я наткнулся на интересную статью советского психиатра, доктора медицинских наук Антона Афанасиевича С., который в своей работе рассказывал о том, что зачастую к педофилии склонны люди, обладающие большой властью, деньги которых позволяют открыть любые двери. «Им, в буквальном смысле, не хватает бессознательных острых ощущений, чтобы получить удовлетворение от жизни. Уже имея власть над мужчинами и женщинами, то есть зрелыми и состоявшимися личностями, им остаётся только одно – вторгнуться в жизнь ребенка…», - писал сексолог-психотерапевт.

На протяжении 25 страниц своей научной статьи автор рассматривал различные случаи педофилии в истории. Среди педофилов оказывались графы и лорды, императоры, цари, помещики, в сумме все, кто, будучи удовлетворён обычной жизнью и своей судьбой, извращал её для повторного удовлетворения своего Эго. Он же – доктор медицинских наук утверждал о вспышках педофилии осенью и весной, о том, что лечение данного заболевания признано крайне сомнительным и практически невозможным. Педофил становится латентным (скрытым) педофилом, который вновь и вновь реализует свои желания в ночных фантазиях во время мастурбации, что рано или поздно ведет к рецидиву.

Его слова прозвучали реквиемом в моей голове. Даже отравляясь спиртным день и ночь, я понял, что ничто не избавит общество от этого извращения, кроме поиска и изолирования педофилов от психически здоровых людей. Увы, наше правосудие, законы и карательные методы идут вразрез моими убеждениями. Моя правда была другой, а следствие по факту убийства дочери только доказывало мою правоту.

Уголовное дело зависло над отделом. Полиция искала малейшие зацепки, которые могли бы привести их к педофилу. Был установлен ДНК убийцы. В базе МВД и ФСБ никаких соответствий не выявлено. Шло время, драгоценное время…

Дело прогремело настолько громко, что вначале декабря мне позвонили из местного телевидения и предложили прийти на вечернее ток-шоу, которое транслируется по Сибири в семь вечера. В этот раз темой пятничной передачи было выбрано явление педофилии в современном обществе. Звонивший журналист убеждал меня рассказать все подробности и даже принести с собой заключение медэкспертизы. Я не хотел огласки, и уверен, этого же не хотела и моя жена. Мы оба отказались и попросили больше не беспокоить нашу семью.

___

*Дел и рий (лат. delirium, от deliro — безумствую, брежу), помрачение сознания, развивающееся чаще на высшей стадии инфекционного заболевания, сопровождающееся наплывом ярких зрительных галлюцинаций, чувственным образным бредом и двигательным возбуждением. (прим. автора)

Звонил и Федяй…

Знаете, это стало до боли смешным пятничным ритуалом в десять вечера. Он набирал мой номер и пятнадцать минут отчитывался как пацан о том, что происходит в его отделе, что главные оперативники отправлены на какое-то другое дело, связанное с грабежами и поджогами авто, что у него мало людей и низкие зарплаты. Все больше мне казалось это разговорами по душам в одну сторону, а не обсуждением убийства моей дочки. Мне надоело это, и я стал сбрасывать его звонки.

Бывало, что я пытался бросить пить, но моя нервная система прочно подсела на аффекты вызываемые этиловым спиртом. Так в дни непродолжительной ремиссии^* я закрывался в ванной и стоял под ледяным душем, собирая волю в кулак, но она - надломленная, капитулировала перед бутылкой.

Продавщица в магазине через дорогу вначале смотрела на меня с жалостью, затем с безразличием, а уже потом, когда под моими глазами появились черные круги, а цвет кожи стал желтеть из-за проблем с печенью, она и вовсе потеряла интерес к моей личности, записав меня в ряды безнадежных хронических алкоголиков.

- Как я? – спросил её как-то раз, купив бутылку пива с утра, чтобы опохмелиться и на общественном транспорте добраться до работы.

- Вид у вас ужасный. Вы каждый день приходите за бутылкой. Одумайтесь, - ответила эта женщина. – Неужели у вас нет семьи?

- Есть. У меня есть сын и была дочка… - сказал я. Я не мог молчать. Я стоял и пил пиво, прямо в магазине.

- Что значит была?! – удивилась женщина, добавляя пиво в холодильник.

- Её убила эта тварь…

- О, Господи! – вскрикнула она. – Вы поэтому пьёте?

- Я не знаю, - и я, правда, не знал ответа на этот, такой простой и одновременно с тем сложный вопрос.

- У вас семья! Вы должны быть с ней!

- Этот извращенец изнасиловал и убил мою девятилетнюю дочь! – крикнул я и жадно прилип обветренными губами к горлышку бутылки.

Масло внутри меня закипало. Обжигало чуть ниже кадыка, собирая там комок из немого отчаянья и безвыходности. Я пытался тушить этот огонь спиртным, но в припадках ночных психозов мне становилось еще хуже. Всё чаще, когда я пьяным выходил ночью на улицу, чтобы хоть немного прийти в себя, мне мерещилась Даша. Она выглядывала из-за углов домов… она улыбалась из-за мусорных баков… убегала в подъезды… выбегала из ночных киосков, где я покупал алкоголь и всегда шептала одно: «Найди моего убийцу, папа! Найди его!»

Однажды, она подошла ко мне сзади и дернула за край куртки. Я обернулся и потерял дар речи. Моя дочь стояла, закатив глаза, её лицо сковала предсмертная гримаса, а губы вновь и вновь шептали: «Папочка, я прошу тебя, найди моего убийцу. Я не могу обрести покой ни там, ни тут. Папочка, пожалуйста, найди его». Признаюсь, мне было настолько страшно, что я терял дар речи и, выпивая коньяк большими глотками, бежал прочь от преследующего меня призрака. Я прятался в углах своей квартиры, как маленький ребенок укрывался одеялом с головой, лишь бы не видеть моего кошмара, моего алкогольного психоза.

«Пожалуйста… я знаю, что ты сильный… пожалуйста, найди его… Я не могу спокойно спать там, зная, что он ходит рядом… он совсем рядом… он среди вас», - шептала она, с силой одёргивая одеяло, находя меня в любом тёмном углу подъезда, и всегда смотря прямо в глаза, своим сияющим лунным взглядом.

- Уйди… уйди! Оставь меня, прошу! – кричал я во всё горло своей галлюцинации, отмахиваясь от неё розочкой от разбитой бутылки.

После она стала приходить каждую ночь, стучась ко мне в окна, открывая замки и любые самодельные запоры на входной двери. Как ни в чем не бывало, она могла усесться с куклами на пол, а могла начать сводить меня с ума предсмертным воплем и искаженным в боли лицом. Это было невыносимо!

Осознавая, что я допиваюсь до белой горячки, я пытался слезть с этой петли. Я разрушал «человека в себе», становился безвольным растением днём и истеричным психопатом по ночам. Мне хватало сил только на то, чтобы хоть как-то поддерживать свой внешний вид, стирать рубашки и гладить брюки.

__
*Реми́ссия (лат. remissio «уменьшение, ослабление») — период течения хронической болезни, который проявляется значительным ослаблением (неполная ремиссия) или исчезновением (полная ремиссия) её симптомов (признаков заболевания) (прим. автора)

Мигрень не отпускала меня неделями, а кости ломило настолько сильно, что порой я даже не мог согнуться, чтобы сесть на сидение автобуса.

Я умирал.

Возвращаясь домой, зная что и сегодня ко мне явится призрак, я включал телевизор как можно громче, наглухо закрывал шторы и надеялся, что мираж оставит меня в покое. Но галлюцинации приходили вновь, страхом опутывая мою пьяную душу. Регулярно… в разное время… Даша садилась рядом со мной на диван, как ни в чем не бывало смотрела телевизор, что-то пела себе под нос, а я чувствовал её мертвое и холодное дыхание… ощущал касание пристального взгляда на своём лице, но продолжал пить, отпугивая смерть.

Однажды, я проснулся на лестничной клетке в другом доме, совершенно не помня, как очутился там. Руки и ноги очень замерзли, так как за окном был январь, а подъезд советской кирпичной пятиэтажки практически не отапливался. Заболев ангиной, начав пить антибиотики и перестав употреблять алкоголь на короткий срок, я впервые посмотрел на своё отражение. Кто этот человек, в глазах которого горит огонь смерти? Кто этот человек в отражении, от чего дрожат его руки? Что за существо смотрит на меня с другой стороны зеркала? Я ли это? Разве это сорокалетний глава семейства? Признаюсь, именно смотря на самого себя – слабого и подавленного, я принял решение вставать на ноги, бросить пить и вернуться в жизнь.

Но и это еще была не полная утрата контроля над собой. Приступы частой рвоты, боли в желудке и печени, мигрени и вечно подавленное настроение не могли сравниться с самой страшной ночью в моей жизни, о которой я тоже обязан рассказать!

После небольшого корпоратива на работе в честь моего заместителя, я решил остаться на ночь в офисе. Договорившись с охранниками - задарив им несколько бутылок отличного виски, я закрылся в кабинете на ключ, включил музыку и принялся пить, точнее, просто бухать, глотая из горла сорокаградусное пойло. Сначала, на какой-то короткий промежуток времени я почувствовал прилив энергии и сил, настроение улучшилось, ушли сомнения и мысли о том, что я разлагаю себя, променивая сына и жену на бутылку. Но потом! Неведомая сила, неизученный мною бес, заставил меня открыть окно. Да, я видел его своими глазами – черное метаморфическое существо без лица, который что-то шепчет себе под нос едва ли слышно, мысленно приказывал мне умереть этой ночью. Да, я должен был умереть в ту ночь, но желание мести толкнуло меня в спину. Я упал на пол внутрь офиса и уснул. Не помню, сколько именно я пробыл на карнизе 24 этажа, стоя спиной к улице и, держась одной рукой за оконную раму, а другой за бутылку коньяка, но этого кошмара мне не забыть никогда. Всё это время я пытался разобрать то, что мне шепчет существо. Увы, попытки были тщетны. Не слыша его речи, я понимал, что ему было нужно – моя смерть. Я был пьян настолько, что весь кабинет переворачивался с ног на голову, а мой личный карманный бес, то прятался, то появлялся вновь, что у меня вызывало то приступы смеха, то панику. Он – хладнокровный силуэт моей депрессии, толкал меня с окна, а я отмахивался от него полупустой бутылкой. Бежать было некуда, а уж лететь, тем более.

Я ненавидел себя за это. За то, что мог потерять сознание в туалете или на лестничной клетке, за то, что утренняя безвольность и похмелье затмевались всё новыми и новыми дозами спиртного, которые увеличивались с каждым днём. На скорости 160 км/ч я мчался в ад столь неистово, нагло, дерзко.

Когда на съёмной квартире стало совершенно невыносимо находиться… когда в каждом звуке и писке извне мне мерещилась дочь, я стал приходить поздними ночами к продавщице. Магазин работал круглосуточно, поэтому, по воле случая, я выполнял роль ночного сторожа. Видать директор скупился нанять охрану, так как женщина всегда была одна, работая два через два.

- Теперь вам нужно жить с женой за вашу Дашу. Она всё видит, а убийцу всё равно накажет судьба! – говорила она простыми фразами.

- Я стану его судьбой! – монотонно комментировал я, играя скулами. – Я стану его палачом… я найду эту тварь в его самый прекрасный день в жизни и вырву его извращенный мозг из черепной коробки. Не судьба и не время, а я стану его душеприказчиком… его смертью… его судьбой.

- Михаил, успокойтесь! Я разогрела запеченный картофель с курицей! Будете? Нет-нет, не стесняйтесь, – угадывая мою реакцию, предложила она. – У меня часто обостряется гастрит и мой лечащий врач прописал диету. Сама отказаться от жаренной пищи я не могу, поэтому кушайте вы, а я кефир попью. И вам и мне это будет намного полезнее, - улыбнулась она. Я даже не знал её имени.

Я улыбнулся и согласился отведать домашней еды, так как последнее время питался скверно и чаще закусывал всякой фастфудовской дрянью.

К началу февраля не пил уже три недели. Ясность ума возвращалась медленно, но верно. Организм восстанавливался. В результате прочитал практически всё, что было в российском Интернете про педофилов, педофилию и маньяков, «связав» в голове огромную паутину из умозаключений именитых ученых, очерков самих убийц и воспоминания тех, кому чудом удалось выжить. Я понял, что педофилы – больные люди, к которым не применимо слово «жалость». Это скрытные, трусливые существа, обладающие наравне с шизофрениками умением подстраиваться под любого человека… тонкие психологи, направляющие весь свой талант на одну цель – удовлетворение сексуальных потребностей с ребенком.

Чтобы вам было понятней, я приведу пример убийцы-маньяка, который на сегодняшний день уже второй десяток лет сидит на пожизненном заключении в одной из тюрем Подмосковья и каждый месяц не забывает писать прошение о помиловании. В рамках своей истории, привожу оригинальную запись его бесед с журналистом одного из топовых телевизионных каналов, на котором последние годы крутятся только криминальные хроники. Эту запись я прослушал несколько раз и советую вам прочитать её максимально внимательно, сделав соответствующие выводы.

Запись беседы специального корреспондента с маньяком-педофилом Анатолием Ц.:

«- …я детально запомнил всего три убийства из своих 43. Остальные были совершенно скучны, без полной разрядки, без кайфа, без дрожи в коленках. Они были не для души и не для тела, а так… будто надобность, зов зверя… зов хищника, ноющего в осенний дождь. Это не передать словами… ну, в общем, когда я первый раз вообще решил убить ребенка, то уже почувствовал эмоциональный подъем. Девочка. Да, это была девочка. Тогда я удовлетворился на три года вперед. Да, ровно три года у меня не было ни одного контакта с женщиной, но в осенний дождь, я почувствовал, что снова хочу чьё-то тело, из которого могу забрать душу, над кем могу обладать без его воли.

- Вам хотелось именно полового сношения?

- Нет. Этого мне изначально было мало. Мне хотелось полного контроля над человеком, над молодой, точнее, неокрепшей психикой. Мне хотелось открыть ей взрослый грязный мир, боль… как бы вам это сказать?! Я хотел, чувствовать себя Богом… да-да, именно Богом, способным в одну секунду подарить или отнять у человека жизнь. Понимаете?

- Смутно…

- Хм, я знал, что вы никогда не поймете моих душевных порывов. Да, я – маньяк-педофил… да, я – убийца-извращенец, но в первую очередь я мученик, который не сможет никогда удовлетвориться ни с мужчиной, ни с женщиной, ни с ребенком…

- Дальше-дальше.

-… не торопите. Мне хочется вспомнить всё. Я помню ночь, очень мерзкий октябрь и нарастающее желание убить женщину. Всё кипело и бурлило, и чем сильнее был дождь, тем… В общем, я взял веревку, нож и поехал за город на своей машине. Там и встретил проститутку, которую сначала придушил, изнасиловал, а потом просто убил, смеясь над её трупом. Она даже не умудрилась закрыть глаза. Дурочка!

- Тогда, почему третьей жертвой вновь стал ребенок?

- Всё очень просто! С женщиной справиться не так просто как кажется, особенно, когда желаешь вторгнуться в неё… ну, вы понимаете, о чем идёт речь…. Она расцарапала мне всё лицо. Я хотел её ударить по голове, но это в корне неправильно – насиловать умирающего человека. Не эстетично: много крови, скорченная гримаса боли, предсмертные экскременты. Даже мне от этого противно. Фу… Да и страшно, ведь тогда был сильный ливень, а в лесу от него настолько противно, что хочется выть. Мерзость.

- Ближе к делу…

- В общем, я решил насиловать детей, так как с ними справиться гораздо проще, а результат один – изнасилование и убийство. Вот… А потом мне стало скучно. После 19 убийства я понял, что больше меня это не возбуждает.

- И вы убили первого мальчика?

- В яблочко! Ох, журналюги, вы думаете за меня. Ха-ха-ха, кхм… Молодцы! Да, я убил мальчика и решил и дальше чередовать свои убийства, словно есть то копченую, то варёную колбасу. Понимаете о чем я? Аха-ха-ха-ха… то девочка, то мальчик, то подросток, то школьница… Вот такое ассорти из 43 невинных душ, которые сделали меня бессмертным. Вот вы меня осуждаете. Говорите: «Маньяк, педофил, убийца». Но ведь, если этим детям было суждено погибнуть от моих рук, значит этого хочет сам Господь Бог или тот, кто там за него сейчас?! Ведь это так? Значит он – наш Бог, перед тем, как задремать на 20 лет сделал меня палачом, а их жертвами?! Ведь так…

- Не отвлекайтесь. Рассказывайте дальше!»

Я не смог дослушать запись с первого раза. Он начал рассказывать очень жестокие подробности, которые не покажут ни в одном фильме ужасов, и не опишут ни в одном триллере. Надменно, вычурно и в яркой окраске этот псих рассказывал о том, как заманивал своих жертв, насиловал по 5-6 часов в лесу, а потом делал так, чтобы они умирали мучительно и долго, фотографируя и снимая это на видео. Он говорил о том, что если бы в его время был Интернет, то выложил бы часть записей и создал бы свой собственный виртуальный видеоканал. Помимо этого, он был искренне уверен, что у него бы нашлось достаточное количество зрителей – латентных убийц, которым было бы приятно посмотреть на это.

Раскаянья с его стороны не было. Он был горд и собирался в скором будущем написать мемуары маньяка. Самое интересное, что два крупных издательства согласились растиражировать его книгу и сделать виртуальную презентацию в книжных магазинах Питера. Из-за этого сейчас идут суды между редакторами и родителями погибших детей. Надеюсь, что такой книги никогда не будет в России. А быть может, она и достойна быть. К примеру, в те дни, через жестокость его откровения, я был смог максимально приблизиться к психологии убийц и провести свой собственный психоанализ.

Я выпивал только кофе, сдерживая порыв сорваться и напиться, чтобы уйти от осознания того, что урод, подобный этой твари, убившей мою дочь, скоро издаст свою книгу и презентует её на славу людям. Своё интервью он закончил словами: «Да, я знаю, срок мне не срежут, только потому, что боятся выпустить на волю того, кому покоряется чужая жизнь». Внизу P.S. от редакции: в 2011 году на психиатрическом освидетельствовании этот заключенный вновь признан вменяемым. Каждый год он проходит беседу с психиатром, который пишет на нём свою научную работу: «Природа и явление педофилии в современном обществе. Возможности коррекции отклонений». Но если педофилия – это психиатрическое заболевание, которое есть в мировой классификации, то как, эта тварь признана вменяемым? Почему он не становится подопытной крысой для проверки новых химических препаратов и методов оперирования раковых опухолей? Почему он – злокачественная опухоль человечества, продолжает дышать, с радостным чувством повествуя о своих грехах любому, кому это интересно?

«Будь он проклят, сука!»

В феврале, спускаясь к набережной, вдалеке я увидел мужчину, стоящего с опущенной головой, ровно на том месте, где обнаружили Дашу. Ускорил шаг, стараясь незаметно подобраться поближе. На расстоянии семи метро я узнал в нём Егора. Он уволился еще до нового года в двадцатых числах декабря, не предупредив меня об этом и сменив номер телефона. Ошибочно, я понял, что ошибся в еще одном человеке, которому доверял.

- Ты что здесь делаешь? - спросил я. Он обернулся. Наши лица обжигал ледяной ветер, который стремительно несся с ледяной глади реки. Погода была настолько мрачной и скверной, что на улицах уже в восемь вечера не было ни души. Егор был одет в дутый черный пуховик, черную вязаную шапку с белыми горизонтальными полосками и иностранным лейблом. Его руки были красные от холода, а на ноги по-прежнему обуты в осенние военные ботинки. Наши лица покрывала пятидневная щетина, на кончиках волос которой образовывался иней.

Он нервно посмотрел на меня. Мне передалось его встревоженное состояние.

- Я не могу это забыть, - произнес он. – Вы… то есть ты не представляешь мои муки. Ситуация с твоей дочерью напомнила о событиях прошлого, о войне… Я понял… я все понял. Война продолжается…она на некоторое время отпускает людей, а потом снова бросается на них и… и именно в тот момент, когда они так беззащитны и уязвимы.

Скажу вам честно, я изрядно удивился его умозаключениям и до конца не осознавал происходящего. Это было начало рецидива его психического заболевания или послевоенного синдрома. Я не врач и не знаю, как назвать это правильно.

- У тебя есть выпить? – спросил он, вероятно учуяв от меня запах перегара.

- Ты же закодированный?! – ответно задал вопрос я, а фляжка коньяка в моем кармане предательски зашевелилась, желая выпрыгнуть и вонзиться мне в горло.

- Уже нет! - улыбнулся Авдеенко. – Я пью уже месяц…

Достав серебряную флягу, которую мне подарили коллеги на прошлое 23 февраля, я отдал её Егору. Он жадно впился губами в холодный метал, выпил и занюхал рукавом своей куртки. Само наше присутствие на этом месте наводило на меня ужас. Я отчетливо видел, как вновь и вновь на замерзшей земле, которая сейчас была покрыта снегом появлялась моя дочь и беззаботно смеялась, словно её веселила Ира или развлекал старший брат. Отрываясь от видений, я пытался склонить солдата к диалогу, узнать его боль и возможно разделить наши переживания пополам за коньяком, водкой или прочим пойлом для одиночек и прибитых жизнью идиотов. Мне хотелось «закусить» нашу боль алкоголем, «занюхать» всё произошедшее спиртом и не заметить, как я… как мы сошли с ума.

- У тебя есть чай? – неожиданной спросил он, повернувшись лицом ко мне. По моей спине прошла нервная дрожь.

- Что? Чай? – переспросил я, так как совсем не ожидал такого резкого прыжка с темы на тему. «Чай?! Причем тут чай?!»

- Да, именно он. Я так хочу чаю. Каждый раз, когда мне скверно, мрачно и вообще не хочется жить, я хочу выпить крепкий черный чай, словно этого просит моя душа.

«Егор изменился… изменился так, что я не могу узнать ни его речь, ни его мысли… в сумме ничего… неужели он именно таким вернулся с Чечни?.. неужели тогда, тем поздним вечером, когда я впервые его встретил пьяным на лавочке, он пытался найти свой личный антидепрессант? Невероятно… быть может, закодировав и дав ему работу, я нарушил его судьбу? Мои мысли слишком странные… что происходит со мной?»

- Да, есть… но я больше предпочитаю кофе. Кофеин меня бодрит, а иногда даже выводит из запоев, - ответил я.

- Я понял, что вы пьёте…

- Как? – перебил его я. Становилось слишком холодно. Даже моя куртка с подкладкой, футболка и теплый свитер пропускали холод. Начинало знобить.

- У вас скверный видок, ха-хах, - иронично засмеялся он. – Такой же, как и у меня. Его черные брови слегка приподнялись, взгляд стал хитрее. – А как тут не пить… Жизнь - проклятое дерьмо! Словно достаешь акварель, берешь белый лист, закрепляешь его на холсте. Начинаешь рисовать прекрасные картины, в которых и я, и ты и все вокруг совершенно другие… не злые и не добрые… нейтральные, а из-за спины… подходит какой-нибудь мудак и закрашивает… блядь, он закрашивает твоё детище черной красной, наливая ложь тебе в пасть и пиная ногой под дых… мразь, сволочь!

Я поражался. Что с ним стало за несколько месяцев?

- А знаете почему я рисую ни злых и не добрых, а нейтральных? – спросил он и, не дав подумать, ответил. – Потому что, если идёт война, то злые рано или поздно проиграют, а если победят добрые, то на них вновь нападут новые злые, которые будут еще сильнее… нет-нет, не думайте. Я не сошел с ума, не тронулся умом, просто я всё вспомнил…

- Что? Что ты вспомнил, Авдеенко? – встряхнув его за плечи спросил я, назвав сержанта по фамилии. – Пойдем ко мне домой! Ужасно холодно!

- Да, в городе зима, - ответил он. – Зима 2012.

Мы спешно поднялись с набережной, перешли дорогу и направились в мою берлогу. Курить было очень холодно, замерзали и губы, и руки. Я прикрыл лицо варежкой, которую мне еще летом связала жена. Шли настолько быстро, что перехватывало дыхание. Вообще, эта зима отличалась сильным ветром, крепкими морозами, что жители города были рады температуре -25 градусов, как летней жаре.

- Нам еще далеко? – спросил Егор и, поскользнувшись на льду, едва ли не упал.

- Да нет, вот и пришли, - ответил я, шаря замерзшими руками по карманам в поисках ключей.

Зайдя к себе на квартиру, я впервые посмотрел на неё со стороны гостя. Разбросанные на полу пустые бутылки пива, коктейлей, коньяка и водки; на журнальном столике пустые пачки сигарет, окурки и рассыпанная в пьяном угаре соль. Во всем этом, простите, сраче стоит пыльный ноутбук, на спинке кресла - куча скомканной одежды, которую мне еще хватает сил стирать. Я ужаснулся… сильно и этой силы хватило, чтобы пустить через мою душу ток и вновь встряхнуть меня.

- Говоришь, чай? – улыбнулся я.

- Да, чай… побольше и покрепче. Я так привык…

- Окей. Ты приходи и прости, что не прибрано… Сам понимаешь какая ситуация, как в голове, так и дома, - пытался оправдаться я, а солдат лишь равнодушно махнул рукой. Я ушел на кухню, поставил кипятиться литровый пластмассовый чайник старой китайской фирмы, которая вышла с товарного рынка в 2001 году. Почему я храню эту ненужную информацию в своей голове? Просто, это был первый удачный рекламный проект под моим прямым руководством. Продажи увеличились на 140% относительно начального уровня. Прошлое… воспоминания… ностальгия

Разлив нам чай больше походящий на чефир, я наполнил стопки остатками алкоголя из фляжки.

- Помянем? – спросил Егор. – Всех кого потеряли и всех, кого никогда не найдут.

Я кивнул и выдохнул, чтобы не учуять отвратительный мне запах спирта. Мы выпили. Сержант начал длинный откровенный монолог, сведя брови к переносице:

- Это был ужасный день! Самый ужасный! Помню как сейчас, что я вместе со своим взводом был направлен в деревушку. Не помню её название…оно слишком сложное, - отрывисто говорил сержант. Его глаза бегали из стороны в сторону, а пальцы постукивали по кружке с чаем, отбивая хаотичный ритм. Он прокашлялся и продолжил. – Мы подъехали на двух бронетранспортёрах к этим ветхим постройкам, и начали зачистку. Все гражданские… в смысле жители этой деревни попрятались по домам. Не было ни души. От ветра покачивалось развешанное стираное бельё, всякие тряпки и прочая херня, которая закрывает обзор… Я прекрасно помню, как выглянул из-за угла и увидел маленькую девочку примерно лет 7-10, не знаю точно…

Мы выпили еще и еще, и еще… Егор всё продолжал.

- Не знаю… ты не был на войне и тебе этого не понять, но там всё решают секунды… наверное, поэтому, живя около года в страхе…живя только рефлексами и инстинктами, я… - он тяжело выдохнул, посмотрел на качающуюся на потолке дешевую люстру с бездарно нарисованными красными цветочками. – Мне, сука, показалось, что в её руке граната… Да-да, вы… то есть ты, наверное, знаешь истории про то, как дети боевиков прячут за спиной эРГэДэхи*, пистолеты, автоматы… солдат… да, российский солдат подходит и видит ребенка. Конечно, он не стреляет, но стоит ему опустить оружие, как эти мальчики-девочки тут же шмаляют ему свинца в грудь или в спину… я сам, Миша, я сам видел такой случай, как пятнадцатилетний мальчуган застрелил нашего новобранца – три месяца из учебки. Кажется, если мне не изменяет память, он был из Красноярска и звали его то ли Дима, то ли Вадим… не помню точно!

- И? Что дальше? – мне было интересно узнать продолжение, хоть я уже и догадывался что случилось на той зачистке в Чечне. Я пригубил чай и скорчился от его крепости.

- Не нравится? А мы привыкли к такому. Знаешь, кофе у нас не было, спирт отливали офицеры и прапорщики, а когда приезжали головорезы из ГРУ, то начинался «сухой закон», поэтому в этом аду, мы пили только чай, заваривая по пачке на трехлитровую банку. Смешно, но чем крепче чай ты пил, тем матерее казался в глазах дедов, спецназовцев-контрактников. Сначала я просто игрался, а потом привык, сейчас же этот чефир напоминает мне о тех, кто остался там навсегда. В общем, чаепитие в аду, по другому и не скажешь… Только подумай, завтра нам в бой, сегодня могут обстрелять, а мы сидим и чаи гоняем, тьфу бля, придурки, реально… только сейчас это осознаю.

- Так что было с девочкой? – прервал я ремарку Егора. Сержант вновь стал серьезен, посмотрел куда-то сквозь меня, затем вниз и наверх, воспроизводя что-то в своём сознании.

- Я увидел в её руке нечто похожее на гранату. Подходило и по форме, и по размеру… она ничего не успела сказать. А я… а я… Я просто «прошил» её насквозь очередью из калаша… представляешь? Я убил ребенка своими руками… невинного ребенка, ведь в руках этой девочки был всего лишь заточенный камень, которым она рисовала что-то на пыльной земле…

- Ты не можешь этого забыть?

- Дело не совсем во мне. В деревне началось чистилище. Выбежала мать, за ней отец с ружьём… он, не думая стрельнул сразу из двух дул в меня. Не знаю как, но мне удалось быстро скрыться за углом. Дробь попала только в ногу… порой поражаешься собственной реакции на войне. Пару секунд спустя подтянулись бойцы и положили и мать, и отца, блядь полдеревни мы там расстреляли, так как почти все, кто там был, вступили с нами в перестрелку. Я еще помню, как кто-то заорал: «Давай бэтэр сюда подтягивать… они там в домах крепко засели… долбят с калашей… бэтэр суда». Ну, а дальше всё понятно. Калибр крупнее всё порешал… а спустя 10 часов командование, желая скрыть наш косяк, приказало вообще деревню с лица земли стереть, женщин с детьми расселить, а все здания танками порушить, схоронив там потери обоих сторон.

__

*имеется в виду РГД-5 – советская/российская ручная наступательная граната (прим. автора)

Минут тридцать и всё – ни следа. Ни тебе кишок, ни тебе черепов, ни блях ремней.

Я тяжело выдохнул, в моей голове на миг появились ужасные картины боя, описанного Авдеенко, и убитая им девочка – чья-то дочь… такая же моя, которую забрала с собой бесполезная и никому не нужная война.

- Мда уж! - мне нечего было сказать. Я мало что знал о чеченской войне и вообще не служил в армии из-за серьезных проблем с почками, которые давали о себе знать еще в подростковом периоде.
Егор нахмурился. Открыл балкон. Подул холодный ветер. Стало комфортно и свежо. Я почувствовал, как чефир придал мне бодрость и сконцентрировал моё внимание.

- Миш, а когда я нашел твою дочь, то весь этот ад вновь появился перед моими глазами, словно, я был в нём вчера. Образы погибших детей и женщин, сослуживцев стали приходить ко мне ночами. Без разницы: во сне я или наяву – они хотят забрать меня и пропустить через такое же пекло еще раз.

- Ну, ты тоже не нагнетай! – пытаясь успокоить, сказал я, съёжившись от холодного ветра. – И пить не вариант! Может тебе к врачу?

- К какому? – зло спросил Авдеенко. – К психиатру?! Не-не… В этом плане у меня все нормально.

После дембеля я получил от него заключение: «Психически здоров. Трудоспособен без ограничений». Кроме ранений в руку, плечо и контузии у меня всё хорошо. Я прошёл послевоенную реабилитацию в Москве, - сделал паузу, улыбнулся. – Раны, конечно бывает, ноют на погоду, но вот душа болит всегда.

Его настроение прыгало из одного угла в другой.

– Сам понимаешь, стоит в дурку прийти, как в любом нормальном человеке они увидят душевнобольного. Век наш безумный и мы безумны! – сказал он и передал мне пачку сигарет, так как мои папиросы уже давно закончились. Курить не хотелось, но не курить было нельзя. Это отвлекало, словно, дым служил преградой между моим мозгом и самыми печальными мыслями в ту ночь.

- Не подумал бы, что в тебе зарыт философ…

- Еще бы! Философия – она доступна только тому, кто, так или иначе, живет в лишениях: любови, свободы, мира или душевного спокойствия. Выбирай себе на вкус, называется. А мне кажется, что, коль у меня вообще ничего этого нет, то я имею право поразмыслить над своей судьбой. Знаешь, моя жизнь - это тюрьма для навечно замёрзшего сердца… - прокомментировал он. – Хотя сейчас есть Интернет, где тысячи одиноких людей, который…

И вновь молния пронзила меня, ударив в сознание. Я перестал слушать Егора. Меня осенило, разум тут же протрезвел, голова перестала быть ватной, сердце учащенно забилось, поджались губы. Аналитика. Мысли. Море рассуждений.

«Интернет… Виталий… Тысячи людей… Тысячи совершенно разных людей, от маленьких девочек до старых мужиков-импотентов… все в одной каше, в одном потоке и эфире, в одной помойке, в одном раю с запахом ада…все они варятся в одном котле…. Виталий, срочно к нему…»

- …и непонятно, что мы делаем в сети. Любовь ищем или теряем?! – закончил длинные размышления он.

- Егор, поехали! – схватил его за плечо. - Надо срочно заехать к знакомому, который помог с поисковыми группами. Кажется, я понял, как нам избавиться от наших кошмаров…

Мы быстро добрались на попутке до его дома. Вечерние улицы были пусты. Пока стояли и курили около подъезда, встретили максимум троих возвращающихся с работы людей – все съежившиеся от сильного ветра, угрюмые и замерзшие.

Я хотел было позвонить в домофон, но из подъезда вышла женщина, придержала дверь, косо посмотрев на нас. Наш внешний вид уже мало походил на интеллигентов.

По лестнице мы спешно поднялись на четвертый этаж. Я нажал на кнопку звонка, но не услышав мелодии громко постучал три раза в дверь. «Хто там так… эмм…поздно?» - спросила женщина пьяным голосом. Это была Олеся…

- Открывай. Это Михаил. Виталя дома? – спросил я.

- Нет его, - ответила она. – Он спит…

- Буди! – крикнул я. Егор заметно нервничал, не понимая ситуацию и постоянно спрашивая: «Зачем мы сюда приехали?». Увы, времени объяснять не было.

- Короче, ну вас на хрен, - выругалась она и ушла от двери.

И тут я заметил, что хлипкая деревянная дверь вовсе не закрыта. Потянул за ручку на себя. Мы вошли в коридор и застали пьяную проститутку с бутылкой дешевого вина и дымящейся сигаретой. Увидев нас, она вздрогнула, выматерилась, но, к удивлению, не стала прикрывать своё обнаженное тело.

- Оденься! – сказал ей Егор, уведя взгляд в сторону, снял свою куртку и повесил на вешалку в прихожей. На нём был какой-то дешевый вязаный свитер с вытянутыми рукавами и горловиной.

- Нет, это, по-вашему, нормально? Врываться в квартиру без спроса, - возмущалась Олеся, глаза которой разъехались в разные стороны от наркоты и алкоголя.

- У нас серьезный разговор к твоему парню… или сожителю, не знаю как там у вас всё, - парировал я. – Дверь была не закрыта, так что извиняй.

Я снял обувь, расстегнул пуховик. Мне было очень холодно уже несколько месяцев. Кроме коньяка и водки я ничем не мог согреться. Казалось, что зима проросла внутри меня, пустив свои корни в самую глубь души. У каждого из нас своя зима, своя холод, своя боль… свой нерв!

- Да пошли вы… короче пойду будить его, - отмахнувшись, сказала дамочка и ушла в комнату.

Я не знал, что происходило с этим парнем, но каждый раз я делал один и тот же вывод – он менялся. Возможно, он подсел на легкие наркотики… возможно, уже перешел на что-то более серьезное. Видать, эта дрянная шлюха промыла ему мозги так, испортила его настолько, что он все больше и больше отдалялся от общества, запираясь в четырех стенах.

В квартире Виталия в этот раз было еще грязнее, пахло из туалета и жутко разило перегаром. На полу то и дело я натыкался на банки коктейлей, стараясь пнуть их подальше. Бесчисленное количество пакетов с мусором, которые, видать никто и не собирался выкидывать, тухли и воняли на всю квартиру. В коридоре, напрягая наши глаза, неприятно мерцала лампочка. Вот-вот она должна была перегореть. В сумме, это лишь маленькая часть, чтобы вам стало понятно.

Наконец-то показался заспанный Смирнов.

- Это, я тут перебрал сегодня немного… выпивки в смысле… что хотели? – спросил он. Видок у него был не лучше, чем атмосфера дома, а может быть даже хуже. Виталия трясло и мотало из стороны в сторону, но отсутствие отёков на лице, говорили мне о том, что употреблял он далеко не спирт.

Мы прошли в зал. Я и Егор уселись на диван, Виталий расположился напротив нас на табуретке. Закурили.

- В общем, помнишь той ночью, когда мы искали волонтёров, ты мне сказал, что сейчас социальные сеть просто кишат всякой дрянью: дилерами, извращенцами, онанистами, проститутками и даже садистами.

- Ну да, было такое…помню! – улыбнулся парень. – А почему заинтересовало? Какая-то рекламная компания магазина эротических товаров или услуг для состоятельных одиноких мужчин? Кстати, женщины порой тоже не прочь найти себе мальчика на ночь, - подмигнул он.

Я ухмыльнулся.

- Да, примерно так! – соврал. – Мы вместе с компанией перекупили кейс у другой более мелкой, закупили всякой дряни для извращенцев, что страшно произносить вслух, и хотим им продать это за высокую цену. Конечно, для клиентов всё анонимно. Лично для нас это неплохие легкие деньги – левак, колым.

Смирнов совсем не догадывался о том, что я задумал и для того, чтобы зажечь огонь настоящего ада мне – человеку с развитым аналитическим умом, требовалось просчитать всё до мелочей. Да, быть может, это звучит цинично, но я стал придумывать правила своей игры, собирая её из мельчайших деталей, как мозаику. Мне стало всё равно кого использовать для достижения своей главной цели, которая в тот вечер мне казалось слишком фантастической. Конечно, в остросюжетных фильмах вы можете видеть, как легко преследователь добирается до своей жертвы, как изящно он мстит и добивается справедливости. Одно дело фильм – задумка режиссеров и сценаристов, игра киноактеров и актрис, а другое дело жизнь. Знаете в чем разница? Никто не даст вам право переснять дубль или заменить актеров…

- Хм, интересно! – еле открывая глаза, без эмоций отреагировал Виталий.

Виталий предложил нам кофе. Я согласился, а Егор вновь попросил сделать ему крепкий чай. Я воспользовался моментом и шепнул сержанту на ухо: «Позже объясню всю кашу, что я задумал… просто сиди и кивай, что ты в теме… речь совсем не о том, чтобы толкать резиновые члены педерастам и озабоченным бабам. Речь идет о моей дочери и той твари, из-за которой её больше нет…». Авдеенко нахмурился, наверное, смутно, но понял о чем речь.

- Короче, если что ты наш компаньон, точнее человек, отвечающий за курьерскую службу.

Вернулся Виталя. Я отпил совершенно невкусный и полутеплый кофе, закурил, подыскивая пепельницу.

- Пока делал чай, подумал. Есть несколько вариантов. Смотри. Создаешь фейковую страницу.

- Какую? – перебил я.

- Ну, фейковую. Фейк - от английского языка поддельный, фальшивый. В общем, создаешь левый аккаунт в сети. Например, девушки лет 18-19, от неё заводишь группу типо «Секс без обязательств» или «Знакомства для секса».

- На хрена? – спросил Егор.

- Помолчи, пожалуйста, - отмахнулся от него парень. – Сейчас всё поймете. Так вот, черт, сбился с мысли… А, да… вспомнил схему. Накапливаете в этой группе всяких придурков озабоченных, а потом уже делаете каталоги своей продукции. Кстати, через специальные сайты можно первую целевую аудиторию купить, они, скорее всего, отпишутся от вашей группы, зато… Может кто, один-два самотыка себе купит.

Я примерно понимал, о чем речь.

«Значит, в этой виртуальной реальности, действительно, куча дерьма… а что если зарыться в него с головой, задышать им, чтобы, найти пагубный элемент?»

- … заодно можно сайт сделать и разместить ссылку на него. Фишка в том, что вы – фейк и страницы ваших покупателей фейковые, а так как вы предлагаете им анонимность, то всё круто… Как вам идея? Если попрет, то с вас 10% прибыли, - улыбнулся Виталий. – А то нормальная трава стала совсем золотой…

- Давно сидишь на этом? – спросил сержант. Было заметно, что ему неприятен этот странный человек напротив, мозг которого, хоть и варит на пять с плюсом, но внешний вид напоминает последнего утырка из трущоб Новосибирска.

- Да нет… я так… просто балуюсь! – кратко ответил он.

Чем больше Виталий рассказывал про социальные сети и Интернет, тем отчетливей в моем сознании рисовалась схема будущих действий. Мой разум после нескольких месяцев запоя наконец-то получил необходимую дозу информации, моментально перевел её в нужную мне форму, разложил по полочкам и заставил действовать.

Я оживал!

Около двух недель ушли на окончательное обдумывание плана, просчетов и схем. Я расчерчивал белые листы, схематично нанося все то, что должен был сделать. Я составлял таблицы всех «за» и «против», вписывал нужных мне людей, среди которых точно должны были быть Егор, моя жена и мой сын. Только эти трём людям я мог доверять. Наконец-то я решился.

- Алло, Ира, пожалуйста, не бросай трубку! – быстро сказал я, постукивая пальцами по столу.

- Что? – холодно спросила она. – Ты хочешь вернуться? Или ты снова пьяный?

- Нам нужно встретиться. На этой неделе я приеду к вам. Сейчас я на работе. Ждите около девяти вечера. Со мной будет мой приятель… Егор, ты его знаешь…

Она ничего не ответила, но и не сказала, что не желает меня видеть. Я положил трубку и проверил подставной аккаунт в сети. Это была подставная страница моего сына. Я изменил его имя, разместил несколько фотографий похожего на него парня, которые нашел в поисковых системах. Помимо этого, уменьшил возраст на один год, чтобы быть окончательно уверенным в извращенности тех, с кем мне уже довелось познакомиться за первую неделю.

Моя война только начиналась…

Дата добавления: 2015-03-29