Была ли демократия в Древней Руси?

Государственный строй подгоняется к народу, как платье подгоняется к фигуре человека.

А. Франс

В 862 году Рюрик, сидевший сначала на Ладоге, захватил Новгород. Та часть горожан, которая не хотела его пускать, восстала. Восстание не победило, и почему‑то с этой даты – 862 год – считается начало «исторической» Руси.

Рюрик пришел в Новгород, который до него управлялся народным вече. Варяг его отменять не стал или не смог. И вообще во всех (!) русских землях были веча: и в деревнях, и в городах.

Обычный и нормальный способ управления обществом. Все общины на Руси управлялись тогда демократически.

Кстати, города у нас не были обособленными, изолированными поселениями. На Руси они воспринимались как центры той или другой земли. Если город был большим, как Новгород, в нем могло быть свое вече в каждом из его районов – концов. Их так и называли – кончанские веча. Такая сходка жителей района решала какие‑то местные вопросы. А общее городское вече возглавляло не город, оно возглавляло всю землю.

То есть, поясню, новгородское вече – это небольшая городская дума.

Это скорее законодательное собрание Новгородской области. С двумя оговорками. Первая – в собрании принимали участие не выборные депутаты, а все граждане, кто мог и хотел. Вторая: Новгородская область – это не сегодняшний небольшой субъект Федерации, а огромное государство, больше современной Франции.

Этот стиль управления очень далек от европейского городского права, но похож на греческую политию времен Аристотеля.

В Греции полис состоял из города – собственно полиса, и из территории – хоры. Часть населения полиса жила в хоре. Полисы маленькие, и для того чтобы попасть на народное собрание, надо было пройти самое большее километров 20 или 30, а чаще всего – намного меньше. Решения народного собрания принимались и для всей хоры тоже.

Обычно вече представляют так, будто все мужское население Новгорода сходилось на площадь. Мол, в одном месте собирались 10 тысяч человек и решали все вопросы демократически.

Не было десяти тысяч. Все население Новгорода составляло около 20–30 тысяч человек. Это включая женщин и детей. Численность дееспособных мужчин обычно определяют в 15–20 % от всего населения. Получается – до 4–5 тысяч.

Для сравнения: число граждан Афин составляло в разные периоды от 10 до 40 тысяч человек. В большинстве республик‑полисов Древней Греции население было поменьше – от 5 до 8 тысяч взрослых мужчин. Афинские граждане выбирали своих должностных лиц на площади. В точности как новгородцы – посадника и тысяцкого. Типичная непосредственная демократия, когда все по‑соседски знают не только тех, кого выбирают, но и друг друга.

Вече. Палех.

Вече формально правило не только в Новгороде и Пскове, но и в десятках других крупных городов. Имело особые права даже в Киеве.

Новгородское вече было высшим государственным органом Господина Великого Новгорода. Оно приглашало, контролировало и выгоняло князя. Назначало, сменяло и судило посадника и тысяцкого. Решало вопросы войны и мира.

Вече строило церкви и отдавало государственные земли навсегда или «в кормление». Выбирало архиепископа. Судило любого новгородского гражданина за все тяжкие преступления, за которые осужденный мог быть казнен, мог лишиться имущества или быть изгнан из Новгорода.

У вече была своя вечевая изба (канцелярия) с «вечным дьяком», который записывал решения и скреплял их печатями Господина Великого Новгорода.

При всей важности князя и его дружины, Новгород вполне мог воевать и сам, без князей. Победы Александра Невского в 1240 и 1242 годах часто трактуют как дело отборной княжеской дружины. Мол, князь защитил и спас Новгород… Это, конечно, далеко не вся правда.

Дружина Александра (2–3 тыс. конных) была лишь небольшой частью новгородской армии (15–17 тыс. чел.). Своя конница была и у Новгорода – тоже 2–3 тысячи всадников. Главную же ударную силу новгородского войска составляло ополчение – закованные в латы пехотинцы (как раз в эту эпоху на арену истории выходит пехота), вооруженные длинными копьями и топорами.

Отмечу, что тяжелый топор в то время был оружием грозным, чуть ли не страшнее меча. К тому же владение мечом – это искусство, а в руках непрофессионала меч просто неэффективен.

А топор – другое дело, тут главное силушку в удар вложить. Топор запросто проламывал щит, разрубал латы.

Вооружение ополченцев, непрофессиональных солдат, не говорит в данном случае о какой‑то бедности новгородцев или безграмотности. Непобедимый чешский полководец эпохи религиозных войн Ян Жижка осознанно вооружал своих воинов таким «нестандартным оружием».

Жижка сам был рыцарем, но так повернулась судьба, что он возглавлял армию, состоявшую в основном из крестьян. И залогом успеха его войска стало то, что он вооружил их непрофессиональным оружием, справедливо полагая, что учить крестьян обращаться с мечом бесполезно… В Европе говорили тогда, что рыцарь рождается на коне, опоясанный мечом.

Поэтому, рассудил хитрый чех Жижка, надо научить крестьянина сражаться с помощью привычных ему орудий, которыми он сызмальства отлично владеет. Жижка был сельским помещиком и хорошо знал крестьянский быт…

Целые подразделения его ополченцев были вооружены, например, крестьянскими цепами – подразделения цепников.

Он же придумал знаменитую возовую оборону – когда круг из возов, особым образом сцепленных между собой, – иногда даже в два этажа, – молниеносно становился неприступной крепостью в чистом поле. Особенно для вражеской конницы. Это было не случайное изобретение, а тщательно продуманная и мастерски осуществленная с инженерной точки зрения идея. К возам прибивались специальные штыри, были в комплекте цепи, толстые канаты, эта конструкция крепости из возов Жижкой регулярно, от раза к разу, совершенствовалась.

Укреплялись стенки и поддон, изготовлялись хитрые выдвижные крючья – ну и так далее.

К копью – древку – вместо наконечника Ян Жижка приделал крестьянский серп. Этими серпами, засевшие за возами повстанцы‑табориты лихо подрубали не защищенные железом ноги рыцарских лошадей.

Представьте себе закованного в броню рыцаря, который налетает на крестьянский воз, и при этом ноги его коня подрезают серпом, а сверху он получает по шлему, который и мечом‑то не разрубить, страшный удар молотилкой – цепом. Шлем – пополам – так два крестьянина шутя побеждают одного рыцаря.

В Ледовом побоище 1242 года решающую роль сыграли пешие полки. Классическое описание событий: войско Тевтонского ордена прошло через лед в самом узком месте, в проливе между Псковским и Чудским озером. Александр Невский предвидел, где пойдет противник, и расставил новгородское войско так: впереди, на льду, лучники, за ними – тяжеловооруженное пешее войско, а с боков – отборные отряды. Свою же дружину он вообще поставил в резерв.

Тевтонцы шли через озеро, построились клином («свиньей») и ударили по русскому центру, который им удалось прорвать. Однако с флангов по «свинье» ударили отряды Александра, а с тыла – резерв. Да, наш центр немцы смяли, но так и было задумано, чтобы окружить тевтонское войско. И этот самый «центр» не выпустил тевтонцев со льда Чудского озера.

А кто «ударил с флангов»? «Отборные дружины Александра»? Нет, отборные дружины Новгорода и Ладоги! Городское ополчение, тяжелая броненосная пехота остановила удар тевтонской конницы, не выпустила ее с опасного весеннего льда.

Такая же броненосная пехота нанесла удар с флангов и не дала врагу развернуть грозную рыцарскую «свинью».

Свою же дружину Александр Невский придерживал до конца. Противник отступает, бежит, дело сделано – и он наносит удар дружиной в тыл уже поверженного, но недобитого врага.

Добивает – гонит, истребляет, топит в озере. Пешим ведь не догнать конного, тут профессиональная дружина особенно эффективна. Поздравим князя со светлым подвигом, но все же отметим: битву на Чудском озере 5 апреля 1242 года выиграли у рыцарей горожане.

Под грамотным руководством, конечно, Невского.

Вывод простой: Новгород входил в число тех средневековых обществ, которые могли противопоставить феодальной коннице силу пеших горожан. Князь важен как организатор и как знамя.

Порой само имя вождя – уже половина победы. Но все же и Господин Великий Новгород много что мог – и без князя.

Созывалось вече не регулярно. И посадник, и вообще – теоретически – любой горожанин мог ударить в вечевой колокол. Была бы необходимость. А вот между созывами вече правил Совет господ: правительство Господина Великого Новгорода. В него входили тысяцкий, посадник, «старые», то есть прежние посадник и тысяцкий (очень грамотно – обеспечивалась преемственность!), кончанские и сотские старосты.

Для исполнения решений администрации было до сотни приставов, подвойских, позовников, изветников, бирючей… Все это различные должности.

Широчайшее самоуправление, пронизывавшее буквально все стороны жизни, народоправство, делали ненужным большой чиновничий аппарат. Действительно, а зачем чиновники? Управлять? Но местные веча сами управятся: назначат ответственных за все общественные дела, разобьют общинников на команды, разделят труд. И добьются большего успеха, чем целая бюрократическая армия.

Самоуправляющиеся общины не допустят преступлений на своей территории, проложат дороги, устроят путников и купцов, отведут места для торговли, наймут охрану для грузов, построят пристани на реке, не допустят браконьерства на бобровых ловах… Словом, сделают сами все то, чем без местного самоуправления стали бы заниматься чиновники. Причем бюрократы сделают то же самое и хуже, и намного дороже.

Остается поражаться, какой маленький аппарат управления нужен был громадной стране. На Руси времен Ярослава Мудрого живет не менее миллиона человек. А весь центральный аппарат управления, включающий всех должностных лиц княжеской власти, не составляет и тысячи человек! Есть еще должностные лица в крупных городах, на волоках, где идет торговля, на границах – но их тоже немного, считанные десятки, от силы – сотни.

Во владениях короля Филиппа IV во Франции население составляло около 7 миллионов человек. А только королевских чиновников было свыше 20 тысяч. Число должностных лиц в графствах, городах, на таможнях и на промыслах – в четыре раза больше. Соотнесем 100 тысяч чиновников на 7 миллионов человек и менее 1 тысячи – на 1 миллион. Получается, во Франции на одно и то же число жителей приходится в 14 (!) раз больше чиновников.

Такова плата государства за подавление местного самоуправления.

Централизованные бюрократические учреждения сложились на Руси очень поздно – в XVI веке, при Василии III. Это система приказов. Раньше приказом называли канцелярию, которую заводил боярин для выполнения царского поручения.

Теперь приказы стали особыми учреждениями.

В 1660‑е годы во всем государстве было порядка 100 дьяков и 1000 подьячих. К концу XVII века число приказных в Москве возросло до 3 тысяч человек. Но и этот «распухший аппарат» представлял собой совершенно ничтожное число чиновников для управления таким большим государством.

Во Франции с ее 20 миллионами населения в конце XVI века только на службе короля было не менее 30 тысяч чиновников.

А еще примерно такое же число профессиональных юристов считались «людьми свободных профессий», то есть кормились в режиме свободного рынка, но тоже были очень важным элементом системы управления страной. Получается, в Московии на душу населения приходилось в десять, даже в пятнадцать раз меньше чиновников, чем во Франции.

Это чиновное малолюдство достойно удивления. Страна с населением в 10–12 миллионов человек управляется тысячей чиновников! От силы 3 тысячами…

Наши предки, «привыкши» управлять самостоятельно, общественный статус чиновника считали за «тьфу». В Европе же быть чиновником считалось необычайно престижным. В том числе в Британии, гордящейся без меры своими демократическими традициями. Не будем и говорить о высочайшем положении чиновничества в странах Востока. Даже в Японии, самой демократичной из восточных стран, чиновники находились в особо большом почете. Стать чиновником в Китае было счастьем для всякого, управление страной велось исключительно бюрократическими средствами.

Извините за подробности, но за возможность сыну попасть в элитный круг чиновников «императорской администрации» китайские родители нередко САМИ отдавали свое дитя на кастрацию. Ведь у евнуха шансы занять почетный и, главное, доходный государственный пост были несравненно выше, чем у нормального мужчины.

И в Индии, и в мусульманском мире чиновник был важнейшим человеком для государства и очень уважаемым членом общества.

Но не в Московии.

Общее мнение о «приказных крючках» в Московии было нелестное, считалось, что публика это нечестная, вороватая, ведет себя «не по правилам», и вообще люди в приказах сидят нехорошие. Приказных обвиняли во множестве грехов. В покупке должностей. В небескорыстном отправлении суда и предвзятом трактовании закона. В том, что они делились неправыми доходами с высшими, а те покрывали их. Взяточничество и рвачество «приказных» возмущало людей чрезвычайно. В фольклоре образ дьяка – один из самых непривлекательных.

Что уж говорить о подьячем? «Я не подьячий породы собачьей, не стану бросаться да лаяться», – такую поговорку записали русские фольклористы еще в XIX веке, когда про эту чиновную должность уже никто и слыхом не слыхивал.

«Подьячего бойся и лежачего», – из той же оперы.

Служилых людей Московии, ее армию, уважали в народе намного больше. Их было мало: около 300 тысяч на всю страну. Из них помещиков – порядка 30 тысяч, и еще столько же имеют такие же права, но не имеют земли.

Во Франции дворян порядка 1 миллиона: 5 % всего населения.

В Московии – 60 тысяч, то есть 0,5 %.

Верхушка аристократии – бояре, имевшие не поместья, даваемые на время, за службу, а вотчины, переходившие по наследству. Боярских родов было от 30 до 40, но это число росло – постоянно возводили в бояре за заслуги. Знатнейших родов из них – 16. Общее число взрослых мужчин во всех этих родах в середине XVII века не превышает и 300.

Во Франции того же времени мы видим до 1000 семей титулованного дворянства. Активного мужского населения в них до 12 тысяч человек.

Получается, аристократов «на душу населения» во Франции в 20–25 раз больше, чем в России. Согласно исследованиям А. Буровского, во Франции того времени вообще редко возводили в дворяне, – дворянами в основном рождались. В Британии эсквайром считался всякий, у кого доход был больше 40 фунтов стерлингов в год. Но и там лордами рождались и почти никогда не становились.

А в России это было возможно.

Аристократия заседала в совещательном органе при царе: в Боярской думе. И была Боярская дума сравнительно… демократична по составу.

При Алексее Михайловиче из 60 членов Думы было 5 бояр, не принадлежащих к знатным родам, 5 думных дворян и 4 думных дьяка. Итого, из 60 человек 14 имели вовсе не аристократическое, а «демократическое» происхождение.

В 1688 году, уже 35 из 57 членов Думы были выдвиженцами, этакими self‑made men.

А какова судьба русского «непосредственного парламента» – вече? На северо‑востоке Руси последний раз вечевые колокола били в 1262 году. В этот год по всей Руси вспыхнуло восстание против монгольских сборщиков дани, точнее, мусульманских купцов‑бесерменов, которые выкупили у Орды этот выгодный бизнес. Полыхнуло в Суздале, Ярославле, Владимире… Как свидетельствовал летописец, «бысть вече на бесермены по всем градом русским, и побита татар везде, не терпяще насилие от них». Бусурман перебили.

После восстания Александр Невский снял вечевые колокола и не велел больше собираться вече. Это было слишком опасно: монголы могли вырезать население этой части Руси до последнего человека.

Но в Новгороде и Пскове вечевые колокола никуда не делись. На русских землях, отошедших под Великое княжество Литовское, вечевой строй сохранялся и в XIV, и в XV веках. Он был в Киеве, Львове, Минске, Турове… Везде.

И после XV века вечевой строй не исчез. Просто постепенно русские города получали разрешение управляться по Магдебургскому (или же немецкому) праву. От взаимного проникновения двух традиций демократии сложилась иная, не такая строгая и формализованная система городского самоуправления, как на романо‑германском Западе.

Дата добавления: 2015-03-29