Первая сцена третьего действия

О монологе Гамлета в конце второго действия

Протокол № 5

Выход Розенкранца и Гильденштерна и актеров

В этой сцене продолжение предыдущей линии. Актеры — это «белые посланники», это идеальный образ искусства. Очень ярко должны быть поданы все три элемента: радость, мудрость, воля. Весь зал должен подняться, зааплодировать, захваченный этим мощным излучением.

Розенкранц и Гильденштерн азбука земной жизни; они слишком просто работают; они убивают своей простотой. В этой сцене они вышли как сыщики и потерпели фиаско, признались: «Да, мы шпики!»

Гамлет ухватился за актеров не головой, не сознанием: он почувствовал приток сил из духовного мира. Встреча с актерами приятна Гамлету, как встреча с кастой, не замешанной {388} в окружающем Гамлета зле. Гамлет просит читать, так как ему этого как бы не хватает; Гамлет хочет прикоснуться к этому источнику. Фраза о «мечтаниях бесплодных» может быть объяснена так: стремление Гамлета выполнить миссию так велико, что всякое ощущение своего стремления самому Гамлету кажется недостаточным.

Необходимо принять во внимание, что после получения миссии Гамлет проходит тернистый путь распада, формирования; это не шествие уже сформировавшегося светлого рыцаря. Ведь Гамлет получил от Духа не только миссию: «Пойди и убей короля!» Гамлету открылось, что весь мир — зло. Самые главные тернии на пути Гамлета это сомнение в том, какой был Дух.

Путь богоискательства, богоборчества — это путь трагедии, а несение бога есть не трагедия, есть шествие. Гамлет, получив миссию от Духа, еще не знает, как действовать, и потому в душе его, переполненной активностью, накопляется мрак, который и выливается в монологе об актере. Гамлет говорит о бесплодности слов своих, всего, что он делал в поисках средств.

6 октября 1923 г.

В перечислении Гамлетом того, что сделал бы актер, мы имеем яркую иллюстрацию того, что Гамлет сам не знает конкретно, что он должен делать. Этот монолог и важен как искание средств, как трагический тернистый путь. Эти искания обостряются еще и тем, что Гамлет еще не уверен, против чего он борется.

О короле. Злой дух, влекущий короля, несомненно, принимает самые привлекательные для короля — формы. Сознательно творя зло, он стремится к своему Прекрасному.

Это отказ, отречение от прекрасного земного. Гамлет не о себе заботится, а об Офелии: он хочет облегчить ей этот отказ, свой уход. Смысл сцены в том, что бой продолжается. Острота же сцены в том, что враждебные центры приближаются друг к другу. Здесь уже сам король в роли сыщика. Гамлету готовится самое страшное искушение: Офелия. Здесь вкрапляется новая, очень важная нота: начинает говорить совесть короля. Поэтому король идет в наступление, чтобы в случае, если Гамлет знает о его преступлении, принять самые решительные меры. От этой сцены хочется зерна момента, когда хирург накладывает нож. В этот момент как бы два острия: у короля в этот момент звучит в душе свое «Быть или не быть». В монологе «Быть или не быть» Гамлет постигает бытие человека и принимает путь, принимает бытие. Ценность этого монолога не в мечтаниях о самоубийстве, а в постановке вопроса бытия: Гамлет разрешает его и принимает бытие. Что касается ответа, то в этом важнее внутреннее постижение, а не {389} слова, при помощи которых можно было бы выразить ответ. Ответ же ясен: «Быть! и действовать!» Отсюда же и «Мышеловка», и разговор с королевой. В этом монологе Гамлет не жизнь принимает, а принимает свой крест, необходимость борьбы. «Вот отчего страданья долговечны!» — этими словами Гамлет принимает страдания и идет на страдания. «Быть или не быть» — есть непосредственное продолжение монолога «Какое я ничтожное созданье!». Офелия соглашается участвовать в замысле короля и Полония, потому что она верит им, потому что она думает, что они хотят помочь Гамлету, вылечить его от безумия. Офелия хочет спасти Гамлета, и все, что она делает, она делает, чтобы лучше было Гамлету. Ужасный момент пьесы, когда Офелия слышит сама от Гамлета: «Я не любил тебя!»

Отдавание вещей — это естественное следствие того слияния Офелии с Гамлетом, которое зритель видит в первой сцене второго акта. И сквозное желание Офелии помочь Гамлету, облегчить страдания его. И слова, которым ее, может быть, научили король, Полоний, — все эти слова звучат по-земному. Главное в Офелии: через отречение от себя облегчить страдания Гамлета, все сделать и перенести для него, и только в словах: «Какой высокий омрачился дух» Офелия остается со своим страданием. Разрешения нет. Офелия знает только, что она сделала все, что могла, знает, что этого мало, и поэтому молится: «О силы неба, помогите ему!» В связи со всем этим фраза Офелии: «Тем более я была обманута» — должна звучать как радостная жертва огромной любви. И как Офелия о Гамлете, так и Гамлет трепетно заботится об Офелии и хочет сберечь ее от влияния отца. Это должно быть величайшей сценой любви. Их «ангелы» вместе, слились, и слова земные, странные для постороннего уха. Король должен испугаться той духовной высоты, которую он почувствовал во встрече Гамлета и Офелии. «Офелия, о нимфа!» — это обращение к «ангелу» Офелии. С момента ухода Гамлета Полоний и король так же не нужны Офелии, как и она им. Монолог Офелии «Какой высокий омрачился дух» это есть первая ступень сумасшествия Офелии. После ухода Гамлета король весь наполнен предощущением, что Гамлет знает о его преступлении, а Полоний продолжает упорствовать в своем и ищет средства доказать, что Гамлет безумен от любви.

В чем стихия Горацио? Это луна Гамлета, это спутник души Гамлета, его охранитель. Единственное настоящее око на Гамлета и единственный, кому верит Гамлет. Горацио нужен для того, чтобы были места, где звучит настоящий Гамлет, так как с одним Горацио Гамлет говорит открыто.

Дата добавления: 2015-03-29