Идея вероятностной Вселенной 9 страница

Выше мы описали судебную тяжбу как подлинную игру, где противники могут использовать и вынуждены использовать все средства обмана и где, таким образом, каждый вынужден вырабатывать такую линию поведения, которая исходила бы из предположения, что другой игрок играет партию как можно лучше. То, что верно для малой войны в суде, также верно и для войны до последнего вздоха в международных отношениях независимо от того, [с.134] принимает ли она кровавую форму стрельбы или более учтивую форму дипломатии.

Вся техника секретности, искажения информации и обмана имеет целью обеспечить одной стороне возможность более эффективного, чем другой, использования своих собственных сил и средств сообщения. В этом военном использовании информации одинаково важно обеспечить работу своих собственных каналов связи и затруднить использование другой стороной имеющихся в ее распоряжении каналов связи. Всеохватывающая политика в вопросах секретности почти всегда должна включать в себя, помимо самой секретности, учет многих других явлений.

Мы находимся в положении человека, который имеет только два желания в жизни. Во-первых, он хотел бы изобрести универсальный растворитель, который может растворить любое твердое вещество, и, во-вторых, он хотел бы изобрести универсальный отвердитель, который превратил бы в камень любую жидкость. Во всем, что бы ни делал этот изобретатель, он будет терпеть крах. Кроме того, как я уже говорил, никакой секрет, когда его оберегание является вопросом человеческой неприкосновенности, никогда не будет находиться в такой безопасности, как в том случае, если его раскрытие зависит от трудностей самого научного открытия.

Я уже отмечал, что разглашение каких бы то ни было научных секретов есть вопрос времени, что в нашей игре десятилетие представляет собой длительный период времени и что в конечном итоге нет различия между нашим вооружением и вооружением наших врагов. Таким образом, каждое ужасное открытие лишь увеличивает наше подчинение необходимости совершать новые открытия. Если у наших лидеров не появится нового понимания обстановки, то это будет продолжаться до тех пор, пока весь интеллектуальный потенциал страны не будет отстранен от всякого возможного созидательного применения к разнообразным нуждам рода человеческого, как старшего, так и младшего поколения. Результатом появления этих новых видов оружия должно явиться увеличение энтропии на нашей планете, пока в процессе формирования раскаленного добела горна новой звезды не исчезнет всякое различие между холодом и жарой, между добром и злом, между человеком и материей.

На нас, как на стадо гадаринских свиней, напустили дьявола века, и стихия войны, основанной на науке, несет [с.135] нас, очертя голову, вверх тормашками в океан нашей собственной гибели. Или, может быть, мы вправе сказать, что среди господ, взявших на себя заботу быть нашими наставниками и управляющими новой программой науки, многие являются всего лишь учениками чародея, произнесшими заклинание, породившее чертовщину, которую сами они совершенно неспособны прекратить. Даже новая психология рекламирования и умения показать товар лицом становится в их руках способом для предания забвению стыдливых угрызений совести работающих ученых и для устранения тех преград, которые эти ученые могут поставить, чтобы не быть вовлеченными в этот водоворот.

Пусть эти мудрецы, вызвавшие дьявола ради своих личных целей, помнят, что в естественном ходе событий знание, полученное один раз, будет получено во второй раз. Лояльность по отношению к человечеству, которая может быть погублена искусной раздачей административных взяток, сменится лояльностью к официальному начальству, которая будет существовать до тех пор, пока мы сможем раздавать солидные взятки. Вполне возможно, что наступит такой день, когда это станет самой большой потенциальной угрозой нашему обществу. В тот момент, когда некая другая держава – фашистская или коммунистическая – сможет предложить большую награду, наши добрые друзья, которые за представленный к оплате счет ревностно заботились о нашей обороне, будут столь же ревностно заботиться о нашем покорении и истреблении. Пусть те, кто вызвал из бездны духов атомной войны, помнят, что они ради самих себя, если не ради нас, не должны дожидаться первых признаков успеха наших противников, чтобы умертвить тех, кого уже развратили! [с.136]

Глава VIII
РОЛЬ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ И УЧЕНЫХ

Мы утверждаем, что целостность каналов внутренней связи жизненно важна для благосостояния общества. Эта внутренняя связь подвержена в настоящее время не только тем опасностям, которые противостояли ей всегда, но перед ней стоит также ряд новых, особенно серьезных проблем, относящихся исключительно к нашему веку. Одной из этих проблем являются растущая сложность и удорожание сообщения.

Сто пятьдесят лет или даже пятьдесят лет тому назад – что не имеет существенного значения – весь мир, и Америка в частности, был наводнен небольшими журналами и печатными изданиями, которые почти любым человеком могли быть использованы как трибуна для выступления Редактор местного издания тогда не был так связан рекламными и пропагандистскими материалами и местными сплетнями, как теперь, а мог выражать и часто действительно выражал свое личное мнение не только о местных событиях, но и по общемировым проблемам. В настоящее время вследствие возросшей стоимости печати, бумаги и синдицированных услуг эта лицензия на выражение собственного мнения стала столь дорогостоящей, что газетный бизнес становится искусством сказать самое малое наибольшему количеству людей

Кинофильмы могут быть весьма недорогостоящими, поскольку речь идет о стоимости показа каждой кинокартины каждому зрителю, однако в целом они стоят столь ужасно дорого, что немногие кинокартины оправдывают риск затрат, если только их успех не обеспечен заранее. Антрепренера интересует не то обстоятельство, сможет ли кинокартина возбудить большой интерес у значительного количества людей, а тот факт, будет ли она неприемлема лишь для столь немногих, чтобы антрепренер мог рассчитывать на беспрепятственную продажу кинокартины кинотеатрам на всей территории страны. [с.137]

Сказанное мною о газетах и кино в равной степени относится и к радио, и к телевидению, и даже к книготорговле. Мы живем в такой век, когда огромный объем сообщения, приходящийся на душу населения, сталкивается с постоянно сокращающимся потоком общего объема сообщения Мы должны все более принимать стандартизированные безвредные и бессодержательные продукты, которые, подобно белому хлебу, изготовляются скорее из за их рыночных свойств, чем из за их ценности как продуктов питания.

Таковы в основном внешние помехи современному сообщению, однако они стоят в одном ряду с другими помехами, подтачивающими сообщение изнутри. Такой помехой является язва творческой ограниченности и слабости

В старое время молодой человек, желавший посвятить себя творчеству, мог либо прямо заняться им, либо получить в школе общую подготовку, возможно не связанную с теми специфическими задачами, за которые он возьмется в конечном итоге, но по крайней мере являвшуюся проверкой его способностей и вкуса. В настоящее время каналы обучения специальности в значительной степени засорены илом. Наши начальные и средние школы интересуются больше формальной школьной дисциплиной, чем интеллектуальной дисциплиной, направленной на тщательное изучение предмета, и большая часть серьезной подготовки к научной или литературной деятельности перекладывается на различного рода высшие учебные заведения и т. п.

Между прочим в Голливуде пришли к заключению, что сама стандартизация его продукции служит препятствием для естественного притока талантливых исполнителей со сцены драматических театров. Театры с постоянно меняющимся репертуаром почти перестали существовать, когда некоторые из них были реорганизованы в фабрики по производству талантов для Голливуда, но даже эти театры гибнут. В значительной степени наши молодые актеры обучаются своей профессии не на сцене, а слушая университетские курсы актерского мастерства. Наши молодые писатели почти не могут выдержать конкуренции с продукцией синдикатов, и если их первая попытка не принесла им успеха, то им некуда пойти, кроме колледжа, который, как полагают, учит их писать. Существующий в течение долгого времени в качестве узаконенной подготовки научных специалистов институт подготовки к получению ученых степеней, и прежде всего ученой степени доктора философии, все [с.138] в большей мере становятся моделью для интеллектуального обучения во всех областях.

По правде говоря, артистом, писателем и ученым должен руководить такой непреодолимый импульс к творчеству, что даже если бы их работа не оплачивалась, то они должны были бы быть готовы сами платить за то, чтобы иметь возможность заниматься своей работой. Однако мы переживаем такой период, когда формы в широком масштабе вытесняют учебное содержание и когда это учебное содержание постоянно становится все более худосочным. В настоящее время получение высших ученых степеней и выбор того, что можно рассматривать как карьеру в области культуры, по видимому, считается скорее вопросом социального престижа, чем делом глубокого импульса творчества.

Ввиду большого количества поставляемых на рынок полусозревших приготовишек проблема предоставления благовидной темы для их работы приобрела чрезвычайно большое значение По идее, они сами должны находить себе свою собственную тему, однако большой бизнес современного усовершенствованного образования не может функционировать при таких сравнительно низких требованиях. Поэтому первые шаги творческой работы как в искусстве, так и в науке, которые, собственно говоря, должны направляться огромным желанием студентов создать нечто новое и передать это новое всему миру, в настоящее время подчиняются формальным требованиям защиты диссертации на соискание степени доктора философских наук или подобным ученическим средствам.

Некоторые из моих друзей даже доказывали, что докторская диссертация должна быть самым крупным научным трудом среди всех работ, сделанных данным человеком, и, возможно, даже среди тех работ, которые он когда либо сделает, и эта работа должна быть отложена до той поры, когда данный человек науки не будет вполне способен изложить труд своей жизни. Я не согласен с этим. Я считаю просто, что если диссертация фактически не является такой огромной работой, то она по крайней мере должна служить преддверием к активной творческой работе. Одному богу известно, сколько имеется проблем, еще ждущих своего разрешения, книг, которые должны быть написаны, музыкальных произведений, которые должны быть сочинены. Все же почти всегда, за малым исключением, путь к ним лежит через выполнение задач технического порядка, [с.139] которые в девяти случаях из десяти не имеют никаких внутренних побудительных причин для своего выполнения. Упаси нас, боже, от первых романов, написанных только потому, что молодой человек желает завоевать положение писателя, а не потому, что у него есть нечто такое, что он хочет сказать. Упаси нас также, господи, от математических работ, правильных и элегантных, но не имеющих ни души, ни тела. Но больше всего упаси нас, боже, от снобизма, который не только допускает видимость появлений этих тощих и чисто механически выполненных работ, но и с поразительным высокомерием публично выступает против соревнования энергии и идеи, где бы они ни проявлялись.

Иначе говоря, когда существует сообщение без потребности сообщения, существует просто для того, чтобы кто то мог завоевать социальный и духовный престиж жреца сообщения, тогда качество и коммуникативная ценность сигнала падают, подобно тому как падает свинцовая гиря. Это похоже на то, будто машину следует создавать, согласно Р. Голдбергу, именно для того, чтобы показать, какие сложные операции могут быть выполнены аппаратом, очевидно совершенно непригодным для этого, а не для того, чтобы выполнить известную задачу. В искусстве желание найти новое и новые способы его выражения является источником всей жизни и интереса автора. А мы ежедневно сталкиваемся с примерами, где, например, художник, написав картину, привязывает себя к новым канонам абстрактного искусства и не проявляет никакого намерения использовать эти каноны для выявления интересной и новои формы прекрасного, для ведения трудной борьбы против преобладающей тенденции к общим местам и банальностям. Не все художники – педанты академики. Имеются и педантичные авангардисты. Никакая школа не владеет монополией на прекрасное. Прекрасное, подобно порядку, встречается во многих областях нашего мира, однако только как местная и временная битва с Ниагарой возрастающей энтропии.

Меня, как человека науки, здесь больше волнует положение ученого – артиста своего дела, чем положение артиста сцены или художника. Предпочтение, отдаваемое крупными школами науки подражательному в противоположность оригинальному, общепринятому и худосочному, которое может быть размножено во многих экземплярах, а не новому и мощному, предпочтение, отдаваемое бесплодной точности и ограниченности кругозора и метода, а не [с.140] универсальным новшествам и прекрасному, где бы оно ни проявлялось, – все это подчас приводит меня в ярость и всегда расстраивает и печалит. Более того, я протестую не только против урезывания интеллектуальной оригинальности, возникающего вследствие затруднений в отношении средств сообщения в современном мире, но еще более против того топора, которым подрубается корень оригинальности, потому что люди, избравшие своей карьерой сообщение, очень часто не располагают ничем, что они могли бы сообщать другим. [с.141]

Глава IX
ПЕРВАЯ И ВТОРАЯ ПРОМЫШЛЕННЫЕ РЕВОЛЮЦИИ

В предыдущих главах этой книги речь шла главным образом об исследовании человека как коммуникативного организма. Однако, как мы уже видели, машина также может быть коммуникативным организмом. В этой главе я рассматриваю ту область, где коммуникативные черты человека и машины переплетаются друг с другом, и постараюсь установить будущее направление развития машин, а также возможные следствия воздействия этого развития на человеческое общество.

Уже однажды в истории машина вторглась в область человеческой культуры, оказав на нее чрезвычайно большое влияние. Это первое воздействие машины на человеческую культуру известно под названием промышленной революции, которая имела дело с машиной исключительно в качестве альтернативы человеческим мускулам. Для того чтобы исследовать настоящий кризис, который мы назовем второй промышленной революцией, вероятно, будет благоразумным рассмотреть в качестве известного стандарта историю предыдущего кризиса.

Первая промышленная революция уходит своими корнями в умственное брожение XVIII века, когда научная техника Ньютона и Гюйгенса была уже хорошо развита, но ее применение едва только начало выходить за рамки астрономии. Однако для всех передовых ученых стало очевидным, что эта новая техника возвещала глубокие изменения в других науках. Первыми областями, где наступила ньютоновская эра, были области навигации и изготовления часовых механизмов.

Навигация представляет собой древнее искусство, однако до 30-х годов XVIII века она имела одну очевидную слабость. Проблема определения широты всегда была простым делом, даже для древних греков. Нужно было только определить высоту небесного полюса. Огрубление это можно [с.142] было сделать, взяв Полярную Звезду за действительный небесный полюс, очень же точное определение широты можно было произвести путем дальнейших вычислений, установив местонахождение центра видимого кругового пути Полярной Звезды. Но проблема определения долготы всегда была более трудной задачей. Без геодезического наблюдения эту проблему можно было решить только посредством сравнения местного времени с каким-либо стандартным временем, как, например, с гринвичским. Для этого необходимо было иметь при себе хронометр, поставленный по Гринвичу, или найти какие-то другие, помимо Солнца, небесные часы, которые заменили бы нам хронометр.

До того как один из этих двух методов стал пригоден в практике кораблевождения, мореходы испытывали весьма значительные трудности в области техники навигации. Обычно корабли плыли вдоль берега, пока не достигали нужной им широты. Затем мореходы прокладывали курс на восток или на запад вдоль параллели широты, пока не достигали берега. За исключением приблизительного навигационного исчисления пути, мореход не мог сказать, как далеко корабль прошел по данному курсу, в то время как для морехода было чрезвычайно важно, чтобы корабль неожиданно не пристал к опасному берегу. Подойдя к берегу, корабль плыл вдоль него, пока не достигал места назначения. Очевидно, что при этих обстоятельствах каждое плавание было связано с большим риском. Тем не менее именно таков был общий вид морских плаваний в течение многих столетий. Именно таким образом прокладывали свой курс и Колумб, и Серебряная флотилия, и галеоны Акапулько.

Такая медленная и опасная процедура не удовлетворяла адмиралтейства XVIII века. Во-первых, заморские интересы Англии и Франции в отличие от заморских интересов Испании находились в странах, лежавших в высоких широтах, где преимущество прямого курса по дуге большой окружности в сравнении с курсом, проложенным на восток или на запад вдоль параллели, было очевидно. Во-вторых, две северные державы соперничали между собой за господство на море, и преимущество более искусного кораблевождения имело серьезное значение. Не удивительно, что оба правительства предложили большое вознаграждение за отыскание способов точного определения долготы.

История соперничества за получение этой премии сложна и не слишком поучительна. Не один способный человек [с.143] был лишен своего заслуженного триумфа и обанкротился. В конечном итоге эти премии были присуждены в обеих странах за два совершенно различных достижения. Одним из этих достижений было создание точного корабельного хронометра, то есть достаточно хорошо сконструированных и отрегулированных часов, способных показывать на протяжении всего плавания, когда часы подвергаются постоянным сильным сотрясениям корабля, верное время с отклонением лишь в несколько секунд. Другим достижением было создание доброкачественных математических таблиц, определявших движения Луны и позволявших мореходу использовать это небесное тело в качестве часов для контроля видимого движения Солнца. Оба этих метода царили во всей навигационной науке вплоть до недавних изобретений радио и радарной техники.

Соответственно авангард ремесленников периода промышленной революции состоял, с одной стороны, из часовых дел мастеров, которые использовали новую математику Ньютона в конструкциях своих маятников и балансиров часового механизма, и, с другой стороны, из мастеров по изготовлению оптических приборов, главным образом секстантов и телескопов. Эти две профессии имеют очень много общего. Как та, так и другая требуют конструирования точных кругов и точных прямых линий и градуирования их на градусы или на дюймы. Их инструментами были токарный станок и делительные устройства. Эти механические станки, предназначенные для тонкой работы, являются предшественниками нашей современной машиностроительной индустрии.

Интересно отметить, что каждое орудие имеет свою родословную и ведет свое происхождение от тех орудий, которыми само это орудие было сделано. Происхождение токарного станка часовых дел мастера XVIII века через ясно наблюдаемую историческую цепь промежуточных орудий восходит к крупным револьверным станкам сегодняшнего дня. Возможно, что можно было как-то сократить ряд излишних ступеней, однако эта цепь неизбежно должна была иметь известное минимальное число звеньев. Револьверный станок совершенно не может быть создан голыми человеческими руками, без особых приспособлений для литья металла, для установки отливок на станках с целью их обработки и прежде всего для получения необходимой при обработке изделий энергии. Все это должны были сделать [с.144] машины, которые сами были созданы при помощи других машин, и линию к первоначальному ручному или ножному токарному станку XVIII века можно было провести только через много таких ступеней.

Таким образом, совершенно естественно, что те, кто мог делать новые изобретения, были или часовых дел мастерами, или изготовителями научных приборов, либо они должны были обращаться за помощью к людям этих профессий. Например, Уатт был мастером по изготовлению научных приборов. Для того чтобы понять, что даже такой человек, как Уатт, должен был ждать благоприятного момента, прежде чем смог применить точность техники изготовления часов к более обширной области, мы должны вспомнить, что, как я уже отмечал выше, критерий пригодности поршня для цилиндра, согласно Уатту, состоял в том, чтобы тонкая шестипенсовая монета едва-едва могла пройти между поршнем и цилиндром.

Таким образом, развитие навигации и создание необходимых для нее приборов следует рассматривать как первые ростки промышленной революции, появившиеся до того, как началась сама промышленная революция. Эта последняя начинается с изобретения паровой машины. Первой формой паровой машины была грубая и неэкономичная машина Ньюкомена, использовавшаяся для откачки воды из шахт. В середине XVIII века была предпринята бесплодная попытка применить эту машину для производства энергии, заставив ее накачивать воду в водонапорный резервуар, с тем чтобы падение этой воды вращало водяные колеса. Это неуклюжее приспособление вышло из употребления с внедрением усовершенствованных паровых машин Уатта, которые вначале применялись для заводских целей, а также для откачки воды из шахт. В конце XVIII века паровая машина прочно утвердилась в промышленности, и появление паровоза и речного парохода было уже не за горами.

Впервые паровая машина нашла свое практическое применение в качестве замены одной из наиболее отвратительных форм использования труда человека или животного: откачки воды из шахт. В лучшем случае раньше эта работа производилась рабочим скотом, грубыми машинами, приводимыми в движение лошадьми. В худшем случае, как на серебряных рудниках Новой Испании, – трудом рабов. Откачка воды из шахт представляет собой такую работу, [с.145] которая никогда не имеет конца и которую никогда нельзя прервать, не рискуя навсегда разрушить шахту. Применение паровой машины, заменившей этот рабский труд, очевидно, следует рассматривать как большой гуманный шаг вперед.

Однако рабы не только откачивали воду из шахт, они также тянули нагруженные речные барки вверх по течению рек. Вторым крупным триумфом паровой машины было изобретение парохода, и в частности речного парохода. Паровая машина на море в течение многих лет была лишь обладавшим сомнительной ценностью дополнением к парусам, которые имелись у всех морских пароходов, однако именно использование паровой машины при плавании по реке Миссисипи позволило открыть внутренние области Соединенных Штатов. Подобно пароходу, паровоз начал применяться там, где он теперь умирает, – в качестве средства для перевозки тяжелых грузов.

Следующей областью, где – возможно, немного позднее, чем в области тяжелого труда шахтеров, и одновременно с революцией на транспорте – дала себя знать промышленная революция, была текстильная промышленность. Текстильная промышленность в то время была уже отсталой отраслью. Даже до изобретения механического веретена и механического ткацкого станка условия работы прядильщиков и ткачей оставляли желать много лучшего. Объем продукции, которую они могли выпустить, намного отставал от потребностей дня. Едва ли возможно представить, что переход к машине мог бы ухудшить условия труда прядильщиков и ткачей, однако этот переход действительно ухудшил их.

Начало развития текстильного машиностроения восходит к периоду, предшествовавшему появлению паровой машины. Чулочный станок существовал в форме станка, приводимого в действие руками почти со времен королевы Елизаветы. Прядильный станок вначале был необходим для того, чтобы получать основы для ручных ткацких станков. Полной механизации текстильной промышленности, охватывающей как ткачество, так и прядение, до начала XIX века не было. Первые текстильные машины предназначались для обслуживания ручных операций, хотя использование конной тяги и водной энергии последовало очень быстро вслед за этим. Однако одним из побуждений к созданию машины Джемса Уатта, в отличие от машины [с.146] Томаса Ньюкомена, было желание получить необходимую для текстильной промышленности энергию в форме вращения.

Текстильные фабрики послужили моделью почти для всего хода механизации промышленности. В социальном отношении механизация текстильной промышленности положила начало передвижению рабочих из дома на фабрику и из деревни в город. Эксплуатация детского и женского труда осуществлялась в таких размерах и в такой жестокой форме, что в настоящее время это трудно представить, то есть если мы забудем о южноафриканских алмазных рудниках и общих условиях труда на плантациях почти в каждой стране. Большая часть этой эксплуатации обусловлена тем фактом, что новая техника вызывает к жизни новые обязанности в то время, когда не существует никакого кодекса, регулирующего их. Однако эта фаза имела скорее техническое, чем моральное значение. Говоря это, я имею в виду, что очень многие бедственные последствия и фазы раннего периода промышленной революции были обусловлены не столько отсутствием какой-либо моральной чуткости или беззаконными поступками, а известными техническими чертами, присущими первым средствам индустриализации и более или менее отходящими в тень в позднейшей истории технического развития. Эти решающие технические детерминанты направления развития, принятого ранней промышленной революцией, заключаются в самой природе первых источников паровой энергии и в се передаче. В сравнении с современным стандартом паровая машина использовала топливо очень неэкономично, хотя это не столь важно, как могло бы показаться, если учесть тот факт, что первые паровые машины не имели себе конкурента в виде более близко” современному типу паровой машины. Однако использование первых паровых машин было более экономично скорее в широком, чем в небольшом масштабе. По сравнению с машиной-двигателем текстильные машины – ткацкий или прядильный станки – являются сравнительно легкими машинами и потребляют немного энергии. Поэтому экономически выгодно было собрать эти машины на крупных фабриках, где много ткацких станков и веретен приводится в движение одной паровой машиной.

В то время единственными доступными средствами передачи энергии были механические средства. Первым [с.147] среди этих механических средств была линия приводных валов, дополненная приводными ремнями и блоками. Даже во времена моего детства типичным видом фабрики был вид огромного ангара с длинными линиями валов, подвешенных на балках, и блоками, соединенными ремнями с отдельными машинами. Такого рода фабрики существуют до сих пор, хотя во многих случаях они вытесняются современными предприятиями, где каждая машина приводится в движение отдельным электромотором

В самом деле, эта вторая картина является типичной в настоящее время. Профессия слесаря-монтера приобрела совершенно новую форму. Это представляет собой важный факт, имеющий отношение ко всей истории изобретений. Именно эти слесари-монтеры и другие представители новых профессий машинного века могли сделать те изобретения, которые лежат в основе нашей патентной системы. В настоящее время механическое соединение машин влечет за собой очень серьезные трудности, которые не так легко выразить какой-нибудь простой математическом формулой. Во-первых, длинные линии передаточных валов либо необходимо установить в точные соотносительные положения, либо необходимо применять простые способы соединений, как, например, универсальные шарниры или параллельные соединения, которые обеспечивают известную надежность работы. Во вторых, длинные линии опор, необходимые для таких валов, вызывают очень высокий расход энергии. В отдельной машине вращающиеся и качающиеся части подчинены подобным требованиям устойчивости и необходимости сократить по возможности число опор в целях снижения расхода энергии и упрощения производства. Эти предписания не легко выполнить на основе общих формул, и они предоставляют блестящую возможность для изобретательства и новаторства старомодного ремесленнического толка.

Именно в виду этого факта переход в технике от механических систем к электрическим имел большие последствия. Электрический мотор обеспечивает такой способ распределения энергии, который очень удобен для конструирования моторов небольших размеров, с тем чтобы каждая машина могла иметь свой собственный мотор. Потери передачи в электропроводке фабрики сравнительно невелики, а эффективность самого мотора сравнительно высока. Соединение мотора с его проводкой не обязательно жесткое и [с.148] не состоит из многих частей. До сих пор соображения транспортировки и удобства могут вынуждать нас сохранять обычаи устанавливать различные машины производственного процесса на одной фабрике, однако необходимость подключения всех машин к единому источнику энергии больше уже не является серьезным основанием для географической близости. Иначе говоря, теперь мы в состоянии возвратиться к надомничеству в тех местах, где в другом отношении оно было бы уместно.

Я не хочу настаивать, что необходимость в механической трансмиссии была единственной причиной таких ангарных фабрик и вызванной ими деморализации. В самом деле, фабричная система возникла до машинной системы как средство установления дисциплины в совершенно недисциплинированном паломничестве и для поддержания стандартов продукции. Правда, эти немеханизированные фабрики очень скоро были вытеснены механизированными, и, вероятно, все дурные социальные последствия скопления населения в городах и обезлюдивание деревень связаны с машинной фабрикой. Более того, если бы с самого начала имелся двигатель незначительной мощности и если бы этот двигатель мог увеличить производительность труда работавшего на дому рабочего, то весьма вероятно, что в таких надомных отраслях промышленности, как прядение и ткачество, можно было бы в значительной степени добиться организации и дисциплины, необходимых для успешного массового производства

Дата добавления: 2015-05-06