За успех безнадежного дела

Любовь коммунистических властей к Гэлбрейту была не случайной. Несмотря на все объективное значе­ние его теории, он оставался левым реформатором и по­стоянно думал о том, как бы вернуть радикальный запал рузвельтовских времен.

От политизированности явно страдала наука. В част­ности, рассуждения Гэлбрейта о родственной природе крупных предприятий в США и СССР явно не выдержа­ли проверки временем. Никакой обещанной им конвер­генции не произошло. Советская экономика рухнула, показав, что техноструктура — техноструктурой, но важность рыночного регулирования в новом индустри­альном обществе никуда не исчезает.

Не лучшим образом выглядел на фоне реальных эко­номических процессов и труд «Экономические теории и цели общества». В нем Гэлбрейт предложил разверну­тую программу реформ, направленных на усиление го­сударственного регулирования. Однако как раз тогда, когда книга вышла в свет, начался экономический кри­зис, после которого в мире стали популярны уже либе­ральные теории дерегулирования.

Идея реформ у Гэлбрейта основывалась на том, что крупная корпорация, ведомая техноструктурой, факти­чески контролирует рынок. А потому странно было бы ожидать от рыночных сил, столь любимых либералами, что они обеспечат стихийное регулирование. Следова­тельно, требуется вмешательство государства.

Описание предлагаемых реформ занимает почти по­ловину книги. В отличие от большей части текстов Гэл­брейта этот раздел не оригинален. Чувствуется какая-то усталость аналитика и даже узость мышления.

Говорится о необходимости протекционизма, регу­лирования аграрных цен, поддержки малого бизнеса и профсоюзов за счет налогообложения высоких доходов техноструктуры. Предлагается выкупать в пользу госу­дарства контрольные пакеты акций крупных корпора­ций у собственников, расплачиваясь с ними государ­ственными ценными бумагами.

Особо ставится вопрос не только о защите бедных от бо­гатых или малого бизнеса от техноструктуры, но и женщин от мужчин. Гэлбрейт требует ликвидации монополии муж­чин на занятие лучших мест в техноструктуре, предоставле­ния женщинам выгодных условий для получения образова­ния. Все это похоже на те лимиты в отношении националь­ностей (перенесенные теперь на отношения между пола­ми), которые самого Гэлбрейта так шокировали в Гарварде.

В чем-то Гэлбрейт оказался прав. Например, в том внимании, которое он с 50-х гг. уделял госконтролю за экологией. Но в целом он все же сильно недооценил воз­можности рынка и переоценил силы государства. Ведь бюрократия лишь у идеалистов всегда действует в инте­ресах общества. На самом же деле госаппарат точно так же, как бизнесмены и техноструктура, предпочитает свои собственные интересы.

Гэлбрейт понимал, что госрегулирование эффективно, лишь если самому аппарату станет противостоять уравно­вешивающая его сила. Однако в поисках этой силы он был наивен, как и многие мыслители 60-х гг. Профессор уповал на академическую общественность, которую он противо­поставлял промышленной техноструктуре. И в этой своей вере он, как ни странно, напоминал студентов-бунтарей 1968 г., полагавших, что они — не такие как все.

В основном развитие мировой экономики в послед­ние четверть века шло не по тому сценарию, который был обозначен в книге «Экономические теории и цели общества». Вместо национализации крупных корпораций

имела место приватизация госсобственности. Вместо протекционизма — активизация переговоров в рамках ВТО по снижению таможенных тарифов. Запредельно высокие подоходные налоги на богатых все чаще снижа­ются, а профсоюзам, если они не готовы к компромис­сам, дается решительный бой. Новые политические ли­деры не консультируются у Гэлбрейта.

В середине 70-х гг. Гэлбрейт снял телесериал по эконо­мической истории и написал еще пару популярных книг. В 1980 г. поддержал на выборах младшего Кеннеди — Эд­варда. А в 1987 г. поддержал советскую перестройку. «Под­держка дел, обреченных на провал, все еще остается моей специальностью»,— заметил как-то Гэлбрейт со свой­ственной всякому выдающемуся человеку самоиронией.

Дата добавления: 2015-05-06