ЗАКОН ВОИНА 6 страница

«Пыльно» – это тоже было мягко сказано. Маша скинула куртку, засучила рукава и шустро принялась за уборку.

– Да ладно тебе, я сам… – попытался вмешаться Иван.

– Сам ты уже месячишко точно ни к чему не притрагивался, – проворчала Маша, споро орудуя тряпкой.

Иван смирился с произволом и принялся помогать.

Потом они пили чай. Потом смотрели видео. Потом долго целовались. Потом Иван начал медленно расстегивать шерстяную вязаную кофточку на девичьей груди, и Маша вздохнула так, что Лютый на балконе навострил уши, покосился через стекло на всё это дело, махнул в душе на хозяина лапой и, решив, что он тоже не лыком шит, перелез на соседский балкон, а оттуда сиганул на крышу – знакомиться с персидской кошкой, сбежавшей на время от хозяйской опеки. Долго потом дивился хозяин дорогой животины, откуда у чистопородных детей его ненаглядной Эльвиры такие наглые, кровожадные морды и забавные кисточки на ушах…

Дореволюционная кровать была сработана на совесть, другая давно б уже развалилась от столь бешеного темпа любовной схватки. Маша стонала, закрыв глаза и обхватив руками спину парня. Иван смотрел на её лицо, полуоткрытый рот, разметавшиеся по подушке волосы – и… видел совсем другое…

Что‑то животное просыпалось в нём, рождалось в центре мозга, горячей волной разливалось по телу, заставляя его все быстрее двигаться в бешеном ритме. Самый древний инстинкт, сильнее которого лишь голод и страх смерти, швырял его в бездну безумия, рождая в голове неясные образы…

В комнате, кроме них, не было никого. Но в то же время… Почти что закатившееся за крыши близлежащих домов солнце бросало в полуоткрытую балконную дверь последние тусклые лучи, пятная стены дрожащими, причудливыми тенями. Тени шевелились, создавая целый сонм гротескных, странных фигур, которые каким‑то непостижимым образом жили и принимали участие в том, что сейчас происходило в комнате. Они тянули к Ивану свои неестественно длинные руки и что‑то шептали нараспев расплывчатыми черными ртами.

Иван не понимал слов, но тихий, жуткий лепет бередил душу, будил скрытые желания, в которых порой страшно признаться даже самому себе.

Ему вдруг страшно, до безумия захотелось сделать девушке больно. Он понял, что ему сейчас нужно что‑то большее, что отныне истинное, настоящее наслаждение с женщиной он сможет получить лишь тогда, когда это мягкое, податливое тело задёргается в судорогах, предшествующих агонии. Он представил, как его руки ложатся на горло Маши, как он начинает сдавливать его в такт движениям бешеного первобытного ритма, как рвется хрип из передавленного пальцами горла…

«Сделай это, сделай. Ведь так легко протянуть вперед руки и сжать такую тонкую шею, – шептали тени. – Посмотри, как бьется на ней жилка. Ну чего же ты ждешь, человек? Смелее, тебе понравится…»

…Иван вернулся из небытия от пронзительного крика. Кричала Маша, в широко раскрытых голубых глазах плескался ужас. Иван дернулся ещё раз, волна блаженства затопила его, он упал на девушку и как бы со стороны услышал собственное рычание, вместе с воздухом рвущееся из лёгких…

– Господи… О, Господи… – шептала девушка.

– Что с тобой, – прошептал Иван, постепенно возвращаясь в реальность.

– Ваня… У тебя было такое лицо… Тогда, в ресторане, я думала, что мне показалось… Ванечка, ты же не человек… У людей не бывает таких лиц…

– Да ладно тебе, Маш, я самый обыкновенный. Только перемкнуло меня немного, но с тобой это и неудивительно.

– Ты сейчас обыкновенный, а тогда… И вот сейчас… Я боюсь тебя, Ваня… отпусти меня…

Она рванулась, пытаясь освободиться от его объятий.

– Да иди, кто ж тебя держит‑то.

Иван встал с кровати и направился в ванную.

– То то им не так, то это не эдак, теперь морда моя не нравится… А если не нравится, то чего пришла‑то, – ворчал он, включая душ и подставляя разгоряченное тело под струи ледяной воды.

Он вылез из ванны, вытерся и, приглаживая мокрые волосы, посмотрел в зеркало. Оттуда на него глянуло лицо вполне нормального бандита – пронзительные чёрные глаза, волевой подбородок, упрямые складки в уголках рта… Все путём. Иван подмигнул тому, в зеркале. Отражение ответило тем же. Парень совсем уже собрался выйти из ванной, но почему‑то обернулся ещё раз… и застыл, снова и снова проводя рукой по подбородку.

Два часа назад тщательно выбритое лицо покрывала минимум трехдневная жёсткая щетина.

«Ванечка, ты же не человек…» – промелькнуло в голове.

– Маша, подожди!.. – закричал он, выскакивая из ванной.

Но в спальне уже никого не было.

* * *

Иван лихорадочно листал книгу, оставленную ему в наследство покойной матерью. И ничего не понимал. Да и мудрено было что‑то понять в этой каше из хитроумных рисунков и закорючек, щедро пересыпанных текстом, написанным в большинстве своем по‑ненашенски. Текст явно был записан в разное время разными людьми, причем иностранцами. Особо не вдаваясь в подробности, Иван бегло читал подряд редкие отдельные фразы на русском и листал дальше. Русские фразы были неровно накарябаны карандашом над тем, что было написано не по‑русски. Наверное, это наш человек с внушительными мозгами, переводя эту галиматью, таким манером помечал для себя основное.

Иван читал вслух, с трудом разбирая полустертый от времени текст, написанный от руки:

– Так… Меченосцы рождаются через поколение… Змеи живут вечно, передавая через знак свою силу… Змеи, воссоединившиеся со знаком, набирают силу к рождению новой луны, Меченосец же слаб до тех пор, пока Луч Звезды не возьмет его кровь и его душу. Тогда он сам станет карающим мечом, способным убить… Кого убить? Ч‑черт! Лист выдран.

Во многих местах и текст, и карандашный перевод неожиданно прерывались, некоторых страниц не хватало. Листы крошились от старости. Иногда целые главы были вычерчены то ли китайскими иероглифами, то ли арабской вязью, над которыми вообще не было никакого перевода. Видимо, такое наш человек с карандашом и мозгами осилить уже не смог.

А еще были рисунки. Непонятные и местами страшноватые. И слишком живые, будто списанные с натуры. Хотя вряд ли встречаются в природе крылатые змеи, жрущие людей пачками, как креветок, и здоровенные мужики с длинными узкими мечами, в свою очередь жрущие этих самых змей.

– Эх ты, японский бог… – Иван откинулся на спинку стула. – Змеи, меченосцы. Бред какой‑то. Конкретно у предков крыша ехала…

Он открыл форточку, и холодный ночной воздух обжёг лицо.

Город спал. Фонари вдоль дороги пялились жёлтыми подслеповатыми глазами в тёмные окна домов. Осенний ветер гнал по небу рыхлые тела облаков. Они на секунду заслоняли пронзительное, круглое и пустое, как зрачок наркомана, око полной луны и летели себе дальше. И от этого казалось, будто вечная спутница ведьм и ночных воров ехидно подмигивает Ивану.

Иван покосился на чёрный кинжал, лежащий на столе. Лунный свет отражался на лезвии, вдавленная в металлическую плоть полоска кровотока мерцала в полумраке комнаты. Блики призрачного света переливались на стальном жале, то вспыхивала, то гасла железная звезда на рукояти, дрожали металлические крылья, и казалось, будто кинжал шевелится, трепещет, живёт своей, непонятной жизнью и лишь ждёт сигнала, чтобы взлететь со стола и, воткнувшись в сердце первому встречному, с наслаждением пить, захлебываясь, горячую человеческую кровь…

«Кровь…» – зашептал голос в голове…

«Кровь…» – Горячая струя из прокушенного горла дембеля снова хлынула в рот…

«Кровь…» – Солёная жидкость затопила горло, обожгла желудок…

«Кровь…» – И рука вслед за чёрным кинжалом опять погружается в распоротый живот Седого…

«Кровь…» – Стучит, стучит, стучит в черепную коробку чужой мёртвый голос…

Иван вскрикнул, схватился за голову и упал на колени. Наваждение исчезло. Просто луна плыла в ночном небе, просто кинжал тускло блестел на столе…

– Да что же это! – закричал Иван, падая на кровать и зарываясь головой в подушку. Голова пылала. Казалось, будто невидимая микроволновая печь медленно поджаривает мозги Ивана изнутри…

Лютый, вернувшийся с гулянья, мягко перепрыгнул через балконные перила и осторожно вошел в комнату. Хозяин на кровати застонал и пошевелился. Кот подошел, вопросительно мяукнул и положил лапы на край матраца…

– Хреново мне, братан, ой, хреново… – Иван обнял за шею зверюгу, и та, пристроившись рядом, понимающе положила ему лапу на плечо.

– Крыша едет, глюки мерещатся… Голова… ох!.. так вот и сдохну здесь как падла какая, и никто и не почешется… И зачем вообще на свете живу? А, Лютый? На кой хрен мы на свете живем? Жрем, гадим, небо коптим?..

Голос парня становился всё тише и тише. Кот не шевелился, сосредоточенно глядя на хозяина. Тот помаленьку согрелся у теплого, мохнатого бока, успокоился, дыхание стало ровным. Иван уснул. Лютый осторожно поджал под себя лапу, свернулся клубком рядом с хозяином и тоже закрыл глаза.

* * *

Телефон трещал, надрывался, только что не подпрыгивал от усердия. Иван швырнул в него подушкой. Аппарат свалился со стола и заткнулся. Однако спокойствие было недолгим. Теперь звонили в дверь.

– Твою мать! – с чувством произнес Иван, с трудом приоткрыв один глаз. – И кого ж это черти разжигают ни свет ни заря?

Он поднялся с кровати, вышел в коридор, сшибая по пути стулья и натыкаясь на углы, открыл дверь и впустил в квартиру Сашку с Максом.

– Ты чего это, Снайпер, зашкерился, как Диоген в бочке? К телефону не подходишь, дверь не открываешь.

Сашка как всегда от души радовался жизни и улыбался от уха до уха.

– Ой, пацаны, отстаньте, – Иван поплелся обратно к кровати, – хреново мне.

– Слышь, Сань, а кто такой Диоген? – спросил Макс, усаживаясь на стул.

– Не знаю, – пожал плечами Сашка, запихивая во внутренний карман куртки сотовый телефон. – Со школы помню – мужик такой раньше был. Реально в бочке жил.

– В школе и набрешут – недорого возьмут. А чё это он, в бочке‑то?

– Да не знаю я! По кайфу ему, значит, было. А может, укурыш по жизни. Вон у меня под окнами рынок, чурки фруктами торгуют, а из‑под полы – травой. И молодняк сопливый со всего дома к ним бегает. Укурятся – и тоже – кто там же под прилавками кемарит, кто по бочкам из‑под огурцов шкерится. Диогены хреновы.

Иван застонал под подушкой.

– Да чё с тобой творится, братуха? – не на шутку обеспокоился Сашка.

– Говорю же, башка болит – жить не хочется… – промычал Иван.

– Болеть там нечему, там кость, – авторитетно заявил Макс. – А может, его задвинуть? Баян у меня с собой. Сейчас пустим децел герыча по трубе – и все будет правильно…

– Нет уж, спасибо, без вашей наркоты обойдусь… – Иван выполз из‑под подушки и теперь усиленно растирал виски. – Чего припёрлись ни свет ни заря?

Сашка рассмеялся:

– Киношку детскую помнишь? Должо‑о‑ок! В общем, дело есть для настоящего снайпера. В общем, бери, Снайпер, весь свой арсенал и поехали, надо одного лоха на понт взять. Если выгорит – будешь жить как шах Батый…

– Батый был хан, – сказал Иван, запивая из чайника таблетку анальгина.

– Всё равно, будешь жить не кисло. И заодно с долгом чести рассчитаешься… Давай‑давай, шевели веточками, – Сашка заботливо помогал Ивану собраться. – Вот гранатки, вот пистолетик, с Божьей помощью, разведем на лавэ вражью силу…

– Да уберите грабли, садюги, сам я поди не беспомощный…

Удивительно, но от радостного Сашкиного трепа боль немного отпустила голову.

Иван собрался, засунул ключ под коврик, и компания скатилась вниз по лестнице…

Сашка крутил баранку и молол языком не переставая:

– Ну, значит, заезжаю я на малолетку. Захожу в жилой корпус. Пацаны все, сами понимаете, незнакомые, на меня смотрят. Ну подходит один постарше и говорит. «Видишь картину „Три богатыря“?» – и на стену показывает. Вижу, говорю, картина как картина.

«Хочешь четвертого богатыря увидеть?»

«Это как?» – спрашиваю. Тут меня сзади по кумполу кто‑то табуреткой – херак… Я и вырубился. В себя прихожу, они все ржут, а старший прикалывается. Ну чего, говорит, четвертого увидел? А я ему: «Да от вашей табуретки этих богатырей там, по ходу, целое стадо выехало…»

Машина свернула в переулок, и Сашка выключил двигатель.

– Конец цитаты. Вперед, пацаны.

Он открыл дверь и шагнул в только что выпавший первый снег.

* * *

…И опять дверь. Чужая, и на этот раз последняя, как решил для себя Иван.

– Кто там?

– Это сантехник из ДЭЗа. От соседей заявка поступила – из вашей квартиры вода к ним течет. Откройте, пожалуйста, надо ваши трубы проверить.

– У меня ничего не течет, – отозвался через дверь мужской голос. – Какие соседи? Как их фамилии?

– Да я откуда знаю? Мне дали заявку, я и пришел, – рыкнул Сашка. И тут же прошептал на ухо Ивану: – Лох ушлый попался, сука, хрен откроет. Что, Снайпер, дверку выбить сможешь?

– Шуму много будет, – прошипел в кулак Макс.

– А ты потихоньку. Я ж помню, у тебя прямой ногой лучше всех шел. Все соседи на работе, никто не чухнется. Это фуфло, а не дверь, железо как бумага, хозяин на нормальную дверь поскупился. Бей в замок! Если не получится – сваливаем! Если получится и там народу больше одного – не тормози, стреляй во все, что движется.

Иван без долгих уговоров молниеносно нанес тот самый прямой удар ногой в замок. Косяк треснул, дверь резко отскочила внутрь. Парни, ощетинившись стволами, быстро вбежали в квартиру.

Полный мужичонка пятился назад, заслоняя лицо руками. Сашка облегченно выдохнул, спрятал пистолет под куртку и легонько толкнул хозяина квартиры ладонью в грудь. Тот упал на диван.

– Не ссы, Капустин, – миролюбиво сказал Сашка. – Ограбим – отпустим. Если все бабки по‑хорошему отдашь, твой портрет останется без изменений.

– Какие бабки? – пискнул хозяин квартиры.

– Н‑да, – задумчиво произнес Сашка. – Стало быть, в портрете изменения всё‑таки будут, – и резко хлестнул мужичка по лицу.

– Тебе люди на раскрутку денег давали? Давали. Ты с процентами вернуть подписывался? Подписывался. Тебе по‑хорошему говорили? Говорили… – Каждая фраза сопровождалась ударом по лицу.

Голова хозяина квартиры моталась туда‑сюда.

– Тебе счётчик включали? Включали. Ты на счётчик хрен положил? Положил.

Из носа и рта мужичонки хлестала кровь, но Сашка не прекращал допроса, в котором от жертвы ответов вовсе и не требовалось – всё и так было ясно.

– Ментам на людей стукнул? Стукнул. Их по сто шестьдесят третьей приняли? Приняли. И думал, с рук сойдёт? Гони бабки, падла, пока жопу паять не начали.

– Ребята, деньги в банке, – захлебываясь кровью и соплями, пролепетал истязаемый.

– В какой банке? В трёхлитровой? Или в пяти? В пятилитровую, я думаю, поместилось бы. А ты, по ходу, во мне фраера увидел? И решил мне за жизнь причесать? Макс, включай паяльник, дядя понимает только по‑китайски.

– Там… – прохрипел мужик и указал на стену: – Там… – и бессильно откинулся на спинку дивана.

Расковырять заклеенный обоями тайник оказалось делом одной минуты. В бетонной стене было выдолблено солидных размеров углубление, в котором уютно сидел чёрный «дипломат». Достали. Открыли. В комнате настала гробовая тишина. «Дипломат» был плотно набит новенькими пачками денег с зелеными портретами заокеанских президентов.

– И как же ты, дядя, до сих пор живой‑то? – задумчиво спросил Сашка.

Дядя не ответил. Он, свесившись с дивана, с остервенением жал на потайную кнопку сигнализации.

– А вот это писец. А писец мы не лечим, – прошептал Сашка. И заорал не своим голосом:

– Ноги, пацаны!

Троица рванула из квартиры, вихрем пронеслась по лестнице и метнулась к машине.

Где‑то неподалеку уже завывали милицейские сирены. Сашка повернул ключ зажигания:

– Милая, хорошая, солнышко моё, только заведись!

Несмотря на дряхлость, мотор завелся сразу.

– Ну давай, ласточка моя, не подведи!

Сашка вдавил газ до пола. «Волга» с рёвом пронеслась по двору и, обдав стайку старушенций на скамейке облаком выхлопного газа, скрылась за поворотом.

* * *

Машина летела по пригородному шоссе. Макс расслабленно откинулся на заднем сиденье и заржал:

– Мне показалось, что еще немного, и ты ее трахнешь.

– Кого? – не понял Сашка.

– Тачку свою. Ты ее так уговаривал.

– А мне показалось, что еще немного – и нас бы нашли по жидкому следу, – рыкнул в ответ Сашка.

– По какому такому жидкому следу? – не понял Макс.

– По твоему. У тебя была такая морда, будто ты вот‑вот обделаешься от страха.

– Ну ты сказал, в натуре…

– Железо надо скинуть, – перебил его Иван.

– А это еще зачем? – удивился Макс.

– Снайпер дело говорит, – поддержал Сашка Ивана. – Если нас со стволами примут, хлебать нам баланду до пенсионного возраста.

– А если тебя с чемоданом бабок возьмут, то орден на грудь повесят, – кивнул Иван. – С закруткой на спине. Ты лучше скажи, комбинатор, какого хрена я весь свой арсенал с собой приволок? Тому мужику достаточно было бы и Максовой улыбки…

– Так кто ж знал, что он один будет? Такие бабки обычно взвод «быков» стережет. А этот, вишь, жадный попался – только на сигнализацию раскошелился.

– Еще б маленько – и нам бы этого за глаза хватило… – Макс скалил зубы, но было понятно, что это не веселье, а реакция на только что пережитое. Бандит все не мог прийти в себя, дыша как загнанный бронтозавр и то и дело дрожащими рукавами куртки утирая со лба обильно струящийся пот…

«Волга» благополучно отъехала от кольцевой дороги около пятидесяти километров, свернула в лес и остановилась. Троица вышла из машины.

– А все‑таки лихо мы это дело провернули, – Сашка с хрустом потянулся. – Люди‑то, которым этот хмырь задолжал, сидят давно. Тёлка одного из них проболталась, а мы взяли да подсуетились… Хорошая, доложу я вам, тёлка…

Сашка подмигнул партнерам и от души рассмеялся так, как может смеяться очень счастливый человек, не обремененный заботами, проблемами и излишней, никому не нужной в наше время совестью.

– Бабки и стволы закопаем здесь, – уже серьезно и деловито подытожил он.

– Чтоб ты завтра спокойно сюда приехал и всё забрал себе, – продолжил Макс.

– Не понял, – Сашкина физиономия вытянулась, улыбка мгновенно превратилась в гримасу ярости. – Ты что, меня за суку посчитал? Да я…

– Стоп, – вмешался Иван. – Еще не хватало, чтоб мы тут друг друга перестреляли. Делаем проще – делим бабки, и каждый ныкает свою долю там, где хочет.

– А Снайпер дело говорит, – обрадовался Макс.

Сашка промолчал, недовольно сопя и обижаясь на весь белый свет.

Компаньоны, храня гробовое молчание, начали делить деньги.

– Чё, пацаны, ментеныш родился? – попытался пошутить Макс, но на его попытку разрядить обстановку никто не отреагировал.

Закончив дележ, компаньоны забрали свои доли и разошлись в разные стороны.

– Через полчаса сбор у машины, – хмуро предупредил Сашка. – Если кто в болото провалится, никого ждать не буду.

…Иван брел вглубь леса, пиная жёлтый ковёр мёртвой листвы. На полянке ему приглянулся здоровенный дуб, несмотря на позднюю осень почти полностью сохранивший свою зеленую крону. «Вот ты мне и побережешь пока дедово наследство», – подумал Иван.

Он завернул пистолет, гранаты, деньги и чёрный кинжал в один полиэтиленовый пакет, засунул сверток в другой такой же пакет и перевязал всё это шпагатом. Потом Иван долго ковырял землю у корней дерева крепкой сучковатой палкой, пока не получилась довольно внушительная яма. Засунув свой клад под узловатые корни, парень засыпал его землей, утрамбовал и сверху насыпал кучу опавшей листвы.

– Смотри, старина, не подведи – сказал он дубу. – Постереги пока моё добро. На тебя вся надежда.

Дуб прошелестел чего‑то оставшейся листвой и то ли от ветра, то ли сам по себе качнул уже лысой макушкой – мол, не боись, парень, всё будет в порядке.

Иван усмехнулся, погладил шершавую кору дерева и не спеша направился к машине.

* * *

Взяли их на кольцевой. Гаишник поднял полосатую палочку, подошел к «Волге» и подтянул голову к руке, отдавая честь.

– Ваши документы…

Сашка матюгнулся про себя и полез в карман за деньгами.

– Ну чего, старшой, сколько на этот раз хочется? Штуку? Две? – почти дружелюбно спросил он, доставая бумажник, набитый деньгами. – На тебе пять, у меня сегодня праздник…

Однако праздник получился с невеселым финалом…

По лобовому стеклу «Волги» ударили чем‑то тяжелым, и оно лопнуло, обдав пассажиров мелким дождем осколков. Гаишник отскочил в сторону, вместо него возникли мордовороты в пятнистых камуфляжах. Сашку схватили за вихры и прямо через разбитое стекло выволокли на асфальт.

– Не шевелиться! Руки за голову!..

Иван понял, что это всё… И даже не дернулся, пока пятнистый молодец укладывал его лицом в дорожную грязь и защелкивал за спиной наручники. Краем уха он слышал, как попытался возмутиться Макс:

– Вы не имеете права!..

Они имели абсолютно все права. В том числе и неоспоримое право сделать из Макса котлету. Смачное чавканье нескольких ударов совпало с глухим стоном и падением Максовой туши на асфальт. Весёлый голос произнес:

– Ну все, наигрался хрен на скрипке…

Сильные руки подхватили Ивана под микитки и впихнули в вонючее, тесное брюхо милицейского «воронка». Следом влезли Сашка с Максом, подталкиваемые сзади автоматными стволами.

«Эх, Лютый, как же ты теперь без меня…» – вздохнул про себя Иван.

Голодным шакалом взвыл старенький мотор, и «воронок» тронулся в путь. Тусклое осеннее солнце заглянуло в маленькое окошко автомобиля. Ласковые лучи словно на прощание коснулись лица Ивана. Он поднял голову и прищурился. Жёлтый диск древнего, как сама вечность, светила перечеркивала грязная стальная решётка…

* * *

Решётки. Толстые, тонкие, косые, поперечные и продольные. Как же их много вокруг… Тонны и тонны металла переводят люди на то, чтобы отгородиться от себе подобных, запереть их в клетки, будто диких зверей… Или самим заслониться от сородичей перекрещенным кованым железом.

Троицу ввели в отделение и сняли наручники.

– Лицом к стене.

Задержанные повиновались. Замешкавшийся Макс получил концом дубинки в ребра и стал двигаться быстрее.

– По одному – подходим сюда и выворачиваем карманы, – сказал толстый капитан, сидящий за длинной стойкой, какие бывают в кабаках, только старой и обшарпанной.

На стойку легли сигареты, ключи, деньги и всякая мелкая дребедень.

– Где стволы скинули? – Толстый капитан ни к кому конкретно не обращался.

– Какие стволы, начальник? – обернулся к нему Сашка и тут же получил от рядом стоящего сержанта удар резиновой дубинкой по ребрам.

– Повторяю вопрос. Где деньги и стволы?..

Странно, но Ивану явно казалось, что всё это происходит не с ним. Кто‑то другой стоял у стены, упершись в неё руками и раздвинув ноги. Иван просто наблюдал со стороны за этим до боли знакомым парнем, как зритель в кинозале наблюдает за приключениями любимого артиста.

– …Где деньги и стволы?..

Сапог врезался между ног Макса, и тот упал на пол, скуля и держась за пах.

– Может, ты умнее? – Сержант положил руку на плечо Ивану. Капитан за стойкой вкусно прикурил дорогущее привозное «Мальборо» из Сашкиной пачки.

– Последний раз спрашиваю – куда спрятали оружие и деньги?

Парень у стены молчал. Иван‑зритель увидел, как медленно поднимается приклад автомата, как приседает на одно колено милиционер, вкладываясь в удар…

Потом стало нечем дышать. Где‑то под ложечкой родился влажный, скользкий комок и перекрыл дыхание. Иван попытался вытолкнуть его, но тот, словно осьминог, уперся всеми своими скользкими ножками и не желал пропускать в лёгкие ни грамма воздуха.

Затем пришла боль. Она прошила правую почку, сбила Ивана с ног, скрючила его, и парень завертелся на полу, словно волчок, запущенный шаловливой детской рукой.

Второй удар ногой в грудь разогнул его и отшвырнул к стене. Новая адская боль в груди, но – скользкий осьминог куда‑то исчез, и воздух ворвался в горящие лёгкие.

Картина смазалась, будто на написанное акварелью полотно кто‑то выплеснул банку горячей воды. Капитан за стойкой, да и сама стойка и все отделение милиции поплыли в каком‑то сизом тумане, похожем на густой сигаретный дым, и от этого физиономия капитана стала похожей на морду мертвого сома с отвисшими усами и круглым, неподвижным взглядом.

– Вспомнил, где стволы?.. – Тянущееся, как белесая жвачка, лицо сержанта склонилось над Иваном.

И тут в голове Ивана стало ясно и светло, будто в темной комнате включили мощный армейский прожектор. Туман исчез, и Иван очень отчётливо увидел лицо сержанта.

– Так ты не умер? – удивленно спросил он.

– Чего? – Сержант обалдело уставился на парня, лежащего на полу.

Дембель не умер. Он просто надел серо‑синюю форму и нацепил другие погоны. Наверно, у него выросло другое горло, взамен того, что Иван два года назад выгрыз и проглотил…

Во рту снова появился вкус соленой крови. Иван чуть опустил глаза. Вот он, кадык. Дёргается, сглатывая слюну, шевелится, трепещет…

«Кровь», – снова застучало в голове. «Кровь», – сказал чёрный кинжал. «Кровь», – зазвенели решетки на окнах…

Парень вставал с пола. Сержант Терентьев смотрел на него, парализованный ужасом. Так кролик смотрит на приближающегося удава, не имея сил ни убежать, ни даже пошевелиться.

Белки широко раскрытых глаз парня перечеркнул черный узкий зрачок, похожий на кошачий. Из полуоткрытого рта чудовища дохнуло смертью, и Терентьев понял, что это конец. Сознание кричало: «Беги! Спасайся!..» – но парализованное тело не слушалось, подавленное злой волей ужасного существа.

Терентьева спас молоденький младший сержант. Он клацнул затвором автомата, и тварь со звериными глазами, напоровшись на ствол, наконец‑то оторвала взгляд от сержанта.

– Господи… – Терентьев схватился за шею и упал на скамью.

– Что, что случилось? – Капитан за столом так и не понял, в чём дело.

Сержант Терентьев смотрел, как парня и его дружков разводят по камерам, но всё никак не мог прийти в себя.

Он пошел в дежурку умыться и, подняв глаза, увидел в зеркале перекошенное ужасом собственное лицо.

– Господи… – шептал Терентьев, поливая голову ледяной водой.

Он отпросился с работы пораньше. Ночью ему приснилось, как задержанный парень, разломав ненадёжную дверь камеры, выходит из отделения и идёт за ним, внюхиваясь в невидимые следы, доходит до его дома, поднимается по лестнице, клацая железными когтями по бетонным ступеням. Вот он уже у кровати. Глаза монстра смотрят на него, и сержант снова не может пошевелиться.

Не отрывая взгляда, парень наклоняется, скользкие губы касаются шеи, зубы смыкаются… И вот уже чудовище, улыбаясь красным ртом, стоит над ним и, чавкая, пережевывает сержантово горло…

Терентьев с криком проснулся, до смерти перепугав жену, и до утра слонялся по комнате. Утром он подал заявление об увольнении из органов. Сама мысль о возможности повторной встречи с парнем наполняла его паническим, животным ужасом. Но сон возвращался каждую ночь, и каждый день Терентьев с ужасом ждал следующей ночи. Через месяц его, старательно упакованного в смирительную рубашку, вывели из подъезда два дюжих санитара и увезли на машине с синей мигалкой на крыше и красным крестом на боку.

* * *

В камере стоял жуткий холод. Свернувшись калачиком на деревянном лежаке, Иван медленно приходил в себя. Теперь он точно знал, что с ним явно не всё в порядке. Сегодня во время приступа он опять стал другим. Другое, настоящее «Я» проснулось внутри него и властно отодвинуло в сторону привычного Ивана. Но в то же время это был он, Иван. Только гораздо сильнее, быстрее и злее, чем обычно. Иван, знающий, что вот сейчас он может разорвать этого сержанта одним ударом, а потом долго пить его горячую кровь, уже после того, как будут перерезаны все, кто сейчас направлял на него автоматы.

Оно почти уже проснулось, но его спугнул тычок автоматным стволом. Оно было еще очень слабым…

Ивану стало страшно. Предыдущие приступы ещё можно было объяснить боевым или сексуальным безумием, порождённым избытком адреналина, родителями «не от мира сего», наградившими соответствующей наследственностью, глюками от нервного перенапряжения… да мало ли ещё что может придумать человек, желая подогнать сверхъестественное под привычные мерки. Но сегодняшнее Ивана просто напугало. Он видел, как бледный садист‑сержант, пошатываясь, покидает помещение, как в растерянности переглядываются милиционеры и хлопает рыбьими глазами толстый капитан, так и не понявший, почему сотрудники прекратили допрос и без команды распихали задержанных по камерам. Он чувствовал как тихонько шевелится в нём что‑то страшное и чужое, готовое в любую секунду вырваться наружу.

Дата добавления: 2015-05-06