Конец ознакомительного фрагмента. 3 страница. Заиграл гимн. Может, это и глупо, но мне он всегда нравился

Заиграл гимн. Может, это и глупо, но мне он всегда нравился. Я очень люблю его петь.

На экране появилась королевская семья. На трибуне стоял король Кларксон. С одной стороны от него сидели советники, которые должны были сообщить новости о хозяйственных, экологических и прочих проблемах. Камера показала их крупным планом. Судя по всему, сегодня нам предстояло услышать несколько объявлений. В левой части экрана королева и принц Максон в роскошных одеждах восседали на похожих на троны креслах. Вид у них был важный и царственный.

– Смотри, твоего жениха показывают, – пошутила Мэй, и все рассмеялись.

Я внимательно вгляделась в Максона. Пожалуй, он был даже красив. Не так, как Аспен, разумеется. Такой солнечный тип внешности – коротко подстриженные медового цвета волосы, карие глаза – многим кажется привлекательным. Серый пиджак сидел на нем безукоризненно. Вот только держался принц чересчур скованно и напряженно. Идеальная прическа, отлично пригнанный строгий костюм – все слишком безупречно. Он походил скорее на свой портрет, нежели на живого человека. Я пожалела девушку, которая станет его избранницей. Жизнь ее ждет тоскливей некуда.

Я перевела взгляд на его мать. Та казалась безмятежной, но не производила впечатления глыбы льда. Королева, вдруг сообразила я, в отличие от короля и принца Максона росла не во дворце. Она была Избранной дочерью Иллеа. Ее история вполне могла быть схожа с моей.

Король уже заговорил, но мне нужно было получить ответ на свой вопрос.

– Мама, – прошептала я, стараясь никому не мешать.

– Что?

– Королева… Кем она была? В смысле, из какой касты?

Мой интерес вызвал у мамы улыбку.

– Четверка.

Четверка. Значит, ее юность прошла на фабрике или в магазине, а может, на ферме. Интересно, как она жила? У нее была большая семья? Наверное, в детстве ей не приходилось тревожиться о еде. Завидовали ли ей друзья, когда ее выбрали? Если бы у меня были по‑настоящему близкие друзья, стали бы они мне завидовать?

Глупость какая. Меня никто никуда не выберет.

Я сосредоточилась на речи короля.

– Сегодня утром было совершено очередное нападение на наши базы в Новой Азии. Войска понесли небольшой урон в живой силе, но мы уверены, что призыв, который должен состояться в следующем месяце, послужит укреплению боевого духа, а также, разумеется, значительному пополнению численности армии.

Я терпеть не могла войну. К сожалению, наше государство совсем еще молодое и вынуждено бороться за существование. Еще одно вторжение мы вряд ли переживем.

После того как король сообщил новости о недавнем рейде на лагерь повстанцев, отдел финансов просветил относительно состояния внешнего долга, а глава комитета по инфраструктуре объявил, что через два года планируется начать работы по восстановлению нескольких автомагистралей, часть которых до сих пор оставалась разрушенной со времен Четвертой мировой войны. Наконец на трибуну вышел последний выступающий, главный распорядитель.

– Добрый вечер, дамы и господа. Как вы знаете, недавно по почте были разосланы извещения об участии в Отборе. Мы получили первые данные о количестве заполненных анкет, и я рад вам сообщить, что тысячи прекрасных дочерей Иллеа уже подали заявки на участие в отборочной лотерее!

На заднем плане Максон слегка заерзал в кресле. Мне показалось, или он действительно вспотел?

– От имени королевской семьи я хотел бы поблагодарить вас за проявленное рвение и патриотизм. Если нам будет сопутствовать удача, к Новому году мы отпразднуем помолвку нашего дорогого принца Максона с одной из очаровательных, умных и талантливых дочерей Иллеа!

Немногочисленные советники зааплодировали. Максон улыбнулся, но ему явно было не по себе. Когда аплодисменты стихли, главный распорядитель снова заговорил:

– Разумеется, в эфир будет выходить множество передач, посвященных знакомству с финалистками Отбора, не говоря уже о специальных репортажах об их жизни во дворце. Для освещения этой волнующей темы мы не смогли найти лучшей кандидатуры, нежели наш замечательный, известный всем Гаврил Фадей!

Раздался очередной взрыв аплодисментов, но на сей раз звук исходил от мамы с Мэй. Гаврил Фадей был легендой. Вот уже двадцать с лишним лет он комментировал трансляции парадов, посвященных Празднику благодарности, рождественских шоу и всех прочих торжеств, которые проводились во дворце. На моей памяти ни одно интервью с членом королевской семьи и их ближайшими друзьями не обошлось без него.

– Ах, Америка, ты сможешь увидеть Гаврила! – проворковала мама.

– Вот и он сам! – всплеснула руками Мэй.

На экране появился как обычно очень энергичный Гаврил в строгом синем костюме. Ему было лет под пятьдесят. Когда он проходил по сцене, в свете прожекторов на лацкане пиджака блеснула золотом булавка. Эта мимолетная вспышка была как значок «форте» в моих нотах.

– Добррррый вечерррр, Иллеа! – хорошо поставленным голосом пропел он. – Должен признаться, для меня огромная честь быть причастным к Отбору. Подумать только, мне выпала возможность оказаться в обществе тридцати пяти прекрасных девушек! Лишь идиот не захотел бы очутиться на моем месте! – Он подмигнул в камеру. – Но прежде чем познакомиться с очаровательными претендентками, одной из которых предстоит стать нашей принцессой, я буду иметь удовольствие побеседовать с человеком часа, нашим принцем Максоном!

Тут Максон поднялся и двинулся по застеленной ковром сцене к паре стульев, приготовленных для них с Гаврилом. Принц поправил галстук и одернул пиджак, как будто можно выглядеть еще более безупречно. Пожав Гаврилу руку, он уселся напротив и взял микрофон. Стулья были достаточно высокими, так что Максон пристроил ноги на специальной перекладине. В такой позе он выглядел несколько непринужденней.

– Ваше высочество, рад видеть вас снова.

– Спасибо, Гаврил. Мне тоже очень приятно.

Голос у Максона оказался такой же сдержанный, как и он сам. От него так и исходили волны чопорности. При мысли о том, чтобы оказаться с ним в одном помещении, я наморщила нос.

– Менее чем через месяц в вашем доме поселятся тридцать пять молодых женщин. Какие чувства вы испытываете по этому поводу?

– По правде говоря, я немного нервничаю, – рассмеялся Максон. – Представляю, как шумно будет во дворце с таким количеством гостей. И в то же время с нетерпением жду этого момента.

– Вы уже спрашивали у своего опытного и мудрого отца, каким образом ему удалось обзавестись такой прекрасной женой?

Максон с Гаврилом, как по команде, обернулись на короля с королевой, и камера крупным планом показала, как монаршие особы смотрят друг на друга, улыбаясь и держась за руки. Они выглядели искренними, но откуда нам знать, каково положение на самом деле?

– Вообще‑то, еще нет. Как вам известно, ситуация в Новой Азии в последнее время серьезно обострилась, и мы с ним больше заняты военными вопросами. Так что нам было как‑то не до обсуждения девушек.

Мама с Мэй расхохотались. Пожалуй, это прозвучало забавно.

– Времени у нас осталось не много, и я хотел бы задать вам еще один вопрос. Какой вы представляете себе идеальную избранницу?

Максон, похоже, слегка растерялся. Утверждать наверняка было сложно, но мне показалось, что он покраснел.

– Честно говоря, я даже и не знаю. Но в этом и заключается прелесть Отбора. В нем не будет ни единой претендентки, которая была бы в точности похожа на другую внешне, вкусом или характером. Надеюсь, что в процессе Отбора, общаясь с ними, я смогу понять, что мне нужно и чего жду от своей избранницы. – Максон улыбнулся.

– Благодарю вас, ваше высочество. Отлично сказано. Думаю, можно с полным правом заявить: не только я, но и все граждане Иллеа сейчас от всего сердца желают вам удачи.

– Спасибо, – сказал Максон, пожимая руку Гаврилу.

Камера не успела переключиться, и зрители увидели, как принц оглянулся на родителей, словно безмолвно спрашивая, все ли правильно он сказал. Но тут в кадре появилось лицо Гаврила, так что их реакцию мы не узнали.

– Боюсь, на сегодня наше время истекло. Спасибо, что смотрели «Вести столицы», и до следующей недели.

Заиграла музыка, и по экрану поползли титры.

– Тили‑тили‑тесто, Америка и Максон – жених и невеста, – пропела Мэй.

Я схватила подушку и запустила ее в сестру, но мне и самой было смешно. Максон казался настолько скованным и зажатым, что невозможно было представить, как кто‑то вообще может быть счастлив рядом с таким пай‑мальчиком.

Весь оставшийся вечер я старательно пропускала мимо ушей подколки Мэй, пока наконец не ушла в свою комнату. Мне становилось неуютно при одной мысли о том, что я могу оказаться рядом с Максоном Шривом. Дразнилки Мэй всю ночь крутились в голове и мешали спать.

Разбудил меня какой‑то непонятный звук. Делая вид, что сплю, я осторожно обвела взглядом комнату: вдруг залез кто.

Тук‑тук‑тук.

Я медленно повернула голову к окну и увидела ухмыляющегося Аспена. Я выбралась из кровати, на цыпочках подошла к двери, плотно закрыла ее и защелкнула на замок. Потом вернулась, отперла окно и аккуратно распахнула створки.

Когда Аспен перебрался через подоконник и уселся на кровать, меня обдало жаром, который не имел никакого отношения к по‑летнему теплой погоде.

– Что ты здесь делаешь? – прошептала я, улыбаясь в темноте.

– Я должен был тебя увидеть, – выдохнул он мне в щеку, а потом обнял и увлек на постель.

– Аспен, мне столько всего нужно тебе рассказать!

– Тише. Если кто‑нибудь услышит, нам не поздоровится. Просто дай мне на тебя полюбоваться.

Я повиновалась. Мы лежали рядышком неподвижно и молча, и Аспен смотрел мне в глаза. Вдоволь наглядевшись, он уткнулся носом в щеку и волосы. Его руки скользнули от моей талии к бедрам, потом поднялись, и так снова и снова. Дыхание у него участилось, и я тоже вдруг начала задыхаться.

Его губы, прежде легонько щекотавшие мою шею, перешли к поцелуям. У меня вырвался прерывистый вздох, потом еще и еще. Губы Аспена скользнули по шее к подбородку, нашли мои губы и накрыли их, надежно заглушив производимые мной звуки. Я прижималась к нему; наши тела сплелись в торопливых объятиях в жаркой влажной ночи и покрылись испариной.

Это было преступное удовольствие.

Наконец Аспен ослабил свой неистовый натиск, хотя мне совсем не хотелось останавливаться. Но нам нужно сохранять благоразумие. Если мы зайдем слишком далеко и правда выплывет наружу, оба попадем в тюрьму.

Это одна из причин, почему все женились молодыми – ждать было мучительно.

– Мне надо идти, – прошептал он.

– А я желаю, чтобы ты остался.

Мои губы почти касались его уха. Я вновь ощутила запах мыла Аспена.

– Америка, когда‑нибудь ты будешь засыпать в моих объятиях каждую ночь. И просыпаться от моих поцелуев каждое утро. И не только от них. – (При мысли об этом я закусила губу.) – А сейчас мне нужно идти. Не стоит испытывать судьбу.

Я вздохнула и расцепила руки. Все правильно.

– Америка, я люблю тебя.

– И я тебя.

Воспоминаний об этих тайных мгновениях должно хватить, чтобы помочь мне выдержать все: мамино разочарование из‑за моего провала на Отборе; работу, которой необходимо было заниматься, чтобы помочь Аспену накопить денег; неизбежный скандал, когда любимый придет к папе просить моей руки. А еще – трудности, что выпадут на нашу долю после свадьбы. Все это неважно. Неважно, если со мной будет Аспен.

Глава 5

На следующей неделе я опередила Аспена и появилась в нашем домике на дереве первой.

Пришлось попотеть, чтобы поднять все необходимые вещи без лишнего шума, но все получилось. Я как раз заканчивала в очередной раз переставлять тарелки, когда услышала, как кто‑то забирается на дерево.

– Ррр!

Аспен вздрогнул от неожиданности и рассмеялся. Я зажгла новую свечку, купленную специально для нас. Он подошел и поцеловал меня, потом я принялась рассказывать ему обо всем, что случилось за неделю.

– Я же так и не рассказала тебе, как подавала заявку! – спохватилась я. Меня так и распирало от новостей.

– Ну и как все прошло? Мама сказала, там была куча народу.

– Это было настоящее безумие. Видел бы ты, как некоторые разоделись! И ты, наверное, уже в курсе, что это не вполне лотерея, как нас уверяют. Я с самого начала была права. В Каролине полно куда более интересных девушек, чем я. Не стоило и затевать все это.

– Все равно спасибо, что выполнила мою просьбу. Для меня это очень важно.

Его глаза были по‑прежнему прикованы ко мне. Больше ни на что вокруг он просто не смотрел. Впитывал меня взглядом, как обычно.

– Ну, во всей этой истории есть один замечательный момент. Поскольку мама не подозревала, что я уже пообещала тебе участвовать, она сделала мне заманчивое предложение в обмен на заявку.

Я не смогла удержаться от улыбки. Многие семьи уже начали закатывать праздники в честь своих дочерей, отчего‑то уверенные, что именно их кровиночку выберут для состязания в Отборе. На этой неделе я пела уже на семи таких праздниках, втискивая по два в вечер. Все ради того, чтобы побольше заработать. Мама честно держала слово. Я и не предполагала, как это здорово, иметь собственные деньги.

– Заманчивое предложение? И что же она предложила? – живо заинтересовался Аспен.

– Деньги, разумеется. Смотри, я приготовила для тебя пир!

Я оторвалась от него и принялась придвигать к нему тарелки. Ужин я специально готовила с размахом, чтобы Аспену осталось побольше. А до этого несколько дней подряд пекла пирожки. Мы с Мэй ужасные сластены, и она была в восторге от того, на что я трачу заработанные деньги.

– Что это?

– Еда. Сама готовила.

Я едва не лопалась от гордости. Наконец‑то Аспен наестся досыта! Но он лишь посмотрел на тарелки, и его улыбка померкла.

– Аспен, что‑то не так?

– Это неправильно. – Он покачал головой и отвел взгляд от еды.

– То есть как?

– Это я должен о тебе заботиться. Мне стыдно, что ты все это для меня делаешь.

– Но я же всегда тебя кормлю.

– Тем, что у вас остается. Я, по‑твоему, ничего не вижу? Брать то, что не нужно вашей семье, мне не стыдно. Но когда ты специально… Это я должен….

– Аспен, ты все время что‑то мне даешь. Ты обо мне заботишься. Ты каждый раз приносишь мне…

– Медяки? Думаешь, стоит сейчас поднимать эту тему? Неужели ты не понимаешь, как это унизительно? Я люблю слушать, как ты поешь, но не могу заплатить тебе по‑настоящему, как все.

– Ты вообще не должен мне платить! Это подарок. Я с радостью отдала бы тебе все, что у меня есть!

Я понимала, что мы не должны шуметь. Но мне стало на это наплевать.

– Америка, я не нуждаюсь в подачках. Я мужчина и должен быть добытчиком.

Аспен запустил пальцы в волосы. Он тяжело дышал.

Как всегда в наших спорах, он пытался обдумать свою позицию. Только на этот раз в его взгляде было что‑то другое, незнакомое. Вместо обычного сосредоточенного выражения на его лице мало‑помалу проступала растерянность. Весь мой гнев как рукой сняло. Он выглядел таким потерянным, что я почувствовала себя виноватой. Я хотела побаловать его, а не унижать.

– Я люблю тебя.

– Америка, я тоже тебя люблю, – покачал он головой.

Но он по‑прежнему не смотрел на меня. Я взяла кусок хлеба, который испекла сама, и вложила ему в руку. Аспен был слишком голоден, чтобы не откусить.

– Я не хотела тебя обидеть. Думала, отпразднуем.

– Нет, Мер, я очень тебе благодарен. Я верю, что ты все это сделала ради меня. Просто… Просто ты не представляешь себе, как мне тошно, что я не могу дать того же тебе. Ты заслуживаешь лучшего.

Я порадовалась, что все это он говорит, не прекращая жевать.

– Выброси эти мысли. Когда мы с тобой наедине, я не Пятерка, а ты не Шестерка. Мы просто Аспен и Америка. И никто, кроме тебя, мне не нужен.

– Но я не могу выкинуть это из головы. Меня так воспитывали. С самого детства я только и слышу: «Шестерки рождены для услужения» и «Шестерки должны быть незаметными». Всю жизнь меня учили быть невидимкой. – Он стиснул мою ладонь. – Мер, если мы с тобой будем вместе, тебе тоже придется стать невидимкой. А я не хочу для тебя такой участи.

– Аспен, мы уже сто раз это обсуждали. Понимаю, что все изменится, и готова к этому. Не знаю, как еще это объяснить. – Я прижала руку к сердцу. – Как только ты поймешь, что созрел, я в тот же миг отвечу тебе согласием.

Было очень страшно вот так обнажать свою душу, признаваться в том, насколько глубоки мои чувства. То, что я произнесла, давно ему известно. Но если, поставив себя в уязвимое положение, помогу ему найти в себе мужество, я это вынесу. Аспен заглянул мне в глаза. Если он пытался обнаружить там сомнение, то лишь зря тратил время.

– Нет.

– Что?

– Нет.

Это прозвучало как пощечина.

– Аспен?

– Не понимаю, каким образом я мог тешить себя иллюзиями, что из этого может что‑то получиться.

Он снова запустил руки в волосы, как будто пытался избавиться от неправильных мыслей.

– Но ты только что признался мне в любви!

– Мер, я действительно тебя люблю. В том‑то все и дело. И не хочу, чтобы ты жила так же, как я. Мне невыносимо даже подумать, что ты будешь голодать, мерзнуть или жить в страхе. Ты не станешь Шестеркой. Я не могу этого допустить.

В горле стоял ком, на глаза навернулись слезы. Нет. Он это не всерьез. Такого просто не может быть. Но прежде чем я успела сказать что‑либо, Аспен попятился к выходу из домика.

– Куда… куда ты?

– Я ухожу. Домой. Прости, что так с тобой поступил. Америка, все кончено.

– Что?

– Все кончено. Я больше не приду. Так не может продолжаться.

Я расплакалась.

– Аспен, пожалуйста. Давай поговорим. Ты просто расстроен.

– Я опечален куда сильнее, чем кажется. Но не из‑за тебя. Мер, я не могу так. Не могу.

– Аспен, пожалуйста!

Он крепко прижал меня, поцеловал – по‑настоящему поцеловал – в последний раз и ушел в ночь. А я не могла его даже окликнуть из‑за законов нашей страны, вынуждавших нас скрываться. Не могла в последний раз сказать, что люблю его.

Домашние явно заметили, что в последние дни со мной творится что‑то неладное, но, видимо, списывали все на волнение по поводу Отбора. Хотелось плакать, но я сдерживалась. Мне нужно дожить до пятницы. Я надеялась, что после того, как «Вести столицы» передадут имена финалисток, все вернется в нормальное русло.

Я раз за разом рисовала в своем воображении эту картину. Я представляла, как победительницей от нашей провинции объявят Селию или Камбер. Мама, конечно, будет разочарована, но не настолько, как если бы победила совсем незнакомая девушка. Папа и Мэй обрадуются: наши семьи дружили. Я знала, что Аспен должен думать обо мне, как я о нем. И готова была биться об заклад, что он появится у нас на пороге прежде, чем закончится программа, умоляя меня простить его и выйти за него замуж. Конечно, это будет слишком поспешно, поскольку девушкам еще никто ничего не обещал, но он сможет списать все на общую атмосферу дня. В такой день многое прощается.

В моем воображении все устраивалось просто прекрасно и все были счастливы.

До начала «Вестей» оставалось еще десять минут, но все уже устроились перед телевизором. Полагаю, мы были не одни такие, кому не терпелось скорее узнать результаты.

– Я помню, как выбирали королеву Эмберли! О, я с самого начала знала, что она победит!

Мама готовила попкорн, как будто мы собирались смотреть кино.

– А ты сама участвовала в лотерее? – спросил Джерад.

– Нет, малыш, я была на два года младше, чем требовалось. И потом, мне тоже повезло: я встретила вашего папу. – Она улыбнулась и подмигнула.

Вот это да. Мама, похоже, пребывала в отличном настроении. Не помню, когда она в последний раз проявляла к папе такие чувства.

– Ее величество Эмберли – лучшая королева на свете. Она такая умная и красивая. Каждый раз, когда вижу ее по телевизору, хочу стать такой же, – вздохнула Мэй.

– Она хорошая королева, – добавила я негромко.

Пробило восемь часов, и на экране появился государственный герб и заиграл гимн. Я поймала себя на том, что дрожу. Мне очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Сначала король вкратце обрисовал новости с фронта. Прочие объявления также оказались краткими. Похоже, все пребывали в хорошем настроении. Наверное, их тоже одолевало радостное волнение.

Наконец на экране появился главный распорядитель и представил Гаврила. Тот направился прямиком к королевской семье.

– Добрый вечер, ваше величество, – поприветствовал он короля.

– Гаврил, всегда рад тебя видеть, – почти легкомысленным тоном отозвался тот.

– Не терпится услышать объявление?

– О да. Я вчера присутствовал при выборе некоторых кандидатур. Все девушки очень милые.

– Значит, вам уже известны имена финалисток?! – воскликнул Гаврил.

– Всего несколько.

– А с вами его величество этой информацией, случайно, не поделился? – поинтересовался Гаврил у Максона.

– Нет. Я увижу финалисток вместе со всеми остальными, – ответил Максон.

Он явно пытался совладать с нервами.

Я вдруг поняла, что у меня вспотели ладони.

– Ваше величество, – подошел Гаврил к королеве, – что вы можете посоветовать нашим финалисткам?

Она безмятежно улыбнулась. Не знаю, как выглядели ее соперницы по Отбору, но мне сложно было представить, чтобы кто‑то еще мог сравниться с ней в умении держаться с достоинством и в то же время быть такой красивой.

– Наслаждайтесь своим последним днем в роли обычной девушки. Завтра, каков бы ни был исход состязания, ваша жизнь изменится. И еще один совет, старый, но тем не менее действенный: будьте самими собой.

– Мудрые слова, моя королева. И на этом позвольте приступить к оглашению имен тридцати пяти молодых девушек, которым предстоит участвовать в Отборе. Дамы и господа, присоединяйтесь ко мне в чествовании Дочерей Иллеа!

На экране вновь появился государственный герб. В верхнем правом углу в небольшом квадратике продолжали показывать лицо Максона, чтобы зрители могли видеть его реакцию на фотографии девушек. Как и мы все, он будет составлять о них свое мнение.

Гаврил держал в руках стопку карточек, готовясь зачитать имена Избранных, чьи жизни, если верить королеве, должны были вот‑вот измениться.

– Мисс Элейн Стоулз из Ханспорта, Тройка.

На экране появилась фотография миниатюрной красавицы с фарфоровой кожей. Настоящая леди. Максон просиял.

– Мисс Тьюзди Кипер из Уэверли, Четверка.

На экране – девушка с веснушками. Она была постарше первой и казалась более зрелой. Максон что‑то прошептал королю.

– Мисс Фиона Кастли из Паломы, Тройка.

Брюнетка со жгучим взглядом. Пожалуй, моя ровесница, только какая‑то более… опытная.

Я обернулась к родителям:

– Правда, она кажется ужасно….

– Мисс Америка Сингер из Каролины, Пятерка.

Я стремительно обернулась к телевизору и увидела ее. Мою собственную фотографию, сделанную сразу же после того, как я узнала, что Аспен откладывает деньги, чтобы жениться на мне. Девушка сияла, явно была полна надежд и смотрелась прекрасно. Влюбленной. И вероятно, какой‑то идиот решил, что влюблена я в принца Максона.

За спиной восторженно завопила мама. Мэй подскочила, рассыпав по всей комнате попкорн. Джерад заплясал от возбуждения. Папа… Не уверена, но мне показалось, что он украдкой улыбается в свою книгу.

Выражения лица Максона я увидеть не успела.

Зазвонил телефон.

И в течение нескольких дней он не умолкал.

Глава 6

За последующую неделю в нашем доме перебывали полчища чиновников, призванных подготовить меня к Отбору. Первой явилась какая‑то неприятная особа, похоже убежденная, что половина указанных в моей заявке сведений – ложь. Затем приехал сотрудник дворцовой охраны обсудить с местными военными меры безопасности и провести осмотр нашего дома. По всей видимости, мне не нужно было дожидаться, когда я перееду во дворец, чтобы начать опасаться возможного нападения повстанцев. Превосходно.

Дважды нам звонила некая Сильвия – особа, судя по голосу, самоуверенная и деловая, – интересовалась, не испытываем ли мы в чем‑либо недостатка. Но больше всего меня порадовал визит сухопарого человечка с козлиной бородкой, который явился к нам снять мерки для моего нового гардероба. Я не была уверена, какие чувства у меня вызывает перспектива постоянно носить такие же вечерние платья, как у королевы, но с нетерпением ждала шанса попробовать.

Последний посетитель – невероятно тощий, беспрестанно потеющий тип с сальными черными волосами, зализанными назад, – побывал в нашем доме днем в среду, за два дня до моего отъезда. Ему было поручено ознакомить меня с официальными правилами. Едва переступив порог, он спросил, где можно поговорить без посторонних ушей. Это был первый звоночек.

– Пройдемте на кухню, если вы не возражаете, – предложила мама.

Тощий промокнул лоб платком и покосился на Мэй:

– На самом деле меня устроит любое место. Только я попросил бы вашу младшую дочь удалиться.

Что такого он собирался нам сказать, что не предназначено для ушей Мэй?

– Мама? – подала голос сестра, опечаленная, что ее выдворяют.

– Мэй, милая, займись живописью. За последнюю неделю ты слегка запустила занятия.

– Но…

– Пойдем, я провожу тебя, Мэй, – предложила я, заметив, как на глазах у нее выступили слезы.

В коридоре, где никто не мог нас слышать, я обняла ее и прошептала:

– Не волнуйся, вечером все расскажу. Клянусь.

К чести сестры, она не выдала нашу маленькую тайну, по обыкновению своему принявшись прыгать. Вместо этого она лишь хмуро кивнула и отправилась в свой закуток в папиной студии.

Мама налила тощему чая, и мы втроем уселись за кухонный стол. Он достал кипу бумаг и ручку, а также папку с моим именем. Когда все было аккуратно разложено, он заговорил:

– Прошу прощения за такую скрытность, но мне необходимо затронуть определенные вопросы, которые не слишком подходят для юных ушей.

Мы с мамой украдкой переглянулись.

– Мисс Сингер, как ни грубо это прозвучит, но с прошлой пятницы вы считаетесь достоянием Иллеа. С настоящего момента вы обязаны заботиться о своем теле. Вам придется подписать кое‑какие документы. В случае отказа с вашей стороны вы не будете допущены к участию в Отборе. Вы понимаете?

– Да, – произнесла я осторожно.

– Очень хорошо. Начнем с самого простого. Вот вам витамины. Поскольку вы Пятерка, полагаю, полноценно питаться вам удается не всегда. Вы должны принимать по одной каждый день. Дома придется делать это самостоятельно, но во дворце у вас будут помощники.

Он придвинул ко мне объемистую банку вместе с бланком расписки в том, что я ее получила.

Я с трудом удержалась от смеха. Они что, считают, что кто‑то не в состоянии съесть таблетку без контролера?

– Далее, у меня при себе заключение вашего семейного врача. Ну, тут ничего тревожного. У вас, судя по всему, прекрасное здоровье, хотя он упомянул, что в последнее время вы неважно спите?

– Э‑э… ну… просто со всеми этими волнениями мне было немного не до сна.

Это была почти правда. Дни пролетали в круговерти приготовлений к отъезду, но по ночам, наедине с собой, я думала об Аспене. Это было единственное время, когда я не могла отделаться от мыслей о нем.

– Ясно. Что ж, я могу устроить так, чтобы к вечеру у вас было лекарство. Вы нужны нам отдохнувшей.

– Нет, я не…

– Да, – перебила меня мама. – Прости, милая, но у тебя усталый вид. Пожалуйста, организуйте для нее снотворное.

– Так и поступим. – Клерк сделал еще одну пометку в моем досье. – Далее. Я понимаю, что это тема интимная, но мне необходимо обсудить ее с каждой участницей, так что, пожалуйста, отбросьте стеснительность. – Он помолчал. – Мне нужно подтверждение, что вы действительно девственница.

У мамы глаза едва не вылезли на лоб. Так вот почему он настоял на том, чтобы Мэй вышла!

– Вы серьезно? – Я не могла поверить, что они подослали ко мне мужчину с подобным вопросом. В конце концов, это можно было поручить женщине…

– Боюсь, что да. Если вы не девственница, нам необходимо узнать об этом сейчас.

Ох. Еще и в мамином присутствии.

– Я знаю закон, сэр. Я же не дура. Разумеется, я девственница.

– Подумайте хорошенько. Если обнаружится, что вы сказали неправду…

– Ради всего святого, Америка никогда в жизни даже не гуляла с мальчиками! – не выдержала мама.

– Вот именно.

Я ухватилась за ее слова, надеясь, что они положат конец обсуждению.

– Очень хорошо. Вам остается только поставить вот здесь свою подпись в подтверждение вашего заявления.

Я закатила глаза, но повиновалась. Я была рада, что Иллеа существует, ведь от этой земли не осталось практически камня на камне, но все эти нормы начинали меня душить. Они, как незримые цепи, сковывали по рукам и ногам. Законы о том, кого можно любить, а кого нет, расписки в собственной непорочности – все это любого могло довести до белого каления.

– Теперь я должен ознакомить вас с правилами. Они очень просты, и у вас не должно возникнуть никаких сложностей с их выполнением. Если появятся какие‑либо вопросы, спрашивайте, не стесняйтесь. – Он поднял глаза от стопки бумаг и посмотрел на меня.

Дата добавления: 2015-05-06