Аурика Луковкина 11 страница

- Регина расспрашивает о тебе, - говорит он. - Она может ревновать как ненормальная.

Я киваю, злясь от того, как это звучит - будто он ее настолько хорошо знает.

- Ты знаешь, почему она делает это?

Я смущаюсь. Все это время я представляла, что Регина орет на Джейми из-за того, что он пошел за мной на Хэллоуине и на встрече выпускников. Но внезапно я осознаю, что Регина даже не осмеливалась, потому что Джейми не потерпел бы этого. Если бы она так с ним обращалась, он исчез бы настолько быстро, что она даже не поняла бы, что случилось. Поэтому она не говорила ни слова о Хэллоуине или встрече выпускников.

Она умнее, чем я думала.

- Да, я знаю, почему она спрашивает обо мне.

Джейми ждет продолжения. Я бы лучше просто сидела в тишине, вдыхая этот чистый запах, чем произносила еще хоть слово. Но эту возможность я не могу упустить. Пристально смотрю вперед, концентрируюсь на снеге, который горками лежит на ветках деревьев, окружающих поле для гольфа, и жду, когда наберусь мужества, чтобы слова вышли у меня изо рта.

- Она расстроилась, потому что думает, что я как-то заставила тебя пойти за мной на Хэллоуиновской вечеринке и на встрече выпускников, - торопливо говорю я.

- Откуда ты знаешь? - спрашивает он, немного недоверчиво.

- Перед Рождеством она загнала меня в угол в раздевалке. Она сказала, что если я еще хоть раз на тебя посмотрю, она меня изобьет. И вышвырнет Трейси из команды. - Делаю глубокий вдох. - Это она пишет везде «Сучка 911».

Джейми хмурит брови, словно я сказала что-то, непонятное для него.

- Это она? Она это делает? - Я киваю. - Почему ты мне не сказала?

- Не знаю. Я решила, что лучше не говорить. Не то, что ты ничего не сможешь сделать. Если ты что-то сделаешь, она подумает, что... она будет ревновать еще сильнее.

Он откидывается на подголовник.

- Чертова ненормальная, - говорит он, качая головой.

Незаданный вопрос, который несколько месяцев прятался у меня в голове, теперь оказывается на кончике языка, но мне требуется несколько секунд, чтобы собраться и задать его.

- Я не понимаю, Джейми. Ты... с ней?

Он пожимает плечами.

- Типа того. Мы выросли вместе.

- Что ты имеешь в виду? Вы были соседями или что-то в этом роде?

- Да. И я какое-то время жил в ее семье.

Мой мозг с трудом переваривает эту информацию. Ревность переходит ко мне, заставляя меня говорить то, что не следует. Я прочищаю горло.

- Почему ты с ней жил?

Джейми включает дворники, чтобы убрать снег, который уже завалил лобовое стекло. Он снова включает обогреватель и водит по желобкам на руле, прежде чем ответить.

- Моя мама умерла, а папа чокнулся. Деладдо сказали, что я могу пожить у них, пока он не придет в себя. Он так это и не сделал, но я все-таки вернулся домой. - Он смотрит прямо на меня. - Вот почему я знаком с твоей мамой. Меня выгнали из хоккейной команды после смерти мамы. Школа отправила меня к ней.

Как могло случиться, что я слышала каждую сплетню о Джейми Форта - о том, какой он тупой, и как он оставался на второй год миллион раз, и все такое - и не знала, что его мать умерла, и что это случилось не так давно, возможно, прямо перед тем, как Джейми пошел в десятый класс?

- Но я никогда не слышала...

- Она не жила с нами. Здесь никто о ней не знал. Похороны были в Бостоне. - Он выглядит настолько неловко, рассказывая о ней, что я готова попросить его прекратить, но не могу - я с нетерпением жду каждого кусочка информации, которым он согласен поделиться. - Я часто пропускал школу в прошлом году. Поэтому я и хожу на этот английский.

- Это был рак?

- Нет. - Он включает фары, и поле перед нами вдруг озаряется потоком света. - Она лежала в психбольнице.

Он наблюдает за мной, словно пытаясь оценить мою реакцию. На долю секунды в его глазах проскальзывает такая печаль, что я хочу протянуть руку и дотронуться до его волос, его лица - найти способ помочь ему. Потом это проходит.

Питер, должно быть, знал о маме Джейми. Поэтому он и попросил Джейми присматривать за мной в этом году. Ведь Джейми точно знает, что чувствуешь, когда кого-то теряешь. Он знает, как весь этот мир вдруг превращается в чужую планету, а люди - все люди, даже те, кого ты знаешь лучше, чем кого-либо еще - кажутся бесчувственными, невежественными неудачниками, когда через некоторое время устают от твоей грусти. Джейми все об этом знает.

- Почему ты мне не рассказывал?

- У тебя и своего дерьма хватает.

- Почему она... я имею в виду, она лежала в психбольнице, потому что болела?

- Я расскажу тебе когда-нибудь, - говорит он, поворачиваясь, чтобы посмотреть через плечо, и выруливая назад. - Про Регину забудь. Не ей решать, с кем тебе общаться. Мы с тобой друзья. Ты можешь говорить со мной, когда захочешь.

Сочетание быстрой смены темы и его заявление о том, что мы «друзья», похоже на удар в живот. Я знаю, что он имел в виду «друзей» в хорошем смысле слова, но я сижу с ним в машине в День святого Валентина в самом романтичном месте нашего дурацкого города, он только что рассказал мне свои самые сокровенные, самые мрачные тайны, и мы просто... друзья.

Из моей головы хочет вырваться настолько много вопросов, что они все застревают на выходе и ни один не может пройти. Я разочарована. Смущена. Чувствую небольшое облегчение. А потом опять разочарование.

Джейми не сводит глаз с дороги. Сильно валит снег, и мне интересно, сможет ли его машина спуститься с холма без заносов, но он ведет ее медленно, и все получается отлично. Добираясь до моего дома, мы слушаем помехи по радио. Когда мы сидим в машине на моей улице, я воображаю, что он протянет руку и дотронется до моего лица, как в тот вечер в машине Роберта. На самом деле, он неподвижен.

- Спасибо за гвоздику. Она милая.

- Пожалуйста, - говорит он с этой легкой улыбкой, от которой я чувствую теплое покалывание на затылке.

Я не хочу быть просто друзьями с Джейми Форта.

Что случится, если я пододвинусь и поцелую его? Смогу ли я это сделать? Остановит ли он мен

- Ты вернешься в «Cavallo's»? - спрашиваю я.

Он кивает.

- Чтобы забрать Регину?

Он поворачивается и разглядывает меня, как будто ищет информацию. Я представляю, что Регина сидит там, где сейчас сижу я, держит Джейми за руку, пока они едут куда-то, или говорит с ним о чем-то, известном только им двоим из того времени, когда он жил с ее семьей. До меня доходит, что Регина, возможно, помогла Джейми пережить смерть его матери, а потом, не успевая понять, что я делаю, я двигаюсь к нему и целую его в губы, даже слишком жестко.

Получается не тот сексуальный, грандиозный жест, который я воображала, и я начинаю вырываться, пока совсем все не испортила, но Джейми ловит мою руку и останавливает меня. Я смотрю, как его рука скользит по моей, через мое плечо, и замирает на ключице, чтобы потрогать ожерелье, которое подарил Роберт. В этот момент я чувствую себя виноватой. Но вина испаряется, когда Джейми берет в руку кулон с буквой «R» и мягко тянет меня к себе, прижимая свои губы к моим. Я ощущаю, как его язык скользит по моей нижней губе, прежде чем проникнуть внутрь. Мой язык встречается с его языком, и поцелуй становится чуть более сильным, когда он другой рукой обнимает меня за талию и притягивает ближе. Его губы опускаются на мою шею, прокладывая дорожку из поцелуев. А потом поцелуи превращаются в легкие покусывания, и я издаю странный звук. Этот звук меня пугает, и я снова пытаюсь вырваться, смущаясь, но он крепко держит меня и шепчет мне в ухо:

- Это просто значит, что тебе нравится.

И он прав. Мне это нравится. Я могла бы остаться здесь на всю ночь, чувствуя объятия Джейми и его губы на моей шее. И я хочу большего. Я хочу чувствовать его руки на себе, во всех местах. Мне вдруг хочется, чтобы он прикоснулся ко мне под моей кофтой, и я понимаю, что двигаюсь ближе, прижимаюсь к нему всем телом, заставляя его руку проскользнуть под одежду.

Но он останавливается.

- Черт. Извини, - говорит он, все еще обнимая меня.

Я внезапно слышу свое дыхание - слишком тяжелое и слишком громкое. Начинаю чувствовать себя бестолковой, тупой, убогой. Пятнадцать минут назад Джейми Форта сказал, что мы просто друзья, и что я сделала? Я поцеловала его. И настолько увлеклась, что первый раз в жизни захотела, чтобы парень снял с меня кофту. А теперь он ругается и извиняется, а я так близко к нему, что чувствую, как бьется его сердце, но это все неправильно. То, как он сейчас меня обнимает, совсем не похоже на то, как обнимал и целовал пять секунд назад.

Это безумие. Вся эта ситуация - безумие. И я сумасшедшая.

Я заставляю себя отодвинуться, высвобождаясь из его рук. Я вся горю - знаю, что лицо сейчас пылает красным. Я все еще не могу восстановить дыхание, и у меня очень необычно ноет между ног - раньше я никогда такого не чувствовала, но легко понять, что это. Он выглядит странно и отстраненно.

- Извини, - опять говорит он, отклоняясь к двери и увеличивая расстояние между нами. - Мне не стоило этого делать.

- Почему? - спрашиваю я, и мой запыхавшийся голос делает ясным слишком многое.

Он кладет руки на руль и крепко сжимает его на секунду, делая глубокий вдох. Наконец он отвечает:

- Много причин.

Мое лицо заливает горячей волной, как будто я могу покраснеть еще сильнее. Есть множество причин, по которым Джейми не должен меня целовать, а не одна большая, по имени Регина. Отлично. Какие же другие причины?

Возможно, одна из них - то, что я целуюсь хуже всех на свете. На самом деле, наверно, это и заменило Регину на месте причины номер один.

Я в ужасе. Хочу просто выйти из машины, пока не сделала еще какую-нибудь глупость. Хватаюсь за ручку и открываю дверцу.

Пока я бегу по дорожке к дому, до меня доносится голос Джейми через открытую дверцу.

- Ты в порядке? - спрашивает он с удивлением и смущением в голосе. - Эй, Роуз?

Если бы я была нормальным человеком, я бы остановилась, сказала ему, что со мной все отлично, и извинилась за недопонимание. А может, даже поздравила бы его с Днем святого Валентина.

Вместо этого я делаю вид, что не слышу, и мчусь по дорожке, словно от этого зависит моя жизнь, проклиная себя за то, что подумала, будто я могу поцеловать парня вроде Джейми Форта и сделать это правильно.

пересиливая (прилагательное): невероятно, мучительно стыдно.

(смотри также: стремена)

Глава 17

Сегодня папин День Рождения. И что я делаю, чтобы вспомнить о нем в этот день? Сижу в бесплатной клинике, ожидая разговора с гинекологом о противозачаточных средствах.

Папа гордился бы.

Нет.

Это совершенно нереальный день, отчасти потому, что я не выспалась. Я провела полночи, изучая сайты людей, погибших вместе с папой, пытаясь сообразить, что я должна написать на сайте о взрыве. Может, стоит просто поставить ссылки на статьи? Это кажется самым разумным, но все эти люди, как правило, написали сочинения об этом дне, с подробностями, которые узнали из отчета или из разговора с военнослужащими. Они проводили исследования, чтобы собрать воедино полную историю, выискивали информацию, словно там была загадка, которую нужно решить, и публиковали отрывки по мере их обнаружения. А я прочитала только одну статью и поняла, что там больше нечего узнавать.

Какая же я неправильная дочь.

На самом деле, я надеялась закончить это дело к папиному Дню Рождения, чтобы показать маме и попросить ее кредитную карту, чтобы зарегистрировать доменное имя. Но сайт еще не готов. Хоть я и разместила множество семейных снимков в разделе с изображениями - в том числе, и с Питером - я до сих пор не выбрала главную фотографию.

Вот опять. Неправильная дочь.

Первое нереальное событие произошло этим утром - я спустилась завтракать и увидела мою фотографию на обложке «Хроник Юнион», местной газеты. Мама оставила ее для меня, рядом с моим апельсиновым соком, прежде чем пошла, встречать своих утренних клиентов. В честь Дня Рождения папы газета опубликовала симпатичную фотографию с ним, а рядом - ужасное фото, где я плачу на его похоронах в июне. А подпись под этим ужасным фото?

Папочкина малышка.

Мало того, что на обложку газеты поместили фото, на котором у меня текут сопли из носа, так еще и обозвали «Папочкина малышка». К счастью, круг читателей «Хроник Юнион» насчитывает, возможно, человек двадцать-тридцать, всем около восьмидесяти, и большинство постоянно теряют свои очки для чтения. Я так думаю. Надеюсь на это.

Следующее нереальное событие - я соврала маме после того, как только что закончились месяцы моего «испытательного срока»... который был назначен за вранье. Даже наказание меня не удержало. Я оставила маме записку о том, что мы с Трейси идем в торговый центр, когда на самом деле мы собирались сесть на автобус и поехать в центр города, в бесплатную клинику на прием к гинекологу. Понятия не имею, зачем я на это согласилась. Мне не нужна контрацепция, поэтому у меня нет необходимости идти к врачу. Но Трейси убедила меня, что по-настоящему хорошая подруга должна пройти через это вместе с ней, причем не просто сидя в больничном коридоре.

И что же стало последним нереальным поворотом этого дня? Когда мы ехали в автобусе, Трейси рассказала, что они с Мэттом счастливее, чем когда-либо, и прошлой ночью они, наконец, признались друг другу в любви. Готова поспорить, что Мэтт сказал: «Я тебя люблю» в ответ на слова Трейси: «Мне нужно предохраняться».

Можете называть меня циником.

Мэтт не расстался с Трейси в День святого Валентина. Интересно, собирался ли он это сделать, или он просто обманул Лену, чтобы объяснить, почему не сможет с ней увидеться тем вечером. Теперь я думаю, правда ли Мэтт собирается одновременно встречаться с Трейси и спать с Леной. Если Тупой Парень окажется достаточно сообразительным, чтобы это провернуть, мне придется его переименовать. В Гадкого Парня.

Когда я говорила с Трейси на следующий день после Дня Валентина, она сказала, что все прошло отлично - хотя у них снова не получилось заняться сексом. По ее словам, Мэтт переживал, что его родители могут прийти домой и их застукать. Интересно, Мэтт сказал бы то же самое?

Но теперь Трейси решила, что после всего случившегося - и не случившегося - пора начать принимать таблетки. У меня чуть припадок не начался, когда она в очередной раз передумала насчет этого. Она говорит, что он и так долго ждал, и сейчас у них все очень хорошо. Еще говорит, что компромисс - это сущность любых отношений (готова поспорить на деньги, что она вычитала это в мамином «Cosmo»), и когда он пошел на компромисс, согласившись на презервативы, она тоже пошла на компромисс и согласилась на таблетки.

Логика - явно не сильная сторона Трейси.

Презервативы, таблетки, таблетки, презервативы - меня уже тошнит от всего этого. Никогда в жизни больше не хочу обсуждать противозачаточные средства.

Переворачиваю страницы журнала «Родитель», ведь в этой клинике больше нечего выбрать, если не считать экземпляра «Хроник Юнион», который я перевернула, чтобы никто не увидел мою сопливую фотографию. Трейси без умолку болтает о том, что сейчас есть самые разные таблетки, а еще эти пластиковые кольца, которые нужно вставлять раз в месяц. Я даже не утруждаюсь напоминать ей про половые инфекции. В любом случае я слишком нервничаю, чтобы уделять много внимания тому, что она говорит. Скоро я попаду на свой первый прием у гинеколога. А судя по всему, что я слышала, это ужасно и унизительно.

Как раз то, что мне нужно. Еще больше унижения. Может, еще Регина появится и напишет у меня на лбу лаком для ногтей «Первый Прием у Гинеколога», пока врач будет засовывать в меня руку. Хотя я не должна жаловаться - если не считать периодических злобных взглядов, Регина практически отстала от меня после моего разговора с Джейми в День святого Валентина. Не знаю, как Джейми это удалось. Наверно, он просто сказал ей, что я его не волную ни в каком плане.

Мне все еще не верится, что у Джейми умерла мама, а я об этом не знала.

После поцелуя в День Валентина я обдумываю каждую его секунду как минимум тридцать раз за день, и так и не могу понять, что именно было неправильно. Он прекратил поцелуй, потому что: а) у него есть девушка, б) я ужасно целуюсь, в) я показалась ему отталкивающей?

Б и В кажутся похожими, но они отличаются. В гораздо хуже, чем Б.

Иногда я думаю, кто я такая, если целую чьего-то парня, даже если этот кто-то - Регина? Я - человек, помогающий парням изменять своим девушкам? Это настолько далеко от моего представления о себе, что мне кажется, будто этого не было. Первый урок, который я извлекла - отрицание.

Возвращаюсь к своему журналу. Статьи в «Родителе» не имеют ничего общего с моей жизнью, и я получаю от этого какое-то странное успокоение. Трейси листает свой «Lucky», охая и ахая над вещами, которые я даже не знала бы, на что надеть, если бы попробовала. Потом она наклоняется, берет «Хроники» и смотрит на заголовок «Вспомним местного героя в его День Рождения».

- Знаешь, - говорит она: - Совсем скоро твой День Рождения. И Мэтта тоже.

Я знаю, на что она намекает - хочет избежать повторения прошлогоднего провала, когда она предала нашу давнюю традицию поедания пиццы, мороженого и просмотра фильмов в мой День Рождения, чтобы провести время со своим новоиспеченным парнем, Мэттом. К ее чести, она до сих пор переживает, что я сидела в тот вечер дома с мамой. Мама приготовила мой любимый шоколадный торт с кофейной глазурью, но это не исправило тот факт, что моя лучшая подруга была со своим парнем, а я смотрела дома телевизор с мамой в свой День Рождения.

Забавно. Что угодно бы отдала, чтобы в этом году провести свой День Рождения, смотря телевизор дома с папой.

- Как ты смотришь на то, чтобы устроить двойной День Рождения?

Мне хочется сказать, что я лучше засуну иголки себе под ногти, чем устрою праздник вместе с этим придурком.

Вместо этого я спрашиваю:

- Зачем?

- Было бы весело, ты так не думаешь? Мы сможем, типа, занять весь «Cavallo's». О, а можно даже весь день отмечать в парке! Найдем группу, чтобы играла, найдем бочку...

- Трейс, не нужно включать меня в празднование Дня Рождения Мэтта. Мне хватило того, что было в прошлом году.

Она знает, что это не совсем так, потому что я иногда не могу не «пошутить» о том, как моя лучшая подруга провела мой четырнадцатый День Рождения со своим парнем.

- Все не так, Рози. Я просто подумала, что было бы классно собрать всех друзей вместе, и, может быть, вы с Мэттом научитесь лучше ладить друг с другом.

- Могу сказать тебе прямо сейчас, что он не захочет видеть свое имя на приглашении рядом с моим.

- Почему ты так говоришь? - обиженно спрашивает она.

- Да пойми же ты, Трейс! Мы с Мэттом больше не нравимся друг другу, и, возможно, это никогда не изменится.

- Это неправда. Ты ему нравишься. Он только думает, что ты немного... по-собственнически ко мне относишься.

Если бы у меня был в руках стакан, я бы опрокинула его на себя.

- Это он тебе сказал? - говорю я, а мой голос подскакивает до высоты персонажа «Элвин и бурундуки», когда открывается дверь загадочной святыни врачебного кабинета. - Он знает, что я «по-собственнически к тебе отношусь», потому что он полный придурок, который обращается с тобой...

- Трейси Геррен? - приглашает медсестра.

Трейси настолько взволнована из-за перспективы получения таблеток, кольца или чего-нибудь еще, что даже не слышит последнюю часть сказанного мной. Она подскакивает с места как на пружинках.

- Даже не думай уйти, - говорит она мне. - Мы записывались вместе, и мы пойдем вместе. Ты меня опозоришь, если запаникуешь и уйдешь.

Обожаю то, как Трейси может связать с собственной персоной все, что угодно.

- Я никуда не уйду. Я ведь только и жду, чтобы в первый раз опробовать эти гинекологические штуки. Слышала, что это очень весело.

- Да ладно тебе, Рози, это важно для твоего здоровья, - говорит она, вырывая у меня из рук «Родителя» и протягивая свой «Lucky», как будто я должна подготовиться к экзамену по предметам одежды. - А тебе нравится делать то, что полезно для здоровья. Ты от этого чувствуешь себя... добродетельной или типа того.

Медсестра снова называет ее имя, и Трейси исчезает с ней в длинном коридоре с таким уверенным видом, словно собирается купить новое платье в «Forever 21». Мне становится легче от того, что она ушла - я могу сбежать отсюда, если захочу.

Должна ли я? Я имею в виду, что я здесь делаю? Мне не нужен этот прием. Я еще даже целоваться не научилась.

Осматриваю коридор и замечаю стенд с брошюрами, которые называются в стиле «Какое средство контрацепции подходит для тебя?» или «Борешься с ВПЧ и думаешь о беременности? Что ты должна сделать прямо СЕЙЧАС». Питаю смутную надежду, что среди них есть «Чего ожидать на первом приеме?» или хотя бы «Что мы делаем, когда ты лежишь там, на спине с поднятыми ногами?»

Но мне не везет.

Как бы то ни было, я сейчас не в состоянии читать. Я так сильно волнуюсь, что не могу ни на чем сосредоточиться.

Дверь опять открывается.

- Роуз Царелли?

Обдумываю возможность промолчать, притворившись кем-то другим, и дождаться, когда медсестра убедится, что Роуз Царелли здесь нет. Но она смотрит прямо на меня и спрашивает:

- Роуз?

Похоже, Трейси ее предупредила, что я могу сбежать. В конце концов, зачем еще нужны друзья?

Поднимаюсь на трясущихся ногах.

- Проходим сюда, - говорит медсестра, сочувственно улыбаясь. Иду за ней по коридору, а за мной с глухим стуком и щелчком закрывается дверь. Теперь пути назад нет.

- Я Бетти, - через плечо говорит она, пока мы идем. - Я медсестра-практикантка, и сегодня я буду тебя осматривать. Это твой первый прием?

- Да, - говорю я, и это звучит так же испуганно, как я себя чувствую. Она ведет меня в смотровой кабинет, и я сразу же замечаю их. Распорки для ног. Они установлены на столе, как пыточное приспособление. Бетти следует за моим пристальным взглядом. Она сводит распорки вместе и нажимает на каждую. Они медленно откидываются на стол, как ноги какого-то мерзкого насекомого.

- Знаю, они выглядят пугающе, но, уверяю тебя, они не так уж плохи, - по-доброму говорит она. - Теперь запрыгивай сюда, и я расскажу, что мы будем делать.

Осторожно приближаюсь к смотровому столу, словно опасаясь, что распорки поднимутся и схватят меня. Они этого не делают. Встаю на маленькую черную платформу, установленную рядом с полом, и запрыгиваю на стол. Белая простынка громко хрустит подо мной, пока я двигаюсь к краю, лицом к Бетти.

- Расскажи немного о себе. Ты учишься в старшей школе?

- Я в девятом классе.

- Чем любишь заниматься?

- Мм, я бегаю - ну, типа того. Собираюсь вступить в команду по легкой атлетике на следующей неделе.

- Аа, - говорит Бетти, что-то помечая в карточке. - Так ты спортсменка. Ну, это хорошо. - Мне хочется спросить ее, как занятия спортом связаны с моим гинекологическим здоровьем, но не могу заставить себя задать вопрос. - У тебя есть парень?

- Я... ну, я не... мм...

- Давай перефразируем. Ты ведешь половую жизнь?

На это я тоже не знаю, как ответить.

- Есть парень, с которым мы, мм, несколько раз целовались. Это считается половой жизнью?

Так и жду, что Бетти посмеется надо мной из-за незнания четкого определения «половой жизни», но она не смеется.

- Я спросила, занималась ли ты сексом, но половая жизнь может означать любой вид сексуальной активности, и поцелуи сюда тоже относятся. Еще что-то было с этим другом?

- Нет.

После секундного колебания Бетти говорит:

- Ты думаешь, будет?

Качаю головой, не зная, лгу ли я.

- Возможно, мы снова поцелуемся, но я не... Я пока что не хочу чего-то еще.

Бетти улыбается и снова меня удивляет.

- Отлично, Роуз. Хорошо, что ты знаешь, в каком ты положении, что делаешь и чего не хочешь. Не делай ничего, пока не будешь полностью готова.

Хотелось бы мне сейчас иметь диктофон, чтобы записать слова Бетти для Трейси. Так и представляю, как Бетти и мисс Масо собираются вместе для экстренного вмешательства, набрасываются на Трейси и говорят ей, что она делает ужасную ошибку.

Но потом до меня доходит, что Трейси, возможно, действительно готова к этим делам. Может, проблема не в Трейси.

Может, проблема на самом деле во мне.

- Что привело тебя сюда, Роуз?

Иногда я думаю, что моя жизнь - одна длинная вереница вопросов, на которые я не представляю, как ответить.

- Мм, я просто подумала... Наверно, решила, что должна сходить на прием, - говорю я, не желая признаваться, какая у меня ловкая лучшая подруга - заставила меня делать то, что она хочет, хоть у меня и нет на это причины.

- Хорошо. Давай пройдемся по обычным вопросам. У тебя нормальные месячные?

- Что значит нормальные?

- Регулярные. Они регулярно у тебя идут?

- Да.

- Бывают какие-либо боли?

- Иногда. Иногда у меня бывают очень нехорошие спазмы. - Вообще-то это ложь. Вряд ли у меня когда-то были спазмы. Но я вдруг почувствовала необходимость как-то оправдать этот совершенно ненужный осмотр.

- Хорошо. Итак, мы будем делать вот что. Я собираюсь провести гинекологический осмотр. Это значит, что я посмотрю тебя изнутри и с помощью руки проверю, что все нормально. Так как ты молодая и еще не начала жить половой жизнью, нет необходимости брать мазок - то есть брать несколько клеток с шейки матки инструментом, похожим на длинную ватную палочку, и отправлять их в лабораторию на анализ. Но сейчас тебе это не нужно, потому что ты не занимаешься сексом. Верно? - говорит она, глядя на меня очень внимательно, словно она думает, что я могу лгать о том, почему я здесь.

- Верно, - отвечаю я со всей уверенностью, на которую сейчас способна, а взглядом возвращаюсь к распоркам.

- Хорошо. Сейчас я дам тебе халат. Сними одежду и накинь халат, распахнув его впереди. Через пару минут я вернусь и постучу в дверь, чтобы убедиться, что ты готова.

Бетти оставляет меня в комнате, и целая минута уходит только на то, чтобы снять джинсы. Не то чтобы я раньше не была у врача, но никто никогда не осматривал меня изнутри. Снимаю белье, но не знаю, куда его положить. Повесить на вешалку, как джинсы? Но тогда она его увидит, а ей может быть это неприятно. Убрать в свою сумку? От этого уже мне неприятно. После минуты раздумий Бетти стучит в дверь.

- Все готово? - спрашивает она.

Скручиваю белье в комок и прячу - у себя в кулаке.

Отвечаю:

- Да.

- Хорошо! - говорит она, входя в комнату с энтузиазмом человека, который собирается провести день в парке развлечений. - Вот что будет происходить дальше. Я подниму распорки, а ты положишь на них ноги, хорошо? - Она оборачивается и кладет какие-то инструменты на высокий лоток на колесах. Потом передвигает лоток и садится на низкий стул передо мной. - Поехали.

Она поднимает пыточные приспособления и дает мне команду лечь на спину на стол.

- Одну ногу вверх, - говорит она, со щелчком расправляя пару резиновых перчаток.

Не могу пошевелить ногой.

- Роуз, я возьму твою ногу и положу на подставку, хорошо? - Я чувствую, как ее рука поднимает мою ногу в воздух. Жду холодного прикосновения металла к коже, но понимаю, что не сняла носки. Похоже, я и блузку не сняла. Интересно, это неправильно - разве я должна была снимать эти вещи? Не помню.

Чувствую, как ее рука кладет мою вторую ногу на распорку. Потом замечаю странную тишину в кабинете, будто она ждет чего-то еще.

- Мне нужно, чтобы ты чуть-чуть раздвинула колени, - тихо говорит Бетти, словно боится, что я стану невменяемой, если она заговорит слишком громко. Я понимаю, что у меня заболели колени от того, что они крепко сжаты вместе, несмотря на широко растопыренные на распорках ноги.

Я, правда, не хочу раздвигать ноги.

- Говоришь, ты собираешься на отбор в команду по легкой атлетике, да? - Не могу представить, с чего она вдруг заговорила о легкой атлетике, когда ее руки лежат у меня на коленях, осторожно пытаясь их развести. Хочет меня отвлечь.

Холодный воздух проникает между ног, и мне приходится бороться с желанием снова сжать колени.

- Да, - говорю я, стараясь, чтобы это звучало нормально. - Отбор на следующей неделе.

- Ты почувствуешь легкое давление и холод, когда я введу зеркало. - Она берет нечто, еще больше, чем распорки, похожее на пыточный инструмент. - И что надо будет делать на отборе?

Я с трудом могу ответить, потому что ощущение от вставленной в меня штуки, похожей на гигантские щипчики для ресниц, слишком странное, чтобы говорить. Это не больно, но она должна была сказать «сильное давление», а не «легкое». Как будто хочется в туалет.

- Мм, придется пробежать несколько коротких дистанций... Ой...

- Извини, я сейчас открываю зеркало внутри тебя, чтобы посмотреть шейку матки. Что ты говоришь?

- Думаю, мне, хм, мне придется пробежать несколько коротких дистанций на время, - затаив дыхание, говорю я.

- Понятно. И те, кто покажет лучшее время, войдут в команду, так?

- Угу, - говорю я, думая, как долго мне придется терпеть внутри себя эту штуку.

Бетти больше ничего не спрашивает. Более того, она молчит целых двадцать секунд. Я уже начинаю паниковать, когда она говорит:

- Роуз, ты уверена, что у тебя еще не было секса?

Дата добавления: 2015-05-06