НЕЗНАКОМЦЫ 1 страница

Глава 1

Июль 1987 года

Сегодня Белинда не только выглядела, но и чувствовала себя как звезда. Она достигла вершины, весь мир был у ее ног.

Смотрелась Белинда потрясающе. Рост около ста семидесяти сантиметров, но в лодочках на высоком каблуке она казалась несколько выше. Узкая черная юбочка сидела на ней как влитая, облегая стройные сильные ноги. На широкие плечи ярко‑оранжевого жакета прямого покроя небрежно падали волны роскошных золотисто‑белокурых волос. Безупречно красивые черты лица: высокие скулы, прямой нос, полные, чувственные губы, решительный подбородок.

– Адам!

Адам Гордон поднялся ей навстречу, увидев, что она, лавируя между столиками «Бистро‑Гарден», направляется к нему.

– Белинда, ты великолепна!

– Адам, мы сегодня празднуем. Я хочу самого лучшего шампанского, какое только есть в этом заведении. Я угощаю, – быстро добавила Белинда.

В городе, где экстравагантность была нормой, она обычно избегала экстравагантных поступков, да и не могла себе их позволить. Но сегодня был особый случай: она стала богаче на триста пятьдесят тысяч долларов!

Адам – высокий, темноволосый, худощавый, но совсем не во вкусе Белинды – взял ее за руку. Она удивилась, что ответила согласием, когда он пригласил ее пообедать вместе с ним, и убеждала себя, будто причина совсем не в том, что Адам и ее отец, кажется, не выносят друг друга.

– Расскажи подробнее. – Он тепло взглянул на нее.

– Продан мой сценарий! Господи! Наконец‑то! Его купила «Северная звезда». Они выбрали его специально для Джексона Форда. Ты не знаешь, кто такой этот Форд?

Адам был адвокатом в одной из крупнейших юридических фирм Лос‑Анджелеса, среди многочисленных клиентов которой числились и такие знаменитости, как Чарлтон Хестон и Джоан Коллинз.

– Разумеется, знаю. Он снимается в детективном телесериале. Вернее, снимался. Съемки телесериала прекратились, и «Северная звезда» быстренько прибрала его к рукам. Форд сейчас невероятно популярен, возможно, даже самый популярный артист. Прими мои поздравления, Белинда. – Адам улыбнулся, подумав, однако, как бы это не нарушило его планы.

– Ах, Адам, я так долго ждала этого – целую вечность!

Белинда вспомнила о единственном сценарии, проданном ею два года назад, но так и не запущенном в производство. На этот раз все сложилось иначе: фильм будет снимать «Северная звезда», а не какая‑то мелкая независимая студия, а кроме того, сценарий выбрали специально для суперпопулярного актера. На этот раз фильм отснимут и выпустят на экраны.

– Думаю, наконец я добилась своего, Адам.

Адам улыбнулся:

– Да, ты добилась своего.

– Более того, они, кажется, заинтересованы в моем следующем сценарии. Возможно, в недалеком будущем удастся продать еще один сценарий.

– В таком случае нам действительно есть что отпраздновать.

Белинда задумалась на мгновение.

– Не сомневаюсь, что этот Форд невероятно сексапилен. Но умеет ли он играть…

Не ответив на этот вопрос, Адам заказал бутылку шампанского «Кристалл».

– Я хочу сказать, – продолжала Белинда, – что если его каждый год с тех пор, как он появился в телешоу, называли лучшим актером драматического сериала, то это еще ничего не значит. Разве он побеждал? У него, несомненно, потрясающая внешность, а улыбка и того лучше, но… – Она вздохнула. – Ох, я так нервничаю, Адам. Я хочу, чтобы все было безукоризненно. А что, если фильм даст хорошие кассовые сборы, что, если зрители на него валом повалят? Черт возьми, вот если бы эту роль играл Мел Гибсон!

– Форд обеспечит кассу, – заверил ее Адам. – Сейчас он очень популярен.

Белинда с благодарностью улыбнулась ему, но мысли ее были далеко.

Съемки должны были начаться в декабре. При мысли об этом у Белинды замирало сердце. Ее сценарий продан, фильм запускают в производство, а следующее ее детище, «Возмущение», тоже обещали купить! Она удержится на плаву, хотя для этого придется, наверное, и лицемерить, и идти на компромиссы. Белинда долго жила в этом городе и знала, как редко везет сценаристам – их меняли, как порвавшиеся колготки, и тут же забывали о них. Поэтому она мечтала, чтобы фильм получился не просто хорошим, а великолепным.

Белинде не терпелось вернуться домой, сесть за компьютер и отшлифовать кульминационный момент своего третьего сценария – на всякий случай.

Ее домом был открытый всем ветрам коттедж на побережье в Лагуна‑Бич в добром часе езды к югу от Лос‑Анджелеса и Голливуда. Дом, построенный на сваях, буквально нависал над берегом. Снаружи он был выдержан в традиционном стиле, внутри же отличался эклектизмом. Из окон открывались потрясающие виды на Каталину и полосу прибоя. В коттедже были сосновые полы, высокие потолки, укрепленные балками, с большим застекленным пространством над гостиной. Меблировка ограничивалась кушеткой, несколькими креслами и сосновым сундучком, служившим также коктейльным столиком. Одну стену в гостиной почти целиком занимала огромная картина в авангардистском стиле, подаренная Белинде на день рождения дедушкой и бабушкой. На ней был изображен эскадренный миноносец, входящий в нью‑йоркскую гавань во время празднования двухсотлетия города. Белинда влюбилась в эту картину, увидев ее в картинной галерее Сан‑Франциско. Это полотно, после компьютера, было самой большой ее драгоценностью.

Она открыла дверь, и навстречу ей с радостным лаем бросился большой черный лабрадор. Белинда почесала его за ухом и прямо посреди гостиной сняла туфли и колготки. «Может, позвонить родителям?» – подумала она.

Отцу, конечно, нет до нее дела.

Когда‑то, давным‑давно, это обижало Белинду, но теперь это было ей безразлично.

И все же… В ее жизни произошло такое важное событие, а поделиться радостью ей не с кем, кроме знакомого, с которым она согласилась пообедать. Или Винса.

Поразмыслив над этой ситуацией, она сделала неутешительный вывод… Белинда пересекла комнату и, раздвинув стеклянную дверь, вышла на веранду на крыше, где, кроме растений в горшках и экрана по пояс, прикрывающего от ветра, ничего не было. Она обвела взглядом спокойную гладь океана, скользящих по волнам серфингистов и лодки под белыми и голубыми парусами.

Постояв минуту‑другую, Белинда вернулась в комнату и взглянула на телефон. Ну и что, если отцу все это не интересно? Разве у нее нет права поделиться с ним радостью в столь значительный момент жизни? Нахмурившись, Белинда подошла к телефону.

Она дозвонилась сразу же, и ей ответила одна из дюжины секретарш, работающих на отца.

– Мистера Глассмана, пожалуйста, – сказала Белинда и, к своему удивлению, почувствовала, что рука, держащая телефонную трубку, стала влажной.

– Кто его спрашивает?

– Белинда Глассман. Его дочь.

Секретарша от неожиданности шумно втянула воздух. Белинда никогда не звонила отцу – ни на работу, ни домой, – а в его офисе не бывала с тех пор, как ей исполнилось пятнадцать лет. После минутной паузы секретарша попросила Белинду позвонить позднее, потому что у мистера Глассмана совещание.

– Может, передать ему что‑нибудь?

– Не надо. – Белинда повесила трубку.

Что ж, тем лучше. И с чего это ей взбрело в голову звонить отцу?

А что, если позвонить матери?

Белинда подумала о предстоящем вечере. Ей хотелось отпраздновать событие. Жаль, что сегодня не пятница, потому что в пятницу «Северная звезда» устраивала прием, на который она была приглашена и который не собиралась пропустить.

Она вдруг затосковала по Дане, закадычной подружке ранней юности. Они отдалились друг от друга, когда Дана вышла замуж, а сейчас у нее было уже трое детишек. Замужество и материнство очень подходили для Даны, но себя в этой роли Белинда не представляла. Это объяснялось не только тем, что она, одиночка по природе, не могла близко сходиться с людьми. Скорее, причина была в том, что Белинда слишком хорошо знала мужчин и давно перестала мечтать о Прекрасном принце. Большинство мужчин хотели одного, и она прекрасно понимала, чего именно.

И все же в такой момент, как сегодня, Белинда с удовольствием поделилась бы с кем‑нибудь близким своей радостью.

Конечно, это должен быть мужчина. При мысли о мужчинах Белинда взглянула на автоответчик, где мигал огонек. Она знала, кто звонит. Винс. Винс хорош в постели, но…

Взяв черную записную книжку, Белинда перелистала страницы. Рик, Тед, Гарри (что еще, черт возьми, за Гарри?), Брэд, Тони…

Тони. Тони очень, очень неплох. Она познакомилась с ним в баре. Но сейчас, не имея настроения встречаться с Тони, Белинда швырнула записную книжку в кресло. Пропади все пропадом! Сегодня она будет работать, а отпраздновать можно в другой раз.

А отец мог бы прервать свое проклятое совещание и поговорить с дочерью…

Глава 2

Эйб Глассман, не обращая внимания на секретаршу, следовавшую за ним по пятам, быстро шел по толстому ковровому покрытию коридора, направляясь к огромной двери резного розового дерева в конце коридора.

– Меня не беспокоить, Розали, – бросил он, захлопнув дверь перед ее носом.

Розали знала, что это означает, и понимала, что от выполнения приказания зависит ее работа.

Эйб Глассман был шести футов ростом, широкоплеч и вполне подтянут, если не считать небольшой жировой складки на животе. Но ему было за пятьдесят, а к этому возрасту, считал он, каждый имеет право немножко распуститься. Эйб обошел свой письменный стол и сквозь стеклянную стену окинул взглядом открывающуюся перед ним панораму Манхэттена. Нью‑Йорк. Его город. Где все началось.

– …твою мать! – смачно выругался он.

Что возомнил о себе этот ничтожный мерзавец? Кто он такой? Какой‑то молокосос со смазливой физиономией, с еще не обсохшим на губах молоком. Черт бы его побрал! Эйб не мог поверить, что тот отказался от денег и вернул конверт, в котором лежало десять тысяч зелененьких! Не скупясь на эпитеты, он ругал Уилла Хейуорда, этого болвана, который по собственной глупости попал в такую историю, что ему, Эйбу Глассману, пришлось вызволять его, подкупив какого‑то продажного копа. Он откупился от чертовых сенаторов – ради Бога! А теперь вот еще какой‑то желторотый детектив демонстрирует ему свои моральные принципы – в Нью‑Йорке, городе, где моральных принципов не существует!

И пусть лучше этот мерзкий ниггер помалкивает, подумал Эйб, не то не сносить ему головы.

Эйб вспомнил, как рос в перенаселенном квартале. Отец, сапожник из России, был прикован к постели, разбитый параличом вскоре после кризиса 1929 года. Его мастерская находилась в этой же квартире. После школы Эйб проводил большую часть времени на улице, играя в хоккей или затевая драки с итальяшками и ниггерами, которые смеялись над его одеждой и сильным акцентом. Но это было в порядке вещей. Он их тоже ненавидел.

У него были две сестры и брат, как и он сам, всегда голодные. Чувство голода никогда не покидало Эйба в детстве. Даже сейчас он всегда подчищал до конца свою тарелку.

Поскольку отец был тяжело болен, жили они на гроши, которые зарабатывала шитьем мать. Эйб был старшим в семье и стал ловким воришкой. Он воровал у уличных торговцев продукты и приносил домой. Мать это знала, но молчала. Эйбу было известно, что она втайне молится о том, чтобы он не попался.

В тринадцать лет Эйб получил первую настоящую работу. На углу улицы находилась контора местного букмекера Эдди, длинного и тощего, как тростинка. Эйб собирал бумажки, на которых записывались ставки, и относил их на другой конец города Натану Хаммерштейну. Натан жил в хорошей квартире, казавшейся Эйбу настоящим дворцом, носил костюмы и начищенные до блеска коричневые штиблеты. Физиономию его украшали усы. Это сейчас Эйб понимал, как смешна была напускная важность Натана. А тогда он смотрел на него снизу вверх и мечтал, что когда‑нибудь будет носить такой же роскошный костюм и иметь дом еще лучше, чем у Натана.

Работа хорошо оплачивалась – Эйб получал несколько долларов в месяц, – и это позволяло ему кормить сестер, брата и мать. Отец его умер зимой 1944 года после второго удара.

Эйбу еще не было восемнадцати. Смерть отца позволила ему избежать призыва в армию. Он считал, что ему повезло, ибо опасался, как бы что‑нибудь не нарушило его планы. Подобно всем тем, кто не пошел на войну, Эйб работал на производстве, переведенном на военные рельсы. Кроме того, он подрабатывал на стороне, принимая ставки. Некто Люк Бонцио предложил ему место Натана Хаммерштейна, но Эйб вежливо отказался. Букмекерство не привлекало его.

Никто не понял Эйба, когда он поступил в колледж. Его сестры вышли замуж в возрасте шестнадцати и пятнадцати лет, младший брат пристроился на прежнюю работу Эйба и принимал ставки. Мать посмотрела на сына и, ничего не сказав, снова склонилась над шитьем. Он выбрал для себя бесплатную среднюю школу, завел одного друга и относился к учебе очень серьезно. Его другом был Уилл Хейуорд, красивый чистенький мальчик, дальний родственник Морганов, одного из старейших семейств в Нью‑Йорке. Хейуорд был заурядным шалопаем с уже заметными признаками алкоголизма, однако Эйб знал, что когда‑нибудь этот парень, с его связями в обществе, может понадобиться ему.

Пристрастие друга к алкоголизму и азартным играм Эйба не беспокоило. Наоборот. Он хранил информацию об этих слабостях на всякий случай.

Эйб окончил нью‑йоркскую среднюю школу 3 июня 1948 года, когда ему было почти двадцать два года. Хейуорд уже получил работу в банке благодаря одному из своих дальних родственников. У Эйба работы не было, хотя кое‑какие предложения поступали. С ним снова завел разговор Люк Бонцио.

– У тебя есть мозги и целеустремленность, – сказал Бонцио. – Нам нужны такие, как ты. С нами ты многого добьешься.

Эйб усмехнулся:

– Я действительно намерен многого добиться, но без вас.

Бонцио покачал головой:

– Когда‑нибудь мы тебе понадобимся, и ты очень пожалеешь, что отказался.

Выждав две недели, Эйб отправился в банк, где работал Хейуорд. В тот день он впервые увидел Нэнси Уорт, кузину Уилла. Она выходила из его кабинета. В свои восемнадцать Нэнси была не только красива, но и отличалась утонченной элегантностью. Эйб тут же понял, что ему нужна Нэнси Уорт и разница в их общественном положении не имеет никакого значения.

– Я хочу взять заем, – сказал он Уиллу.

– А под какой залог? – удивился тот.

– Лавка моей матери.

– Сколько?

– Три тысячи долларов.

Хейуорд рассмеялся:

– Мы, конечно, близкие друзья, но я могу дать тебе за это не больше сотни!

– Пойдем пообедаем вместе, – сказал Эйб.

Пустив в ход все свое обаяние, а оно было немалым, Эйб предложил Хейуорду партнерство в обмен на заем. Как он и ожидал, Хейуорд капитулировал. Они составили перечень несуществующих статей недвижимости, оба подписались под ним, и Эйб получил три тысячи долларов. Он с ходу внес эту сумму в счет аренды кондитерской лавки на углу, которая стоила пятнадцать тысяч. Через несколько месяцев Эйб продал ее за двадцать тысяч.

Потом он взял в аренду ресторан и, продав его, получил вдвое большую прибыль, чем ожидал. Вскоре он имел несколько объектов арендованной собственности, расположенных в Бруклине. Эйб знал, что мог бы нажить состояние, занявшись строительством многоквартирных домов, если бы удалось несколько изменить законы о зонировании. Он уговорил Хейуорда прозондировать парочку членов городского совета на предмет возможности подкупа. Результаты оказались положительными.

Эйб построил свои первые многоквартирные дома.

Его честолюбивые планы устремились через реку, на Манхэттен. Цены на недвижимость стремительно росли, и Эйб вознамерился построить офисы в центре города. Для этого на одном из земельных участков необходимо было снести несколько жилых домов, но на сей раз ни члены городского совета, ни деньги не помогли ему: Эйбу преградило путь Движение за сохранение исторических памятников Нью‑Йорка.

Бонцио обещал Эйбу убедить городской совет одобрить его план.

– Что ты за это хочешь? – спросил Эйб.

– Пустяк, – сказал Бонцио. – Всего шесть процентов от прибылей.

Эйб недоверчиво посмотрел на него.

– И еще поможешь нам провернуть сделку с недвижимостью во Флориде, – добавил Бонцио. – Нам нужен человек, хорошо разбирающийся в недвижимости.

Эйбу не хотелось заключать сделку с сомнительными личностями, но ему становилось тесновато в Нью‑Йорке, возникла потребность выйти на новые просторы.

Бонцио, как и обещал, убедил совет отменить мораторий на строительство в квартале, где были расположены исторические здания. Эйб тоже сдержал слово и помог ему провернуть сделку со строительством отеля в Форт‑Лодердейле. Узнав, что жена одного из членов нью‑йоркского городского совета полгода пролежала в больнице после несчастного случая, Эйб нахмурился, но приписал это происшествие случайному совпадению, а не шантажу.

Эта дама попала под колеса автомобиля, причем водитель скрылся с места происшествия.

Глава 3

Раздевшись, Белинда присела на краешек массивной викторианской кровати на толстых ножках из розового дерева, с широким деревянным изголовьем и покрывалом из старинного кружева. Это было ее самое крупное приобретение – главный предмет меблировки почти пустой спальни. Она аккуратно натянула один чулок, пристегнув его к черному поясу. Потом второй. Поднявшись, Белинда надела туфельки на трехдюймовых каблучках и потянулась за малиновой кожаной юбкой. В таком настроении, как сейчас, она никогда не надевала трусики. Юбка облегала ее хорошо развитые формы, словно вторая кожа. За юбкой последовала золотистая шелковая блузка – естественно, бюстгальтер она не надела. Блузка четко обрисовывала упругие груди. Добавив к этому дюжину тонких золотых браслетов, крупные золотые серьги в виде колец и парочку цепочек на шею, Белинда сделала начес и закрепила лаком эффект небрежной взъерошенности.

Поразмыслив, она все‑таки решила пойти развлечься. Почему бы и нет? Адреналин играл в крови. Она чувствовала себя полной сил. У нее еще никогда не возникало такого ощущения, будто ей по плечу все, что угодно. Белинда чувствовала себя как ракета, готовая к запуску.

Как только будет продан второй сценарий, она позволит себе немного расслабиться, перевести дух, почувствовать себя в безопасности… Возможно, даже устроить себе каникулы.

У Белинды разыгралась фантазия. «Оскар» за лучший драматический сценарий… При одной мысли об этом у нее мороз пробежал по коже.

Она попыталась представить себе выражение лица Эйба, когда он сидит в зале и наблюдает, как она получает дурацкую маленькую статуэтку. Может, хоть тогда он похвалил бы ее. Может, сказал бы: «Ты хорошо потрудилась, малышка». Нет, лучше: «Белинда, я так горжусь тобой». И возможно, даже обнял бы ее.

«Господи, – испуганно подумала она, – неужели даже сейчас, по прошествии стольких лет, мне нужно его одобрение?»

Осознав это, она так расстроилась, что бросилась в другую крайность. «Я всего добилась сама, – напомнила себе Белинда. – Я сделала это без их поддержки. Это само по себе мое большое достижение».

Несколько лет ушло на то, чтобы подыскать агента. К этому времени Белинда написала полдюжины сценариев, но некому было заняться их реализацией. Она попала в заколдованный круг. Продать их без агента невозможно, а чтобы заполучить агента, нужно сначала продать что‑нибудь. Потом Белинде немного повезло, и она встретила Лестера, причем – где бы вы думали? – в баре. Они поговорили, и он согласился прочесть один из ее сценариев. И стал агентом Белинды. Ей даже не пришлось переспать с ним.

Она выбрала трудный путь, хотя могла бы, конечно, обратиться к отцу. У Эйба Глассмана были связи со всеми, кто имел вес по обе стороны Атлантического океана. Он был близким другом крупнейших голливудских магнатов, включая владельца студии «Олимпия», которая успешно функционировала со времен Бетт Дейвис и Кларка Гейбла. Белинда знала, что могла бы выбрать один из нескольких путей, начиная с прямого займа у Эйба для финансирования собственного независимого производства фильма «Возмущение» вплоть до производства на студии «Олимпия». Слава Богу, гордость не позволила ей сделать этого.

Слава Богу, что она не поддалась искушению.

Производство фильма по ее сценарию в «Северной звезде» – отличное начало. Фильмы этой кинокомпании считаются высококачественными, а если продюсеры вознамерились сделать суперзвезду из Джексона Форда, можно надеяться на успех. Не исключено, что он умеет играть. Белинда не смотрела телепередачи, но то, что Форд три года подряд получал «Эмми», кое о чем говорит.

Зазвонил телефон.

– Алло, Белинда, – раздался голос Эйба Глассмана.

Белинда чуть не уронила трубку.

– Привет.

– Розали сказала мне, что ты звонила.

Белинда уже глубоко сожалела о своем дурацком порыве. Ему все равно, ему совершенно безразлично то, что касается ее. Отец так и не простил ей переезда в Калифорнию. Не простил того, что она не вышла замуж и не родила ему наследника мужского пола. Стремление писать сценарии он считал нелепой причудой.

– Я не звонила, – отозвалась Белинда. – Твоя секретарша ошиблась.

Повисла напряженная пауза.

– Как поживаешь? – спросил Эйб.

– Прекрасно.

– Не собираешься приехать сюда на уик‑энд этим летом? Я хотел бы тебя кое с кем познакомить.

– Попытаюсь, – ответила Белинда, подумав: «Ну уж нет, ни за что!» Потому что этот «кое‑кто» наверняка очередной приемлемый кандидат в мужья. И вдруг у нее вырвалось: – Я продала сценарий. – Она была готова откусить себе язык.

– Кому?

– «Северной звезде».

– За сколько?

– За триста пятьдесят тысяч.

– Поздравляю. Ну а теперь, когда ты доказала, что можешь писать эти чертовы штуки и продавать их, почему бы тебе не вернуться в Нью‑Йорк и не обосноваться здесь? Не забывай, что мне уже пятьдесят три года, Белинда!

– Нет уж, благодарю покорно.

– Ты себя показала, – сердито продолжал Эйб. – Что тебе еще нужно? Я не вечен, Белинда, а кто тогда будет управлять всем этим? Тебе почти тридцать, и если ты будешь и дальше тянуть время, у тебя могут родиться неполноценные дети!

– Я не хочу детей, – сказала Белинда. – Или, по‑твоему, я обязана доставить тебе удовольствие и забеременеть прямо сегодня? Все равно я сегодня собираюсь как следует трахнуться.

– Не дури! Ты же знаешь, что я не это имею в виду. Каждая нормальная женщина хочет детей.

– Спасибо, но я уже знаю, что ты считаешь меня ненормальной.

– Я этого не говорил.

– Моя карьера пошла в гору! И будь я проклята, если остановлюсь!

Эйб молчал.

Одержать верх в разговоре с отцом – редчайший случай. Но Белинде этого показалось мало, она закусила удила.

– «Северная звезда» использует этот фильм для раскрутки Джексона Форда. Сейчас он самый популярный актер в Голливуде. Значит, кассовые сборы будут огромными. А если «Возмущение» станет кассовым фильмом, я приобрету популярность, и мои сценарии будут раскупаться как горячие пирожки.

Последовала еще одна не характерная для него пауза.

– Ты знаешь, что эта индустрия непредсказуема, – сказал наконец Эйб. – Никто не в силах предвидеть, каков будет кассовый сбор. И актер, пусть даже самый популярный сегодня, завтра может стать кучей дерьма. Полно, Белинда, тебе и самой это известно.

– Да, даже мне это известно. Спасибо, ты очень ободрил меня.

– Что? – спросил Эйб кого‑то на другом конце линии, потом снова сказал в трубку: – Мне надо идти, Белинда. Только что появился Уилл Хейуорд.

– До свидания, Эйб.

Глава 4

– Этот диалог – дерьмо.

– Дайте обратный кадр! Обратный кадр! Господи, Джек!

Джексон Форд стоял на сцене – прекрасный, но мрачный как туча, игнорируя свою партнершу, типичную калифорнийскую блондинку, уже успевшую привыкнуть к подобным вспышкам гнева. Юпитеры один за другим погасли, операторы, расслабившись, отступили на шаг от своей аппаратуры, воцарившееся было молчание нарушилось ворчанием, вздохами и рокотом разговора.

Ассистент режиссера Ники Фелтон, низенький, круглый, с очками на огромном носу, в отчаянии покачал лысой головой.

– Джек, что тебя не устраивает?! – воскликнул он в панике.

Звезду что‑то расстроило, а это абсолютно не допускалось.

– Диалог – полное дерьмо, – повторил Джек.

– Не волнуйся, – успокаивал его Ники Фелтон, обливаясь потом. – У нас полно сценаристов. Хочешь что‑то изменить – мы на это пойдем.

Джек молча повернулся и покинул сцену, направившись, судя по всему, в свою личную гримерную.

– Он просто невыносим, – сердито прошипела Эдвина Льюис, долговязая ассистентка режиссера. – Ему невозможно угодить!

– Он великолепен, – возразила другая дама.

В разговор вмешался высокий худощавый мужчина:

– Черт возьми, мы на целых двадцать недель отстаем от расписания. С меня довольно! Если Форд не возьмется за ум, он уволен.

– Полно тебе, не горячись, Джон. Успокойся, – сказал Ники. Угроза Джона Прайса, директора, была пустыми словами, потому что он не располагал властью нанимать и увольнять кого‑нибудь. – Форд прав. Именно эта сцена написана слабовато.

– Перестань лизать ему зад! Он всего‑навсего вонючая телезвезда, которая, попав в кино, возомнила себя великой кинозвездой. Так вот, до кинозвезды ему далеко, а я сыт по горло его капризами!

– Джон, не волнуйся. Мы заменим одну‑две строки, и не успеешь оглянуться, как отснимем всю сцену. Я тебе обещаю.

– Никто из зрителей и внимания не обратит на то, что они там говорят, – проворчал Прайс. – Зрители пойдут глазеть или на голый торс Форда, или на сиськи Леоны.

– Он хотя бы не требует, чтобы ему на съемочной площадке подавали «Дом Периньон» и икру, – вставила Эдвина. – Могло быть хуже.

Фелтон метнул на нее уничтожающий взгляд. Да пожелай Форд израильских маслин, они появятся в мгновение ока, потому что «Северная звезда» связывала с этим актером большие надежды.

– Верно, – обратился Ники к Прайсу. – Но почему бы нам не попросить Голдмана поработать над этим диалогом и сделать его менее высокопарным?

– Нет, я за то, чтобы вообще выкинуть Форда из этого фильма! – не унимался Прайс.

– Брось, Джон. У нас осталась всего неделя до конца съемок. Не верю, что тебе на самом деле хочется расторгнуть контракт с Фордом. Он – наша главная приманка. И Форд хороший актер.

– Ишь, устроил истерику, сукин сын!

– Я найду Мелоди.

Эдвина убежала, оставив мужчин продолжать разговор. Она заметила рыженькую в углу, откуда та наблюдала за Прайсом и Фелтоном.

– Мелоди! На тебя вся надежда! Умоляю, уговори Джека сыграть эту сцену.

Мелоди, пышногрудая особа с копной рыжих волос, встала, бросив тревожный взгляд на ассистента режиссера и директора. Потом кивнула и, торопливо покинув съемочную площадку, постучала в дверь гримерной Джека:

– Это я, Мел.

– Входи.

Мелоди вошла, и хотя она уже семь лет была личным менеджером Джека, его помощницей и лучшим другом, при виде его безупречного профиля и темной шевелюры, золотящейся в лучах солнца, у нее перехватило дыхание. Она закрыла за собой дверь.

Он взглянул на нее и улыбнулся.

Улыбнулся знаменитой улыбкой Джексона Форда, которая шла из глубины его дьявольски поблескивающих зеленых глаз.

– Явилась, чтобы отчитать меня?

– Это совсем не смешно, Джек. Это всего лишь любовная сцена.

– Это моя любовная сцена! – сердито заявил он. – А Уильям – мой герой. И я намерен отстоять цельность его характера.

Мелоди положила руку ему на плечо.

– Я понимаю.

– Понимаешь? – Форд искоса бросил на нее сердитый взгляд. – Все они думают, что я просто упрямый смутьян, но я уже одиннадцать лет в этом проклятом бизнесе и всего добился самостоятельно! Теперь я популярен и хочу оставаться популярным. А это мне не удастся, если критики высмеют мою игру! – Он сердито зашагал по комнате. – Я не допущу, чтобы в сценарии оставался этот дерьмовый диалог!

– Мне не нравится, что ты завоевываешь такую репутацию.

– Знаю, что тебе не нравится. Кстати, я как раз переписывал эту сценку. Дай мне несколько минут, и я закончу.

Мелоди молча смотрела, как он вычеркивает строчки.

– Джек! Я понимаю, многое зависит от успеха этого фильма. Но если за тобой утвердится дурная репутация смутьяна…

Он взглянул на нее.

Теперь, когда съемки телесериала отменили, три года его пребывания на экране в качестве телезвезды, пусть даже безумно популярной, ничего не гарантируют ему в будущем – абсолютно ничего. «Публика подобна шлюхе, Джек, – говорил Сандерсон Хорн, его агент. – Она совершенно не заслуживает доверия. А этот город – и того хуже. Ты должен работать, Джек, причем необходимо приступить к работе немедленно, иначе через год ты станешь лишь еще одним некогда популярным “áûâøèì”».

Íåêîãäà ïîïóëÿðíûé «áûâøèé»! Ñàíäåðñîíó íå îòêàæåøü â óìåíèè íàéòè âåñüìà óáåäèòåëüíûå ýïèòåòû.

Дата добавления: 2015-05-06