Будучи тренером сборной, вы не скрывали размер своего жалованья

Было обидно?

– Не то слово. Я переживал у телевизора, когда смотрел трансляцию из Софии, из Москвы, из Неаполя. Душой был там, на поле, когда ребята сражались с болгарами и итальянцами. Чувствовал, что могу помочь.

Итак, конфликты и обиды никуда не делись. Да и могли ли?..

* * *

В 2001‑м журналисты «СЭ» спросят Игнатьева:

– Не жалеете, что когда‑то согласились возглавить сборную?

– Ничуть. Наоборот – я побыл на вершине, посмотрел, что такое величие футболистов тех команд, с которыми мы играли, и… упал. Это нормально, подобное переживают многие. Но опыт получил огромный. И если бы кто‑то из исполкома РФС встал тогда и сказал: нет, сборной руководить Игнатьеву пока рановато, – я посчитал бы это закономерным. Но раз коллективный орган, который меня отлично знал, оказал доверие, счел нужным согласиться. Хотя сомнения были.

Слова Игнатьева нуждаются лишь в одной ремарке. Никто из исполкома РФС попросту не мог, как выражается бывший главный тренер сборной, «встать и сказать». Потому что высший орган футбольного управления в стране не был (да и сейчас, при новом руководстве, ничего по большому счету не изменилось) приспособлен к открытому и принципиальному обсуждению проблем национального футбола. На протяжении многих лет исполком существовал для того, чтобы утверждать решения Вячеслава Ивановича Колоскова. Речь не о том, что эти решения были неправильными. Речь о том, что противоборства, настоящей, а не ручной оппозиции, у опытнейшего функционера не было, да и не могло быть. Такую систему за много лет он создал в РФС сам.

Как ни прискорбно, медленное и постепенное сползание национальной сборной в середняцкое болото закончилось тем, что она даже не смогла попасть в число участников финального турнира ЧМ‑98. Впервые с Euro‑84 мы «проехали» мимо крупнейшего международного соревнования.

Группа, в которую попала сборная в отборочном турнире, оказалась очень легкой – самым серьезным противником в ней была Болгария. Это на мировом первенстве 94‑го года болгары были грозной силой и дошли до полуфинала. Спустя несколько лет поколение Стоичкова, Костадинова и Лечкова состарилось, и в финальном турнире болгары с треском вылетели из группы. Россию же, так и не показавшую в том отборочном цикле внятную игровую концепцию, «братушки» пройти смогли.

Сделали они это, правда, весьма специфическим способом. Но об этом – позже. А сейчас – фрагмент из интервью Игнатьева «СЭ», которое он дал в мае 2002‑го – через четыре года после отставки из сборной.

– Я получал 500 долларов. Как тренер первой сборной. Сейчас, по‑моему, такая же ставка.

Думаю, эти слова дают ответ на многие вопросы. О каком серьезном подходе к сборной страны могла идти речь, если главный тренер национальной команды получал 500 долларов?! Как к нему могли серьезно относиться футболисты‑миллионеры, выступавшие в западных клубах – да и в ведущих российских тоже? Как он мог диктовать свою волю как футболистам, так и президенту РФС?

Одно дело – когда мизерная зарплата в сборной была у Романцева, который оба периода своей работы в сборной совмещал ее с деятельностью в «Спартаке», приносившей ему совсем другие деньги. И совсем другая история – когда иного источника доходов у тренера нет. Собственно, желание различных специалистов одновременно трудиться в клубе после признания Игнатьева стало более чем объяснимым…

Какая зарплата тренера, а значит, и отношение к нему, – такая и игра. Спустя много лет, во второй половине 2000‑х, владелец «Спартака» Леонид Федун провозгласит тезис, что вклад тренера в успехе футбольной команды – не более десяти процентов. В соответствии с этим представлением он почти каждый год будет менять спартаковских тренеров, едва у тех что‑то начнет складываться не так. По сути дела, в РФС 90‑х к тренерской профессии относились так же.

«Болгарии мы не проиграли, в Софии нас просто „убил“ судья», – сетовал Игнатьев в 98‑м. В чем‑то он, конечно, прав. Арбитраж чеха Вацлава Крондла до сих пор является для футбольных людей в России притчей во языцех. Судья знал, что этот матч – последний в его карьере, которую он завершал в связи с возрастным лимитом. По сей день ходят разговоры о шикарном доме, который вскоре после того поединка появился у Крондла на болгарском побережье Черного моря. А его «любовь» к русским выразилась еще и в том, что, будучи куратором группы действующих рефери от судейского комитета УЕФА, он перекрыл путь к мировой элите ведущему ныне арбитру страны Игорю Егорову…

Все это так. Но, сводя все разговоры о невыходе сборной России на ЧМ‑98 к несправедливому судейству в Болгарии, мы обманываем сами себя. Разве до нее не было ничьей в Израиле, чья команда в ту пору была совсем не такой крепкой, как сейчас? Разве не оскандалились россияне на Кипре, где впервые за всю историю отечественного футбола сыграли вничью со страной – футбольным «карликом»? Те ничьи и сгубили сборную, а не поражение от Болгарии. В конце концов, ответный матч в Москве команда Игнатьева выиграла – 4:2. Правда, это уже ни на что повлиять не могло, но сам факт лишний раз говорит: не только и не столько в очном противостоянии с главным конкурентом мы потеряли путевку на мировое первенство.

А теперь приведу более чем странную цитату из книги Колоскова «В игре и вне игры».

«Много позже, когда сборной руководил О. Романцев, политики снова попытались использовать сборную и опять не без участия Ш. Тарпищева. Мы играли отборочную игру перед чемпионатом мира в США с Болгарией. Если кто помнит, игра складывалась довольно странно. Судивший ее чех Кронкл не назначил в ворота хозяев как минимум пять пенальти, не засчитал чисто забитый гол. Когда видеозапись игры просмотрели представители УЕФА, Кронкла тут же лишили права судейства. Так вот, непосредственно перед игрой Шамиль Тарпищев обратился ко мне с тем, что команда должна подписать письмо в поддержку президента – Б. Н. Ельцина (тогда как раз шла предвыборная гонка). Я отказался:

– От имени команды ничего подписывать не будем.

Вообще, мне иногда трудно понять политиков! Ну неужели же не очевидно для них, что сборная страны по футболу не может поддерживать какую‑то одну партию, или определенного государственного деятеля любого масштаба? Команда принадлежит обществу в целом… Завтра эта партия потерпит фиаско, деятель уйдет с арены, и что делать дальше? Клясться в любви и преданности другим авторитетам? Нужно ли это команде с гордым именем «Сборная России»?»

Сама мысль Колоскова, озвученная выше, заслуживает только аплодисментов. Но факты… Такое ощущение, что на бывшего президента РФС, когда он надиктовывал своему литзаписчику эти строки, нашло какое‑то затмение.

Во‑первых, игра с Болгарией была не перед чемпионатом мира в США, а перед чемпионатом мира во Франции.

Во‑вторых, сборной тогда руководил не О. Романцев, а Б. Игнатьев.

В‑третьих, в тот момент, осенью 97‑го, не было никакой предвыборной гонки, потому что Ельцина переизбрали на второй срок летом 96‑го.

В‑четвертых, Тарпищев к тому моменту в числе помощников Ельцина уже не значился – его наряду с Коржаковым и Барсуковым отодвинула от первого президента России команда Бориса Березовского в 96‑м. Так что если просьба Тарпищева к Колоскову и была, то гораздо раньше…

В‑пятых, Крондл (а не Кронкл) заканчивал судить по возрасту, и никакого «права судейства» его не лишали. Что лишний раз подтверждается тем, что ныне чех преспокойно работает в судейском комитете УЕФА…

В‑шестых, о пяти неназначенных пенальти (тем более – «как минимум») после игры не заикался ни Игнатьев, ни игроки. Речь шла максимум о четырех, что тоже являлось очевидным перебором. Остыв, сошлись на том, что два 11‑метровых в ворота болгар Крондл действительно проигнорировал.

Насколько мне известно, Колоскову помогал писать книгу журналист не из футбольного мира, и его вопиющее незнание общеизвестных событий можно объяснить. В конце концов, на футболе свет клином не сошелся, и далеко не все знают, кто, с кем и в каком году играл.

Возможно также, что какие‑то вещи подзабыл и Колосков – в конце концов, человеческая память несовершенна, и когда ты руководишь отечественным футболом на протяжении 25 с лишним лет, многие события могут смешаться. Вопрос в другом – почему, зная о «нефутбольности» своего литзаписчика, Колосков не попросил ознакомиться с рукописью профессионала, который своевременно указал бы экс‑президенту РФС на целую серию неточностей? Это было необходимо хотя бы потому, что подобные вещи сразу же зарождают сомнения в верности остальных фактов. Не сомневаюсь, что большинство из них на самом деле соответствует действительности и, повторяю, отношусь к Колоскову с большим личным уважением, – но читая такое, только развожу руками от удивления…

В другом эпизоде той же книги после фразы «Борис Петрович готовил сборную к чемпионату мира 1998 года, но во Францию мы не попали» следует разъяснение: «У любителей футбола наверняка в памяти решающий матч, победа в котором давала нам шансы выйти в плей‑офф и получить путевку на высший праздник футбола. В тот день в Лужниках сошлись наши и украинцы»…

Если бывший президент РФС не помнит, что этот незабываемый матч 9 октября 1999 года состоялся не при Игнатьеве, а во время «второго пришествия» Олега Романцева, – это выше моего понимания.

* * *

А у Игнатьева, несмотря на поражение от болгар, еще был шанс попасть на чемпионат мира с «запасного аэродрома» – стыковых матчей, на которые россияне получили право, заняв второе место в группе. Но тут России страшно не повезло: в соперники нам достались могучие итальянцы.

Команда сделала все, что было в ее силах. Вначале на своем поле, под мокрым снегом, в жуткой каше вместо газона на стадионе «Динамо», Россия и Италия завершили свой матч вничью – 1:1. «Скуадра Адзурра», правда, забила мяч в свои ворота – но произошло это в результате активнейшей борьбы, навязанной защитнику Сергеем Юраном.

В ответном матче в Неаполе шансов у сборной России не было. Проиграла она с внешне достойным счетом – 0:1, но при этом ни разу за 90 минут толком не перешла середину поля. Много раз в течение игры ее спасал вратарь Сергей Овчинников, но форварды и полузащитники не смогли сделать ничего, чтобы чудо произошло.

Журналист Олег Винокуров, анализируя причины неудачи сборной, написал:

«Игнатьев – человек для современного нашего футбола редкий… Все его качества позволяют назвать его человеком хорошим и, что, на мой взгляд, не менее важно, противопоставить двум его предшественникам. Для всей российской футбольной общественности это противопоставление стало очевидным в декабре 1993 года, когда ведущие футболисты сборной вслед за известным письмом Шамилю Тарпищеву попытались изложить свою точку зрения на пресс‑конференции.

Тогда в конференц‑зале пресс‑центра МИД присутствовал лишь один из руководителей сборной – Игнатьев. Главный тренер Павел Садырин предпочел уклониться от встречи с игроками… Игнатьев же нашел в себе силы прийти и посмотреть в глаза оппонентам.

Журналисты, конечно же, попросили его высказаться, а он, конечно же, не отказал. Любому было видно, как ему тяжело. Но ни словом, ни намеком он не оскорбил никого, ни на йоту не приблизился к тем потерявшим здравый смысл и человеческое лицо коллегам, в одном лагере с которыми находился.

Да, такого хорошего человека у руля нашей сборной не было давно. Но хороший человек, как гласит народная мудрость, не профессия. Мы ведь говорим о главном тренере сборной.

В разговорах о спорте выражение «психология победителя» давно стало расхожим. Послужной список тренера, его победы – наилучшая рекомендация при назначении на новый пост. У Игнатьева, увы, просто неоткуда было взяться той самой психологии победителя. В первой сборной России он работает давно: был помощником Садырина, затем входил в штаб Романцева. С первым провалился на чемпионате мира в США в 1994 году, со вторым – на первенстве Европы в Англии два года спустя. И вот тренер, причастный к двум провалам в качестве второстепенного лица, вышел на первый план.

Если в большинстве стран неудача команды, как правило, является следствием недостаточной квалифицированности тренера, то у нас первооснова всех проблем – пагубность самой системы футбольного хозяйствования. И то, что у руля сборной возникают не самые квалифицированные тренеры, тоже следствие этой системы. Человек, возглавляющий сборную, должен бросить системе вызов, попытаться хотя бы чуть‑чуть изменить ее, и только в этом случае он может подарить болельщикам надежду на успех. Игнатьев же, сжившийся с этой системой, был изначально обречен на неудачу. И потому ничего нового его приход к руководству сборной не принес. На поле его команду невозможно отличить ни от команды Садырина, ни от команды Романцева. В общем, ему, очень хорошему человеку, за полтора года не удалось сказать своего слова в профессиональном смысле».

Добавить к сказанному коллегой особо нечего.

Кроме одного. Что касается примера успешной замены Франца Беккенбауэра на Берти Фогтса, который Колосков привел в качестве идеологического обоснования прихода Игнатьева, то контраргумент здесь очень прост. Беккенбауэр в 90‑м сам привел сборную ФРГ к титулу чемпиона мира. Фогтс принимал команду из рук тренера‑победителя. Игнатьев же шел на крайне плачевное наследство, и у него не было задачи, как в случае с Фогтсом – не испортить. Ему надо было строить заново, и вполне закономерно, что это Борису Петровичу не удалось.

* * *

Валерий и Олег Винокуровы в книге «Наш мир – футбол» приводят фразу Игнатьева, произнесенную во время одной из телепередач по ходу отборочного цикла.

– Что с вами будет, если сборная не попадет на чемпионат мира? – спросили главного тренера сборной.

– Как что? Снимут на следующий же день!

Но этого не произошло.

Несмотря на непопадание на ЧМ‑98, Игнатьев в отставку, как того многие ожидали и даже требовали, не подал. И Колосков его туда не отправил. Президентская логика читалась легко. Серьезного отечественного тренера в ту пору в сборную было не заманить: после всех событий, о которых идет речь в этой книге, одна мысль о приходе в нее внушала им ужас. О необходимости приглашения тренера‑иностранца заговорил во время мирового первенства только «СЭ» – но тогда это казалось абсолютной фантастикой. Игнатьев же с его окладом в 500 долларов Колоскова вполне устраивал. А если бы президент уволил его до окончания срока действия контракта в августе 98‑го, то, вероятно, РФС пришлось бы раскошелиться на неустойку, платить которую в планы Вячеслава Ивановича, похоже, не входило.

Весной 98‑го, после победы в товарищеском матче над французами – 1:0, Колосков заявил:

– Игнатьев будет работать до конца отборочного цикла, независимо от результатов, которые будет показывать сборная в этот период. Если даже сборная России проиграет все товарищеские матчи, все равно в августе этого года контракт с тренером будет продлен. А вот если сборная не попадет на чемпионат Европы‑2000, мы скажем Игнатьеву «до свидания».

И все же летом 98‑го Игнатьев покинул сборную. Несколько лет спустя он в интервью «СЭ» прокомментирует свое решение так:

– Я не из тех людей, которых называют пофигистами. Для меня всякое поражение – огромный удар по самолюбию. В голову мрачные мысли лезут: зачем взялся за этот воз? Наверное, это не твое… В сборной в 98‑м меня выбивали из колеи жесткие журналистские выпады, я терялся. Выигрываем в Москве товарищеский матч у французов – 1:0, а в газетах наутро читаю: играли плохо. Потом побеждаем Турцию – 1:0 – та же реакция. Ага, думаю, что‑то здесь не так. Не свою, пожалуй, нишу занимаю. Следом уступили в Польше – 1:3, а в Грузии разошлись миром – 1:1, критика усилилась, и я написал заявление.

При всем моем человеческом уважении к Борису Петровичу с этим его поиском чьих‑то злых козней согласиться трудно. Игнатьев подписал себе приговор осенью 97‑го, когда не смог выйти из легкой группы на чемпионат мира. Уходить ему надо было уже тогда. Все, что было следующей весной, рассматривалось общественностью под призмой прошлогодней катастрофы. И не только, вопреки утверждениям Игнатьева, журналистами: и Константин Бесков, и Евгений Ловчев, и Валентин Иванов нелицеприятно оценили качество игры сборной с французами, несмотря даже на победный счет. Было очевидно, что локальных успехов при Игнатьеве команда добиться может, прорыв же с ним вряд ли возможен. Ни разу в жизни до 56 лет не работая со взрослыми командами высокого уровня, отличный молодежный тренер так и не смог прыгнуть выше головы. За что язык не поворачивается его осуждать.

А вот за то, что в 97‑м он сам не заявил об уходе, упрекнуть Игнатьева стоит. Потому что следующие полгода, за которые новому тренеру можно было бы спокойно подготовить сборную к новому отборочному циклу, были потеряны.

После отставки Игнатьева РФС оказался в жестком цейтноте. До первого отборочного матча Euro‑2000 на выезде с Украиной оставалось меньше двух месяцев, а у сборной не было главного тренера.

Впрочем, решение о том, кто унаследует от Игнатьева этот пост, принималось отнюдь не в футбольном союзе…

Глава III

Дата добавления: 2015-05-06