Бегуны (странники) — секта христофоровцев

Одним из мест, облюбованным старообрядцами, которые бежали из центральной России в безлюдные лесные пустыни на окраинах государства, была Вятская губерния. И не случайно одну из станций Вятско-Двинской дороги, проложенной в последние годы прошлого века, назвали Староверческой.

И вот в этом краю незадолго до первой мировой войны объявился невесть откуда и быстро прижился «странник» Христофор Зырянов. Ему было тогда лет сорок.

«Бегунскую веру» Зырянов и принялся здесь распространять. Почва для такого посева была плодородная, и лет через десять Христофор стал полновластным наставником многочисленных единоверцев. Местное население называло их уже не иначе как христофоровцами или подпольниками.

Маленькое Христофорово царство устроено было по испытанной полутора веками схеме страннического подполья.

Верноподданные его распадались на несколько категорий: на благодетелей, последователей, странников и скрытников.

Благодетелями были, как правило, зажиточные крестьяне и мельники, в домах которых, оборудованных тайными подвалами и чуланами, двойными стенами, прятались странники и скрытники. В этой строительной технике благодетели достигли высокого мастерства. Кольцо в дверях, например, они соединяли тонкой, незаметно протянутой проволокой с колокольчиком в подпольной келье и молельне, и при первых признаках опасности скрытники быстро выбирались через подземные лазы, исчезали в ближайших зарослях. Благодетели составляли, так сказать, материальную базу христофоровского мирка, и поэтому им разрешалось «работать на антихриста» — на железной дороге, а позднее — в колхозах. Надо сказать, что благодетели ущерба не терпели: скрытницы были по существу батрачками, которых нужно было кое-как кормить; они бесплатно работали на благодетеля, занимались рукоделием.

Последователями называли людей, оказывавших скрытникам всякие услуги «в мире».

Странниками именовали разъездных вербовщиков и связных между сетью благодетелей и тайными лесными скитами.

И, наконец, скрытники — монахи и монахини, давшие обет поститься и молиться до смерти. Собственно говоря, они уже считались умершими «для мира», и, по рассказам здешних стариков, единоверцы (единосогласники — на языке старообрядчества) для отвода глаз даже «хоронили их, при всём честном народе степенно и горестно пронося на деревенские кладбища пустые гробы с заколоченными крышками. Таким же образом хоронили умерших на самом деле: на общее и посему „поганое“ кладбище — пустой гроб, а усопших единосогласников — в тайные ямы возле скитов.

В середине 20-х годов в лесах к северу от деревни Дани-ловки Мурашинского р-на, неподалёку от истока реки Великой, там, где теперь проходит граница Кировской области и Республики Коми, христофоровцы построили главную свою обитель — починок Град (починком в этих краях издавна называли выселки, начало, почин новой деревни). Рядом с просторным, двухэтажным домом легального христофоровца-благодетеля сооружены были две тщательно укрытые землянки, оборудованные русскими печами, нарами, колодцами и даже тёплыми нужниками. Тропинок не было, странники пробирались к землянкам по специально поваленным деревьям.

Надо сказать, что бегуны (странники) в то время представляли собой разветвлённое подполье, руководимое из единого центра. Во главе этого центра стоял так называемый «преимущий старейший» (по всей вероятности, страннический центр скрывался где-то на территории нынешней Ивановской области, в районе Вычуги и Кинешмы). Всё подполье разделено было на обширные области или стороны — ярославскую, казанскую, тагильскую, каргопольскую — во главе с областными старцами. И, наконец, каждая сторона-область объединяла три-четыре предела во главе со старейшим преимущим предела (или предельным старейшим).

Христофор Зырянов в течение 12 лет был старейшим вятского предела, который тянулся по обе стороны железной дороги от станции Опарино через Вятку-Киров до станции Верещагине в Пермской области. На всём протяжении (более полутысячи километров) к 1929 году было, по словам Христофора, около 150 странников и около 300 последователей и благодетелей. Старцы располагали штатом помощников. Например, при старейшем преимущем предела было два помощника, духовник и несколько разъездных проповедников, связных и вербовщиков.

Починок Град стоял на высоком холме. У южного подножья его, в лощине, плотно заросшей кустарником, течёт речушка Каменка. Восточный склон отлого уходит в сумрак огромного оврага, словно залитого до краёв непролазным хвойным лесом. В лесу скрывались скитские землянки. Возле землянок находился лог, каждую весну заполняемый талой водой. В нём весной и летом 1932 года были утоплены десять скрытниц (речь идёт только о тех, чью гибель удалось установить; вполне возможно, что жертв было больше).

«Принятие самоумерщвления» проходило в определённом ритуальном порядке. Облачённых в длинные холщовые рубахи женщин на смерть выводили из землянок по три — по четыре. Лица их, такие безжизненно-серые, как и холст смертных рубах: «совершению подвига», «принятию венца мученического» предшествовала десятидневная голодовка. Скрытницы еле держались на ногах, их заботливо поддерживали под руки помощницы Христофора, который степенно шествовал во главе процессии. Вслед за обречёнными шли обитатели скита и благодетель — хозяин починка, в его обязанность входило рыть могилы.

У края ямы скрытниц обвязывали полотенцами (чтобы потом выволочь на берег) и сталкивали в грязную, гнилую жижу. Если они не тонули сразу, то одна из скрытниц, старуха Филиппея Плехова, погружала головы в воду.

«Как правило, завязывали полотенцами и вниз лицом опускали в воду, потом сверху прижимали руками, чтобы они не всплывали, — сообщила впоследствии одна из скитниц, Галина Земцова. — Смерть носила мученический, изуверский характер. Например, когда утеплялась Елена Лузянина, то очень сильно билась ногами…»

Елене было всего 25 лет.

Тела «принявших венец» зашивали в рогожи и закапывали в наспех вырытых ямах, не ставя крестов.

Но однажды ритуал-был сломан: жизнелюбие одной из скрытниц, Таисии Крюковой, в последнюю минуту взяло верх над фанатичной старообрядческой религиозностью. Девушка сама бросилась в яму, но, начав захлёбываться, вдруг уцепилась за осклизлый берег и стала судорожно выкарабкиваться. Филиппея Плехова ногами отталкивала девушку, потом схватила её за волосы и погрузила в воду с головой. Таисия вырвалась и всё-таки вылезла из ямы. С плачем умоляла она Христофора сохранить ей жизнь. Христофор, едва скрывая озлобление, проговорил тихо, смиренно:

— Пойди отдохни, потом совершишь подвиг.

Трёх скрытниц в тот день утопили, а Таисия ночью сбежала.

Зимой эти ямы, болота, речки замерзали, и христофоровцам приходилось искать другие пути в Царствие Небесное. Одним из них была угарная баня возле избы Александры Шишкиной в деревне Шишкари. Девушки, обречённые на смерть, сами накололи и принесли дрова, сами натопили баню. Потом Христофор отвёл их туда и запер дверь. Но и тут случилась осечка: из бани послышались крики, стоны, мольбы выпустить. Опасаясь огласки, Христофор приказал перенести полуживых девушек в избу. Пришлось добивать их ядом.

На одной из полян был сложен костёр. На нём; после 10-дневного поста, сгорела заживо 20-летняя скрытница Олимпиада Крюкова. «Она стояла на костре, сложа руки на груди, — вспоминала позднее Зоя Чазова — странница, исполнявшая обязанности курьера (она видела самосожжение, спрятавшись в кустах), — и когда пламя вспыхнуло, Олимпиада закричала: „Господи, помилуй! Для Тебя, Господи!..“»

О чём же говорил Христофор этим несчастным, уединившись с ними в землянке-келье? Какие книги им читал? Какими словами, какими рассуждениями подталкивал скитниц к лютой смерти?

Те, кто слушали его, унесли эти слова с собой в могилу. Существуют лишь отрывочные рассказы свидетелей, оставшихся в живых; несколько рукописных сочинений, которые имели хождение в скрытническом мире, да рассуждения самого Христофора, который после поимки пытался оправдать себя.

Начинал Христофор обычно разговорами о «последних временах», о дне конца мира, которым может оказаться каждый завтрашний день. Готовым к «суду Божьему» нужно быть буквально каждую минуту, отрешиться от всех мирских дел и целиком посвятить себя посту и молитве. «Подумай только, — внушал он, — что случится, если Второе Пришествие застанет тебя погрязшей во грехе?! Уж лучше самой принять смерть, но только не рисковать вечным блаженством в царствии Небесном! Ждать конца света совсем немного осталось. Стоит ли жалеть, что не дожил несколько лет или даже дней? Лучше умереть, чем жить в пороке вместе с безбожниками. Кто не надеется устоять, пусть умертвит себя — и. будет спасён. А если любишь детей своих — так убей их поскорее, дабы не вышли из них поклонники антихриста!»

Летом 1932 года гнездо христофоровцев в Градовских лесах было обнаружено. Христофор Зырянов предстал перед судом. Умерщвления христофоровцы сумели как-то утаить, и их наставник отделался ссылкой. Однако ему удалось вскоре убежать и основать новый скит на речке Лузе, километрах в 20-ти от посёлка. В непролазном буреломе скрытники построили два барака — мужской и женский, оборудовав их столь же основательно, как и градовские землянки.

Благодетель Иван Ситников привёл в скит родного внука Ваню — 8-летнего слепого мальчика. Он повёз внука в больницу, чтобы показать врачам, но в больничном коридоре встретился с кем-то из христофоровцев, и его уговорили обратиться к другому «врачевателю». Посулив мальчику «райские яблоки» на том свете, Христофор отвёл его к реке, обвязал полотенцем и погрузил в прорубь с головой.

— Смотрите, — обратился он к обитателям скита, — мальчик совершил подвиг, чтобы получить венцы небесные, а вы, взрослые, не решаетесь!

В обоих христофоровских скитах погибло не менее 60 человек; имена 47 были установлены следствием. Около половины умерщвлённых — моложе 30 лет, из них 14 — молодёжь от 15 до 23 лет, трое детей… Христофоровское подполье истребляло людей, которым бы жить да жить.

Когда вести об умерщвлении скрытниц в вятском пределе дошли до страннического центра, старцы встревожились. Паства их, распылённая на огромной территории от Верхней Волги до Урала, была и так чрезвычайно редка, чтобы можно было одобрять её истребление. Но главное — старцы страшились последствий этих преступлений. Объятые страхом, они собрали тайный собор и попытались отмежеваться, откреститься от Христофора. Его объявили еретиком, а его смертоносную проповедь — не имеющей ничего общего с древнеправославной верой.

Но так ли это? Если обратиться к истории старообрядчества, то мы увидим, что Христофор выступил продолжателем наиболее характерных (и наиболее страшных) его «исторических традиций» — самоистребления.

Дата добавления: 2015-05-06