Доброе желание - добрый поступок 7 страница

Чем больше духовности - тем больше творчества в труде, тем больше и радости в нем; чем более творческий труд у человека, тем духовнее он сам. Одни люди вносят творческое, духовное во всякий труд, у других даже чисто творческий труд не рождает высокого духа - не воспитаны.

Давно спорят об авторитарном и пермиссивном воспитании. Первое держится на подчинении авторитету: "Я кому сказал?" Пермиссивное - значит многое разрешается. Но людям непонятно: если "все дозволено", откуда же берется дисциплинирующее начало?

Педагоги упрашивают: будьте добры к детям, любите их! Родители слушают их, и вырастают капризные, избалованные люди. Все хватаются за голову и кричат педагогам: "Это вы научили! Вы детей испортили!"

А дело в том, что результат воспитания зависит не от твердости или мягкости, и не от одной лишь любви, и не от того, балуют детей или не балуют, и не от того, все им дают или не все, - он зависит лишь от духовности окружающих людей.

Именно духовность, это невидимое, но совершенно реальное и определенное явление, вносит укрепляющий, дисциплинирующий момент, который не позволяет человеку поступать дурно, хотя ему и все дозволено. Только духовность, не подавляя воли ребенка, не заставляя его бороться с собой, подчинять себе - себя же, делает его дисциплинированным, добрым человеком, человеком долга.

Где высокий дух, там можно все, и все пойдет на пользу; где властвуют одни лишь конечные желания, там ребенку все во вред: и конфетка, и ласка, и таска. Там всякое общение с ребенком опасно для него, и чем больше взрослые занимаются им, тем хуже результат. Учителя пишут родителям в детских дневниках: "Примите меры!" Но в иных случаях, если быть честными, надо бы писать: "Ваш сын плохо учится и мешает классу. Оставьте его в покое! Не подходите к нему!"

У матери несчастье, вырос сын тунеядец. Она убивается: "Я виновата, я ни в чем ему не отказывала!" Она покупала ребенку дорогие игрушки и красивую одежду, "все ему давала, чего ни попросит". И все жалеют маму, говорят: "Верно... Слишком мы на них тратимся! Я свой первый костюм..." - и так далее.

Но все, что можно оценить, измерить в рублях, часах, квадратных метрах или других единицах, все это, быть может, и важно для развития ума и пяти чувств ребенка, но к воспитанию, то есть к развитию духа, отношения не имеет. Дух - это бесконечное, не измеримое ни в каких единицах. Когда мы объясняем дурное поведение выросшего сына тем, что мы сильно на него тратились, мы отчасти похожи на людей, охотно сознающихся в небольшой вине, чтобы скрыть серьезную. Наша истинная вина перед детьми - в полудуховном, в бездуховном отношении к ним. Конечно, легче признаться в материальной расточительности, чем в духовной скаредности.

В век науки мы все хотим делать по-научному. Молодой человек, объяснившись в любви и получив отказ, не страдает, не горюет, не идет вешаться, как было когда-то, нет, он достает школьную тетрадку, вырывает листок и пишет негодующее письмо в редакцию газеты: "Куда смотрит наука? Почему она не дает научных рекомендаций о том, как безотказно объясняться в любви?" На все случаи жизни мы требуем научных рекомендаций! Но если кому-нибудь нужна рекомендация, как по науке вытирать нос ребенку, то вот она: с научной точки зрения духовный человек может вытирать ребенку нос как ему заблагорассудится, а бездуховный - не подходи к маленькому. Пусть ходит с мокрым носом.

Нет духа - ничего не сделаешь, ни на один педагогический вопрос правдиво не ответишь. Да ведь и всех вопросов о детях не множество, как нам кажется, а всего лишь три: как воспитать стремление к правде, то есть совестливость; как воспитать стремление к добру, то есть любовь к людям; и как воспитать стремление к красивому в поступках и в искусстве.

Спрашиваю: но как же быть тем родителям, у которых нет этих стремлений к высокому? Как им воспитывать детей?

Ответ звучит ужасно, я понимаю, но надо быть честными... никак! Что бы такие люди ни предпринимали, у них ничего не выйдет, дети будут становиться все хуже и хуже, и единственное спасение - какие-то другие воспитатели. Воспитание детей - это укрепление духа духом, а иного воспитания просто нет, ни хорошего, ни плохого. Так - получается, а так - не получается, вот и всё.

Но что же эта девочка, семнадцатилетняя Ира Л., - почему она убила?

Убила из-за платья, убила из-за денег, убила потому, что хотела выглядеть красивой, - все это понятно. Но почему она смогла убить? Почему не сработало великое "не могу"?

Мы не знаем подробностей ее воспитания, но объяснение может быть лишь одно: ужасающая, полная бездуховность. Читала книги, слушала музыку, разговаривала с умными людьми, была по-своему честна - но бессовестна. Тянулась к людям - но не любила их. Не могла раздавить жука, но от брезгливости. И не было у нее чувства к подруге, к этой милой и тихой девочке. Она могла любить одного, но не знала любви ко всем, той любви, которая одна только заставляет нас охранять и спасать чужую жизнь, а не отнимать ее. Не будем ужасаться мелочности повода - красивое платье. А если человек поднял бы руку на другого ради значительного какого-то дела, - скажем, ради строительства плотины, которая нужна многим людям? Его преступление было бы так же безобразно. Платье ли, плотина ли, мелкое ли, крупное - добивайся своей цели за свой счет!

Требования нравственности ограничивают нас, указывают нижний предел доступных средств, заставляют отказываться от целей, если они недостижимы без посягательства на другого.

Требования духа открывают простор, указывают цели: добро, красота, правда.

Нравственность - нижняя граница, а верхней границы нет, вверх - бесконечное духовное устремление.

Всего этого девушка не получила. Внешнюю порядочность - да, волю к достижению цели - да, образование - да, но духа любви и правды - нет. Тяжелый укор ее воспитателям. Прежде чем девочка пошла убивать, был убит ее дух. Прежде чем она стала убийцей, она убила свою душу, свои лучшие стремления. Достаточно вспомнить, что она вместо филологического факультета поступила в торговый техникум, чтобы не рисковать. Практичное загубило в юной душе высокое; конечное победило бесконечное.

Одна деталь, проскользнувшая в журнальном материале. Когда девочка попросила 170 рублей у родителей, они: Что они ответили?

Вздохнули, сказали: "Ну что ты, ну где ж у нас такие деньги?" Пожалели девочку? Забеспокоились - а не собрать ли нужную сумму? Погоревали вместе с дочкой?

Нет, они подняли ее на смех. А что, если в семье и во всем царили такие отношения: совпадающие с нормами морали, но безлюбовные? Если можно поднять близкого человека на смех, то почему нельзя чужого и убить? Это ведь по сути одно и то же. Духовно развитый человек, причинив даже и случайную обиду другому, содрогается и не знает, как загладить вину.

А наша героиня? В месте заключения она, как явствует из справки, выполняет норму швеи-мотористки на сто один процент, участвует в выпуске стенной газеты, выписывает журналы мод и готовится через десять лет, после отбытия наказания, поступить в институт.

...Криком кричу, душой изнываю, ненавижу свой ум за бессилие, свой труд - за слабость, но все-таки - ну давайте же сдвинемся с места, давайте же задумаемся, что же мы делаем не так, давайте признаем, что привычное воспитание далеко не всегда срабатывает, давайте искать, искать, искать надежные пути, давайте учиться воспитывать душу человеческую и дух. Ну нельзя же, чтобы девушка-медалистка ножом убивала подругу за платье

Только дух и достойные условия жизни, вместе взятые, составляют достоинство человека.

Но в воспитании детей все зависит от того, что все-таки пересиливает в нашей душе, какие стремления, какие желания: конечные или бесконечные.

Можно показать, в каком соотношении находятся достаток, духовность и воспитание.

Пока достаток семьи еще в новинку для нее и непрочен, пока мы все как новоселы, которые вешают занавески и кухонные полки, а детям кричат: "Марш во двор, не путайся под ногами!" - то и дети растут, как трава, и малыша, поцарапавшего новый шкаф, разве что не убьют. Вещи дороже детей. Материальные заботы сильнее духовных, и дух ребенка зависит от каких-то других обстоятельств - от товарищей, от школы, от знакомых во дворе.

Но идет время, люди обживаются, привыкают к вещам, и постепенно в их сознании дети поднимаются до уровня вещей - в чем виден и прогресс. Не надо этого бояться. На наших глазах нужда в хорошем воспитании детей выходит в число первых социальных потребностей, и к детям начинают относиться с той же ревностью, как и к прочим элементам престижности. Отношение к детям принимает полудуховный характер. Малолетний обидчик, ударивший сына, вызывает такую же ярость, как и злоумышленник, поцарапавший автомобиль. Сын - мое, точно такое "мое", как сервант, холодильник, люстра и другие вещи. И родители бросаются на защиту сына, скандалят во дворе и кричат на учительницу в школе ради него самого, а потому что - мое! Не тронь мое! Это довольно опасная стадия развития, потому что сами родители, люди вполне добропорядочные, иногда не замечают, что дети для них, их успехи и даже их судьба - лишь одно из средств для осуществления материально-престижных целей. Вполне естественно, что ребенок не выдерживает такой нагрузки, он не может быть элементом семейного благополучия, ему неуютно в неживом вещном ряду, и он это благополучие нарушает, если и не вовсе разрушает. Он сопротивляется - он не вещь, не средство для достижения престижных родительских целей.

А так как он испорчен полудуховным воспитанием, то и протест его принимает уродливую форму лени, безделья, презрения к родителям, ко всем взрослым. Это случается не только в семьях, где родителей одолевает страсть к наживе, нет, это может произойти и в обыкновенной, по средствам живущей семье, если материальные заботы ее так велики, что останавливают духовное развитие, вызывают нелюбовь к людям, зависть, душевный непокой. Одних отравляют свои вещи, других - чужие.

Вот простой закон семейного воспитания: всякий прирост материального благосостояния должен сопровождаться таким же духовным приростом, иначе дети начинают голодать среди изобилия, им не хватает духовной пищи.

Материальное благосостояние само по себе не портит ребенка, иначе лучшие дети вырастали бы в нищете, а это не так. Материальное благосостояние вообще не имеет отношения к результатам воспитания. Все, что можно измерить, повторюсь, в метрах (жилье), в рублях, потраченных на детей, в часах, отведенных им родителями, - все это важно для обучения, развития, приобретения культурных навыков, но к воспитанию нравственности и духовности отношения не имеет, если, конечно, родители способны оставаться духовными людьми при всех обстоятельствах. Говорят: "А как же мы в войну росли - голодные, холодные? Учились без учебников, занимались при коптилках". Это кажется загадкой: условия были тяжелые, а результаты воспитания хорошие. Но загадки нет. В тяжелое для страны время повсюду царил дух самоотверженности, сознание общего долга, деятельное стремление к правде - стремление к победе; этот дух и воспитывал детей. Когда мы говорим о высоком духе народа, это означает, что в нем сильны высшие стремления; наоборот, в годы упадка нравственности падает дух - люди меньше стремятся к правде и добру, перестают отличать красивое от некрасивого.

Излюбленная тема разговоров "дети и вещи" лишь затуманивает наше педагогическое сознание. Действительно вечная тема для обсуждения - "дети и духовность". Так называемый "вещизм" - не желание хороших вещей (кто их не желает?), а бездуховность.

Все очень просто, математически просто: "больше - больше". Материальный достаток необходим именно потому, что он создает лучшие возможности для духовного развития. Если же достаток появляется, но не несет с собой духовного развития, он становится отравой, как спитой чай. В нашей семье появился достаток? Подумаем, как соответственно увеличить духовный потенциал семьи, помня, что духовность не в посещении музеев и театров, а в собственных стремлениях к правдивому, доброму, красивому. Больше материального - больше духовного, иначе детям придется трудно.

Но заметим, что процесс одухотворения идет. Поскольку дети все-таки не мебель, то, включенные в ряд серьезных семейных забот, они сами начинают оказывать одухотворяющее влияние. Не сразу и, может быть, не в одно поколение, а все-таки постепенно полудуховное воспитание становится правдосообразным, духовным. Дети растут не "как трава", а составляют в семье центр духовности.

Рождение ребенка позволяет родителям испытать высший духовный подъем - всех люблю, всех простил, отрешился от мелких забот. Воспитание детей позволяет в самой высокой степени ощутить стремление к правде, добру, красоте. Если бы не дети, мир давно бы погиб, и не оттого, что прервалась бы цепь рождений, нет, раньше от бездуховности. Дети пробуждают наш дух и поддерживают его.

У нас в головах столько ненужного для жизни - повторим и нужное.

Во всем, что делает человек, в его работе, его поступках, словах, мыслях, чувствах, отношениях, желаниях - во всем решительно есть какая-то степень правды, добра и красоты, высокая или низкая. Что, для чего и как - три главных вопроса любого действия, и ответы на них - степень правды, добра, красоты. Не генетически и не только от воспитания, но с языком и культурой заложено в нас стремление к правде - совесть, "закон внутри нас", стремление к добру - любовь к людям, милосердие, стремление к красивому, выражающееся в жажде гармонии. Стремление к правде, добру и красоте - это основа духовной жизни. Дух развился исторически и живет точно так, как живет язык: он один на весь народ, на все человечество, но он каждому представляется своим, личным. Оттого, что закон совести - свой, мы испытываем мучение и стыд, когда нарушаем его, поступаем не по совести. Но поскольку дух и свой и общий, то и состояние его зависит как от состояния общественного духа, так и от личной силы и личных духовных усилий каждого человека. Поддерживать дух людей, самому не падать духом, руководствоваться совестью, то есть претворять идеальную правду в реальную справедливость, - вот долг и назначение человека. Появляясь на свет, мы получаем правду из мира, она питает наши души, и мы должны поддерживать ее своей жизнью, возвращать ее миру обогащенной. Так происходит правдообращение - от мира к человеку, от человека - в мир. Духа нет вне человека, дух живет лишь в каждом из нас, и мы отвечаем за его состояние в том сообществе людей, на которое распространяется наше духовное влияние. Духовность - не одно из многих качеств человека, а главное, оно определяет все его моральные достоинства, его цену. Именно в духовности заложены возможности воспитания. В каких бы неблагоприятных условиях ни рос маленький человек, я, воспитатель его, имею возможность и силу влиять на его душу, потому что высокий дух всегда сильнее бездуховности. Воспитывать - значит в духовном общении возбуждать и поддерживать веру в правду, чувство любви к людям и надежду на гармонию мира, укреплять творческую волю к правде, добру и красоте.

Имей дух и умей взрастить его!

Но может быть, это все мерещится? Может быть, никакого духа нет в людях и он удел избранных? Вон как много людей на свете, и все разные. Может быть, и бессмысленно искать общее в них?

...Ранним летним утром, еще и семи нет, я стою на перроне Киевского вокзала. Только что пришла дальняя электричка, и густым потоком во всю ширину платформы идут спешащие на работу люди. Ничто их не объединяет сейчас, каждый в отдельности погружен в свое. В свои мысли, каждый в своем мире. Да и разные какие! Какое богатство типов и личностей, непохожестей и определенностей, какое разнообразие в физиономиях, в росте, в возрасте, как различаются люди по свету в лицах, по прямоте походки, по движениям, по одежде и прическе - нет двух одинаковых в тысячном потоке.

Но это же лишь видимое! А невидимо в жилах каждого течет кровь, и она настолько общая, что ее можно переливать от одного к другому, и у всех одна температура, если не болен человек, и одно количество гемоглобина, у всех легкие... И точно так же, при всем огромном разнообразии личностей, нравственное здоровье всех этих людей зависит не от чего-нибудь, а от состояния духа - от стремления к добру, правде и красоте. Эти люди очень озабочены сиюминутными делами: они боятся опоздать, они ждут встречи с работой, с товарищами, с начальством, и каждый из них оставил заботы в своем доме, чтобы вернуться к ним вечером. Заботы! Проблемы! Тревоги! Мечтания и ожидания. Но есть и русло, в котором текут все эти заботы, тревоги, радости и горести, любовь и злость, грусть и счастье; это русло - духовность в той или иной ее степени.

Нет, неверно, что в каждой семье свое и только свое и потому нет и не может быть общих законов семейного воспитания. Свое-то свое, но есть в людях общее - одна правда на всех, одно милосердие, одна красота. Законы воспитания - это прежде всего законы передачи общего.

...Как узнаёт в городе отец о рождении сына или дочери? По телефону. Звонит - и ничего, звонит - ничего, и вдруг, когда он в полном отчаянии, незнакомый голос говорит ему: "Поздравляю вас..." В одно мгновение проходит человек всю амплитуду чувств и состояний от низин отчаяния до высших вершин счастья. И вот что интересно (я многих мужчин расспрашивал, все говорят одно): в эти минуты у человека нет забот, и нет тревог, и нет досад, и нет обид - всем все простил, весь мир любит, все может, потому что явлена человеку высшая справедливость - он отец!

Но может быть, это все мерещится? Может быть, никакого духа нет в людях и он удел избранных? Вон как много людей на свете, и все разные. Может быть, и бессмысленно искать общее в них?

...Ранним летним утром, еще и семи нет, я стою на перроне Киевского вокзала. Только что пришла дальняя электричка, и густым потоком во всю ширину платформы идут спешащие на работу люди. Ничто их не объединяет сейчас, каждый в отдельности погружен в свое. В свои мысли, каждый в своем мире. Да и разные какие! Какое богатство типов и личностей, непохожестей и определенностей, какое разнообразие в физиономиях, в росте, в возрасте, как различаются люди по свету в лицах, по прямоте походки, по движениям, по одежде и прическе - нет двух одинаковых в тысячном потоке.

Но это же лишь видимое! А невидимо в жилах каждого течет кровь, и она настолько общая, что ее можно переливать от одного к другому, и у всех одна температура, если не болен человек, и одно количество гемоглобина, у всех легкие... И точно так же, при всем огромном разнообразии личностей, нравственное здоровье всех этих людей зависит не от чего-нибудь, а от состояния духа - от стремления к добру, правде и красоте. Эти люди очень озабочены сиюминутными делами: они боятся опоздать, они ждут встречи с работой, с товарищами, с начальством, и каждый из них оставил заботы в своем доме, чтобы вернуться к ним вечером. Заботы! Проблемы! Тревоги! Мечтания и ожидания. Но есть и русло, в котором текут все эти заботы, тревоги, радости и горести, любовь и злость, грусть и счастье; это русло - духовность в той или иной ее степени.

Нет, неверно, что в каждой семье свое и только свое и потому нет и не может быть общих законов семейного воспитания. Свое-то свое, но есть в людях общее - одна правда на всех, одно милосердие, одна красота. Законы воспитания - это прежде всего законы передачи общего.

...Как узнаёт в городе отец о рождении сына или дочери? По телефону. Звонит - и ничего, звонит - ничего, и вдруг, когда он в полном отчаянии, незнакомый голос говорит ему: "Поздравляю вас..." В одно мгновение проходит человек всю амплитуду чувств и состояний от низин отчаяния до высших вершин счастья. И вот что интересно (я многих мужчин расспрашивал, все говорят одно): в эти минуты у человека нет забот, и нет тревог, и нет досад, и нет обид - всем все простил, весь мир любит, все может, потому что явлена человеку высшая справедливость - он отец!

Нам трудно примириться со смертью; мы говорим, что человек продолжает себя в детях, в делах, что он живет в памяти людей, он что-то оставляет после себя. После! А его не будет. И не всем дано совершить такие дела, чтобы они жили вечно.

Но нет же, человек и в самом деле не весь умирает, потому что со смертью его умирают лишь конечные его желания - они сугубо личные. Но бесконечные его стремления остаются - они ведь общие. Не только память о нем остается (она-то как раз может и исчезнуть), не только в детях и делах остается человек, нет, остаются его реальные общие желания. Оттого у духовно развитого человека возникает глубокое ощущение бессмертия. Отыщите, перечитайте предсмертные письма казненных революционеров, подпольщиков, партизан - они все пишут о том, что их заменят другие борцы, что их дело, их идея, их мечта, их стремление не погибнут. Бессмертие своего дела, своих стремлений они искренне воспринимают как личное бессмертие и потому не боятся гибели, не чувствуют себя погибающими "целиком". Здесь нет самообмана: общие стремления - часть, большая часть их личной души, и поскольку эти стремления не умирают, то не вовсе, следовательно, умирает и человеческая душа. Так возникло представление о бессмертии души, приобщенной к всеобщему бесконечному стремлению к правде, добру и красоте. Как видим, здесь нет мистики.

"...Я не боюсь смерти, - писал Муса Джалиль. - Это не пустая фраза. Когда мы говорим, что мы смерть презираем, это на самом деле так... Если я при жизни делал что-то важное, бессмертное, то этим я заслужил другую жизнь - "жизнь после смерти". Но важное и бессмертное лишь то, что отвечает бессмертному духу человечества".

Если назвать словом святое самое высокое, выше нет ("святая память", "святое чувство любви к Родине"), то великое стремление людей к возвышенному, к бесконечно правдивому, доброму и красивому, к свету, к светлому - это святой дух, хотя он и живет на земле, в землянах - в людях.

Ах, как хорошо писать и рассказывать о театре, о пианисте, о великих людях прошлого или настоящего, о страстных ученых и замечательных стройках - обо всем, где дух, где свет, где значительность! А вот - семья, дети, дрязги, неуемный крик по ночам, кто-то канючит, кто-то раздраженно кричит: "Замолчи, я кому сказала!", запах пеленок, пролитая каша, горшок посреди комнаты, порванные колготки, сопливый нос, золотушные пятна, надутые губы, плач, рев, и снова: "Замолчи, а то сейчас получишь!" И вот в этой безысходной череде неумолимых забот, от которых нет ни отдыха, ни спасения, в этой беспросветной круговерти и рождаются чистые души, высокий дух, растет нечто прекраснейшее на земле - то, без чего нет ни театра, ни концерта, ни стройки, ни науки, ни возвышенного, ни света - ничего.

Как сохранить ясный взгляд? Все великое мы видим очищенным от быта, и только величайшее из чудес, восхождение человека до человеческой высоты, предстает перед нами одной лишь закулисной своей стороной. Семья противоположна театру: в театре быт за кулисами, а на сцене - высокий дух; в семье на сцене - быт, а за кулисами домашних явлений - дух. И человек растет не в тех дрязгах и раздражениях, что на виду и на слуху, а в чем-то невидимом и как бы не существующем для многих из нас - в духовной жизни, в духовной атмосфере, в развитии своего духа, под влиянием духа народа и семьи.

Имей дух и умей передать его ребенку.

Дата добавления: 2015-03-31