Поведенческие постулаты в институциональной теории

II

С. 32: Теория игр освещает проблемы сотрудничества и изучает конкретные стратегии, которые изменяют вознаграждения игроков. Но существует глубокая пропасть между сравнительно ясными, точными и простыми решениями теории игр и тем сложным и неточным способом, которым наощупь двигаются индивиды, чтобы установить взаимодействие с другими людьми.

Более того, игровые теоретические модели, как и неоклассические модели, исходят из предположения об игроках, стремящихся максимизиро­вать личную выгоду. Но как показывают некоторые работы, относящиеся к области экспериментальной экономической теории, человеческое поведение явно гораздо сложнее, чем это следует из такого простого допущения.

Хотя теория игр показывает, какие выгоды могут получить индивиды, сотрудничая или избегая сотрудничества в различных ситуациях, она не раскрывает вопрос об издержках трансакций и о том, как влияют на эти издержки различные институциональные структуры.

Вернемся к теореме Коуза, чтобы еще раз рассмотреть эти вопросы.

Коуз начинает свою статью 1960года с утверждения о том, что к случаям, когда трансакции могут быть совершены без издержек, применимы решения, вытекающие из неоклассических взглядов об эффективной конкуренции. Это связано с тем, что конкурентная структура эффективных рынков позволяет сторонам без издержек придти к решениям, которые максимизируют совокупный доход независимо от первоначальных институциональных условий. Участники трансакции, свободной от издержек, могут обойти первоначальные условия и даже изменить их.

Соответствие подобных условий реальному миру зависит от того, насколько способна конкуренция — благодаря судебному контролю и эффективной обратной связи — приблизить трансакцию к условию Коуза о нулевых издержках и позволить участникам трансакции реализовать выгоды от торговли, которые предусмотрены неоклассической теорией. Иными словами, конкуренция устраняет неполноту и асимметричность информации, которые поощряют игроков к отказу от сотрудничества в моделях теории игр.

Однако информационные и институциональные требования, необходимые для достижения этих результатов, отличаются строгостью. Они предполагают, что игроки не просто преследуют свои цели, но и выбирают правильные пути, ведущие к их достижению. Но как же они получают знание о том, какой путь ведет к желаемой цели (иными словами, откуда они могут взять правильную теорию)?

С. 33: Неоклассический ответ, заключенный в моделях рациональности мира (или инструментальной рациональности), гласит, что даже если первоначально "актеры" имеют разные и ошибочные модели, информационная обратная связь (и "актеры — арбитры") будет исправлять первоначально неправильные модели, наказывать девиантное поведение и приведет игроков, оставшихся в игре, к правильным моделям.

Еще более строгое имплицитное (подразумеваемое) требование модели, предполагающей, что конкуренция устанавливает дисциплину на рынке, состоит в том, что в случае значительных трансакционных издержек возникают рыночные институты, задача которых — побудить "актеров" приобрести дополнительную информацию, которая приведет их к правильным моделям.

Из этого следует не только то, что институты создаются для достижения эффективных результатов, но и то, что в экономическом анализе допустимо игнорировать институты, поскольку они не играют самостоятельной роли в определении экономического поведения.

Ни одно из этих строгих условий не выдерживает критического анализа. Индивиды действуют на основе неполной информации и субъективно выработанных моделей, которые часто ошибочны; информационная обратная связь обычно недостаточна для корректировки этих субъективных моделей.

Институты не обязательно — и даже далеко не всегда — создаются для того, чтобы быть социально эффективными; институты или, по крайней мере, формальные правила, создаются скорее для того, чтобы служить интересам тех, кто занимает позиции, позволяющие влиять на формирование новых правил.

В мире нулевых трансакционных издержек наличие таких позиций не сказывается на эффективности результатов, но в мире положительных трансакционных издержек — сказывается, и с учетом того, что институты не могут быть разделены даже на большие части, это обстоятельство определяет направление долгосроч­ных экономических изменений.

Если экономические системы реализуют выгоды от торговли путем создания сравнительно эффективных институтов, то это происходит потому, что при определенных условиях частные цели тех, чьи позиции позволяют изменять институты, приводит к таким институциональным решениям, которые оказываются — или постепенно становятся — социально эффективными.

Субъективные модели "актеров", эффективность институтов по снижению трансакционных издержек и степень пластичности институтов, их способности реагировать на изменение предпочтений и сравни­тельных цен определяют эти условия. Поэтому далее мы рассмотрим детерминанты, лежащие в основе человеческого поведения, издержек осуществления трансакций и формирования институтов.

Глава 3

С.34: В явном или скрытом виде все теоретические исследования в области социальных наук опираются на некоторые концепции человеческого поведения.

Некоторые подходы берут начало в экономической гипотезе ожидаемой полезности или в положениях этой гипотезы, распространяемой на другие социальные науки, что получило несколько расплывчатое название теории рационального выбора.

В других подходах поднимаются некоторые весьма фундаментальные вопросы, ставящие под сомнение традиционные экономические представления. Мне известно совсем немного экономистов, которые по-настоящему разделяют мнение, что исходные поведенческие постулаты экономической науки достоверно отражают человеческое поведение. Они (в основном) действительно считают, что эти постулаты могут быть использованы для построения экономических моделей рыночного поведения и до сих пор являются наилучшими (хотя и менее продуктивными) гипотезами в политологии и других общественных науках.

Я полагаю, что эти традиционные поведенческие постулаты помешали экономистам всерьез взяться за весьма фундаментальные вопросы и что пересмотр этих постулатов имеет очень важное значение для дальнейшего развития социальных наук.

Мотивации "актеров" сложнее (а их предпочтения менее стабильны), чем принято считать. Как правило, наиболее спорный (и наименее понятный) среди поведенческих постулатов — тот, который молчаливо признает, что "актеры" имеют познавательные системы, дающие правильные модели тех ситуаций, в рамках которых предстоит сделать выбор, или, по крайней мере, что "актеры" получают информацию, ведущую к сближению первоначально расходящихся моделей.

Очевидно, что это неверно в отношении большинства интересных проблем, с которыми мы сталкиваемся. Индивиды делают выбор на основе субъективно выработанных моделей, которые отличаются от моделей других индивидов, и информация, получаемая "актерами", характеризуется такой неполнотой, что в большинстве случаев не проявляется никакой тенденции к сближению этих расходящихся моделей.

С.35: Только признав эти модификации в принципах поведения актеров, можно понять смысл существования и структуру институтов и объяснить направление институциональных изменений.

В этой главе я сначала рассматриваю теорию ожидаемой полезности, затем перехожу к вопросам мотивации и отношений между сложной окружающей средой и субъективными моделями реальности, которыми располагают "актеры", а затем связываю воедино эти рассуждения, чтобы объяснить существование институтов.

Итак, какое же поведение совместимо с миром, где нет институтов (или, по крайней мере, где институты функционируют без издержек)? Я начну с цитаты из работы Марка Макины, раскрывающей содержание понятия "ожидаемая полезность", которое является основополагающим поведенческим постулатом в неоклассической теории:

В качестве теории индивидуального поведения модель ожидаемой полезности содержит в себе многие фундаментальные исходные допущения стандартной теории потребления.

Все они предполагают, что объекты выбора, будь то наборы потребительских благ или рискованные предприятия, могут быть описаны однозначно и объективно и что ситуации, в конечном счете предусмат­ривающие одинаковый набор возможностей (например, возможностей расхо­дования средств), приведут к одинаковому выбору.

Все исходные допущения также предполагают, что индивид способен произвести математические вычисления, необходимые для того, чтобы оценить набор возможностей, например, найти сумму количеств, содержащихся в торговых упаковках различного размера, или просчитать вероятность сложных или зависимых событий.

Наконец, все исходные допущения предполагают, что предпочтения характеризуются свойством транзитивности, т.е. если индивид предпочитает один объект (например, набор потребительских благ или рискованный проект) другому, а этот, второй, объект он предпочитает третьему, то это значит, что потребитель предпочитает первый объект третьему (Макина, 1987, с. 124-125). За последние двадцать лет этот подход подвергался суровой критике, но нашел и энергичных защитников.

Острая критика исходила со стороны представителей экспериментальной экономики, авторов психологических исследований и других эмпирических ра­бот; все они выявили в этом подходе серьезные противоречия эмпирическим данным.

С. 35 - 36: Вкратце эти противоречия могут быть сгруппированы следующим образом:

ü нарушение гипотезы транзитивности;

ü проблемы формулировки выбора (различия в формулировке одной и той же альтернативы выбора ведут к тому, что индивид делает разный выбор);

ü нарушение шкалы предпочтений, когда порядок размещения объектов в последовательности присвоенной им оценки предпочтительности противоречит порядку,

ü установленному индивидом в ситуации реального выбора; проблемы формулирования, использования и переработки субъективных вероятностных оценок в ситуациях неопределенного выбора.

Многие из этих противоречий выявились в ходе тщательно проведенных экспериментов, которые были посвящены весьма ог­раниченному кругу вопросов. Далее в этой главе я постараюсь по­казать, что эти эксперименты непосредственно не применимы к обсуждаемой сейчас теме — значение поведенческих постулатов для формирования и самого существования институтов. Но все-та­ки они дают основания для критических размышлений над тем кругом вопросов, который мы сейчас рассматриваем.

Наилучшее изложение неоклассических постулатов человечес­кого поведения принадлежит, вероятно, перу Сидни Уинтера. Он утверждает, что классическая аргументация в защиту этих постулатов последовательно опирается на семь утверждений:

1. Имеются основания рассматривать экономический мир как мир, находящийся в состоянии равновесия.

2. Индивиды — экономические "актеры" — все время сталки­ваются с одинаковыми ситуациями выбора или с последовательно­стью альтернатив, очень похожих друг на друга.

3. Индивиды имеют устойчивые предпочтения и поэтому оце­нивают результаты индивидуального выбора, исходя из устойчивых критериев.

4. Оказавшись в уже знакомой ситуации, любой индивид спо­собен разглядеть доступные ему возможности получения более вы­соких результатов и воспользуется ими; если речь идет о фирме, то она поступает таким же образом, чтобы не стать жертвой конку рентной борьбы.

5. Следовательно, не может возникнуть такого равновесия, б котором индивиды не максимизируют свои предпочтения.

6. Поскольку мир находится в состоянии, близком к равновесию, то в нем действуют модели поведения, примерно соответствующие постулату о максимизирующем индивиде.

7. Детали адаптивного процесса сложны и, вероятно, специфичны для каждого конкретного индивида и его ситуации. Напротив, общие закономерности равновесия, ведущего к оптимизации, сравнительно просты; поэтому для лучшего понимания экономической жизни соображения экономии усилий требуют теоретического изучения этих закономерностей и их сравнения с результатами других наблюдений.

С. 37: Здесь необходимо подчеркнуть следующее. Используемые экономистами поведенческие постулаты вовсе не означают, что действия каждого человека соответствуют принципам рациональ­ного выбора. Но эти постулаты все-таки опираются, в конечном счете, на посылку о том, что действие сил конкуренции ведет к выживанию тех, чье поведение рационально (в описанном выше понимании), и к проигрышу тех, кто не придерживается рационального поведения; поэтому в развивающейся конкурентной среде (где имеет силу исходная посылка всех неоклассических теорий о редкости и конкуренции) устойчиво наблюдаемым поведением является поведение тех людей, которые действуют согласно стан­дартам рациональности.

Прежде чем перейти к критике этого подхода и его приложения к институциональной экономической теории, важно отметить и некоторые его позитивные стороны. В тех условиях, которые примерно соответствуют вышеупомянутым принципам, неоклассическая модель очень эффективна для анализа экономических явлений. Например, при исследовании финансовых рынков, где имеется тенденция формирования вышеописанных условий, использование этих простых допущений позволило добиться большого успеха3.

II

Чтобы рассмотреть недостатки теории рационального выбора применительно к проблеме институтов, необходимо остановиться на двух особых аспектах человеческого поведения: 1) мотивация и 2) расшифровка информации об окружающем мире. Очевидно, что человеческое поведение гораздо сложнее того, которое описывают экономисты в своих моделях, опирающихся на функцию индивидуальной полезности. Во многих случаях следует говорить не только о максимизации личной выгоды, но и об альтруизме и самоограничении, которые радикально влияют на результаты выбора индивида. Далее мы видим, что люди воспринимают внешний мир путем переработки информации с помощью предсуществующих ментальных конструкций, обеспечивающих понимание окружающего и решение возникающих проблем.

Чтобы разобраться в этих вопросах, надо принять во внимание способность игроков перерабатывать информацию и сложность проблем, кото­рые предстоит решить. Рассмотрим сначала мотивацию индивидов.

С.38: В последние годы социобиологи и экономисты объединили усилия для изучения параллелей между основополагающими чертами генетического выживания и эволюционного развития животных и аналогичными моделями поведения людей. Многие экономисты пришли к выводу, что этот подход не только заслуживает внимания, но и позволяет сделать важные заключения о человеческом поведении. Джек Хиршлейфер в 1987году следующим образом сравнил биологические и социоэкономические эволюционные модели:

Все эволюционные модели имеют некоторые общие черты. Во-первых, предмет всех моделей — популяция. Даже когда мы говорим об отдельных единицах, то если процесс изменений носит эволюционный характер, его можно описать как изменение в популяции микроединиц. Так, эволюционный процесс болезни в теле отдельного человека — это результат отношений между популяциями бактерий, антител, клеток и т.д.

Эволюция экономики какого-либо отдельного государства — это результат изменения отношений между популяциями индивидов, торговых организаций и т.п.

Эволюционные модели представляют собой сочетание постоянства (наследования) и изменения. Должны быть как неизменные, так и меняющиеся элементы, и даже сам изменяющийся элемент должен быть наследуемым, если мы говорим о системе как эволюционной.

В биологической эволюции упор делается на различия в выживании и репродукции органических типов или свойств от одного поколения к другому. Здесь постоянство обеспечивается менделевским наследованием неизменных моделей кодированных генетических инструкций (генов).

Вариации происходят вследствие действия различных сил, включая внутренние мутации генетических инструкций (ошибки в генетическом кодировании), рекомбинацию генов в сексуальной репродукции и внешнее давление естественного отбора.

Социоэкономическая эволюция в основном состоит в различии типов роста и выживания социальных организаций. Главный наследственный элемент — это груз социальной инерции, поддерживаемый сознательно передаваемой традицией.

Что касается изменчивости, то аналогом мутаций являются ошибки в воспроизведении усваиваемых традиций. Также продолжает действовать естественный отбор. Наконец, имитация и рациональное мышление образуют дополнительные негенетические источники социоэкономической изменчивости (Хиршлейфер, 1987, с. 221).

В этой эволюционной модели эффективность не обязательно имеет тот положительный смысл, который придают экономисты этому термину, а часто обозначает доминирование одной группы за счет другой.

Но также следует отметить, что, как убедительно показал Даукинс, альтруизм может быть частью этой модели. Данный подход позволяет объяснить, каким образом репутация, доверие и другие аспекты человеческого поведения, на первый взгляд являющиеся альтруистическими и не сочетающимися с индивидуальной максимизацией личной выгоды, в некоторых ситуациях оказываются свойствами, наиболее эффективно ведущими к выживанию.

С.39: Таким образом, в рамках модели индивидуальной ожидаемой полезности мы можем построить более широкие модели сложного человеческого поведения, включающего некоторые аспекты альтруизма.

Однако альтернативный подход, представленный Беккером в его исследовании семьи 1981года, рассматривает альтруизм просто как один из элементов модели максимизации полезности: благополучие других — часть совокупной суммы благ, которой мы располагаем. Однако этот вопрос глубже, чем семейный альтруизм.

Как работы по экспериментальной экономике, так и множество психологических исследований показывают, что "проблема безбилетника", проблемы честности и справедливости входят в функцию полезности и не обязательно вписываются в постулаты максимизации, понимаемые в том узком смысле, который только что описан.

Эти проблемы проявляются в том, как голосуют законодатели; многие отмечают, что поведение законодателей при голосовании невозможно объяснить в узких рамках модели "принципал — агент", в которой агент (законодатель) честно отстаивает интересы принципала (избирателей). Собственная функция полезности агента — его суждение о том, каким должен быть мир — играет роль в том, каковы будут результаты его деятельности.

Исследования, которыми мы располагаем по вопросам идеологии, альтруизма и самоограничения, свидетельствуют о том, что соотношение между материальным богатством и этими, другими ценностями характеризуются кривой с отрицательным наклоном.

Иными словами, если цена, которую платит индивид за возможность выражать свои собственные ценности и интересы, невысока, то они будут занимать большое место в том выборе, который делает индивид. Но если цена за выражение идеологических взглядов, норм или предпочтений индивида очень высока, то они будут играть значительно меньшую роль в человеческом поведении (Нельсон и Сильберберг, 1987).

Я еще вернусь к этому вопросу, потому что он помогает многое понять в институтах и в их влиянии на принятие решений. Я собираюсь показать, что институты глубоко меняют цену, которую платит индивид, и поэтому ведут к тому, что идеи, идеологии и догмы часто играют важнейшую роль в том выборе, который делает человек.

III

Второй важнейший элемент для нашего понимания человеческого поведения — это расшифровка информации поступающей из внешнего мира.

С.40: Этот вопрос играет незначительную роль, или вообще не играет роли, в стандартных экономических исследованиях. Хотя Лукас (1986) признает: выводы из моделей рационального ожидания не имеют смысла без обучения со стороны игроков, а также вне условий устойчивого равновесия и конку­ренции (эти условия указаны Уинтером), что делает выбор и альтернативы хорошо понятными для игроков.

На первый взгляд посылки об устойчивом равновесии и знании альтернатив весьма привлекательны, потому что наша жизнь состоит из привычных действий, в процессе которых проблема выбора возникает по отношению к обычным, повторяющимся и достаточно ясным вопросам, так что 90% наших ежедневных действий не требует особых размышлений.

Но на самом деле именно существование "встроенного" набора институтов позволяет нам избежать обдумывания проблем и столкновения с ситуациями, когда приходится делать выбор.

Мы легко принимаем решения, поскольку наше взаимодействие с окружающим миром институционировано таким образом, чтобы снизить неопределенность. Но как только мы переходим от выбора, касающегося личных и устойчиво повторяющихся вопросов, к выбору, выходящему за рамки личного опыта и относящегося к неповторяющемуся взаимодействию с миром, неоп­ределенность результатов возрастает.

Чем сложнее и уникальнее стоящие перед нами вопросы, тем выше неопределенность. У нас просто нет теорий, которые позволили бы надежно предсказать последствия наших решений, а информация, которую мы получаем в таких ситуациях, часто не позволяет обновить и тем самым улучшить наши модели поведения. Об этом очень хорошо написал Герберт Саймон:

Если мы признаем ценности объективными и данными извне, если мы по­стулируем объективность описания мира таким, каков он на самом деле, и если мы считаем, что индивид, принимающий решения, располагает неогра­ниченной способностью производить вычисления и расчеты, то из этого последует два очень важных вывода. Во-первых, нам не нужно проводить различие между реальным миром и его восприятием со стороны индивида, принимающего решения.

Индивид воспринимает мир таким, каким он действительно является. Во-вторых, мы можем предсказать выбор, который будет сделан рациональным индивидом, исходя исключительно из наших знаний о реальном мире, и нам не обязательно знать, как индивид воспринимает мир и как вырабатывает решение. (Но, конечно, нам нужно знать его функцию полезности.) С другой стороны, если мы принимаем точку зрения о существенной ограниченности знаний индивида и его способности к вычислениям и расчетам, то мы должны проводить различие между реальным миром и его восприятием со стороны индивида.

Иными словами, мы должны выработать теорию процесса принятия решений (и проверить ее эмпирически). Эта теория должна описывать не только мыслительный процесс, но и процессы выработки в сознании индивида субъективного представления о стоящей перед ним проблеме, требующей решения, и его внутреннюю систему координат.

С.41: В неоклассических теориях рациональный индивид всегда вырабатывает решение, которое объективно, или по существу, является наилучшим с точки зрения заданной функции полезности. Рациональный индивид когнитивной психологии следует такому процессу принятия решения, который разумен и обоснован с точки зрения доступного индивиду знания и методов расчета (Саймон, 1986, с. S210-S211).

В этих рассуждениях Саймону удалось, на мой взгляд, ухватить суть вопроса о том, почему субъективная и неполная переработка информации играет главную роль в принятии решений. Они объясняют, почему идеология, основанная на субъективном восприятии реальности, имеет ведущее значение для человеческого выбора.

Рассуждения Саймона вводят понятия сложности и неполноты нашей ин­формации, показывая, как мы пытаемся наощупь расшифровать ее.

Саймон обращает внимание на необходимость устойчивых стереотипов человеческого взаимодействия для того, чтобы справляться с этой сложностью, и полагает, что эти устойчивые взаимодействия, которые мы называем институтами, могут быть очень неадекватными или далеко не оптимальными (что бы мы ни понимали под оптимальностью).

Короче говоря, такой взгляд на поведение человека близок к моей точке зрения о формировании институтов, которую я изложу далее в этой главе.

Рональд Хайнер ("Происхождение предсказуемого поведения", 1983) излагает очень похожие мысли. Он утверждает, что разрыв между способностью человека расшифровывать стоящие перед ним проблемы и трудностью выбора наиболее предпочтительных альтернат ив (он называет это CD gap*) - — это главный ключ к пониманию человеческого поведения.

Под идеологией я понимаю субъективное восприятие (модели, теории), которым располагают все люди для того, чтобы объяснять окружающий мир. Будь то на микроуровне индивидуальных взаимоотношений или на макроуровне организованных идеологий, дающих целостное объяснение прошлого и настоящего, таких, как коммунизм или религии, — в любом случае теории, создаваемые отдельными людьми, окрашены нормативными представлениями о том, как должен быть организован мир.

Его исследование основано на простой идее о том, что чем шире этот разрыв, тем скорее люди выработают упорядоченные и очень немногочисленные стереотипы реакций на окружающий мир, чтобы справиться со сложностями и неопределенностями, которые вызываются наличием разрыва.

Более того, Хайнер утверждает, что эта неопределенность не только порождает предсказуемость поведения, но и является источником существования институтов. Его статья — уникальная попытка связать неопределенность и поведение с созданием институтов.

С.42: Но Хайнер опирается на эволюционный подход и не оставляет возможности включения индивидуальных понятий о справедливости в поведенческие решения человека.

IV

Резюмируя вышесказанное, вернемся к семи до­водам в защиту неоклассической экономики, изложенным Уинтером.

1. Концепция равновесия является полезным инструментом для решения некоторых аналитических задач, однако в большинстве случаев, с которыми мы встречаемся, существует не одно равновесие, а множество равновесий. Это множество возникает потому, что "существует континуум теорий, которых могут придерживаться люда и на основе которых они действуют, никогда не сталкиваясь с ситуациями, заставляющими изменить эти теории" (Хан, 1987, с.324).

2. Хотя индивиды часто встречаются с повторяющимися ситу­ациями и, как отмечено выше, могут при этом поступать рацио­нально, они также встречаются с многочисленными уникальными и неповторяющимися ситуациями, требующими выбора при недос­татке информации и неопределенности результатов.

3. Хотя Беккер и Стиглер в 1977 году убедительно показали, что изменения относительных цен могут объяснить многие изменения в предпочтениях, проблему устойчивости предпочтений нельзя оставлять в стороне. Речь идет не только об аномалиях предпочтений, обнаруженных психологическими исследованиями на дезагрегированном уровне, но и об изменении предпочтений во времени о чем свидетельствует исторический опыт. Отмену рабства в XIXвеке невозможно объяснить, не принимая во внимание изменение суждений о легитимности положения, при котором один человек владеет другим.

4. Каждый индивид хотел бы улучшить результаты своей деятельности, но обратная информационная связь может быть так слаба, что он не в состоянии увидеть более благоприятные для него альтернативы.

5. Конкуренция может быть настолько слабой, а ее сигналы -такими беспорядочными, что адаптация экономических агентов будет происходить очень медленно или в неправильном направлении и результаты конкуренции, предусматриваемые классической эволюционной теорией, не будут проявляться в течение очень долгого времени.

6. Ход всей мировой истории дает огромное количество свидетельств, что поведение человека значительно сложнее простоте рационального некооперативного поведения.

7. Принятые экономистами поведенческие постулаты полезны для решения некоторых проблем. Но они не способны решить многие вопросы, стоящие перед представителями социальных наук, и являются главным препятствием к пониманию существования, образования и развития институтов.

V

C43: Эту главу следует завершить точной и аккуратной поведенческой моделью, которая не только объяснила бы, почему институты являются необходимым продолжением присущих чело­веку способов обработки информации, но и смогла бы предсказать сложное смешение мотиваций, формирующих выбор. Мы продвинулись достаточно далеко, чтобы это сделать: достаточно подробно объяснили существование институтов и (менее подробно) мотивацию индивидов, которая способствует формированию институтов и создает механизмы включения альтруизма и иных ценностей, не ведущих к максимизации личной выгоды, в набор альтернатив выбора. Институты существуют для уменьшения неопределенностей, сопровождающих взаимодействие между людьми. Эти неопреде­ленности возникают вследствие сложности как самих проблем, требующих решения, так и "программ" решения (если воспользо­ваться компьютерной терминологией), которыми располагает ин­дивид. Данное утверждение не следует понимать в том смысле, что институты всегда являются эффективными.

Сложность окружающего мира — предмет рассмотрения следующей главы. Здесь достаточно отметить, что неопределенности возникают из неполноты информации о поведении других индивидов в процессе человеческого взаимодействия.

Ограниченные возможности человека к расчету определяются способностью сознания перерабатывать, организовывать и использовать информацию. Эта ограниченная способность в сочетании с неопределенностями при расшифровке поступающий извне информации порождают правила и процедуры, призванные упростить данный процесс.

Возникающая вследствие этого совокупность институтов структурирует человеческое взаимодействие и тем самым ограничивает набор выборов, с которым сталкиваются индивиды.

Несомненно, что способности сознания перерабатывать ин­формацию ограничены. Но каким образом в процесс принятия ре­шении вступает мотивация индивида? В строгой социобиологической модели мотивацией индивида служит максимизация его способности к выживанию.

Иногда — но не всегда — такая мотивация совпадает со стремлением к максимизации личной выгоды. Сложность окружающего мира, с учетом ограниченных способностей к переработке информации, может объяснить субъективные восприятия реальности, формирующие понимание внешнего мира, и даже питающие у индивида ощущения справедливости или несправедливости институциональной среды.

С.44: Если взять классические примеры, то нетрудно понять, почему промышленный пролетарии чувствовал себя объектом эксплуатации со стороны буржуазии или почему американский фермер в конце XIX века винил в своих несчастьях железные дороги. В обоих случаях имелись готовые идео-логические конструкции, которые объясняли беды пролетариев и фермеров. Но гораздо труднее объяснить, каким образом люди действовали на основании этих идеологических убеждений, стремясь решить "проблему безбилетника".

Можно было бы, подобно многим неоклассическим экономистам, отбросить в сторону широкий спектр человеческих поступков и вариантов поведения, таких, как анонимная сдача крови, бескорыстное служение коммунизму или другим идеологиям, глубокую преданность религиозным предписаниям и даже принесение собственной жизни в жертву абстрактным идеалам, если бы такие поступки, варианты поведения были единичными. Но очевидно, что это не так, и мы должны принять их во внимание, если хотим про двинуться в понимании человеческого поведения.

Даже если наше понимание мотивации слишком неполно, мы все – таки можем сделать важный шаг вперед, ясно представляя себе, что институты меняют цену, которую мы платим за наши убеждения, и, следовательно, в решающей степени влияют на то, как мотивации, не связанные со стремлением к максимизации личной выгоды, определяют наш выбор. Мы рассмотрим это в следующих главах. Но вначале следует подробно разобраться в том, что же делает окружающий нас мир таким сложным.

Глава 4

Дата добавления: 2015-03-31