Проблема познаваемости мира. Агностицизм, скептицизм, гносеологический оптимизм

Бессознательное

— совокупность психических состояний и процессов, которые осуществляются без участия сознания.
Концепция Б. была впервые выражена Г. Лейбницем. Он оценивал Б. как низшую форму душевной деятельности. Определенные психические процессы, считал он, лежат за пределами осознанных представлений, которые возвышаются подобно островкам над океаном темных восприятий. Однако в истории философии можно указать на многих философов, которые высказывали догадки о Б. У Сократа и Платона это учение об амнезисе — знании как припоминании. Б. Спиноза говорил о неосознаваемых причинах, которые определяют желание. И. Кант связывал Б. с проблемой интуиции, т.е. с непосредственным получением знания в форме догадки без доказательств и логики.
Немалый вклад в разработку понятия Б. внесли романтики. Они стремились обнажить темную сторону души, описать интуитивные творческие силы, на которые опирается жизнь. Едва дух оказывается бесконтрольным, он устремляется к жизни с намерением овладеть ею и подчинить ее себе. Рассудок и рациональная воля лишают жизнь ее корней и питательной почвы. А. Шопенгауэр рассматривал Б. как стихийное жизненное начало, многоликое проявление воли в мире. Мировая воля у него — это бессознательное иррациональное начало. Феномен Б. в человеческой душе описан, по сути дела, и Ф. Ницше в его рассуждениях о двух мощных первоначалах антич. культуры — аполлоническом и дионисийском. Последнее и есть символ Б. Экстаз Диониса — это полное погружение в поток мировой жизни. Человек стремится слиться со вселенским трепетом бытия.

13 Чувственное, рациональное и иррациональное в познании. Знание и вера

14 Аксиология (греч. axia – ценность, logos – слово, учение) – философская дисциплина, занимающаяся исследованием ценностей как смыслообразующих оснований человеческого бытия, задающих направленность и мотивированность

1. 15 Специфика гуманитарного знания. Понимание и объяснение.

человеческой

жизни, деятельности и конкретным деяниям и поступкам. Выделение и конституирование предметной проблематики А. как самостоятельной области философской рефлексии было связано: 1) с пересмотром обоснования этики (в которой бытие отождествлялось с благом) Кантом, противопоставившим сферу нравственности, т.е. свободы, сфере природы, т.е. необходимости, что требовало четкого разграничения должного и сущего; 2) с расщеплением понятия бытия в послегегелевской философии, которое разделяется на «актуализированное реальное» и «желаемое и должное», рефлексией над теми теоретико-методическими и практически-деятельностными следствиями, которые следовали из тезиса о тождестве бытия и мышления; 3) с осознанием необходимости ограничения интеллектуалистских притязаний философии и науки, того, что познание не является областью их монополии и доминирования, а также того, что оно также связано сложными отношениями с направленностью человеческой воли (для которой критериальное различение истины и неистины является далеко не единственным и не всегда определяющим среди иных критериев: добро-зло, прекрасное-безобразное, полезное-вредное и т.д.); 4) с обнаружением неустранимости из познания оценочного момента, разных модальностей и (позднее) типов организации мыслительной деятельности (логика, антропология, лингвистика, семантика и т.д., с которыми окажется связан новый поворот в развитии А.); 5) с постановкой под сомнение самых основополагающих ценностей христианской цивилизации в концепциях Шопенгауэра, Кьеркегора, Дильтея и др., но прежде всего с «открытым вызовом» им, брошенным Ницше; 6) с осознанием, с другой стороны, невозможности редукции понятия ценности к «благу» (традиция, идущая от Платона) или ее понимания как «стоимости», экономической ценности (традиция утвердившаяся в классической политэкономии, существенно переосмысленная Марксом в «Капитале» и положенная затем в основу марксистской аксиологии, будучи соединена с разработками раннего Маркса и др. аксиологическими теориями). Таким образом, А. конституируется как философская дисциплина в специфических конкретно-исторических условиях философско-интеллектуальной жизни Европы, характеризующихся исчерпыванием импульсов, заданных Просвещением, осознанием (скорее, предчувствием) пе-реломности эпохи и необходимости смены вектора развития. В философии это вылилось в стремлении подвести черту под классическим этапом ее развития, что в частности стало фиксироваться и терминологически в определении направлений и школ как «нео» философий (неокантианство, неогегельянство и т.д.), а содержательно (кроме всего остального – смены проблематики, стилистики и т.д.) выразилось в том числе в плюрализации способов философствования, порождении многих разноаксиологически ориентированных традиций. Обращение к проблемам А. оказалось в этой ситуации одновременно и симптомом кризиса просвещенческого рационализма и способом его преодоления, свидетельством завершения одной фазы философского развития и в то же время основой переструктурации философского знания. Более того, «аксиологизация» познания обнаружила принципиальную различность иноорганизованность и иноупорядоченность) и взаимодополнительность и взаимопроникновение друг в друга разных возможных систем знания (сама идея построения и анализа различных «возможных миров», столь популярная в 20 в., предзадавалась аксиологическими изысканиями второй половины 19 в.). Именно в А. и благодаря ей была осознана со всей очевидностью неоднородность самого научного знания, наряду с естественнонаучным, математическим, техническим знанием было конституировано как особое социальное и гуманитарное научное знание. Антропологический и экзистенциальный поворот в философствовании также предопределен во многом произошедшим ранее аксиологическим поворотом. Основной вопрос, который изначально поставила А., и который потом внутри нее неоднократно переформулировался, – это вопрос об условиях возможности оценок, имеющих «абсолютное значение», их критериях и соотносимости разных систем ценностей между собой. Тогда основную задачу А. можно видеть в анализе того, как возможна ценность в общей структуре бытия и как она соотносится с миром наличного бытия, с данностями социума и культуры (как ценности, будучи обращены к человеку, реализуются в действительности). Последнее выводит А. за рамки чисто философской дисциплинарности и требует ее переформулирования в терминах социогуманитарной науки (социологии, психологии, культурологии и т.д., выступая основанием попыток построения отдельной научной дисциплины – аксиометрии). Решение названной задачи породило в А. изначально различные ответы в зависимости от понимания самой природы ценности, способа ее существования, источника ее возникновения (продуцирования). Одна из основных версий (в нескольких вариантах) А. была предложена в неокантианстве, и квалифицируется в А. как трансцендентали-стская. Традиционно начало диисцишшны связывается с именем Р.Г. Лотце (1817–1881), введшем в своем анализе логических и математических истин понятие «значимости» как специфической характеристики мыслительного содержания, а в эстетических и этических контекстах использовавшем в аналогичном смысле понятие «ценности». Взгляды Лотце развил Коген. Согласно Когену, ценности связаны с порождающей их «чистой волей» трансцендентального субъекта, при этом само трансцендентальное понимается как основопола-гание, постоянно зановосовершаемое мышлением (в частности, в этике постоянно «переполагается» идея свободы человеческой личности как абсолютный идеал, т.е. ценность). Основной же вариант трансцендентальной версии А. был предложен Баденской школой неокантианства (Виндельбанд и Риккерт). Виндельбанд обосновывал через теорию ценностей общезначимость не только нравственного действия, но и теоретического (философского) познания в целом. Утверждая «абсолютность оценки» как «коренного факта» философии, Виндельбанд видел в А. способ преодоленя релятивизма, отождествляемого им со «смертью» философии. Ни от чего и ни от кого не заисящая и в этом смысле абсолютная значимость (ценности истины, добра и красоты), к которой стремятся ради нее самой, обнаруживается в ценностях-благах культуры (наука, право, искусство, религия, «нормирующие» ценностные содержания) и оборачиваются к познающему, созерцающему и действующему индивиду, выступая как требования долженствования. Носитель ценностей и источник нормотворчества – трансцендентальный субъет. Как принципы бытия, познания и деятельности трактовал ценности Риккерт, считая, что единство «Я» и мира возможно только как единство действительности и ценности. Трансцендентные ценности обнаруживаются в имманентном мире как «смыслы», зафиксированные в культуре как «значимости» (нормативные требования долженствования). Изучаются ценности в науках о культуре с помощью особых идиографиче-ских методов, отличных от генерализирующих методов естествознания (наук о природе). Тем самым А. оборачивается и специальной методологией (одной из основных тем, в частности, социологии 20 в.). В целом же трансцендентальная версия неокантианства может быть охарактеризована как нормотивистская (нормативизм), ведущая либо к «субъекти-визации» (плюрализации) проблематики А., либо к ее «спи-ритуализации» через постулирование сверхчеловеческого логоса. Поэтому наряду и параллельно с трансценденталист-ской версией возникают разные варианты онтологизации и субъективизации ценностей. Онтологизацию А. можно проследить по работам Шелера, Н. Гартмана, Брентано и др. Так, Брентано, различая акты представления, суждения и «любви и ненависти», источником ценностей считает последние, как более фундаментальные феномены, чем акты выбора (суждения) на основе рациональной воли в неокантианстве, ведущие к неоправданной интеллектуализации понятия ценностей. В основе объективности ценности лежит объективность всеохватывающего чувства «любви-ненависти» (предпочтений и отвержений). Для Гартмана, с точки зрения его имманентно-трансцендентного отношения субъекта и объекта, предмет познания постулируется за пределами самого познавательного акта и наделяется онтологическим статусом, модально (ценностно) по разному «смоделированным», В свою очередь он различает познание и эмоционально-трансцендентные акты, позволяющие схватывать действительность непосредственно и прямо, а действительности «навязываться» субъекту. Кроме того, она обнаруживается в предвосхищениях субъекта (таких, как надежда, страх, беспокойство), а также фиксируется в спонтанных ориентационно-по-исковых актах субъекта (вожделении, желании, воле). Таким образом, в ценностном отношении один полюс постулируется эмоционально-трансцендентными актами, а другой их ин-тенциональными предметами, т.е. ценностями (они даны в интуиции, возникающей в актах любви-ненависти, как безоговорочное принятие-отвержение). Тем самым Гартман попытался обосновать А. вне религиозной проблематики и не прибегая к авторитету Бога (возможность высокой нравственности при атеистическом посыле, необходимом для обеспечения свободы человеческого деяния, ориентированного на ценность, обоснованная в его «Этике»). Иной, ставший классическим, варант онтологизации проблематики А. предложил Шелер, у которого реальность ценностного мира гарантируется «вневременной аксиологической серией в Боге», лишь отражаемой и воплощаемой на индивидуальном уровне, на котором типология личностей задается типологией их ие-рархизированных систем ценностей, задающих личностную онтологичность. Такой подход потребовал «переворачивания» ценностного отношения: не от целей к ценностям, а наоборот, от ценностей через волю к целям, в котором акт предпочтения (основанный на чувстве любви-ненависти) и есть суть познания ценностей. Структура ценностей априорна, они вечно тождественны сами себе, но в актах предпочтения устанавливаются их «ранги», на основе трех критериев: долговечности, «неделимости», способности к вызыванию у человека чувства удовлетворенности. Таким образом, Шелер ввел в А. проблематику типологии ценностей. Противоположной «онтологизму» в А. является версия субъективизации и психологизации понятия ценности. Вариантом такой версии является прагматизм, прежде всего инстументализм Дьюи, связавший понятие ценности со стандартизируемыми и типологизируемыми (социологически) представлениями о прагматически и утилитаристски понимаемой «полезности». Иной вариант «субъективизации» проблематики А. предложен в экзистенционализме, редуцирующем, в конечном итоге, ценности к выражению индивидуальной воли человека. «Моя свобода – единственное основание ценностей, и ничто, абсолютно ничто не может оправдать меня в принятии той или другой ценности, той или другой определенной шкалы ценностей, как бытие, посредством которого существуют ценности. Моя свобода вызывает у меня тревогу потому, что она лежит в основе ценностей, а сама лишена основания» (Сартр). Отождествлением ценности с «благом» отличалась позиция позитивизма, социологически редуцирующего их или к норме, задающейся ценностью, но получающей легитимизацию от стоящей за ней «санкции», или к операционным определениям, сводящим ценность (в конечном итоге) к верифицируемым фактам непосредственного опыта. В этой версии А. ценностью могли выступить любые предметы, обладающие поддающимся определению содержанием и значением для членов социальной группы, или «правила поведения», с помощью которых социальная группа сохранияет, регулирует и распространяет собственные типы действия среди своих членов (Знанецкий и У. Томас). Психологизированный вариант «субъективистских» версий задается в бихевиоризме, теории обмена, частично в символическом интеракцио-низме, в трактовках ценности как возникающей в процессах межсубъектных социокультурных обменов и взаимодействий в интерсубъективном пространстве. Все эти версии (за исключением экзистенционалистской) отличает сведение ценности к факту, неразличение ценности и ее носителя, смешение ценностной и предметной реальностей. Крайняя позиция в подходе к А. выражена Ф. Адлером, отказывающем понятию ценности в какой-либо содержательной наполненности, а следовательно и значимости, а А. – в возможности существования как дисциплины, занимающейся реальными проблемами (наблюдаемы факты поведения, но не ценности). Противоположную крайность презентирует натуралистическое понимание ценностей как атрибутов самих предметов действительности, не зависящих от наличия или отсутствия отношения к этим предметам субъектов. Особый круг версий А., получивших широкое распространение в 20 в. продуцирует культурно-исторический релятивизм, истоки которого видят в идее аксиологического плюрализма Дильтея, вводившей в научный оборот представление о множественности равноправных ценностных си/стем, опознаваемых с помощью исторического метода. Фактически им была впервые сформулирована нашедшая впоследствии многочисленных продолжателей программа критики самой возможности общей А. внутри А. (а не как негативная критика Ф. Адлера) как необоснованного абстрагирования от конкретно-исторических контекстов и произвольной абсолютизации некоей одной «подлинной» системы ценностей. Эта версия была поддержана Шпенглером, Тойнби, Сорокиным и др. «Выведение» А. за рамки чисто философской дисциплины и открывающиеся при этом эвристические возможности со всей очевидностью продемонстрировала социология, прежде всего культур-ориентированная. Первым ввел проблематику А. в социологию М. Вебер, исходивший из неокантианской методологии и резко выступавший против позитивизма и психологизма в подходе к пониманию ценностей, избегая крайностей «чистой значимости» (ценности, взятой самой по себе) и «растворения ценности» в имманентном бытии. Вебер сделал предметом своего рассмотрения и отправным пунктом своей социологии анализ «имманентного смысла» переживаний и действий людей, т.е. субъективно подразумеваемый смысл». Поведение становится действием (целерациональным или цен-ностнорациональным, а не остается традиционным и не является аффективным) только тогда, когда и поскольку оно связывается действующим индивидом с конкретным субъективным смыслом. Смысл же задается через соотнесение с ценностью, позволяющее артикулировать индивидуальные цели и нормативировать сами ценности. Постигаются ценности в понимающе-объясняющих процедурах (отсюда программа понимающей социологии). В целом «социологизация» А. шла в русле общей тенденции сдвига в А. от проблем нормирования и значения к проблемам смысла и анализу коммуникативно-языковых практик (как «мест бытования» ценностей). Другая линия внедрения аксиологических идей в социологию прослеживается от первой развернутой социологической теории Знанецкого через Сорокина к Парсонсу, считавшему ценности высшими принципами, обеспечивающими согласие (консенсус) в обществе и придающими значимость проявлениям конкретной эмпирической данности. Выделенные пять основных версий (со множеством вариантов внутри них) совместно с марксистской А. (шестая версия) и задают в своих продолжениях пересекающиеся исследовательские поля современной А. (определяемые ответами на вопросы: «что такое ценности?», «каким образом они существуют?» и «откуда возникают?»). В традициях русской философии наиболее развитыми аксиологическими подходами оказались неокантианский нормативизм (Новгородцев, Кистяковский и др.), фе-номенолого-герменевтический смысло-анализ Шпета, совершенно оригинальная (не имеющая прямых «западных» аналогов) концепция теории ценностей как «теории творчества» или «теории символизма» Белого, но прежде всего религиозно-ориентированная версия А., предложенная в различных вариантах B.C. Соловьевым, Бердяевым, Франком, Флоренским, Н.О. Лосским и др. мыслителями «русского религиозного ренесанса», которая может быть рассмотрена наряду с шестью уже обозначенными выше (основные ее концепты: «боготворчество», «софийность», «соборность» и т.д.). Советская философия долгое время игнорировала ценостную проблематику и не признавала за А. статуса особой философской дисциплины. Возрождение интреса к А. связано с пионерскими работами В.П. Тугаринова (в философии), О.Г. Дроб-ницкого (в этике), А.А. Ивина (в логике) и др. В 1966 вышла работа «Проблемы ценности в философии», в 1978 – «Философия и ценностные формы сознания», ставшие «программными» в советской А. Работами ряда авторов (Бакрад-зе, П.П. Гайденко, Б.Т. Григорьян, Ю.Н. Давыдов, М.А. Кис-сель, Н.В. Мотрошилова, И.С. Нарский, Э.Ю. Соловьев и мн. др.) в научный оборот была введена основная проблематика европейской А. (под этикеткой ее «критики»). Особая область аксиологических разработок – «реконструкция» марксистской А., давшая начало многим оригинальным концепциям (но уже в польской, венгерской, чехословацкой А. того времени). А. возвращалась и через культурологические анализы (Аверинцев, А.Я. Гуревич, Г.С. Кнабе, В.Л. Рабинович, A.M. Пятигорский, Померанц и др.), психологию (Узнадзе и его школа), социологию (В.А. Ядов и его школа). Такм образом, и в условиях монополии на философскую истину А. оказалась тем «троянским конем», который подтачивал устои официального философствования, вводил принципы методологического плюрализма (хотя формально обсуждение шло в рамках марксистской философии). Более того, обнаруживается, что А. позволила сохранить определенную преемственность в развитии, например, грузинской философии (Нуцубидзе, Бакрадзе, Узнадзе, Какабадзе, Чавчавадзе и др.). Таким образом, можно констатировать, что к настоящему времени А. утвердилась как особая область знания не только в западной, но и постсоветской традиции. Более того, современная А. выходит на новый этап своего развития (ценностный релятивизм постмодернизма, компаративистская философия, герменевтические теории, философия и социология знания, философия и социология образования и т.д.), связанный, во многом, с трактовкой философии как самосознания культуры, как рефлексии над ее предельными (смысловыми и ценностными) осованиями, как средства конструирования и освоения новых «возможных человеческих миров» (см.: Возможные миры) (в этом отношении соотносимой с исскуством, религией и наукой), как задающей не только теоретическое, но и практически-духовное отношение к миру и человеку (в этом плане соотосимой с этикой, правом и наукой), в том числе на основе «ценностного причинения» (механизмы целеполагания и долженствования). А. поворачивает философское и социогуманитарное познание к анализу феноменов личности и индивидуальности, «человеческого в человеке», смыслам и оправданию человеческого бытия, его идеалам и императивам. В настоящее время А. как теория дополняется феноменологией ценностей (история как генетическое «дедуцирование» ценностей, социология как репрезентация типов и иерархий ценностных систем, культурология как конкретный целостный анализ автономных культурных образоаний). В качестве особого уровня научного изучения ценностей предлагаются различные программы аксиометрииАксиология как философская дисциплина. Идеалы, цели и ценности.

15.

Для социальной науки главное — выяснение закономерностей, определяющих устойчивость и изменения в социокультурной жизни, анализ глубинных, часто индивидуально неосознаваемых детерминирующих структур, влияющих на поведение людей, когда мотивация этого поведения для них неочевидна. С этой точки зрения социология, культурная антропология, политология, экономика — социальные науки, но не гуманитарные области; филология, искусствоведение, история — классические образцы гуманитарного знания (хотя в них и используются некоторые научные методы).

Своеобразие гуманитарного знания, однако, выводится не только из предмета исследования и, может быть, не столько из него, сколько из ведущей познавательной ориентации. Мы в данном случае можем согласиться с тем, что различие научных и вненаучных форм познания носит скорее частный, чем общий характер и состоит скорее в «поле применения, чем в формуле» [16, 264 ].

Скажем, исследователь имеет дело с некоторым текстом. Для историка данный текст — источник, он представляет интерес постольку, поскольку за ним стоит определенная историческая реальность, событийный факт, который он и интерпретирует. Но верность факту, по закону парадокса, может привести к искажению, если нет ощущения целого или исследователь оказывается неспособен найти адекватный критерий для отбора фактов из огромной массы. Научный анализ тем и отличается, что он как бы «надстраивает» свои обобщения над уровнем фактов, и обобщения эти, достигнутые с помощью операции абстрагирования от конкретного факта, давшего импульс мыслительному процессу, становятся непохожи на явления, события, вещи, которые они описывают. И хотя художественное повествование, обобщая, типологизируя реальный эмпирический материал, выполняет в этом случае ту же функцию, что и абстракции науки, «отлет» мысли от непосредственно данной в наблюдении действительности осуществляется в другой форме, предполагающей все же сохранение определенного подобия реальным фактам и событиям [17, 216 ].

Различия в предметах науки обусловливают особенности логического и исследовательского инструментария и процедур анализа. Так, социальная наука строится на эмпирическом и рациональном методическом фундаменте (что позволяет проверить умозрительные гипотезы и рассуждения). Кроме того, для современного состояния социальных наук становится выраженной тенденция перехода к новому качеству, когда в их рамках более возможными становятся прикладные разработки моделей, проектов, программ социокультурного развития.

Разумеется, гуманитарная и социально-научные сферы познания взаимодействуют между собой и взимодополняют одна другую. И исторически возникновение каждой из них было обусловлено определенными потребностями, формировавшимися в динамике индустриального общества. В свое время выделению социологии в самостоятельную дисциплину предшествовало отделение психологии от философии и физиологии. Выделение психической реальности дало толчок к определению социальной реальности и таким образом сыграло роль научно-методологического прецедента.

Несостоятельность универсализации естественно-научной гносеологии и ее эвристики особенно наглядно проявляется в исследовании феноменов социокультурной сферы. Заметим, что наша позиция в данном случае не совпадает с традиционным религиозно ориентированным мышлением, усматривающим в науке дерзкий вызов божественной природе и противопоставляющим разум духовности. Проблема, на наш взгляд, заключается в адекватном применении познавательных парадигм к многозначной и динамичной социокультурной реальности. Как отмечал представитель американского неоромантизма Т. Карлейль, опасность экспансии научного рационализма, распространяемого далеко за пределы той сферы, где он может быть оправдан, заключается в том, что вся человеческая культура пронизывается «механистическим» или технологическим мышлением. Метафора «машины» в этой парадигме относится не только к растущей технической оснащенности индустриального общества, но и к «рационализированным» способам организации жизни социума: от трудовых общественных отношений до глубоко интимных межличностных связей [18, 65 ]: ошибочно выбранная познавательная модель, создавая иллюзию реального явления, искажает его суть, приводит к ложным теоретическим выводам и практическим результатам. Отсюда и углубление критического отношения к науке, связанного с разочарованием людей в возможности получить «научно обоснованный» ответ на вопрос о смысле человеческого существования.

Следует заметить, что западные социологи фиксируют кризисные явления в социальных науках, хотя и несколько иного рода. В книге «Америка в конце столетия» главный редактор монографии и автор ее основного раздела Алан Вульф пишет, что «социальные науки... подвержены изменениям, которые ставят под сомнение само их существование... Большинство авторов в области социальных наук не в состоянии заниматься трансформирующейся экономикой, иметь дело с социальными и политическими реалиями. Предположение, что социальные науки можно «вылепить» по образцу свободных от общественных ценностей естественных наук подорвано эпистемологической революцией, произошедшей в самих «точных» науках. Нельзя более доверять либеральному оптимизму, приводящему современных ученых, занимающихся социальными науками, к сбору всевозможных фактов и построению наборов данных о человеческом поведении как способу, ведущему к улучшению общества. Однако, не зная, как следует реагировать на собственный кризис, социальные науки либо удаляются в область еще более упорного эмпиризма, либо развивают модели рационального выбора и занимаются совершенствованием утонченного структурализма, который объясняет решительно все, за исключением реального поведения людей. Поэтому-то кризис «области значений и смысла» в американском обществе существует также и среди тех, кто сделал изучение этой сферы своим профессиональным занятием» [19, 105 ].

Таким образом, гуманистическая оппозиция аналитическому методу науки, претендующему на познание отношений человека и мира теми же средствами, что используются в изучении природы, базируется на противопоставлении концепции реальности, вытекавшей из существа аналитического метода (который и принято называть научным) и представления о реальности, которое связывалось с индивидуальным, синтетическим опытом личностных переживаний.

На этом же фундаменте базируется и традиция критики науки не только как формы мышления, но и как социального института, которая означала сомнения в том, совместимы ли методы и результаты научного исследования с позитивным развитием общества. Например, могут ли технические следствия научных открытий быть полностью ассимилированы духовно и физически здоровым обществом, отвергающим идею войны?

Постмодернистская контрверза между аналитическим объективизмом науки и синтетическим субъективизмом индивидуального мировоззрения коренится в неоднозначности европейской культуры, впитавшей в себя противоречия христианской идеологии. Экспансия рационализма в область самопознания духа, отмечал Линн Уайт, профессор истории Калифорнийского университета, поставившая человека в один ряд с прочими природными феноменами, неизбежно вела к конфликту. «Беда западной культуры заключалась в том, что в двадцатом веке средневековое внимание к закономерностям материи и математике как единственному рациональному основанию необходимости, превратилось в безжизненный и безличный образ «природы», с которым человек не хотел себя отождествлять, ибо он возмущал его чувство «самости», также уходящее корнями в средневековое религиозное сознание» [18, 59]. Если в классическую эпоху поле знания — и того, что описывалось науками о природе, и того, что развертывалось в рамках философии — было однородным в плане попыток структурирования, классифицирования, выстраивания иерархий, то начиная с ХIХ века в эпистемологическом поле происходят существенные изменения. По мере развития науки становилась очевидной ограниченность полноценного познания в рамках одного научного метода, а именно формально-математического, когда речь шла о социально-научном знании. Последнее, хотя и пользуется математическими средствами при определенных условиях (например, применение Кондорсэ теории вероятностей к политике или вычисление Фехнером логарифмического отношения между усилением ощущения и усилением возбуждения и т. п.), все же не поддается абсолютной формализации. Гуманитарное знание тем более не поддается попыткам формализации, хотя в периоды усиления негативистского отношения к нему, упреков в неточности, нестрогости, расплывчатости в его рамках образцом становится математическая логика.

16 Сущность и функции религии. Исторические формы религии. Религиозные ценности.

Религия (от лат religo - связывать, привязывать, заплетать) - это догматическая обрядовая система, отражающая мировоззренческие позиции некоторого сообщества людей. Религия означает глубинную природу человека и является формой его самоутверждения, т.е. результатом и причиной работы человека над собой, его самоограничения от всего, мешающего существованию его "Я"

Исследователями установлено, что определенные черты присущи всем религиям:

1. Отношение к сакральному, священному, святому или святости. В монотеистических религиях она отождествляется с Богом, в политеистических религиях с пантеоном богов, в других религиях-с миром духов или с моральными ценностями, с техническими ценностями и т.д.

2. Теизм-специфика мировоззрения, при котором образуется особое понимание мира как личности, создавшей и преобразующей мир, но в то же время существующее над этим миром, как непроявляющаяся или частично проявляющаяся для человека сущность.

3. Фидеизм (от лат. Fides - вера) - комплекс проявления сверхъестественного в естественном.

4. Стремление к иерархии во всем, что связано с религиозностью человека: от социальных отношений до предметов культа и культуры. Например, каждая религия прошла особую стадию, связанную с появлением культового языка: ведийский и санскрит - у индусов, вэньян - у китайцев, японцев и корейцев, авестийский - у зороастрийцев, арабский - у мусульман, латынь и старославянский - у христиан и т.д

Для того, что бы исследовать ту или иную религиозную систему можно использовать множество подходов: описывать обряды и ритуалы, рассматривать основы культа, систематизировать стилистику письменных или устных священных текстов, молитвы, изучать художественную часть религии (танцы, архитектуру, изобразительные виды), сопоставлять праздники или мифологические сюжеты и т.д. Однако, в изучении той или иной религиозной системы важнее всего понять собственно почему человек совершает то или иное поклонение, то есть понять культурные предпосылки данной вероучительной доктрины.

Проблемным остается вопрос о представлении самой сущности и первоосновы возникновения религии в человеческом бытии. Существует несколько моделей, отражающих эти представления:

1. Иррациональная модель. Религия дается человеку свыше и существует за пределами его рациональности (дельфийский пророк дышал наркотическими испарениями из расщелины в скале, а в Древней Греции человек получал катарсисческое воздействие при восприятии театрального действия, в более поздних религиях-"жизнь нас в Боге и Бога в нас" (П.Флоренский) и т.д.)). В данной концепции религия рассматривается как "переживание святого" (Р.Отто). Святое - нечто иное по отношению к человеку, способное вызывать неизъяснимый трепет и восторг, одновременно пугающее и притягательное, непознаваемое для человека.

2. Религия как аллегорическое знание. Впервые, таким образом, религия была истолкована Теагеном Регийскис (6 в. до н.э.). В данном случае религия понимается как некий особый способ познания, позволяющий увидеть то, что недоступно увидеть обыденному познанию. Эта предпосылка позволяет рассматривать религию как форму научного знания или предшественницу науки. Однако, в конечном смысле религия не является средством познания, т.к. ничего не познает, а дает уже готовое знание, спецификой которого является преобладание в нем нравственного аспекта.

3. Религия как преклонение. Впервые в данном виде она была истолкована Эвгемером из Мессены (4 в. до н.э.) в книге "Священная запись", который считал, что люди обожествляли реальных личностей, поражавших их своим величием. Данное направление положило начало отождествлению религии и культа, распространенному и в наше время. Согласно ему религией надо считать и поклонение фанатов своим кумирам.

4. Религия как общественный институт. Ведет начало от афинского тирана Крития (ум. 403 г. до н.э.). В данном случае религия рассматривается как форма управления народом властью. Данная теория в дальнейшем переросла в "теорию обмана" народа. У просветителей религия понималась как форма договора между властью и народом. У Карла Маркса религии - опосредованный результат общественных отношений общественных отношений, иллюзорное сознание, отражающее разорванность и отчужденность общественного бытия.

5. Религия как плод страха и бессилия. Впервые так была определена Демокритом из Абдеры (5 в. до н.э.). В основе данной концепции лежит утверждение о том, что религию создал страх человека перед природой, возможность решить сложные житейские ситуации, достижение психологических компенсаций и т.д. Религия является только одним из множества возможных путей выхода человека из сложной ситуации человеческого бессилия.

6. Религия как врожденное свойство человека. Ведет начало от философа-стоика Посидония из Ампеи (ок. 135-51 гг. до н.э.). Такая трактовка снимает проблему смысла религии и делет ее биологически обусловленной. Но проблема разнообразия верований остается открытой при таком подходе.

7. Религия как направляющая сила. Данная трактовка возникла в 18 в. Ее основоположником является И.Кант. В основе лежит утверждение о том, что религия является прежде всего регламентирующим фактором человеческого бытия и в ее основе лежит практический разум. Данную теорию продолжил Макс Вебер, по мнению которого религиозная вера создавала "психологическую устремленность, которая указывала индивиду направление и нормы жизни, поведение и убеждение в его правильности". Религия дает человеку возможность осознавать смыслополагание своего бытия. А.Тойнби рассматривал религию как движущую силу и основу всякой культуры. А.Энштейн выделял признак религиозности человека как способность задаваться вообще вопросом смысла жизни. Этой же версии придерживался и К.Г.Юнг, который утверждал, что предназначение религиозных символов заключается в возможности придавать смысл человеческой жизни.

Функции религии.

Функциями религии называют способы влияния религии на жизнь людей. Сколько у религии функций и как они называются - это пока еще предмет дискуссии между религиоведами. Мне кажется более правильной точка зрения, согласно которой существуют четыре основные функции религии. Они основные в том смысле, что их можно делить на функции второго порядка. Функции религии отличаются друг от друга ответом на вопрос, через что (или - как) они влияют на жизнь людей.

Мировоззренческая функция религии - это способ влияния религии на жизнь людей через мировоззренческие идеи, которые входят в содержание религии.

Политическая функция религии - это способ влияния религии на жизнь людей через политические идеи и политические поступки религиозных организаций.

Культуротранслирующая функция религии - это способ влияния религии на жизнь людей через отношение религиозных организаций к культуре.

Нравственная функция религии - это способ влияния религии на жизнь людей через пропаганду нравственных норм.

Во всех случаях, функции религии вносят в жизнь людей как положительные, так и отрицательные результаты. Или образно говоря, они порождают как плюсы, так и минусы.

Дата добавления: 2015-04-23