Конец ознакомительного фрагмента. 3 страница. – Правильно! – поддержал его Доброхотов

– Правильно! – поддержал его Доброхотов. – Вот мы на днях показали большую передачу о губернаторе Свердловской области. Ребята здорово постарались. Нарисовали – что надо! А ведь он у нас возглавляет список в Госдуму по области. Мы и про других расскажем.

– Кроме того, – продолжил Пукловский, – будьте осторожнее с негативом. Вообще не давать негатива нельзя. Но делать это надо с умом. Так, чтобы он, наоборот, в плюс пошел. Как мы здорово сделали с Грузновым! – обратился он к присутствующим. – Вроде бы, эти «оборотни в погонах» – его упущение. А на деле – именно благодаря ему раскрыли банду преступников, действующих под прикрытием милицейских структур.

– Кстати, – вмешался в разговор Сырков, – о взаимодействии с прокуратурой и милицией речь пойдет особо. Ваша задача – моментально реагировать на все нарушения со стороны наших конкурентов. Даже самый малый их промах должен становиться предметом общественного обсуждения и осуждения.

– А если это будет деза? – с сомнением покрутил головой Панцов. – Нам уже приходилось отбрехиваться не один раз.

– Ничего, – парировал Сырков, – надо будет, отбрешетесь. Главное – выполнить поставленную задачу.

– И все‑таки, – продолжал сомневаться Панцов, – мы уже заколебались объясняться с судами разных инстанций по поводу Карамуловских программ.

– Ну, если суда боитесь, тогда – увы! – развел руками Пукловский. – В девочках остаться не удастся.

– Да при чем здесь девочки? – махнул рукой Панцов. – Просто для этих – он качнул головой в сторону, – будет лишний повод для пиара.

– Так это ваша забота, – отрезал Сырков. – Думайте, как выкарабкиваться.

– Он хочет и рыбку съесть и… – съязвил Венепуктов и, ухмыляясь, огляделся по сторонам. Но лица присутствующих остались абсолютно непроницаемыми.

– А как же быть с теледебатами? – После этого вопроса Сенковича все повернулись сначала в сторону Сыркова, затем, не сговариваясь, посмотрели на Пукловского.

– Во‑первых, представители «Монолитной России» на теледебаты не пойдут. Так решил Сам. – Сырков кивнул головой в сторону президентского телефонного аппарата. – А во‑вторых, пусть эта шушера болтает, что хочет. За их бред вы ответственности нести не будете. Здесь мы должны четко выполнить букву закона. Иначе нас демократы за горло возьмут. В общем, так, – подытожил разговор Сырков, – не позднее, чем через неделю, предоставите мне через Глеба (он кивнул в сторону Пукловского) свои планы по пиару «Монолитной России». В дальнейшем все действия согласовывать только с нами!

Он внимательно осмотрел присутствующих за столом и вдруг, обращаясь почему‑то к Герсту, спросил:

– А где у нас мадам с РЭНа? Как ее – Лесновская? Смотри, чтобы они там чего‑нибудь не учудили. Впрочем, я сам позвоню Чубайсу. Если вопросов нет, разговор окончен. – И Сырков первым поднялся из‑за стола.

Когда кабинет опустел, Сурок привалился спиной к стене, сунул лапу в рот и надолго задумался. За всю свою короткую сурковскую жизнь ему еще подобного слышать не приходилось. Он даже напрочь забыл о еще так недавно прельщавшем его куске недоеденного сандвича. И вообще всякие мысли о еде из его маленькой звериной головки моментально улетучились. И очень захотелось к себе домой – в далекую Алабаму. А еще захотелось сесть на задние лапки и, подобно дикому волку, повыть. Но дверь опять заскрипела, и хозяин кабинета вернулся на место. «Видно, пока не судьба» – подумал Сурок и полез в свою «нору».

Из настольного селектора раздался Лилечкин голос:

– Владик, к тебе Заполошин идет!

Не успел Сырков спрятать папку с документами в стол, как в кабинет буквально вбежал глава администрации.

– Ну, ты, Влад, совсем охренел! Ты зачем Михе Фрикману про Ходора набазлал? Он уже на ноги всю еврейскую тусовку поставил! Бабки мы с них хрен получим! – Заполошин запрокинул свою бородку и начал трясти головой. – Ты не представляешь, что эти нам устроят!

– Не психуй, Санек! Они все у нас во где сидят! – Сырков достал из шкафа очередную бутылку и показал на нее глазами. – Будешь?

– Что ты пьешь эту американскую дрянь? – Заполошин брезгливо поджал губы. – У тебя что, нет нормального французского коньячку?

– Для шефа – все, что угодно! – Сырков достал из другого угла шкафчика бутылку дорогого французского коньяка и коробку шоколадных конфет. – А насчет этой самой тусовки ты не беспокойся. Они теперь еще больше будут в нас заинтересованы. Потому как всем захочется хотя бы долю «МУКОСа» получить.

– Хрен они чего получат! – Заполошин опрокинул рюмку коньяка, бросил в рот сразу три конфеты и смачно выдохнул. – Насчет «МУКОСа» у шефа другие планы.

– Какие? – поинтересовался Сырков.

– А это тебе пока еще знать не положено. Всему свое время. Но разыграем все, как по нотам! Будь спок!

Заполошин опрокинул в себя вторую рюмку коньяка, прихватил горсть конфет и двинулся к выходу. Уже около самых дверей остановился.

– Тебе от шефа звонили? Он ждет нас с тобой завтра в десять по поводу создания нового избирательного блока. А на двенадцать вызывай к себе Рогожина и всю компанию. Я тоже подойду.

Сырков вместе с ним вышел в приемную и, проводив его до коридора, повернулся к Лилечке.

– Завтра на двенадцать ко мне Рогожина, Глазмина, Веретенникова, Скачкова, Бабунина.

Идея создания нового политического блока возникла еще прошлой осенью. Как только во фракции коммунистов возникли серьезные противоречия, было принято решение данный успех закрепить. С этой целью Сырков разыграл в Думе сложную многоходовку. В результате – большая группа депутатов покинула фракцию КПРФ и перешла в разряд «независимых». На самом деле, это был всего лишь первый шаг к созданию новой, альтернативной КПРФ, политической силы. Сырков прекрасно понимал, что руководство партии, обуреваемое личной обидой и высокими амбициями, никогда больше на контакт с выбывшими не пойдет. Но и тем во вновь сложившейся обстановке, в преддверии предстоящих выборов, не останется ничего, кроме попытки создания своего, независимого от КПРФ, избирательного блока.

Вообще, задача стояла предельно ясно: максимально ослабить левый фланг за счет дробления сил. Именно для этого уже зимой Сырков пригласил к себе лидера аграриев и намекнул, что Кремль хотел бы видеть в будущей Государственной Думе самостоятельную фракцию аграрной партии. И даже пообещал организовать финансовую помощь. Лакшин этим весьма воодушевился. И уже на первом же после встречи в Кремле пленуме партии объявил о том, что аграрии будут пробиваться в Думу самостоятельно.

– Нам ни к чему постоянная указка со стороны руководства компартии! – заявил он. – В дореволюционной Государственной Думе у аграриев была самостоятельная фракция, и мы эту традицию продолжим.

Попытка бывшего лидера аграриев в Государственной Думе Николая Харитошкина вразумить Лакшина закончилась ничем. Между аграриями и коммунистами окончательно пробежала черная кошка. Эту первую политическую победу Сырков с Заполошиным отметили с большим воодушевлением. Пили вдвоем в наглухо закрытом кабинете. Тост был только один «Поехали!»

И они действительно поехали. Операцию назвали «Крах Второго Интернационала». Теперь на повестке дня стояла задача максимально отобрать у коммунистов электорат. Чьими руками это делать, было совершенно безразлично.

Именно тогда на проработку пошли несколько фигур.

Первой из них стал Сергей Глазмин. Правда, по поводу данной кандидатуры возникли опасения у советников, представлявших «силовой блок». Слишком уж этот парень был самостоятелен, умен и непредсказуем. А такое всегда настораживает. Особенно не нравилось то, что любое его выступление в Государственной Думе носило целостный, продуманный характер и было весьма понятно населению. И, поскольку Глазмин был к тому же еще доктором экономических наук, к нему здорово потянулась вся интеллигенция. Но это же показалось и огромным плюсом. Значит, удастся оторвать интеллигенцию от коммунистической верхушки.

Вторым стал Дмитрий Рогожин. Этот уже давно был на прицеле. Политически он определяться не хотел. Да, видимо, и не мог. Его пребывание в депутатской группе «Народная партия» было довольно условным. Сырков сразу определил, что Рогожин – парень довольно амбициозный, любящий власть и внимание со стороны руководства. В свое время они с Заполошиным подкинули шефу идею сделать его своим спецпредставителем по одной из проблемных областей. С задачей Рогожин справился не ахти как блестяще. Но возможность лично и постоянно общаться с президентом страны сыграла большую роль. Он сразу окрестил себя «президентским спецназом». И именно такой «спецназ» теперь был нужен Сыркову.

Третьим стал бывший заслуженный генерал, полный кавалер и герой, широко известный всем ветеранам страны, Валентин Веретенников. Человек он был покладистый, спокойный, рассудительный и в целом – весьма положительный.

К ним в компанию планировалось подобрать людей неординарных, во всем положительных. А самое главное, – известных в стране. В этой команде оказались бывшие генералы, ученые, телеведущие, журналисты и уже подзабытые общественные деятели. Сделать все это планировалось с помпой, с блеском. Так, чтобы вызвать ответную отрицательную реакцию со стороны коммунистов.

Но сами выбранные пока еще не догадывались, какую роль им отвели в этой отчаянной и бессовестной борьбе за власть.

Ровно в двенадцать часов они перешагнули порог сырковского кабинета. А уже через полтора часа Сырков докладывал по телефону с надписью «Президент»:

– Вопрос создания нового блока с названием «Отчизна» согласован. Тройка лидеров определена: Глазмин, Рогожин, Веретенников. Раскручивать начали уже сегодня. Указания СМИ и ЦИКу даны. С финансами проблем не будет. Вопрос полностью на контроле.

Этим вечером Сурок долго и тщательно чистил свою шкуру. Ему показалось, что на ней налипла огромная куча грязи. И даже вода из‑под крана почему‑то попахивала какой‑то паршивой тухлятиной. Но самое страшное – ему вдруг совсем расхотелось есть. Не прельщали даже арахисовые орешки. Тоска оказалась сильнее голода. И вот уже в который раз за прошедшие недели он вспомнил свою маму‑сурчиху, шумную непутевую сурчиную братву, вечно недовольного хозяина фермы. Отсюда, из далека, они все представились ему теперь такими добрыми, родными и близкими… А окружающая его действительность кремлевских хором показалась полным убожеством и невероятным уродством. А может быть, на эти грустные мысли навели его разговоры, которые ему приходилось теперь выслушивать изо дня в день. «Так и до беды недалеко» – подумал он и начал устраиваться на ночлег.

Из путевых заметок профессора Воронцова

«После неудачного старта в Иваново в Челябинскую область я ехал с каким‑то странным чувством. И, хотя руководство аграрной партии высказало полное желание поддержать мою скромную кандидатуру в одном из округов Челябинской области, верилось в их возможности с большим трудом. Это усугублялось полным отсутствием средств для проведения избирательной кампании. И если бы не мои личные сбережения, не на что было бы даже сделать первые формальные шаги.

Маленький заштатный городок Кыштым встретил меня неласково. В окружной избирательной комиссии мое появление было воспринято совершенно буднично и равнодушно. Секретарь комиссии, женщина лет сорока пяти, долго изучала мои документы, делала ксерокопии паспорта и дипломов об образовании и, наконец, со вздохом проговорила:

– Шестым будете.

– В каком смысле? – не понял я.

– Говорю, уже шестеро документы подали, – безразлично пробормотала она.

– А кто еще? – поинтересовался я.

– Вон там, в папочке, поглядите, – махнула она рукой. – Кроме Грушанкова и вас еще Мицуков от пенсионеров, Жабзасирова от «Яблока», дядька какой‑то от коммунистов и пацанчик от Жирновского. В общем не густо. Но у вас все равно шансов никаких. Тут грушанковские уже всех к рукам прибрали. С прошлой осени шуруют. Впрочем, – вздохнула она, – дело ваше. А наше дело – сторона.

На выходе из здания администрации города, в котором расположилась избирательная комиссия, я приметил пачку свежеотпечатанных газет с названием «Кыштымский округ». Со всех страниц на меня смотрели фотографии, на которых в различных ракурсах и с различными людьми был запечатлен один и тот же бравый молодой человек. Из надписей я узнал, что это и есть мой главный конкурент – Михаил Грушанков.

После небольших скитаний по городу набрел на небольшую частную гостиницу под названием «Бильярд». Люди оказались приветливыми, комната – светлой, цена за постой – доступной. И я понял, что это и будет моим местом жительства на ближайшие два месяца.

Но газета, тираж которой согласно маркировке сзади составлял тридцать тысяч экземпляров, никак не давала мне покоя. По закону агитационную кампанию в прессе можно было начинать только через три недели. И, памятуя о наставлениях моей мудрой дочери‑юриста, я сел писать свое первое заявление в избирательную комиссию на неправомерные действия конкурента. Тогда я еще не предполагал, что подобных заявлений мною будет написано более двадцати. И ни на одно из них я не получу никакой реакции. Такова логика действия нынешней избирательной системы в России.

Михаил Грушанков оказался штучкой довольно непростой. Бывший офицер ФСБ (хотя, говорят, что в этой структуре бывший не бывает), он по роду свой службы постоянно «держал на крючке» многих мелких и средних руководителей округа. Происходило это, как обычно. Владея оперативной информацией, он очень ловко ею манипулировал, заставляя тех, кого она касалась, находиться в постоянном напряжении. Эта методика отработана в наших спецслужбах давно. Ею очень активно пользовались и во времена ВЧК – НКВД, и во времена МГБ – КГБ. Нынешние чекисты с достоинством и честью продолжают нести славные традиции своего ведомства. А отдельные экземпляры благодаря полученным во время службы навыкам даже весьма серьезно преуспевают.

Неделю спустя через своих московских друзей я уже познакомился с бывшими сослуживцами Грушанкова. Конспиративная встреча состоялась в одном из челябинских кафе. Ребята оказались на редкость общительными. И уже к концу беседы я знал о моем конкуренте достаточно много. Картина вырисовывалась довольно неприглядная: амбициозен, коварен, мстителен, падок до денег, имеет связи в руководстве ФСБ в Москве. Поэтому местное управление спецслужбы получило указание тянуть его на депутатство любыми способами. К тому же, в самый последний момент вскочил на подножку трамвая под названием «Монолитная Россия».

Вернувшись в свою маленькую кыштымскую гостиницу, я долго размышлял о превратностях политической борьбы.

Меняются времена, но методы ее остаются прежними. Всегда принадлежность к спецслужбам давала человеку неограниченные возможности и неограниченную власть. «Кто владеет информацией – тот владеет миром» – этот лозунг становится сегодня актуальным вдвойне. Совершенно очевидно, что мир живет в эпоху информационных войн. И именно это, а не наличие или отсутствие огромных военных запасов, сегодня определяет роль и место того или иного государства в международной «Табели о рангах».

То же самое происходит и в повседневной внутриполитической жизни. Близость к источникам информации определяет статусное положение любого чиновника.

Именно поэтому так много руководителей страны (включая первых лиц) сегодня являются выходцами из спецслужб. А целый ряд политиков косвенно или напрямую были и остаются завербованными агентами.

При таком положении вещей любая политическая борьба становится абсурдной. И говорить о чистоте избирательного процесса – полнейший нонсенс.

Но история создала человека таким образом, что он продолжает верить в несбыточные чудеса даже в самых безнадежных случаях. И такие чудеса происходят. Правда, бывает это крайне редко. И все‑таки…

Выпив чашку чая и позвонив перед сном в Москву жене, я упал в свою холодную холостяцкую постель и постарался забыться.

Эта политическая борьба не сулила мне ничего хорошего…

…Серая покосившаяся избушка меньше всего походила на сельский клуб. Ступеньки крыльца предательски скрипели, и создавалось впечатление, что они вот‑вот провалятся. Старая больная женщина, представившаяся завклубом и по совместительству библиотекарем, долго бегала и суетилась, пытаясь создать хотя бы какую‑то видимость «организации мероприятия». Видимо, поняв полную тщетность своих усилий, она устало опустилась на старый полурассохшийся стул и тяжело вздохнула.

– Дровишек бы толику – так мы бы маленько подсушили сцену‑то. А то, кабы артисты не осклизнулись. У нас артистов‑то, почитай, с прошлого лета не было. Вот уж наши бабки‑то обрадуются! Как хорошо, что выборы. А то, когда бы еще про нас вспомнили‑то?

На подоконнике валялись порядком запылившиеся листовки моих конкурентов и целая нераспечатанная стопка все той же газеты «Кыштымский округ».

– А это что? – как бы между прочим поинтересовался я.

– Дак с почтой привезли. Бросили вот! – махнула рукой женщина. – Бабки‑то наши никакой политикой не интересуются. Так, берут иногда для растопки. Поди, никто и не читал даже, что тут написано. Да оно и ни к чему. Иногда голова местный заезжает. Так он нам все обсказывает. Мы – народ темный.

– А молодежь? Где же молодежь?

– Э‑э‑э, милок, молодежи у нас давно никакой нет, – горестно вздохнула женщина. – Молодежь вся сбежала. Да и что им тут с нами, стариками, делать? Тут даже клуба нет. Разве вот это, – она развела руками, – можно клубом назвать?

Ступеньки на крыльце заскрипели и избушка медленно начала заполняться стариками и старухами. Они чинно рассаживались на покосившихся стульях и, тихо друг с другом переговариваясь, с нетерпением поглядывали на провалившуюся сцену.

Когда ведущая объявила, что сейчас перед ними выступит московский гость – кандидат в депутаты Государственной Думы, они как‑то неодобрительно загудели. А одна из старух нервно заерзала на стуле и забрюзжала:

– Вот вам, бабки, и концерт. Сказали: артисты приехали. А тут – лекция.

– Ты, Федота, не права, – возразила ей соседка. – Пущай человек расскажет, как там люди в Москве живут. Небось, у них с дровами проблем нет. И вода горячая течет, когда хошь.

– Вы, бабки, ни хрена в политике не понимаете! – В углу зашевелился дед с огромной седой бородой и раскосыми башкирскими глазами. – Человек к вам специально приехал, чтобы уму‑разуму поучить. Я вот прочитал, что он – учитель. – Дед тряхнул листовкой, аккуратно разгладил ее на коленке, сложил вчетверо и засунул глубоко в карман. – Он, поди, знает, что с вашими внучатами приключится в этой жизни.

– Можно мне с вами присесть? – Я вышел перед сценой и сел на один из оставшихся свободных стульев. – Я вот ехал к вам в деревню, смотрел по сторонам и думал: красота! Южный Урал – это просто чудо какое‑то!

– Да какое там чудо? – возмутилась одна из старух. – Загадили все. Куда ни плюнь – в помойку попадешь! Я вот в прошлом месяце в Ашу ездила к ребятишкам. Так им дышать нечем. Такая гарь от завода идет!

– Зато там какая‑никакая работа имеется, – возразила ей соседка. – А тут что? Две коровы на десять дворов, да вон – дед Митяй. Вот и все производство.

– Ну ты, Матвевна, не права. Тут у нас в области есть один такой городок. Там постоянно ядовитые облака и народ весь мрет, как мухи. Мне сноха рассказывала, что у ейной подружки там рак приключился. И лечить никто не хочет. Ложись в гроб и помирай!

– А мы‑то чем лучше? – не уступала ей Матвевна. – У нас хоть и чистый воздух, а один леший – так же все сдохнем. Ты бабку Авдотью вспомни.

– Вы, девки, Авдотью не трожте. Отмучилась раба Божья – и ладно. Нас с вами, может статься, и вообще хоронить некому будет. – Дед Митяй горестно махнул рукой и обратился в мою сторону: – Давайте лучше умного человека из Москвы послушаем.

– А что это за история с вашей бабкой Авдотьей? – поинтересовался я.

– Дак померла она этой зимой – вот и вся история! – вздохнул дед Митяй. – Только хоронили мы ее не по‑христиански – без домовины. Ну, то есть, без гроба. Гроб‑то она загодя не приготовила. Когда померла‑то, никто не знает. Вон, Федотовна пошла к ней за сальцем. Пришла, а она уже вся закоченела. Дороги у нас зимой, сам знаешь какие. Не пройти, не проехать. И связи с городом никакой. Фельдшерица‑то от нас съехала еще в запрошлом году. А телефон еще по осени оборвался. Мы вот и сидим всю зиму, как тараканы, по избам.

Дед достал из кармана папироску. Помусолил ее в руках, смял мундштук и засунул в рот. Но прикуривать не стал.

– Авдотья‑то – она вроде ничего – крепкая баба была, – продолжил дед Митяй. – Мы к ней иногда за сальцем обращались. Ей свояченица из города присылала. Вот Федотовна и пошла к ней. А куды еще идти?

– Тута ходить точно больше некуда, – поддержала его еще одна тихо сидевшая в углу старушка. – Зимой вообще – хушь помирай! Как стемнеет, хушь глаза выколи. Только волки воют.

– А как же вы бабку Авдотью без гроба‑то похоронили?

– Да так и похоронили… – Дед Митяй погладил свою бороду, крякнул и закурил. – Мы вон с бабками ее в корыто, какое у ней в сарае нашли, погрузили и на погост сволокли. Там, как могли, снежок разгребли, мерзлую‑то земельку постучали да и опустили туда сердешную. Потом, уже по весне, пришлось перезакапывать. А то ноги ейные из земли торчали.

– А где же ваша местная власть была?

– Власть‑то она власть, да только неча с нее стрясть, – грустно сбалагурил дед Митяй. – До нашей власти не достучисся!

– А депутат ваш? Грушанков? Я вот тут видел газетки про него.

– Газетки? Газетки – вещь полезная. Печку имя растапливать хорошо. А чо там пишут – это тьфу! Вранье одно! – Дед Митяй плюнул себе под ноги и растер старым валенком. – Отродясь мы никаких депутатов тута не видали. Вон бабки не дадут соврать!

Все дружно закивали головами. Я оглядел стариков и, вздохнув, проговорил:

– Знаете, не буду я вам ни про какую красивую жизнь говорить. Тем более что я тоже в нее не верю. Потому что неладно что‑то в нашем государстве. Всю жизнь с ребятишками в школе проработал. Учил их Родину любить. А теперь и не знаю, кого они любить‑то должны. Вот этих? – Я кивнул на пачку газет. – Или вот этих? – И посмотрел на примолкших стариков. – Давайте лучше артистов послушаем. Пусть для вас хоть небольшой праздник сегодня будет. Бог с ними – с выборами. Не это в жизни главное. Правда?

Дед Митяй встал со своего места и, повернувшись лицом к старухам, вдруг твердо проговорил.

– Запомните, бабки, за кого бюллютни в урну кидать будете. Учителя – они плохому никогда не научут. А тебе, мил человек, за уважение спасибо. И что глупые рассказы наши послушал – низкий поклон тебе. – Он поклонился в пояс и сел на место.

Концерт прошел на редкость успешно. Под конец старики начали в такт прихлопывать в ладоши и подпевать. А Федотовна даже пыталась плясать. Но рассказ о бабке Авдотье не давал мне покоя всю обратную дорогу. И даже ночью мне продолжало сниться старое ржавое корыто, из которого торчали худые старческие ноги…

Встав среди ночи, я согрел чайник, выпил чашку чая и, достав заветный блокнот, записал:

«Бедная моя Россия! Великая держава, победившая лютых недругов и не умеющая защитить своих стариков. Имеющая несметные богатства и не могущая досыта накормить детей. Претендующая на роль мирового арбитра и не способная обеспечить нормальную жизнь в маленькой заброшенной деревеньке на Южном Урале. Поистине контрастам нет предела…»

Сегодня предстояло ехать в село Муслюмово. Туда, где течет смертоносная речка Теча. Туда, где даже едва появившиеся на свет малыши уже становятся инвалидами и уродами, а старики хоронят своих детей, так и не сумевших понять, что же такое есть на самом деле наше несчастное государство, имя которому Россия».

Жирновский вылез из машины и, минуя дом, прямиком направился в садовую беседку. Там уже сидели, важно потягивая из бокалов дорогой коньяк, Митроханов и Чернуха. При виде Жирновского Чернуха вскочил с места и как‑то неестественно засуетился, пытаясь разгрести на столе остатки закуски. Митроханов, напротив, продолжал важно восседать, лишь слегка приподняв свою жирную задницу от кресла и задрав вверх руку с бокалом.

– Ну, что, шеф? Наш список утвердили?

– Еще бы! – рубанул с ходу Жирновский, плеснул себе в бокал коньяка и тяжело плюхнулся в свободное кресло. – Куда эта сука денется? Они без нас – во! – Он показал кончик мизинца и шумно глотнул коньяка.

– Вся эта «Монолитная Россия» – дерьмо! – компетентно заявил Чернуха. – Мы им туда кое‑кого из наших подбросили. Ну, я имею в виду комитетских. Там один Мороз чего стоит! Да и Франц со своей компашкой!

– Франц – это уж точно! – подтвердил Митроханов.

– А как насчет меня? – поинтересовался Чернуха.

– Насчет тебя, не здорово, – вздохнул Жирновский. – Они где‑то пронюхали, что ты курс лечения в психушке проходил.

– Кто это сказал?! – взъерепенился Чернуха. – Они сами все психи! А меня туда просто моя бывшая отправила за то, что я ей глаз вышиб. Но я же за дело! Нечего в душу лезть! – Чернуха схватил со стола огрызок яблока и начал его отчаянно надкусывать.

– За дело – не за дело, а факт, как говорится, на лице, – проворчал Жирновский. – Этот Владик теперь нас за это будет на крючке держать. – Жирновский еще раз налил в бокал и, зажмурив глаза, одним залпом выпил.

– Пусть только попробует! – затряс бородой Чернуха. – У нас на него тоже кое‑какой компромат имеется.

Он поставил на стол бокал, быстро засеменил куда‑то в угол беседки и вернулся оттуда с пухлым портфельчиком.

– Вот тут, – он шлепнул портфель на стол, – вот тут все про него прописано. Этот Владик – никакой и не Владилен на самом деле! – Чернуха хлопнул по портфелю рукой. – Он настоящий Асламбек! Чеченец то есть!

– Ты чего, старый хрен, мелешь!? – вскочил с места Жирновский.

– Я, может, и старый хрен, но контора у нас работает четко! – невозмутимо продолжил Чернуха. – Вот, смотрите!

Он достал из портфеля бумаги и фотографии.

– Родился этот Владик в Чечне. И зовут его Асламбеком. Батю его кличут Андарбеком. И фамилия у них – Дудаевы. Это он по матушке Сырков! – Чернуха ткнул пальцем в фото. – Вот он маленький со своим чеченским дедом. А вот его мамаша в школе с учениками. Учительницей она была. Кстати, мамаша – еврейка. Так что этот Владик‑Асламбек, как у нас в конторе говорят, – гремучая смесь!

– Погоди, – подвинулся к столу Митроханов, – а почему у него отчество Михайлович?

– Все просто! – Хлопнул рукой по столу Чернуха. – У этих чеченцев так принято. Они для документов себе русские клички берут. Ну чтобы среди нас, дураков, особо не выделяться. Так вот, его папаша тоже себе кликуху взял – Мишка. Так ему потом в паспорте и записали. А между собой они себя настоящими именами называют. Так что ваш Сырков – Асламбек Андарбекович Дудаев. Во как! – Чернуха захлопнул папку, налил себе полный бокал и одним махом отправил его содержимое внутрь.

– Во как! – затряс щеками Митроханов. – Не хватало еще, чтобы его родственником был тот самый Дудаев – Джохар!

– К сожалению, нет. Они просто однофамильцы, – вздохнул Чернуха.

– И этого хватит за глаза! – хлопнул по столу рукой Жирновский. – Он у меня вот теперь где будет!

Он резко прижал папку к столу. Затем пристукнул по ней кулаком и нервно заметался по комнате.

– Ты, шеф, только не переиграй! Смотри: Сырков с компанией – ребята ушлые! – Митроханов задрал вверх глаза и сделал неопределенный жест рукой.

– Это мы еще посмотрим, – отрубил Жирновский. – Не родился еще тот чеченец, который меня облапошит. Будем работать на встречных курсах.

– Все это так, – покачал головой Митроханов, – но ты не забывай, что он по мамаше – еврей. А это вам не хрен собачий. Сам знаешь, как эта братва друг друга прикрывает. Мишка Фрикман со своей банкирской бандой никаких бабок не пожалеет.

– А я и не говорю, что мы с ними ссориться будем. Просто всегда про запас надо иметь хотя бы небольшую компру.

Жирновский сгреб со стола все бумаги и, подозвав жестом помощника, приказал:

– Все ко мне в сейф! Головой отвечаешь! – Затем повернулся к Митроханову и Чернухе: – Через две недели – съезд. В «Доме Туриста». Я буду предвыборную программную речь произносить. Побольше молодежи притащите. Пусть учатся уму‑разуму, пока я жив. И не забудьте представительство регионов обеспечить, а то этот мудак Вершняков со своими придурками из ЦИКа опять нам претензии предъявлять будет.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Стоимость полной версии книги 69,90р. (на 02.04.2014).

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картойами или другим удобным Вам способом.

Дата добавления: 2015-03-29