Предпосылки генезиса самости 4 страница

Интересно сравнить эту самость с той, которая откликается на призыв общества к защите его и его институтов. Господствующая эмоциональная окраска последней проявляется в общегрупповом противостоянии общему врагу. Осознание других в этом случае лишено тех инстинктивных противопоставлений, которые — в са­мых разнообразных формах — пробуждает в нас уже одно только присутствие других. Это могут быть лишь легкое соперничество и различия во мнениях, в социальной установке и в положении или просто осторожность, которую все мы сохраняем в отношении тех, кто нас окружает. В общем процессе они могут исчезнуть. Их исчезновение означает устранение сопротивления и трений и добавляет выражению одного из наиболее мощных человеческих импульсов радостное возбуждение и энтузиазм. Результатом является определенное возрастание самости, в ходе которого человек чувствует свое единение с любым другим членом группы. Это не самосознание, которое исходит из противопоставления одной самости другим. В некотором смысле человек теряет себя в недрах группы и может получить такую установку, с которой он претерпит страдание и смерть за общее дело. Действительно, война устраняет из установки враждебности сдерживающие тенденции, но одновременно оживляет и мобилизует установку самоутверждения самости, которая слита со всеми другими самостями в обществе. Запрет на самоутверждение, несущий с собой осознание интересов других индивидов группы, к которой человек принадлежит, исчезает, когда это утверждение направляется против какого-то объекта общей враждебности или неприязни. Даже в мирное время мы ощущаем в себе, как правило, совсем слабое, если вообще хоть какое-нибудь, неодобре­ние надменности по отношению к людям другой национальности, и национальный самообман и принижение достижений других народов могут оказаться прямо-таки добродетелями.

Та же тенденция в разной степени проявляется и среди тех, кто объединяется против преступника или против партийного врага. Установки различия и противостояния между членами общества или группы временно отменяются или предоставляется большая свобода для самоутверждения, направленного против врага. Эти переживания пронизывают мощные эмоции, которые могут послужить для временной оценки того, что стоит за обществом в целом, по сравнению с интересами индивида, который ему противопоставлен. Эти переживания, однако, служат лишь тому, чтобы именно противопоставить значительность того, что стоит за группой, и жалкое первородство индивида, который отсекает себя от нее.

То, за что мы сражаемся, что мы все защищаем, что мы все утверждаем против клеветника, в определенной мере присуждает каждому наследие всех, тогда как находиться вне общества — значит быть обездоленным Исавом, вызывающим всеобщую ненависть. Самоутверждение, направленное против общего врага, подавляя противостояния индивидов внутри группы и, таким образом, отождествляя их всех в некоем общем усилии, есть в конечном счете самоутверждение сражения, в котором каждая из противостоящих самостей стремится к уничтожению другой и, поступая подобным образом, ставит своей целью собственное выживание и уничтожение других. Я знаю, что целями войн часто были какие-то идеалы, по крайней мере в сознании множества их участников; что сражения поэтому велись ради уничтожения не столько сражающихся, сколько какого-либо вредного института, например рабства; что многие вели кровавые войны за свободу и волю.

Однако все поборники вещей такого рода никогда не отождествляли собственные интересы с декларируемыми идеала­ми. Сражение необходимо для выживания правой партии и погибели неправой. Перед лицом врага мы достигаем конечной формы самоутверждения, будь то патриотическая национальная самость, партийная или схизматическая самость, институциональ­ная самость или просто самость рукопашной схватки. Это такая самость, существование которой призывает к поражению, покоре­нию и уничтожению врага. Это самость, которая находит свое выражение в живой сосредоточенной деятельности, протекающей в соответствующих условиях самого насильственного характера. Инстинкт враждебности, обеспечивающий эту самость структурой, когда он полностью пробуждается и вступает в соперничество с другими мощными человеческими комплексами поведения, связанными с инстинктами пола, голода, родительства и облада­ния, оказывается сильнее всех. Он также приносит с собой стимул к более легкой и — до поры до времени — более полной социализации, чем это в силах осуществить любая другая инстинктивная организация. Никакой иной мотив не объединяет людей с такой же легкостью, как наличие общего врага, в то время как общая цель инстинктов пола, обладания или голода приводит к мгновенному противостоянию; и даже общая цель родительского инстинкта может быть источником ревности.

Социализирующий механизм общей враждебности отмечен, как я указал выше, определенными изъянами. Поскольку он является господствующим инстинктом, он не организует другие инстинкты вокруг своей цели. Он подавляет их или временно приостанавли­вает их действие. Если сама враждебность может быть составляю­щей любого инстинкта, поскольку все они предполагают противо­стояния, нет никакого другого инстинктивного действия человече­ской самости, которое являлось бы составляющей непосред­ственно инстинктивного процесса сражения, в то время как борьба с каким-либо противником играет важную роль в осуществлении любой другой инстинктивной деятельности. В результате те, кто вместе сражается против общих врагов, инстинктивно склонны игнорировать другие социальные деятельности, в рамках которых естественно возникают противостояния между вовлеченными в них индивидами.

Именно это временное освобождение от социальных трений, которые присущи всем другим кооперативным деятельностям, и ответственно в значительной мере за эмоциональные всплески патриотизма, плебейского сознания и крайности партийной борьбы, так же как и за удовольствие от злобного раздувания сплетен и скандалов. Кроме того, в осуществлении этого инстинкта успех предполагает торжество самости над врагом. Высшая точка процесса — поражение определенных лиц и победа других. Цель принимает форму этого чувства возрастания самости и уверенности, которое приходит с сознанием этой самостью своего превосходства над другими. Внимание направляется на положение, которое эта самость занимает относительно других.

Затронутые здесь ценности — это ценности, которые могут быть выражены только в терминах интересов и отношений самости в ее отличии от других. С точки зрения одной группы антагонистов их победа есть победа эффективной цивилизации, в то время как другая рассматривает свою победу как победу либеральных идей. От Тамерланов, которые оставляют после себя пустыню и называ­ют ее миром, до воителей-идеалистов, сражающихся и умирающих за идеи, победа означает выживание одной группы лиц и уничто­жение других, а идеи и идеалы, за которые идет спор, неизбежно должны олицетворяться, чтобы появиться на полях сражений, возникающих из враждебного инстинкта. Война, какой бы она ни была — физической, экономической или политической,— предпо­лагает уничтожение физического, экономического или политиче­ского противника. Можно ограничить действие этого инстинкта определенными пределами и областями. В боксерских поединках, как и в старинных турнирах, уничтожение врага церемониально приостанавливается на определенной стадии боя. В футбольной встрече потерпевшая поражение команда оставляет поле победи­телю. Успешная конкуренция в наиболее острой своей форме устраняет конкурента. Победитель по результатам голосования вытесняет противника из сферы политического управления. Если борьба может быть a'outrance ⁵ внутри любой сферы и предполага­ет устранение врага из этой сферы, инстинкт враждебности имеет эту силу объединения и слияния соперничающих групп, но так как победа есть цель сражения и это победа одной партии над другой, предметы спора должны постигаться в терминах победителя и побежденного.

⁵ Беспощадной.— Прим. перев.

Другие типы социальной организации, вырастающие из других инстинктов — обладания, голода или родительства,— предполага­ют цели, которые не отождествляются как таковые с самостями, противостоящими другим самостям, хотя объекты, на которые направлены эти инстинктивные деятельности, могут быть поводом для проявления враждебного инстинкта. Социальные организа­ции, которые вырастают вокруг этих объектов, в значительной степени обязаны своим существованием механизмам сдерживания враждебного импульса, приводимым в действие другими группами импульсов, которые пробуждаются в тех же ситуациях. Обладание каким-то желанным объектом одним индивидом в семье или родовой группе есть повод для других членов группы напасть на него, но то, что он является членом группы, есть стимул для таких семейных и родовых откликов, которые препятствуют нападению. Это может быть подавление, которое просто приглушает продол­жающие тлеть антагонизмы, но можно встретить и такую социальную реорганизацию, при которой враждебности предо­ставляется некая функция, находящаяся под социальным контро­лем, как это имеет место в партийных, политических и экономиче­ских спорах, в которых определенные — партийная политическая и экономическая — самости вытесняются из данной области, оставляя ее другим, которые и осуществляют социальную деятельность. Здесь соперничество ограничивается, и в результате наиболее серьезное из зол — войны — предотвращается, тогда как соперничество сохраняет значение по крайней мере фактора приблизительного отбора. Соперничество рассматривается в неко­торой степени с точки зрения его социальной функции, а не просто как средство устранения врага.

По мере того как сфера конструктивной социальной деятельно­сти расширяется, сфера действия враждебного импульса в его инстинктивной форме сужается. Но это не означает, что реакции, образующие этот импульс, или инстинкт, прекратили функциони­ровать. Это означает, что импульс прекращает быть попыткой избавиться от раздражающего объекта, нанося ему ущерб или разрушая его, т. е. попыткой, направленной против другого социального существа, способного страдать и умереть — физиче­ски, экономически или политически,— подобного ему самому. Он становится попыткой справиться в сотрудничестве с другими импульсами с конкретной ситуацией путем устранения существую­щих препятствий. Можно сказать, что он сражается против своих трудностей. Сила изначального импульса не утрачена, но его целью теперь является не уничтожение какого-то лица, а такая социальная реконструкция, при которой могут найти свое полное и ничем не нарушаемое выражение более глубокие виды социальной деятельности. Энергия, выражавшаяся прежде в со­жжении ведьм, которых считали причиной чумы и напастей, расходуется теперь на медицинские исследования и совершенство­вание санитарии, и ее все еще можно назвать борьбой с болезнью.

Во всех этих переменах наблюдается смещение интереса с врага на реконструкцию социальных условий. Самоутверждение солдата и завоевателя становится самоутверждением конкурента в промышленной, деловой или политической сферах, само­утверждением реформатора, администратора, врача или другого социального функционера. Показатель успеха подобной самости зависит от изменения и построения социальных условий, которые и делают эту самость возможной, а не от завоевания и уничтоже­ния других самостей. Ее эмоции — это не эмоции массового сознания, основанного на подавлении индивидуальностей; они вырастают из совокупного интереса самых разнообразных пред­приятий, нацеленных на общую задачу социальной рекон­струкции. Реализовать подобного индивида и его социальную организацию сложнее; они подвержены значительно большим трениям, чем те, что вырастают из войн. Их эмоциональное содержание может и не быть столь же живым, но они являются единственным лекарством от войн и принимают тот вызов, который продолжающееся существование войн в человеческом обществе бросило человеческому разуму.

Дж. Морено. Социометрия ¹

¹ Публикуемый материал представляет собой три статьи из сборника. Moreno J. L. Sociometry, Experimental Method and the Science of Society. An Approach to a New Political Orientation. N. Y., 1951.

Русск. перев.: Морено Дж. Л. Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе. Подход к новой политической ориентации / Пер. с англ.

B. М. Корзинкина. Редакция перевода и предисловие М. Ш. Бахитова. М., 1958. C. 48—63, 178—188, 215—229.

Социометрия и другие социальные науки (1937)

Дата добавления: 2015-05-24