Боголюбский и его воинство Христово

Дальнейшему укреплению власти Боголюбского, конечно, поспособствовала бы еще и «маленькая победоносная война». Словно пересмотрев еще раз американский кино‑PR‑шедевр «Wag the Dog» («Хвост виляет собакой»), Андрей начинает и этот «военный проект». Причем неприятеля подбирает исключительно грамотно: начать усобицу с соседним русским князем – это уже не комильфо. Народ не поймет.

Что делает Андрей? Князь подбирает себе неприятеля. Идеальный противник с точки зрения PR – конечно, не брат – русский князь, а враг, который бы ни у кого положительных эмоций не вызывал однозначно. То есть – «поганые». Другой язык, другая внешность, одежда, и главное – «поганая», «нехристианская» вера.

Ближайшие нехристи нашлись недалеко, на Волге. Итак – военный поход православного князя Андрея против булгар в 1164 году.

Булгарское царство приняло ислам еще в X веке, и очередную экспедицию против этого волжского народа Андрей оформил как свой собственный Крестовый поход. Он взял с собой ту самую икону Богородицы работы святого Луки – духовенство шло пешее и несло ее под знаменами. Сам князь и все войско перед походом причащались... Им сопутствовала удача. Победа была приписана чудотворному действию иконы Богородицы. В память этого чуда было установлено празднество с водосвятием, которое утвердил сам константинопольский патриарх.

Приватизация идеологемы Христа... Как в XX веке сначала Троцкий и Сталин присвоят себе идеологию марксизма – каждый в своей собственной версии. Потом и Никита Хрущев приватизирует некое свое понимание марксизма. И так вплоть до Горбачева с его «возвращением к ленинским нормам». Нет числа примеров этому в истории. Любопытно, что люди как бы и понимают, что идею присвоили и использовали... Но слишком уж сильна идея, обычно она все равно действует.

Ну вот, «крышу снесло»

Видимо, Андрей Боголюбский решил, что под высшей защитой ему можно на Руси все. И стал выходить из им же созданного образа. Когда великий князь киевский по древнему обычаю посадил в Новгороде своего сына, Андрей собрал коалицию из 11 князей и пошел на Киев. У него было свое мнение о том, кто и как должен садиться на великокняжеский престол.

Выдержки киевлян хватило только на три дня. Великий князь бежал, Киев был взят и подвергся двухдневному разграблению. «Не было пощады ни старым, ни малым, ни полу, ни возрасту, ни церквам, ни монастырям. Зажгли даже Печерский монастырь. Вывезли из Киева не только частное имущество, но иконы, ризы и колокола», – отмечает хронист.

Как‑то не очень по‑христиански... Конечно, здесь была политическая целесообразность: после разграбления и унижения Киев уже не поднялся как столица всей Русской земли. Андрей посадил в нем своего младшего брата, определив, что в дальнейшем всегда будет сам решать, кому быть в исчезающей столице князем. Но политическая целесообразность начала разрушать тот образ христианского правителя, благодаря которому Андрею Боголюбскому удалось так много. Пастырь превратился в полицейского.

Имидж князя, охраняемого самим Богом, еще работал, но расплата не заставила себя ждать. Расправившись с Киевом, Андрей взялся за независимый Новгород. Обоснованием его действий стала теперь уже не апелляция к высшим силам, что в условиях Средних веков было для Руси оригинальным PR. Он опирался на традиционные, но не очень убедительные и лишенные всякого полета рассуждения, записанные суздальскими летописцами.

Вот одно из них: «Не будем говорить, что новгородцы правы, что они издавна от прародителей князей наших свободны; а если б и так было, то разве прежние князья велели им преступать крестное целование и ругаться над внуками и правнуками их?» Современному человеку этого и не понять: вроде все слова русские, а логика не улавливается. Новгородцам же было ясно, что суздальцы говорят: короче, плевать нам на ваши так называемые права и свободы.

Зимой 1170 года явилась грозная рать Андрея под Новгородом. Новгородцы бились храбро, однако потом стали ослабевать. Враги Новгорода, надеясь на победу, заранее делили по жребию новгородские улицы, жен и детей новгородских... «Но в одну ночь, – пишет летописец, – новгородский архиепископ Иоанн молился перед образом Спаса и услышал глас от иконы: "Иди на Ильину улицу в церковь Спаса, возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси на забрало стены, и она спасет Новгород". Он так и сделал.

Туча стрел посыпалась на него, из глаз у образа потекли слезы и упали на фелонь епископа».

Тут, согласно летописной легенде, на суздальцев нашло одурение (как в иные времена на Святополка Окаянного): они пришли в беспорядок и стали стрелять друг в друга. И побежали. Новгородцы наловили так много суздальцев, что продавали их за бесценок – в соответствии с нравами и бизнес‑практикой того времени.

Не правда ли, что‑то знакомое?

С близкой по духу легенды Андрей Боголюбский начинал свой путь. Но стоило ему разрушить образ христолюбивого государя, как, фигурально выражаясь, икона отвернулась от него.

Контрпропаганда XII века строилась более изобретательно, чем традиционно советская: «У нас в магазинах колбасы нет? А у вас негров вешают!»

Но тоже предполагалась некая симметрия в ответе... Эта новая легенда имела и важное политическое значение: в будущие времена ей предстояло поддерживать новгородцев в их противостоянии с суздальскими князьями.

Мораль: нельзя безнаказанно попирать законы пиара. Андрей Боголюбский вышел из созданного им образа – и тут же начал проигрывать. А созданное им PR‑ноу‑хау успешно применили против него... Не надо думать, что создав пиар‑прецедент, долго будешь оставаться его единственным владельцем ©.

Князь Андрей и Феодорец‑Белый Клобучок

В глазах подданных власть Андрея Боголюбского еще вроде бы сохраняла свою божественную природу, но в элите что‑то разладилось. Зарвался... Теперь его открыто называли «жестковыйным» – то есть не наклонявшим головы, заносчивым, гордым. Князь всегда держал голову немного откинутой, глядя на собеседников гордо, непреклонно. Когда вскрыли раку с мощами Андрея во Владимире, у скелета оказались сросшимися несколько шейных позвонков! Человек, похороненный в Успенском соборе, при всем желании не мог бы держать голову и шею иначе! Так что летописец в своем определении – «жестковыйный», назвал князя Андрея очень точно – шея у него и впрямь была крайне «жесткая», в самом буквальном смысле. Летописец, конечно же, имел в виду совсем другое, да и все окружающие были уверены – осанка князя доказывает вовсе не костную болезнь, а его страшное высокомерие, заносчивость...

Теперь ему и «жестковыйность» припомнили. Ну и чувство меры потерял.

Андрей Боголюбский выгнал из Ростова неугодного ему епископа и решил поставить «своего» епископа, Феодора. Князь хотел даже создать вторую митрополию на Северо‑Востоке, помимо киевской, и все с тем же Федором, «своим человеком» во главе. Получилось плохо, потому что патриарх константинопольский новую митрополию основывать отказался.

Федору пришлось ехать в Константинополь, где он все‑таки выхлопотал себе посвящение хотя бы в епископы ростовские. Жить, по желанию Андрея, он стал во Владимире, и столица князя обрела новый статус.

Тут бы Федору стать смиреннее и просто гибче, поехать бы на поклон к митрополиту Киевскому. А тот возгордился, как и его шеф. Не поехал за благословением в Киев, считая достаточным поставление в епископы от патриарха.

Через голову непосредственного начальника – не по уставу как‑то... Местное духовенство достаточным это не посчитало и перестало подчиняться Федору. Народ волновался.

К тому же Федор отказался отправить жену в монастырь. Такова была обычная практика – епископу «подобает девство», и если священник становится епископом, то жену – в монастырь, дело житейское.

За свое «преступление» Федор получил в народе презрительную кличку «Феодорец – Белый Клобучок» – белый клобук подобал священнику, имеющему приход и живущему в нем с женой. Эдак уменьшительно‑пренебрежительно.

Федор ответил репрессиями: закрыл церкви и запретил богослужение. В духе времени в подвале своего дома он мучил непокорных игуменов и пойманных «обидчиков» – тех, кто обзывал его «клобучком». Федор собственноручно рвал монахам бороды, рубил священникам головы, выжигал глаза, резал языки.

Репутация у «Феодорца – Белого Клобучка» сложилась такая, что и Андрей им пожертвовал, увидев, как растет народное возмущение. Отправил к киевскому митрополиту, а тот поступил жестоко, но справедливо: приказал отрубить злодею правую руку, отрезать язык и выколоть глаза. Вполне византийское, хотя и совсем не христианское решение проблемы.

Так что с церковной автономией у Андрея не получилось. Хотел как лучше: усилить свой имидж боголюбивого князя, которого поддерживает Церковь... А получилось как всегда – поддержал явного преступника. Имидж только ухудшился.

С родней тоже вышли проблемы.

Не желая междоусобиц, Андрей изгнал из Ростово‑Суздальской земли трех младших братьев, и они вместе с матерью – византийской, кстати, царевной – отправились на ее историческую родину. Император принял их по‑родственному тепло.

Потом Андрей изгнал с родных земель бояр, в чьей лояльности сомневался. Личная власть князя вроде бы укреплялась, но одновременно росла «внешняя» оппозиция. Противники князя были далеко, и никто не мешал им строить планы его свержения.

Много позже, в XVII веке, французский король Людовик XIV построил под Парижем большой дворцовый комплекс, Версаль, и собрал там всю знать Франции, чтобы держать ее под постоянным контролем. А раньше те сидели по своим родовым замкам – Бургундиям, Нормандиям, Гасконям иль Провансам – и от безделья плели заговоры... Король кормил и поил своих аристократов, устраивал для них беспрерывные балы и фейерверки, а в нужный момент кого‑то оперативно отправлял на войну, благо воевала Франция в те времена постоянно. Все это делалось для того, чтобы аристократия всегда находилась на глазах, и в королевстве не зрело никаких заговоров. Но это ноу‑хау гораздо более поздних времен, и Боголюбскому оно было неведомо.

О том, насколько призрачным стал былой благочестивый имидж князя, свидетельствует такой эпизод.

После одного переворота в Киеве Андрей отправил туда своего приближенного, чтобы тот изгнал заговорщиков из столицы, разослав их в разные концы Руси.

«А Мстиславу скажи так: ты всему зачинщик – я не велю тебе быть в русской земле», – давал указание Боголюбский.

Не пройдет и восьмисот лет, как вот так же отправят в эмиграцию «иудушку» Троцкого. То есть Андрей Боголюбский был настолько уверен в своих силах, что полагал: одного его слова будет достаточно.

Но времена уже были не те.

В гордом Мстиславе не было показной покорности Льва Давидовича перед волей партии.

Он приказал посланцу Андрея остричь волосы на голове и бороде (страшное оскорбление для Руси тех времен) и сказал: «Передай от нас своему князю вот что. Мы тебя до сих пор считали отцом и любили, ты же прислал к нам такие речи, что считаешь меня не князем, а подручником и простым человеком. Делай, что замыслил. Бог всему судья!» (Типа, ты за кого меня, братец кролик, принимаешь? Я, понимаешь, полноценный партнер по АО «Киевская Русь», а не на зарплате у тебя тут сижу!)

Боголюбского уже укоряли перед Богом. И это не могло хорошо закончиться.

ЛЮДОВИК XIV (1638‑1715) – мог быть жесток, двуличен или равнодушен, но никогда не был груб. Его принцип – добиваться своего, не унижая подданных. Непрерывная череда дорогостоящих церемоний, которыми король окружал себя, была своеобразным дворцовым PR. При «короле‑солнце» расцвели искусства и истощилась казна

Дата добавления: 2015-05-08