Шерлок, Люпен и я. Последнее действие спектакля 2 страница

Я опустилась наконец на сиденье и только тут поняла, что со мной происходит: мы действительно едем в Лондон!

Папа уже уткнулся в свою газету, а мистер Нельсон достал из жилета книжечку американского писателя Эдгара Аллана По, который, как он сказал, ему нравится, но вряд ли годится для меня.

Я вспыхнула. Терпеть не могла, когда кто-то решал за меня, что мне годится, а что нет. Но я тут же забыла о своём недовольстве, потому что меня привлёк чудесный пейзаж за окном – бескрайняя зелёная равнина и лишь кое-где на горизонте волнистые очертания невысоких холмов.

– Всего несколько лет назад… – проговорил вдруг папа, опуская газету и тоже глядя на прекрасную французскую равнину. – Да нет, что я говорю, совсем недавно, когда мне было столько же лет, сколько тебе, на такую поездку требовалось по меньшей мере два дня. И две смены лошадей. Не говоря уже о бесконечных задержках и остановках, чтобы поесть, поспать, сдать почту…

Тут я, вспомнив о своём письме Шерлоку, взглянула на мистера Нельсона, и он еле заметно кивнул.

Значит, письмо уехало раньше нас, мой друг предупреждён о нашем приезде.

– А теперь, смотрите… Какой прогресс!

Поезд ненадолго остановился в Амьене. Тут вошло и вышло очень много пассажиров. Высунувшись в окно, я увидела, что синий поезд переполнен людьми и вещами, и только мы трое ехали в отдельном купе.

Через три часа мы прибыли в Булонь.

– А теперь что? – спросила я папу.

– А теперь следуй за мной, – коротко ответил он, словно я была одной из его служащих. Я не обиделась. Я видела, что глаза у него блестят от восторга, как у мальчишки, и знала, что понимание человеческой души, особенно детской, не самое сильное его свойство. Мы с папой либо понимали друг друга с полуслова, либо совсем не понимали.

Мистер Нельсон удалился, получив категорический приказ проверить наш багаж.

– Сюда, если не ошибаюсь, – сказал папа и решительно направился к выходу из вокзала.

Мы вышли на небольшую площадь, заполненную колясками и пассажирами, и он огляделся, явно соображая, куда идти.

– Ну конечно, вот сюда! Теперь вспоминаю! – воскликнул он и уверенно направился в сторону улочки, которая вела к порту.

– Папа! – окликнула я его. – А мистер Нельсон?

Он остановился внезапно, словно солдат, которому выстрелили в спину.

– Ах да! – воскликнул он, оторвавшись от своих мыслей. – Куда он делся?

Наш дворецкий вскоре догнал нас, отряхивая перчатки.

– Багаж отправлен на паром, мистер Адлер. – Но папа даже слушать его не стал, а снова поспешил вперёд, успокоившись, что мистер Нельсон рядом со мной.

– Что это с ним происходит? – удивилась я.

– А с вами, мисс Ирэн? – спросил мистер Нельсон.

Я посмотрела на него. Возможно ли, что он догадался, о чём я думаю?

– Я думаю о Лондоне, – ответила я, с интересом ожидая, что он скажет.

– О Лондоне? – переспросил он, улыбаясь. – Или о ком-то, кто живёт там?

И мы вместе поспешили следом за отцом.

– На самом деле я думаю о двух людях. Не об одном.

– Ах, мисс Ирэн! – полушутя рассмеялся Гораций Нельсон. – Вы выбираете друзей, не очень подходящих для такой молодой девушки. И рано или поздно сведёте с ума вашу добрую маму, вы и сами понимаете это, не так ли?

Вместо ответа я в свою очередь задала вопрос:

– А какие у меня должны быть друзья, мистер Нельсон? Дочери маминых подруг? Упаси боже! Неужели вы хотите, чтобы я с утра до вечера только и говорила что о замужестве, туфлях и шляпках?

– Если и в самом деле хотите знать моё мнение, мисс Ирэн… То я не думаю, что вы созданы для подобных интересов. Но, может быть, вы всё же могли бы найти что-то другое, не связанное с преступлениями и убийствами…

– Шерлок и Люпен не преступники, – возразила я.

– Я не говорил этого, – добродушно возразил мистер Нельсон. – Но думаю, мне не стоит продолжать, не так ли?

– Что вы имеете в виду, мистер Нельсон?

– Только то, что видел, мисс Ирэн. Желаю, чтобы у вас был случай встретиться с вашими друзьями. И желаю, чтобы эта встреча не стала началом…

Нас прервало громкое восклицание отца, остановившегося посреди улицы, шагах в пятидесяти от нас.

– Чёрт возьми! Не могу поверить! – Он стоял возле старого, полуразрушенного здания. – Это была лучшая гостиница в городе! – сказал он, указывая на заведение, явно пришедшее в упадок. – Я был здесь мальчиком, много лет назад, приехал вместе с отцом, и, поверьте мне, никогда в жизни я больше не ел такой вкусной утиной грудки, как тут.

Я рассмеялась. Отец посмотрел на меня, и его усы стали топорщиться от негодования, когда он услышал мой смех.

– Это трагедия, поверь мне! Самая настоящая трагедия! – воскликнул он.

– Ты бы посмотрел на себя, папа! – ответила я, продолжая смеяться.

Он вытаращил глаза, но, увидев наконец, что и мистер Нельсон с трудом сдерживает улыбку, тоже рассмеялся.

И все вместе, смеясь, мы весело отправились ужинать в ресторан на пристани, где вместо утиной грудки получили удовольствие от великолепных запечённых с картофелем свиных ножек.

Глава 4. Странная встреча

Несколько часов провели мы с отцом на борту парома. Я навсегда запомнила то, как молча любовались мы морем, наблюдая, как взлетает, а затем разрезает волны нос судна, идущего на опасной скорости.

– Пятнадцать узлов, дочь моя! По меньшей мере пятнадцать узлов! – повторял отец каждый раз, когда волны поднимали и опускали судно, вздымая множество брызг.

Мистер Нельсон предусмотрительно предпочёл остаться внутри парома, и если бы наш крепкий чернокожий дворецкий мог побледнеть из-за морской болезни, то, думаю, мы увидели бы это.

Я радовалась свежему ветру, трепавшему мои волосы, и дышала чистым морским воздухом, вспоминая недавние каникулы и всё, что тогда произошло.

Как и многие другие пассажиры, стоя на носу, я всматривалась в горизонт, надеясь увидеть берег Англии, и даже поспорила сама с собой, что первой воскликну «Земля!».

Но постепенно становилось всё холоднее, небо заволокли тучи, и начал накрапывать дождь.

– Лучше спуститься вниз, – предложил отец, – если не хотим провести в постели все следующие дни.

Он был прав, конечно, и мне пришлось отказаться от своего пари.

Мы сели за столик, нам подали горячий чай и сдобное печенье. Мистер Нельсон спустился на самую нижнюю палубу парома, откуда не видны бурные морские волны. Я заметила, что, уходя, он оставил на скамье книжечку того американского писателя, мистера Эдгара Аллана По. Я не растерялась и тут же, завладев ею, принялась читать.

Папа завёл разговор с какими-то явно деловыми людьми и продолжал его до тех пор, пока паром не начал замедлять ход.

– Приехали! – послышались со всех сторон восклицания, и те, кто оказался на судне впервые, поднялись из-за столов и с волнением смотрели на берег.

Мне стоило некоторого труда оторваться от книги: этот американец отлично писал, чёрт возьми, и его рассказ напугал меня до смерти!

Я посмотрела в иллюминатор. Солнечный луч, прямой и острый, как лезвие, прорезал тучу, осветив знаменитые белые меловые скалы на побережье Дувра.

Я смотрела на них, едва не открыв рот от изумления. Это была Англия. Из всех пассажиров я первая увидела её, но какая-то дама, стоявшая впереди меня, через несколько секунд после того, как появились скалы, воскликнула, обращаясь к мужу:

– Земля! Смотри, Филипп! Да нет, вон там! Прибыли!

И сразу же после того, как скалистое побережье приветствовало нас, тучи снова сомкнулись над паромом.

Я спускалась по трапу, воображая себя знаменитостью или, вспомнив отца Люпена, цирковой артисткой. Трап слегка покачивался под ногами пассажиров, которые шли не спеша, потому что рассматривали толпу встречающих и моряков, заполнявших пристань. Мистер Нельсон, наверное, первым сошёл на землю, и едва ступил на неё – перекрестился.

Папа, шедший следом за мной, объяснил, что теперь нам остаётся только сесть в поезд, который отвезёт нас из Дувра на лондонский вокзал «Виктория», и таким образом, потратив на дорогу всего один день, мы прибудем в столицу британской империи.

– Нет, ты представляешь, всего за один день мы переместились из одного города в другой и даже в другую страну!

Таможенный контроль прошёл ещё на пароме, быстро и в то же время пугающе: эти люди в форме, изучавшие мои документы, а потом и моё лицо, эти нескончаемые мгновения, когда они молчали, а мне казалось, что решают мою судьбу, судьбу моего отца и мистера Нельсона.

И вдруг:

– Добро пожаловать в Англию, мисс! – услышала я слова, произнесённые со смешным акцентом – оказывается, английское произношение отличается от американского!

Чайки летали низко, лавируя между горами чемоданов, выгруженных с парома, и якорными цепями. А вокруг гудела толпа – моряки, пассажиры, и тут же кэбы, ожидающие пассажиров.

Спустившись на берег и обрадовавшись концу путешествия, первое, о чём я подумала, что английская земля точно такая же, как французская, хотя прекрасно понимала, что мысль эта довольно глупая. Мистер Нельсон присоединился к нам, и мне показалось, что за время переезда он похудел на несколько килограммов. Мы двинулись по пристани в поисках экипажа, который отвёз бы нас на вокзал.

Оглушённые шумом и сумятицей, царившей в порту, мы оказались в самой гуще толпы, которая на какой-то момент разъединила нас.

Краем глаза я заметила портового охранника, который торопливо указывал на кого-то или на что-то на пристани, но вокруг находилось так много разных других людей, которые тоже отдавали приказания направо и налево, что я не придала этому значения.

Оглядываясь в поисках папы и Горация, я поняла причину возникшей суматохи – ловили какого-то попрошайку, судя по лохмотьям и капюшону, а он бежал прямо ко мне. Портовая стража снова окликнула его и кто-то даже попытался задержать, но он дважды очень ловко вывернулся и, неожиданно подскочив ко мне, схватил за руку и пристально посмотрел на меня горящими, словно кошачьими глазами. Я вздрогнула, решив на миг, что оказалась в одной из страшных историй мистера По.

Я так перепугалась, что у меня буквально подкосились ноги, и я упала на мостовую. Попрошайка отпустил мою руку и, перепрыгнув через меня, исчез в толпе.

– Ирэн! – вскрикнул отец, побледнев, бросился ко мне и помог подняться. – Ирэн, что с тобой? Ты в порядке?

– Да, да, – еле пролепетала я, приходя в себя от страха.

– Мисс Ирэн!

– Гораций, чёрт побери! – набросился на него встревоженный отец. – Я же велел тебе не выпускать её из виду!

Никогда ещё я не слышала, чтобы он говорил с мистером Нельсоном в таком тоне.

– Простите, мистер Адлер. Я… я на мгновение отвлёкся и…

– Он не виноват, – сказала я… – Это всё убегавший попрошайка…

– Проклятое ворьё! – рассердился отец, оглядывая меня.

– Украл что-нибудь? Всё на месте?

Проверив карманы и полотняную сумку, я с удивлением убедилась, что ничего не пропало. Всё вроде бы на месте.

– Нет, ничего не взял.

– Точно?

Я кивнула.

В самом деле, попрошайка ничего не украл. Скорее поступил совсем наоборот.

Я обнаружила это уже в поезде по пути в Лондон после того, как папа высказал портовым охранникам в Дувре своё возмущение, а мистер Нельсон обрёл свой обычный цвет кожи.

Я открыла сумку, чтобы вернуть дворецкому его дьявольскую книжечку, и вдруг обнаружила сложенный вдвое лист бумаги. Я не помнила, чтобы брала с собой какую-то бумагу или записку, и с удивлением развернула её. И тут сердце моё чуть не выскочило из груди: я мгновенно узнала почерк Шерлок Холмса.

– О… вот негодяй! – возмутилась я.

Выходит, это его пристальный взгляд так напугал меня на пристани?

Я не сразу пришла в себя от удивления, когда прочитала немногие строки, которые он написал. Никакого приветствия, никакого «Моя дорогая Ирэн», лишь весьма решительный тон:

Надеюсь, что за прошедшие недели ты не настолько обуржуазилась, чтобы ожидать «традиционную» встречу! Так или иначе, добро пожаловать в старую Англию. Наш общий друг Арсен Люпен по счастливому стечению обстоятельств находится в Лондоне вместе с отцом. Встречаемся в кафе «Шеклтон», на Карнаби-стрит, 11, в понедельник утром ровно в 10. Мы с Люпеном будем там!

Глава 5. Божественная Офелия

В ту ночь я почти не спала. Номер в гостинице «Клариджиз» оказался роскошный во всех отношениях, а кровать мягкая, словно взбитые сливки. Но слишком многое волновало меня, чтобы я могла уснуть. Перед глазами так и стоял этот дуврский попрошайка, то есть Шерлок Холмс, и я всё повторяла слова его короткой приветственной записки.

Думая о том, что произошло на пристани, я испытывала двойственное чувство: и негодование из-за того, что Шерлок разыграл меня, и восхищение оригинальностью и смелостью его поступка.

Когда же удавалось отвлечься от мысли о моём лондонском друге, тотчас всплывали в памяти другие лица. Люпен, увидеть которого так скоро я, конечно же, и не надеялась… И Офелия Меридью – её портрет в газете, и я радовалась, что увижу её теперь наяву и услышу уникальный голос, завораживающий весь мир. А ещё представлялось мамино лицо, строгое и упрямое, каким запомнилось в последний момент нашего расставания в Париже. Лишь на рассвете я ненадолго уснула неглубоким, тревожным сном, а когда, открыв глаза, увидела свет, проникавший сквозь парчовые шторы, решила подняться с кровати.

Спустившись в холл, я сразу же увидела отца, он был в прекрасном расположении духа. Папа крепко меня обнял.

– Я послал маме телеграмму, – сообщил он, целуя меня в лоб. – Всё в порядке, она может спокойно приехать к нам.

Я улыбнулась в ответ и, посмотрев на отца с искренним восхищением, подумала, как же нам с мамой повезло, что рядом с нами такой добрый и заботливый человек.

– Ты удивилась, наверное, почему я не настоял на том, чтобы она поехала с нами, – продолжал отец, подводя меня к столику в ресторане. – Просто я хорошо знаю твою маму и понимаю, что иногда нужно уступить ей, чтобы она сама приняла решение. Если настаивать, будет только хуже, а так обычно, спустя несколько часов, она понимает, что прав я! – заключил он, радуясь, что может поделиться со мной такими соображениями.

Мы сели за столик и заказали пантагрюэлевский завтрак по-лондонски. И пока расправлялись с яичницей, сосисками и рисом с треской и специями, папа рассказал о планах на сегодняшний день. Он считал, что мы ни в коем случае не должны устать к вечеру. И предложил прогуляться по Лондону в кэбе, а потом, прежде чем отправиться в театр, ограничиться лёгким ужином в гостинице.

– Это единственный способ не устать к вечеру, понимаешь, Ирэн? – объяснил он мне, откусывая намазанный маслом хлеб. – Ты должна отдохнуть, и голова должна быть свежей. Искусство божественной Офелии Меридью заслуживает этого!

Я кивнула, захваченная папиным энтузиазмом, и тут же удивилась какому-то необычному шуму – поблизости раздалось нечто среднее между мычанием и клокотанием кипятка. Я обернулась и поняла, что так странно смеётся ещё более странный человек, сидевший за соседним столиком, – высокий, тучный, с круглым лицом, обрамлённым густой каштановой бородой, в ярко-синем фраке. Мне показалось, он смотрит на нас с папой. Да так оно, собственно, и было.

– Мистер прав! – сказал он на ломаном английском, когда я встретилась с ним взглядом. – Совершенно прав!

– Рад слышать это, сэр, – ответил отец, протягивая в его сторону в знак приветствия чашку с чаем.

Огромный человек снова рассмеялся и представился. Незнакомец оказался русским – князь Сергей Голицын, который специально приехал в Лондон из Санкт-Петербурга на последний спектакль с участием Меридью.

Они с отцом увлечённо заговорили об оперной музыке, и я с удовольствием слушала их оживлённый разговор о бельканто.

– Не знаю, самый ли он великий композитор всех времён, но определённо мой самый любимый! – сказал папа, когда разговор зашёл о Джузеппе Барцини.

– Согласен с вами, друг мой! – ответил князь. – И подумать только, что ещё несколько лет назад я был в числе тех неверующих, которые считали, что маэстро кончился. А ведь какое заблуждение, друг мой!

– Не стоит так упрекать себя, сэр, – деликатно возразил папа. – Нельзя не признать, что в какой-то момент действительно казалось, будто вдохновение покинуло великого Барцини. Но потом…

– Потом он выставил дураками всех, кто думал, как я, друг мой! – прервал его князь.

Тут рассмеялись мы все трое.

– В самом деле, последние две оперы маэстро великолепны, в них столько силы, энергии! – согласился папа.

– Ну конечно! – продолжал Голицын. – У этого гения открылось, как говорится, второе дыхание, поверьте мне, дорогой друг!

Сказав это, князь поклонился нам и снова обратился к своей тарелке с внушительной порцией сосисок.

Знакомство с князем Голицыным привело папу в отличное расположение духа, и дальше время в ожидании великого события, предстоявшего после ужина, пролетело очень весело и быстро.

Во время долгой прогулки я рассматривала из кэба улицы Лондона и немало подивилась. Город показался мне не таким красивым, как Париж. Но здесь, словно в едином бурлящем котле, соседствовали самые различные элементы – от мелких до грандиозных, и это создавало ощущение огромной жизненной силы, которая произвела на меня необычайное впечатление.

Вернувшись в гостиницу, мы довольно легко и быстро поужинали бульоном с отварной говядиной, и я отправилась в свой номер переодеться. Вечер предстоял совершенно особый, мне хотелось выглядеть подобающим образом, и, прихорашиваясь, я целый час провела у зеркала. Когда усмиряла последний, непослушный завиток, в дверь постучали.

– Ирэн, пора ехать! – сказал папа. – Кэб ждёт нас!

Я бросила на себя ещё один взгляд и, решив, что непокорный завиток станет сегодня вечером моей «оригинальной ноткой», поспешила к папе.

До сих пор помню, каким восторгом засияли его глаза, когда я открыла ему дверь и он увидел меня в вечернем платье бледно-василькового цвета.

– Ирэн! Ты просто восхитительна! – воскликнул он, беря меня под руку.

Возле гостиницы к нам поспешил мистер Нельсон и провёл к кэбу. Поездка заняла минут десять, и вот мы уже у парадного подъезда в Королевский оперный театр, самый знаменитый, – «Ковент-Гарден» – и вместе с оживлённой публикой поднимаемся по широкой лестнице. Я чувствовала себя необыкновенно легко, будто за спиной выросли крылья, а сердце билось как никогда.

У входа в театр папа встретил весьма элегантного мужчину с густыми седыми бакенбардами. Это оказался мистер Джабкинс, богатейший лесоторговец, который в тот вечер ждал нас в своей ложе. Папа рассыпался в благодарностях, которые поначалу, честно говоря, мне показались даже чрезмерными.

Но стоило лишь войти в театр, как я поняла, что ошиблась. В фойе, элегантном и строгом, в соответствии со вкусом англичан, казалось, и в самом деле собрался весь цвет старой Европы.

Между высоких мраморных колонн я увидела пожилых господ в дипломатических мундирах, дам, увешанных невообразимыми драгоценностями, курсантов военных училищ, молодых отпрысков знатных семей и важных, тучных господ во фраках…

Было очевидно, что находиться здесь в эту минуту – особая привилегия, которая даётся лишь очень немногим, только тем кому повезло.

Мы с папой обменялись приветствием с жизнерадостным князем Голицыным, при этом я заметила, что взгляды многих обращены к трём фигурам, стоявшим в стороне.

Я тоже посмотрела туда и в одном из собеседников узнала маэстро Джузеппе Барцини с его пышной седой шевелюрой.

Двое других мужчин выглядели намного моложе него, и я не знала, кто это. Какая-то дама, стоявшая рядом, заметив очевидно, что я с нескрываемым любопытством смотрю на них, шепнула мне:

– Высокий юноша с чёрными усами – это Альфред Санти, секретарь Барцини! Говорят, необыкновенно талантливый молодой человек. А блондин – новый любимец маэстро, некий Анри Дюваль. Француз!

Я поблагодарила миссис за эти сведения и принялась наблюдать за молодыми людьми, которых мне только что назвали. Таким образом я невольно оказалась свидетельницей забавной сцены. Какой-то невысокий человек во фраке с цилиндром в руке представился Барцини, желая выразить ему своё уважение, и тот горячо поблагодарил его. Молодые секретари маэстро, в свою очередь желая ответить на приветствие незнакомца, так дружно склонились в поклоне, что стукнулись лбами.

Я едва успела зажать рукой рот, чтобы сдержать смех. А молодым людям, напротив, было совсем не смешно. Санти горячо выразил французу своё возмущение, и тот, покраснев, ответил ему так же резко. Пришлось вмешаться Барцини, чтобы утихомирить их. Молодые люди умолкли, но продолжали обмениваться гневными взглядами.

Я хотела было рассказать папе об этом смешном эпизоде, но тут публика в фойе загудела.

– Идёт!

– Это она!

– Королева!

Несколько пажей в ливрее раздвинули толпу. Мы с папой ещё никогда не видели вблизи коронованную особу и с волнением смотрели на неё. А затем вместе со всеми присутствующими поклонились королеве Англии Виктории.

После прохода монаршей особы толпа, собравшаяся в фойе, медленно перетекла в зрительный зал. Мистер Джабкинс подошёл к нам с папой и проводил в свою ложу, где в этот вечер собралось немало народу. Ложа находилась в прекрасном месте.

Я достала из шёлковой сумочки театральный бинокль и принялась рассматривать зал. Партер внизу походил на волнующееся озеро. Настраиваемые в оркестровой яме инструменты словно озвучивали нарастающее ожидание публики.

Я рассматривала украшенные цветами ложи и вдруг встретилась взглядом с молодой женщиной, сидевшей в другом конце зала, которая смотрела прямо на меня. Очень элегантная дама с бледным, тонким лицом. И тут в моей памяти словно сработал какой-то тайный механизм. Я почему-то вспомнила, как совсем недавно, летом, в Сен-Мало мимо меня промчалась карета…

Я вздрогнула. Я уже видела эту женщину!

Но тут свет стал гаснуть, и зрительный зал погрузился в темноту. Открылся занавес, и странное впечатление, связанное с этой женщиной, стёрлось из памяти.

На сцене появилась божественная Офелия.

Глава 6. В городских трущобах

Мне не найти слов, чтобы рассказать о переживаниях, охвативших меня в тот вечер, когда я слушала Офелию Меридью. И хотя в дальнейшем музыка всегда занимала немалое место в моей жизни, я никогда больше не испытывала такого глубокого волнения и восхищения, как в тот раз.

На сцене представляли оперу Джузеппе Барцини «Заговор судьбы», в которой рассказывалась трагическая история любви. Завершалась она тем, что героиня, превратившись в белоснежного ангела, навсегда расставалась со своим возлюбленным.

Когда шла эта последняя сцена, я смотрела на Офелию в бинокль, и меня поразили её огромные глаза, полные тревоги. Это была не искусная актёрская игра, а подлинное тревожное волнение, едва ли не испуг.

Выйдя из театра, и потом, пока ехали в кэбе, мы с папой молчали, лишь иногда вздыхали. Слишком потрясла нас печальная история, представленная на сцене.

И тот факт, что Леопольд Адлер не был моим настоящим отцом, как я узнала позднее, не имел никакого значения, потому что мы были с ним близки, как настоящие отец и дочь, во многих других, более важных вещах, чем внешнее сходство. И при всём этом оставались очень похожими.

Подтверждение тому, что «Заговор судьбы» оставил в моей душе глубокий след, я получила несколько часов спустя, поздно ночью, когда смогла наконец уснуть, – мне приснилась Офелия Меридью.

В белоснежном ангельском одеянии, как в последней сцене оперы, она шла мне навстречу по огромному, окутанному туманом лугу. Я снова увидела её испуганный взгляд, который так поразил меня в театре. Офелия приблизилась ко мне и шепнула:

– Помоги мне!

Я потянулась к ней, желая обнять, но она превратилась в лёгкий силуэт, растаявший в тумане. Я бросилась было за ней, но меня окутали плотные облака. На этом сновидение окончилось, и я погрузилась в крепкий и долгий сон. Даже слишком долгий, по правде говоря.

Когда открыла глаза и взглянула в окно, поняла, что уже позднее утро. Ещё никогда в жизни я не просыпалась с таким странным ощущением, как в тот раз. Мне показалось, будто я несколько часов находилась в какой-то необыкновенной, нереальной сфере, куда переместила меня музыка Барцини и голос великой сопрано. А теперь сфера лопнула, выпустив меня в реальный мир, где время течёт нормально. Это произошло утром в понедельник.

– Шерлок! Люпен! – воскликнула я и, вскочив с кровати, раздвинула шторы и посмотрела на часы.

Половина десятого! Через полчаса я должна быть на Карнаби-стрит, чтобы встретиться с друзьями. Мне не хотелось выглядеть перед ними глупой ломакой, заставляющей ждать на свидании, и я поспешила. Нескольких минут хватило, чтобы привести себя в порядок. Папы в его номере не оказалось, очевидно, он уже спустился к завтраку.

Я сбежала по лестнице, но не нашла его и в ресторане. В растерянности я металась по отелю, пока не обнаружила отца под лестницей, где находился телеграф. Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: в сравнении со вчерашним вечером настроение у него совсем другое. Он выглядел очень обеспокоенным.

– Вы уверены? Проверьте ещё раз! – говорил он телеграфисту.

– Простите, мистер, но я повторяю: никакого сообщения из Парижа для вас нет, – ответил тот.

– Твоя мама… – произнёс папа, обращаясь ко мне и не тратя времени на приветствие. – Я просил её подтвердить свой отъезд из Парижа, но… ничего нет!

Мне хотелось успокоить его, но уже не оставалось времени.

– Папа, это просто недоразумение. Не волнуйся! – сказала я и попросила позволения встретиться с друзьями на Карнаби-стрит.

– Хорошо, дорогая, – согласился папа, пытаясь улыбнуться. – Но только вместе с мистером Нельсоном, и ни в коем случае не отходи от него, договорились?

Я обняла папу, никак не реагируя на этот совет, и выбежала на улицу. Гораций стоял у входа и курил трубку. Я попросила его как можно быстрее найти кэб. Наш дворецкий, как всегда, постарался, и уже через несколько минут мы сидели в небольшом кабриолете.

Я пообещала кучеру хорошо заплатить, если он привезёт меня на Карнаби-стрит к десяти часам. Он постарался, но лондонские пробки не позволили ему совершить чудо, так что, когда, пробравшись сквозь рыночную толпу, мы подъехали к кафе «Шеклтон», я опаздывала уже минут на десять. Но я всё рано дала кучеру хорошие чаевые – он ведь старался! – и вышла вместе с Горацием из кэба.

Мы словно окунулись в яркий рыночный мир с его разнообразными красками, запахами, призывными криками торговцев. Несмотря на шумное многолюдье, я сразу разглядела на другой стороне улицы высокого мальчика в лёгкой шерстяной накидке. Сердце моё вздрогнуло. Это был Шерлок Холмс.

Мистер Нельсон тоже увидел моего друга и обернулся ко мне. Я прочитала в его взгляде: «Не беспокойтесь, мисс Ирэн, я всё понял. Постарайтесь только не попасть в какую-нибудь переделку!»

– Буду ждать вас здесь с кэбом ровно в полдень, договорились? – произнёс Гораций, намереваясь удалиться.

– Договорились! – согласилась я и обняла дворецкого, нисколько не задумываясь о том, что воспитанная девочка ни в коем случае не должна была бы делать ничего подобного.

Я была счастлива вновь увидеть моих лучших друзей и охотно обняла бы и Шерлока, но сначала он должен был кое за что ответить.

– Здравствуй, Холмс, – сказала я подчёркнуто ледяным тоном. – Вижу, ты успел привести свою одежду в порядок, рада за тебя! Хотя, знаешь, лохмотья попрошайки очень даже идут тебе!

Шерлок рассмеялся, высоко запрокинув голову.

– С приездом, Ирэн Адлер! – приветствовал он меня. – Выходит, ты и впрямь обуржуазилась, как я и опасался!

– Не так уж чтобы очень, раз я всё-таки здесь! – с каменным лицом ответила я.

Шерлок промолчал. Я заметила, как наморщился у него лоб, очевидно, он соображал, действительно ли я обиделась на него за тот небольшой спектакль, который он устроил в дуврском порту. Открыл было рот, думая что-то сказать, но опять промолчал. Он действительно находился в затруднении. И тогда я решила, что отмщена.

– Послушай, а может, подождём Люпена в кафе? – предложила я. – Угостишь меня чем-нибудь вкусным и расскажешь, как тебе пришло в голову устроить этот маскарад в Дувре.

– Отличная мысль! – подхватил Шерлок и заулыбался.

Мы вошли в кафе. В этом старом деревянном, почерневшем от времени заведении стоял чудесный аромат колониального кофе. Осмотревшись, я увидела за столиками дюжих возниц, подкреплявшихся перед поездкой, девиц сомнительного толка, пивших кофе, и рыночных торговцев, зашедших перекусить. В своём письме Шерлок обещал показать мне «самые неподобающие и не рекомендуемые для посещения места в городе», и я подумала, что он весьма похвально держит слово.

Мой друг, заказав пару чашек горячего шоколада, подхватил две табуретки.

Дата добавления: 2015-05-08