Научное паникерство и массовая паранойя

Заметная роль, которую конспирологические теории играют в американской политике и культуре, вызвала массу озабоченных дискуссий в последние годы, не последней причиной которых послужил взрыв в Оклахоме и появившиеся после этого паникерские разоблачения, связанные с ростом числа параноидальных владельцев оружия. В добавление к кажущемуся бесконечным наплыву телевизионных документальных фильмов, с чувством смакующих одни и те же старые теории и персоналии во имя заинтересованного расследования, появились многочисленные редакционные статьи в газетах и темы номера в журналах от Newsweek до Z Magazine во Всемирной паутине, в которых делались попытки поставить диагноз духу времени.[9]Одновременно с этими примерами кабинетной социологии появился ряд научных трудов, посвященных различным аспектам культуры заговора. Многие из этих популярных и научных исследований роднит настойчивое стремление осудить и опровергнуть культурную логику паранойи.

Самым масштабным из последних научных исследований стала работа Дэниэла Пай пса «Заговор: Откуда взялся параноидальный стиль и почему он процветает». Автор обозревает господствующие на Западе страхи, связанные, главным образом, с еврейским заговором и тайными обществами со времен Крестовых походов и до наших дней. В книге, в основу которой положено предыдущее исследование Пайпса, посвященное конспирологическим теориям на Ближнем Востоке, приводятся многочисленные примеры случаев с козлом отпущения, сформировавшими западную историю. По мнению автора, большинство подобных случаев подогревались антисемитизмом. Пайпс подчеркивает, что под термином «конспиративизм», левый ли он или правый, он подразумевает абсолютное зло. «В период между двумя мировыми войнами, — объясняет он, — вожди привели конспиративизм к власти в России и Германии, а затем использовали его для оправдания агрессивных кампаний с целью территориальной экспансии».[10]

Исследование Пайпса написано в традициях классической работы Ричарда Хофштадтера «Параноидальный стиль в американской политике». В этой статье Хофштадтер утверждает, что «параноидальный стиль» — регулярная черта американской политики. Автор описывает вспышки демонологической лихорадки в истории Америки, начавшейся накануне создания республики, далее прослеживает подъем таких движений, как антимасонство и антикатолицизм в XIX столетии и переходит к антикоммунизму в XX веке. И в каждом случае, утверждает автор, конспирологические теории — это опасные и искаженные, если не ошибочные от начала до конца, представления об исторических собы тиях. Вместе с тем в статье неоднократно отмечается, что в конспирологических теориях, по крайней мере в некоторых из них, может содержаться зерно истины. Хофштадтер признает, что «параноидальное произведение начинается с доли оправданных соображений». Он допускает, к примеру, «что в защиту антимасонов есть что сказать».[11]Но, продолжает Хофштадтер, «параноидальный стиль» отличается от более традиционной науки свойственным ему «довольно странным скачком в воображении, который неизменно совершается в некий решающий момент в ходе изложения событий» (PS, 37). Так что при последнем рассмотрении «параноидальный стиль» оказывается признаком «искаженного суждения», и Хофштадтер признается, что используемая им терминология неизбежно оказывается «уничижительной» (PS, 5). В том же духе Пайпс предупреждает читателей, что он имеет дело «не с культурной элитой, а с арьергардом культуры, не с отборными творениями разума, а с отбросами мышления».[12]

Сходным образом в книге Роберта Робинса и Джеральда Поста «Политическая паранойя: Психополитика ненависти» на многочисленных примерах из сферы политики и общественной жизни прослеживается влияние паранойи. Здесь приводятся краткие биографии и исторические зарисовки (от Джима Джонса до Пол Пота), и в каждом эпизоде выясняется, что именно паранойя повинна в самых худших эксцессах в истории человечества. Немного странно то обстоятельство, что вслед за Пайпсом авторы втягиваются в совместную дискуссию по поводу того, какому режиму — Гитлера или Сталина — паранойя была свойственна в большей степени, и какой из них привел к более разрушительным последствиям (Пайпс и Робинс с Постом сходятся на том, что все-таки режим Сталина, если ориентироваться на итоговое количество жертв).

Авторы «Заговора» и «Политической паранойи» приходят к выводу: когда в политике господствует параноидальный стиль, лучше нам быть начеку. Они настаивают на том, что конспирологическое мышление больше не представляет реальной угрозы в США и что его самые опасные крайности нужно искать либо в прошлом, либо в других странах (Пайпс, к примеру, выделяет Ближний Восток как регион, особенно тяготеющий к параноидальному стилю). Впрочем, другие комментаторы утверждают, что культура паранойи по-прежнему представляет серьезную политическую угрозу в Америке, даже если она и не ведет напрямую к геноциду, связанному с именами Гитлера и Сталина. Так, например, Чип Берлет из Political Research Associates — известный и неутомимый борец с превращением меньшинств в козла отпущения, чем грешат ультраправые организации. Вместе с такими организациями, как Southern Poverty Law Center, Берлет следит за деятельностью военизированных формирований и неонацистов, осуждая заманчивую, но пагубную тягу к конспирати-визму. «Конспирологический поиск козла отпущения, — пишет Берлет, — глубоко вплетен в американскую культуру, и это, похоже, наблюдается не только на правом политическом фланге, но и среди сторонников центра и левых». Это вам не «преступление без жертв», предупреждает Берлет.[13]

В отличие от большинства комментаторов, Элейн Шоуолтер в своей книге «Истории: Эпидемии истерии и современная культура» прослеживает известные события и тенденции современности, которые в целом не являются политическими по своей сути, но тем не менее активно обсуждаются в сфере общественной жизни. Шоуолтер предлагает ряд примеров современных «эпидемий» истерии от синдрома войны в Заливе до панических страхов перед похищением инопланетянами, — когда пациенты апеллируют к заговору, автор же настойчиво называет психическим расстройством. Проявляя сострадание к реальным психическим страданиям этих людей, Шоуолтер, тем не менее, резко осуждает их склонность считать какие-то внешние заговоры причиной их личных проблем. Она прямо заявляет, что «в наше время больные истерией во всем винят внешние источники: какой-нибудь вирус, химическое оружие, заговор сатанистов, проникновение пришельцев, — называя их причиной проблем с психикой».[14]Как и Пайпс, Робинс и Пост, Шоуолтер считает готовность верить в конспирологические объяснения совершенно обычным образом массового мышления в эпоху усиливающегося общего легковерия.

Эти исследования сообща обнаруживают следы конспирати-визма чуть ли не в каждую эпоху и почти во всех аспектах американской культуры и вдобавок предупреждают о невиданной способности массовой паранойи разжигать ненависть. Впрочем, можно утверждать, что стремление найти доказательства кон-спиративизма, скрывающегося за всеми главными событиями всемирной истории, само по себе рискует обернуться теорией, обобщающей конспирологические теории. Чем больше мы узнаем о зловещей способности конспирагитвизма проникать повсюду, тем больше он становится не просто мощной идеологией, а таинственной силой со скрытыми намерениями, подчиняющей себе разум отдельных людей и даже целые общества. В глазах Пайпса, Робинса и Поста конспиративизм является страшной силой, которая порождена чертовски соблазнительной демагогией могущественных руководителей и в которую обманом заставляют верить массы. Кроме того, к этой порожденной кон-спиративизмом разновидности интеллектуальной истории факт, что распространение параноидального мышления называется «эпидемией» (Робин и Пост) или «чумой» (Шоуолтер), также выставляет это мышление в виде необъяснимой и практически непреодолимой силы, проникающей в невинные умы.

Своей критикой опасных бредней поли гиков-параноиков, их сторонников, а также влияния массовой культуры, повергающей сознание в ступор, в конце концов эти комментаторы воспроизводят тот самый образ параноидального мышления, который они всеми силами стремятся заклеймить. Перечисляя характерные черты параноидального стиля, они идут по пути параноидальных политических брошюр, цель которых создать наделенный злодейскими чертами образ врага (в духе «как-донести-на-соседа-коммуниста»). Эти авторы пишут о том, что по-настоящему нам стоит бояться дальнейшего распространения массовой паранойи. Обращаясь к термину «конспиративизм», Пайпс представляет теорию заговора в виде зловещей идеологии, родственной коммунизму, с которой точно так же необходимо без устали бороться ввиду ее надвигающейся угрозы. «Конспиративизм ухитряется проникать в сознание самых бдительных и умных людей, — предупреждает нас Пайпс, — так что стремление не давать ему хода означает непрерывную борьбу, в которую я приглашаю вступить и читателя».[15]Конспиративизм становится демонизированной и материализованной сущностью, на которую можно навесить большую часть всех неприятностей, имевших место в истории. Причастность научного паникерства к распространению массовой паранойи налицо.

Обобщая эти опасения в связи с нарастающей общей доверчивостью, в предисловии к карманному изданию своих «Историй» Шоуолтер пишет о том, что «предстоит пройти долгий путь, прежде чем эпидемии легковерия, суеверий и истерии пойдут на спад».[16]Пайпс в свою очередь срывает злобу на Всемирной паутине как современном источнике конспиративизма, поскольку сама ее технология, по его утверждению, гипнотизирует пользователей, пробуждая в них излишнюю доверчивость. Эти исследования созвучны другим появившимся в последнее время научно-популярным работам, участвующим в скептическом разоблачении общих заблуждений, начиная с работы Карла Сагана «Мир, населенный демонами» и заканчивая книгой Майкла Шермера «Почему люди верят в странные вещи».[17]Во многих отношениях поливание грязью массовой параноидальной доверчивости напоминает интеллектуальные нападки эпохи 1950-х годов на отупляющее воздействие «масскульта», фактически конспирологическую теорию, объясняющую, как массы становятся жертвой обмана не только вождей тоталитарных режимов, но и индустрии развлечений.[18]Однако более поздние атаки на конспиративизм не ограничиваются осуждением оболваненных масс и правых паникеров. Так, Пайпсом движет ощущение, что левые слишком легко отделались от этой критики (отсюда берется его желание поведать о злодеяниях Сталина). Вспоминая резкую критику времен культурных войн по поводу тайного просачивания в университеты штатных радикалов начиная с 1960-х, он пишет о том, что со временем определенная конспиративистская и ангиавторитарная позиция стала для научного сообщества и либеральных массмедиа нормой. И действительно, Пайпс считает весь марксистский проект по существу конспирологическим по причине объединения собственников в борьбе с рабочими. Пайпс спорит с тем, что кажется ему невнятным политическим расшаркиванием склоняющихся влево критиков, с которыми, на его взгляд, нужно быть поосторожнее. Возвращаясь к другому фавориту культурных войн, Робинс и Пост точно так же набрасываются на литературную теорию деконструкции за то, к примеру, что она склонна (как, на их взгляд, это имеет место в фильме Оливера Стоуна «Дж. Ф. К.») размывать границу между истиной и ложью. Подобная культурная практика подвергается критике за то, что она ослабляет эпистемологический иммунитет аудитории, делая ее уязвимой к заражению паранойей. Утверждение, что и левые и правые стали относиться к конспирологическому мировоззрению как к чему-то само собой разумеющемуся, без сомнения, можно чем-то оправдать (хотя, как следует из первой главы нашей книги, в мире культуры заговора уже не имеет смысла делить политический спектр на правых и левых). Вместо того чтобы просто еще больше обвинять конспирологическое мышление, упрекая не только обманутые массы, но и так называемых штатных радикалов, было бы разумнее попытаться исследовать, почему прежде крайние взгляды стали мейнстримом и обрели популярность.

Все перечисленные авторы говорят о том, что конспирологические теории были, есть и будут весьма губительной формой убеждений. Они единодушно считают, что ответственность за развенчание параноидального стиля всегда и везде лежит на интеллектуале. В конечном счете понимание истинных причин или значения «эпидемии паранойи» волнует их меньше, чем стремление помогать в предотвращении ее вспышки. В отличие от всех этих текстов данное исследование отталкивается от того, что современное конспирологическое мышление действительно может возникать из заблуждений и быть опасным, но в то же время оно может служить необходимым и порой даже креативным ответом на быстро меняющуюся обстановку в Америке, что мы и наблюдаем, начиная с 1960-х годов. Короче говоря, культура заговора обеспечивает быстрое повседневное эпистемологическое решение зачастую неподатливых сложных проблем. Следовательно, задача заключается не в том, чтобы осуждать, а в том, чтобы попытаться понять, почему логика заговора стала привлекательной для различных областей американской культуры и как она влияет на рассуждения людей о причинности, управлении, ответственности и идентичности. И хотя они рьяно взялись бы отрицать, что конспиративизм можно считать креативным явлением, Пайпс, Робинс и Пост, вероятно, согласились бы с тем, что в наше время конспиративизм в США перестал причинять вред. В книгах этих авторах речь идет о том, что параноидальный стиль стал всего лишь культурным феноменом, а значит, и потерял свое значение, поскольку ввиду отсутствия крупных жертв, исчисляющихся тысячами, если не миллионами людей, вспышки популистской паранойи вряд ли дойдут до такого размаха. Однако в этом исследовании будет показано, что значение конспирологического мышления все больше возрастает, несмотря на его поворот в сторону культуры — или, быть может, даже вследствие этого.

Дата добавления: 2015-05-09