Айвицинна (Абу Али Ибн Сина (980-1037) о физическом воспитании

Абу Али Ибн Сина (980 — 1037), латинизированное имя которого — Авиценна, узбекский или таджикский врач и мыслитель оставил нам свою автобиографию, позволяющую узнать из первых рук о его трудах и нравах. Теперь, если кто-то не знает, что представляет собой честолюбивый и тщеславный человек науки, пусть ознакомится с «Жизнеописанием» Ибн Сина. Оно записано под диктовку его учеником, последователем и другом по имени Джузджани. В нем он прочтет, каким способным, любознательным и трудолюбивым человеком был маленький Хусейн — имя Ибн Сина, данное ему при рождении.

В своем «Жизнеописании» прославленный ученый Средней Азии рассказывает о своем образовании. В десять лет Хусейн изучил Коран и словесные науки. Отец его был высокопоставленным сборщиком налогов и образованным человеком, который «проникся учениями египтян». «Всякий раз, — пишет Авиценна, — когда они [отец и брат] беседовали между собой, я слушал их и понимал то, что они говорили, но душа моя не принимала сказанного ими» [1, с. 8]. Потом мальчик изучал мусульманское право и индийский счет, после чего отец нанял ему домашнего учителя — известного в Бухаре философа, врача и химика Абу Абдуллах ан-Натили. У него он, в частности, изучал логику по «Исагоги», принадлежащую неоплатонику Порфирию Тиру (232 — 364), геометрию по «Началам» Евклида и астрономию по «Альмагесту» Птолемея.

О своем обучении и учителе Ибн Сина вспоминает следующим образом: «Когда он сообщил мне определение рода,... то я дал этому определению такое объяснение, какое ему не приходилось слышать. Он был поражен и посоветовал моему отцу не занимать меня ничем иным, кроме науки. О каком бы вопросе он мне ни говорил, я представлял его лучше, чем он. Так я изучил у него простые положения логики, а что касается ее тонкостей, то в них он и сам был несведущ. Затем я взялся самостоятельно читать книги и изучать комментарии, пока не закрепил знания логики».

Примерно то же самое, что и с логикой, произошло с астрономией: «Он был человеком, не сведущим в этой книге [«Альмагест» Птолемея] я взялся изучать ее самостоятельно. Сколько было сложных фигур, которых он не знал до тех пор, пока я не изложил и не объяснил ему!.. Уже без ан-Натили я занялся изучением текстов книг и комментариев по физике и философии. И стали раскрываться передо мной врата науки» [1, с. 9]. Так, практически без посторонней помощи 10 – 12-летний мальчик Хусейн познал огромный свод наук. «Когда я достиг 18 лет, — говорит Ибн Сина, — я завершил [изучение] всех этих наук. В то время я быстро усваивал знания, но теперь они у меня более зрелые, хотя мои знания те же и ничего нового [я] не познал» [1, с. 11].

Последняя фраза для Ибн Сина, видимо, была очень важна, так как выше он тоже написал: «Все, что я познал тогда, — это то, что я знаю теперь; к тому ничего не прибавилось по сей день». Она же прозвучала у него совершенно в другом месте. Почти в самом конце раздела «Физика» его наиболее известного сочинения «Книга знаний», где он в подразделе «Объяснение состояний сильных душ», не называя явно, привел себя в качестве примера человека сильной души: «Бывает так, — пишет Ибн Сина, — что один человек научился чему-нибудь у другого человека, а тот раньше не учился ни у кого и нашел сам для себя. А если человек углубляется и находит основу вещей мира, то ему удается правильно понять и большинство вещей, и можно уверенно утверждать, что он понял их.

Среди людей бывают такие, которым нужны учителя, без которых они не могут догадаться. Есть и такие, которые даже с учителем не могут понять. Бывает и такой человек, который поймет большинство вещей по догадке, очень мало нуждаясь в учителе. Но можно найти такого редкого человека, который если захочет, то поймет без учителя все науки подряд с начала до конца в течение одного часа, потому что он связан с действующим умом так хорошо, что ему не надо думать, словно ему откуда-то подсказывают, и в самом деле это так. Такой человек должен быть источником учения для человечества, и это не странно.

Мы сами видели такого рода человека. Он изучил вещи мышлением и трудом, но при наличии силы догадки он не нуждался во многих трудах, и догадки его о многих вещах соответствовали тому, что было написано в книгах. Таким образом, ему не надо было читать много книг и трудиться над ними. Этот человек в возрасте 18 – 19 лет усовершенствовался в науках: философии, логике, физике, метафизике, геометрии, астрономии, музыке, медицине и в прочих сложных науках до такой степени, что не встречал себе подобного. Он в последующие годы оставался на этом уровне знаний, и ничего к его знаниям не прибавилось. Если кто захочет учиться, ему необходимы многие годы для изучения каждой из этих наук» [1, с. 221].

В этом отрывке мы узнаем тщеславного Ибн Сина, который о себе сложил стихи следующего содержания: «Когда я стал великим, не стало страны, вмещающей меня. Когда выросла моя цена, не нашлось на меня покупателя» [1, с. 12]. Честолюбие, тщеславие или хвастовство — это безобидные человеческие слабости, которые мудрые люди легко прощают. Но это безобидное свойство характера тяжело сказывается на познавательном процессе. Если вы обратитесь к какой-нибудь философской энциклопедии, то обязательно прочтете об Ибн Сине, как о последовательном перипатетике, и это в основном правильно. Его не считают, как Галена, эклектиком, но вот любопытная деталь не только психологического, но и эпистемологического плана, на которую вы непременно наткнетесь, когда будете читать его автобиографию.

Все шло гладко у нашего маленького вундеркинда Хусейна, пока вдруг он не споткнулся о «Метафизику» Аристотеля. Вот как будущий перипатетик рассказывает об этом: «Укрепившись в науках логики, физики и математики, я вновь обратился к философии и прочел книгу "Метафизика", однако ничего в ней не понял, и цель сочинившего ее осталась скрытой от меня. Я перечитал ее сорок раз и выучил ее наизусть, но при всем этом так и не понял ни ее, ни цель, ею преследуемую. В отчаянии я сказал себе: "Это книга, к пониманию которой нет пути!"».

В конце концов, к 18 годам он более или менее усвоил ее содержание, но только в популярном изложении его соотечественника аль-Фараби, написавшему «О целях книги "Метафизика"». Как могло случиться, что самый известный перипатетик Средневековья не понял книгу перипатетика Древности? Почему успешный ученый, который не должен был выставлять свои промахи на всеобщее обозрение, тем не менее, поведал нам о них? Мне кажется, что упомянутое сочинение в определенном смысле заслуживает негативной оценки со стороны Авиценны. Тем самым он хотел подчеркнуть неудачность изложения аристотелевской книги. Ему не чужда была математика и наблюдательная астрономия, которой он, по его собственным словам, занимался восемь лет кряду.

Книга I «Канона» начинается с определения и задач медицины, после чего автор рассказывает о качествах четырех первичных элементов, а затем о восьми типах уравновешенности и неуравновешенности. К примеру, характеризуя второй уравновешенный тип, Авиценна писал: «Такой человек тоже приближает к упомянутой истинной уравновешенности не по прихоти случая; его горячие органы, как например, сердце; холодные, как например, мозг; влажные, как например, печень; и сухие, как например, кости, — [все] под стать друг другу. Когда они соответственны [по силам] и соразмерны, то приближаются к истинной уравновешенности. Что же касается [уравновешенности] с точки зрения каждого органа самого по себе, то нет! Они не уравновешены, за исключением одного органа, а именно кожи, как мы это опишем после. Что же касается до уравновешенности в отношении пневмы [дыхание] и главенствующих органов, то [тело] не может приблизиться благодаря этому к истинной уравновешенности; напротив, оно всегда переходит к [чрезмерной] теплоте и влажности.

Дело в том, что начало жизни — сердце и пневма — оба очень горячи и склонны к избытку [теплоты]. Жизнь происходит от теплоты, а рост от влажности; больше того, теплота возникает от влажности и питается влажностью. Как мы это изложим впоследствии, главенствующих органов — три. Холодный из них один — это мозг, и холод его не таков, чтобы сравняться с жаром сердца. Сухой или близкий к сухости среди главенствующих органов [тоже] один — это сердце, но сухость его не такова, чтобы сравняться с натурой влажности мозга или печени. Мозг тоже не так холоден, [как горячо сердце], и сердце не так сухо, [как влажен мозг], но сердце по сравнению с другими органами является сухими, а мозг по сравнению с другими органами является холодным».

Таков общий подход Авиценны к природе человека, который почти совпадал с подходом античного врача Галена. О связи материальной природы человека с его психологией поведения мы познакомимся на примере болезненного меланхолического темперамента, природа которого раскрывается в третьей книге «Канона», которая называется «Частные болезни».

«Меланхолией, — дает определение психического заболевания Авиценна, — называют уклонение мнений и мыслей от естественного пути в сторону расстройства, страха и порчи вследствие черножелчной натуры, которая угнетает пневму мозга своей темнотой и беспокоит ее, как угнетает и устрашает внешняя темнота. К тому же, холодная и сухая натура неприятна пневме и ослабляет ее, тогда как горячая и влажная натура, как например, натура вина, ей приятна и ее укрепляет. Когда меланхолия сочетается с раздражением, нападением [на людей] и злобностью, то она называется манией, а меланхолией [в собственном смысле] называют только [болезнь], возникающую от несгоревшей черной желчи. Причина меланхолии кроется либо в самом мозгу, либо вне мозга. Если причина кроется в самом мозгу, то [меланхолия] происходит либо от холодного и сухого расстройства натуры без материи, погружающего вещество мозга и светлую натуру пневмы во тьму, либо [от расстройства натуры] с материей».

О предрасположенности человеческого организма к меланхолии Авиценна говорит так: «К числу лиц, расположенных [к этой болезни], относятся косноязычные, люди резкие, говорящие быстро, часто мигающие, краснолицые или смуглые, волосатые, особенно с волосатой грудью и грубыми черными волосами, а также [люди] с широкими сосудами и толстыми губами. Ведь некоторые из этих [качеств] являются признаком горячности сердца, а некоторые указывают на влажность мозга. По внешности они часто походят [на людей] со слизистой натурой. Это заболевание у мужчин встречается чаще, а у женщин протекает резче. Оно часто возникает у людей среднего возраста и у стариков, зимою бывает редко, а летом и осенью учащается. Нередко оно возбуждается также и весной, ибо весна поднимает соки, смешивая их с кровью. Порой [меланхолия] усиливается периодически, когда возбуждается и поднимается черная желчь. Предрасположенный к меланхолии человек быстро впадает в нее, если испытывает страх или горе, или страдает бессоницей, или же задерживается обычное для него кровотечение из почечуйных шишек или других мест, или же истечение черной желчи и других [соков]».

По поводу кожи Авиценна рассуждает весьма любопытно, увязывая сбалансированность первичных качеств кожи на указательном пальце со способностями судьи давать справедливые оценки: «Наиболее уравновешенный [участок] кожи — кожа руки; наиболее уравновешенный [участок] кожи руки — кожа кисти; наиболее уравновешенный [участок] кожи кисти — кожа ладони; наиболее уравновешенный [участок] ее — кожа на пальцах. Причем самой уравновешенной является кожа указательного пальца, а на указательном пальце самой уравновешенной является кожа ногтевого сустава. Поэтому именно кожа ногтевого сустава указательного пальца, а также и других пальцев, почти всегда судит, в силу [своего] естества, о величине осязаемых вещей. Ведь судья должен быть одинаково склонен к обеим сторонам, чтобы чувствовать, что какая-либо сторона вышла за пределы середины и справедливости».

Такая прямая материальная зависимость состояния организма человека от природных стихий и их первичных качеств выглядит намного предпочтительней, чем зависимость от потусторонних и мистических причин, которые придумали Фрейд и Юнг в форме индивидуального и коллективного бессознательного. При внимательном и последовательном исследовании изменений, происходящих в тканях при том или ином их воспалительном процессе, можно было бы, в конце концов, выявить истинные причины болезни.

В качестве примера наблюдательной медицины приведем из четвертой книги Канона, которая называется «Общие болезни и косметика», описание рака. «Рак есть опухоль, порождаемая черной желчью, образующейся из перегара желто-желчной материи или из материи, содержавшую желтую желчь и перегоревшую вместе с ней, но не из чистой осадочной черной желчи. От скирра рак отличается тем, что при раке бывает боль жжение и некоторое биение, и он быстро увеличивается из-за обилия материи и раздувается вследствие бурления, возникающего в материи при излиянии ее к [пораженному] органу. Отличают его еще и жилки, похожие на ножки рака, которые он выпускает вокруг себя из того органа, где находятся; они не красные, как при флегмоне, а скорее черноватые, коричневые или синеватые. Различие между [раком и скиррой] состоит также и в том, что [рак] в большинстве случаев возникает первично, а твердый [скирр] чаще образуется путем перехода из горячей [опухоли]. От истинного скирра [рак] отличается тем, что ему присуща чувствительность, тогда как [скирр] совершенно не чувствителен. В большинстве случаев рак образуется в рыхлых органах — поэтому он чаще бывает у женщин, — а так же в органах, изобилующих нервами В первое время после возникновения рак пребывает в скрытом состоянии. Когда появляется рак, его в большинстве случаев трудно [распознать], но потом его признаки становятся явными. Сначала, при первом появлении, он похож на маленький, твердый круглый боб темного цвета и немного горячий. Иногда рак сильно болит, а иногда он не беспокоит и болит лишь немного...».

Специалисты смогут оценить это описание болезни с тем, что наблюдается в действительности. В подразделе «Лечение» Авиценна руководствуется принципом Гиппократа — «Не навреди!». Так, например, он пишет: «Зачастую во внутренностях возникает скрытый рак, и благо, как говорил Гиппократ, заключается тогда в том, чтобы его не трогать. Если его трогают, это иногда приводит к гибели, а если его оставить и не лечить, то нередко дело тянется долго и довольно благополучно, особенно, если [больного] правильно питают, выбирая яства из числа охлаждающих, увлажняющих и порождающих спокойную, доброкачественную материю; таковы...».

Кстати, рекомендации к использованию охлаждающей и увлажняющей пищи вытекает из принципадополнения к горячей и твердой раковой опухоли. Это важный принцип врачевания просматривается и во всей алхимической науки Средневековья. Конструктивный материализм врачевания (сначала Галена, потом Авиценны, а через них ко всем медикам средневековой Европы) привел к материальной зависимости телесного и душевного здоровья человека от лекарственных препаратов и отказа от заговоров. Психические заболевания врачи тоже лечили не словами, как сегодняшние психоаналитики, руководствующиеся мистикой Юнга и Фрейда, а специальными химическими составами, перемешанными в соответствии с дополнением недостающих компонентов. И хотя в «Каноне», особенно, когда речь заходит о натурфилософских основах медицины, преобладают пока еще сугубо умозрительные рассуждения, в подавляющем числе случаев дело касается конкретных заболеваний, требующих конкретных средств выздоровления.

Так, во второй книге «Простые лекарства» и в пятой книге «Сложные лекарства» даются сотни рецептов для приготовления лекарственных отваров, порошков, сиропов, настоек, вин, пилюль, таблеток. Разумеется, составы всех этих препаратов Авиценна придумал не сам, а скрупулезно отбирал у других, но тщательно проверял их действие, а затем заносил в свой «Канон». Например: «Порошок Аристотеля, который он предписал Александру [Македонскому]. Помогает от зараба [т.е. диареи], порчи желудка, желтизны цвета [кожи], от неприятного запаха изо рта, от наваждения и потери памяти [способствует] перевариванию [пищи] и бодрит. Состав...». Далее идут компоненты и рецепт приготовления этого порошка. «Порошок Убады. Помогает от похудания печени и расслабления желудка и его влажности. Состав...» и т.д. В состав этих сложных порошков входят ингредиенты, выбранные уже не из принципа двойственности.

Итак, мы дали краткий психико-эпистемологический портрет крупного среднеазиатского мыслителя X — XI вв. Авиценны. В целом его «Книга знаний» в меньшей степени, «Канон врачебной науки» в большей степени не отвечают требованиям конструктивного естествознания, но моделирование в сфере качественных категорий здесь всё же используется. Элементный и формально-феноменологический подход не мог привести к прогрессу естественно-научных знаний. Только количественные (числовые и геометрические) построения дали положительный эффект в области механики, физики и астрономии.

Дата добавления: 2015-05-10