Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Государство 3 страница




b) Наличное бытие закона

Обязательство по отношению к закону заключает в себе со стороны права самосознания (§132 и прим.) необходимость того, чтобы законы были доведены до всеобщего сведения.

Примечание. Развешивать законы так высоко, чтобы их не мог прочесть ни один гражданин, как это делал тиран Дионисий, или похоронить их в пространном научном аппарате ученых книг, сборников, отклоняющихся от решений суждений и мнений, обычаев и т.п., да еще все это на чужом языке, так что знание действующего права становится доступным лишь тем, кто подходит к нему с достаточной образованностью, – все это одинаково неправомерно. Правители, которые, подобно Юстиниану, дали своему народу, пусть даже бесформенное, собрание законов, а тем более те, которые дали ему земское право 109 в виде упорядоченного и определенного кодекса, не только стали величайшими благодетелями народов и с благодарностью восхвалялись ими, но и совершили этим великий акт справедливости.

Прибавление. Сословие юристов, обладающее особенным знанием законов, считает часто это знание своей монополией и полагает, что тому, кто не из их среды, не следует вмешиваться в их дела. С подобным же недоверием физики отнеслись к учению Гёте о цветах, поскольку он не был специалистом в данной области, а к тому же еще поэтом. Однако так же, как не надо быть сапожником, чтобы знать, годятся ли башмаки, не надо быть специалистом, чтобы обладать знаниями о предметах, представляющих собой общий интерес. Право касается свободы, самого достойного и священного в человеке, и он сам, поскольку оно для него обязательно, должен знать его.

От официального кодекса требуются, с одной стороны, простые всеобщие определения, а с другой стороны, природа конечного материала ведет к бесконечным дальнейшим определениям. С одной стороны, объем законов должен быть законченным замкнутым целым, с другой – существует постоянная потребность в новых правовых определениях. Но так как эта антиномия относится к специализации всеобщих принципов, которые остаются незыблемыми, то это не ограничивает права на законченный кодекс, так же как и на то, чтобы эти всеобщие простые принципы для себя в отличие от их специализации были понятны и отчетливо сформулированы.

Примечание. Главным источником запутанности законодательства является то обстоятельство, что в ряде случаев в неправовые по своему содержанию, тем самым чисто исторические, институты со временем проникает разумное, в себе и для себя правовое, как это произошло в римских институтах (§180, прим.), в старом ленном праве и т.д. Однако важно, понять, что сама природа конечного материала ведет к тому, что применение к нему даже в себе и для себя разумных, внутри себя всеобщих определений ведет к поступательному движению в бесконечность. Предъявлять к кодексу требование, чтобы он был абсолютно законченным и не допускал дальнейших определений, – требование, являющееся по преимуществу немецкой болезнью, – и не допускать, вследствие того что он не может быть завершен, создания так называемого несовершенного, т.е. действительного, осуществления, значит не понимать природу таких конечных предметов, как частное право, в которых так называемое совершенство есть постоянное приближение, а также не понимать различие между всеобщим разума и всеобщим рассудка и применения его к уходящему в бесконечность материалу конечности и единичности. Le plus grand ennemi du bien c'est le mieux110 – вот выражение истинного здравого смысла в отличие от суетного резонерства и рефлектирования.

Прибавление. Полнотой называется завершенное собрание всего единичного, входящего в некую сферу, и в этом смысле нет ни науки, ни познания, которые обладали бы полнотой. Когда говорят, что философия или какая-либо наука неполна, то под этим подразумевается, что следует подождать, пока она не станет полной, ибо ведь, может быть, отсутствует лучшее. Однако при таком подходе ничто не сдвинется с места: ни кажущаяся завершенной геометрия, в которой все-таки возникают новые определения, ни философия, предметом которой, правда, является всеобщая идея, но которая тем не менее может быть все более специализирована. Испокон веку всеобщим законом были десять заповедей111: не провозглашать закона – не убий только потому, что кодекс не может быть полным, сразу же воспринимается как абсурд. Каждый кодекс мог бы быть еще лучше, это смело может утверждать праздная рефлексия, ибо самое замечательное, возвышенное и прекрасное может мыслиться еще более замечательным, возвышенным и прекрасным. Большое старое дерево все более разветвляется, не становясь тем самым новым деревом, однако безрассудно было бы не сажать деревьев только потому, что могут появиться новые ветви.

Подобно тому как в гражданском обществе право в себе становится законом, так и бывшее ранее непосредственным и абстрактным наличное бытие моего единичного права принимает значение признанности в качестве наличного бытия в существующих всеобщей воле и знании. Поэтому приобретение собственности и связанные с этим действия должны предприниматься и совершаться в той форме, которую сообщает им это наличное бытие. Собственность покоится на договоре и на формальностях, делающих ее доказательной и правомерной.

Примечание. В гражданском обществе изначальные, т.е. непосредственные, виды приобретения и связанные с ними формальности (§54 и след.), собственно говоря, отпадают и встречаются только как отдельные случайности или ограниченные моменты. Формальности отвергаются отчасти чувством, не идущим дальше субъективного, отчасти рефлексией, которая видит в абстракции свое существенное; в свою очередь мертвый рассудок может держаться формальностей, противопоставляя их существу дела, и увеличивать их число до бесконечности. Впрочем, развитие образованности ведет к тому, что от чувственной и непосредственной формы содержания в ходе длительной и трудной работы удается прийти к форме его мысли и тем самым к соответствующему ему простому выражению; лишь в состоянии только возникающего образования права торжественные церемонии и формальности чрезвычайно сложны и считаются скорее самой сутью дела, чем знаком; поэтому и в римском праве сохранялось множество определений и особенно выражений, связанных с торжественными церемониями, вместо того чтобы заменить их определениями мысли и их адекватным выражением.

Прибавление. Закон есть право, положенное таким, каким оно было в себе. Я владею чем-то, у меня есть собственность, которой я завладел как бесхозной: теперь это должно быть еще признано и положено как мое. Поэтому в обществе имеют место формальности в отношении собственности: ставятся пограничные камни как знак, требующий признания других; заводятся ипотечные книги, регистрация собственности. Большая часть собственности в гражданском обществе покоится на договоре, формальности которого твердо определены. Можно, конечно, питать неприязнь к таким формальностям, полагая, что они существуют лишь для того, чтобы приносить доход начальству; можно даже рассматривать их как нечто оскорбительное и как знак недоверия, ибо утверждение – слово чести больше не имеет силы; однако существенное в форме – это то, что есть право в себе и как таковое положенное. Моя воля – воля разумная, она имеет значимость, и эта значимость должна быть признана другим. Здесь моя субъективность и субъективность другого должны отпасть, и воля должна достигнуть уверенности, твердости и объективности, которых она может достигнуть только посредством формы.

Так как собственность и личность обладают в гражданском обществе признанием закона и значимостью, то преступление – уже нарушение не только субъективно-бесконечного, но и всеобщего дела, обладающего в себе прочным и сильным существованием. Тем самым здесь выступает точка зрения опасности преступного действия для общества, что, с одной стороны, увеличивает серьезность преступления, но, с другой – общество, уверенное в своей силе, снижает внешнюю важность преступления и способствует поэтому большей мягкости наказания.

Примечание. То обстоятельство, что в лице одного члена общества поражены и все другие, изменяет характер преступления не по его понятию, а лишь со стороны внешнего существования, со стороны поражения, которое затрагивает представление и сознание гражданского общества, а не только наличное бытие непосредственно пострадавшего. Во времена героев (см. древние трагедии) граждане не считали себя задетыми теми преступлениями, которые члены царских домов совершали по отношению друг к другу. Поскольку преступление в себе – бесконечное нарушение, должно быть в качестве наличного бытия определено соразмерно качественным и количественным различиям (§96), а это наличное бытие существенно определяется как представление о действии законов, сознание их значимости, то опасность для гражданского общества составляет определение размера преступления или также одно из его качественных определений. Но это качество или размер изменяется соответственно состоянию гражданского общества, и в этом заключается оправдание в одном случае того, что кража нескольких су или репы карается смертной казнью, а в другом – что кража в сто или тысячу раз больших ценностей влечет за собой мягкое наказание. Хотя точка зрения, согласно которой преступление опасно для гражданского общества, как будто делает преступление более тяжким, именно она преимущественно и привела к смягчению наказания. Поэтому уголовный кодекс связан прежде всего со своим временем и с состоянием гражданского общества в это время.

Прибавление. То обстоятельство, что совершенное в обществе преступление, будучи более тяжким, тем не менее карается менее сурово, кажется внутренне противоречивым. Но если, с одной стороны, общество не может оставлять преступление безнаказанным, ибо в таком случае это преступление было бы положено как право, то, с другой стороны, поскольку общество уверено в себе, преступление есть всегда лишь нечто единичное, направленное против общества покушение, нечто шаткое и изолированное. Благодаря прочности самого общества преступление обретает значение чего-то чисто субъективного, возникшего, как кажется, не столько как продукт обдуманности и воли, сколько из природных импульсов. Это воззрение придает преступлению меньшую значимость, и наказание также становится менее суровым. Если же общество само еще недостаточно устойчиво, то наказания должны служить устрашающим примером, так как наказание само есть пример, направленный против примера преступления. В прочном же в себе обществе положенность преступления столь слаба, что в соответствии с этим должно соизмеряться и устранение этой положенности. Следовательно, суровые наказания в себе и для себя – не несправедливость, а находятся в соотношении с состоянием времени; один и тот же уголовный кодекс не может быть пригодным для всех времен, и преступления являются мнимыми существованиями, которые могут повлечь за собой большее или меньшее отклонение.

с) Суд

Право, вступившее в наличное бытие в форме закона, есть для себя, самостоятельно противостоит особенному волению и мнению о праве и должно сделать себя значимым как всеобщее. Это познание и осуществление права в особенном случае без субъективного чувства особенного интереса принадлежит публичной власти, суду.

Примечание. Исторически возникновение судьи и судов могло принимать форму патриархальных отношений, насилия или добровольного выбора; для понятия предмета это безразлично. Рассмотрение введения правосудия государями и правительствами просто как акта случайного благоволения и милости, как это делает г. фон Галлер в его "Restauration der Staatswissenschaft"112, относится к сфере бессмысленности, в которой нет и следа понимания того, что при рассмотрении закона и государства речь идет о том, что их институты в качестве разумных в себе и для себя необходимы, а форма, в которой они возникли и были введены, не есть то, что важно при рассмотрении их разумного основания. Другой крайностью по отношению к этому воззрению служит грубое представление, которое видит в осуществлении права, как это было во времена кулачного права, неподобающее насилие, подавление свободы и деспотизм. Правосудие следует считать как обязанностью, так и правом государственной власти, которое отнюдь не связано с желанием индивидов передавать или не передавать эти полномочия особой власти.

Право на наказание преступления в форме мести (§102) есть лишь право в себе, а не в форме правового акта, т.е. не правовое в своем существовании. Вместо потерпевшей стороны выступает потерпевшее всеобщее, обладающее в лице суда своей особой действительностью, и берет на себя преследование преступника и наказание преступления, которое тем самым перестает быть лишь субъективным и случайным возмездием, местью, а превращается в подлинное примирение права с самим собой, в наказание; в объективном отношении оно выступает как умиротворение восстанавливающего себя посредством снятия преступления закона, тем самым осуществляющего себя как значимого; в субъективном отношении, с точки зрения преступника, это примирение – умиротворение его, известного ему, значимого для него и осуществляющего его защиту закона, в применении которого к нему он сам находит удовлетворение справедливости, лишь свое собственное деяние.

Член гражданского общества имеет право искать суда и обязанность предстать перед судом и получить только через суд оспариваемое им право.

Прибавление. Так как каждый индивид имеет право искать суда, он должен знать законы, ибо в противном случае это право ничем бы ему не помогло. Но индивид обязан также предстать перед судом. В эпоху феодализма могущественные лица часто не являлись на судебное заседание, вели себя вызывающе по отношению к судебным инстанциям и рассматривали вызов в суд могущественного лица как неправое деяние. Это – состояние, противоречащее тому, чем должен быть суд. В новейшее время правитель обязан по частным вопросам признавать над собой власть суда, и в свободных государствах он обычно проигрывает свои процессы.

Перед судом право получает определение, согласно которому оно должно быть доказуемо. Судопроизводство предоставляет сторонам возможность приводить свои доказательства и правовые основания, а судье войти в суть дела. Эти стадии процесса суть сами права, их ход должен быть поэтому определен законом, и они составляют существенную часть теоретической науки о праве.

Прибавление. Человека может возмущать, если ему отказывают в праве, в котором он уверен, на том основании, что оно не доказуемо; но право, которое я имею, должно быть и положенным: я должен суметь представить, доказать его и лишь посредством того, что в себе сущее также оказывается и положенным, оно может быть значимым в обществе.

Посредством расщепления этих действий на все более обособленные действия и их права, расщепления, не имеющего в себе границы, судопроизводство, которое уже в себе есть средство, выступает по отношению к своей цели как нечто внешнее. Поскольку сторонам предоставляется право пройти весь тот длительный путь разветвленных формальностей, который есть их право, а такие формальности могут быть обращены им во вред и даже превращены в неправовое орудие, чтобы защитить стороны и само право в качестве того субстанциального, что только и имеет значение, от злоупотреблений, возможных в судопроизводстве, следует вменить сторонам в обязанность обратиться, прежде чем они передадут дело в официальный суд, к простому (третейскому, мировому) суду и попытаться прийти к соглашению.

Примечание. Естественная справедливость отказывается по моральным или иным соображениям от формального права и занимается прежде всего содержанием правового спора. Значение же суда совести состоит в том, что в вынесенном им решении по данному отдельному случаю он не придерживается формальностей судопроизводства и особенно объективных доказательств, удовлетворяющих требованиям закона, а основывается на интересе, присутствующем в отдельном случае, как этом, не руководствуясь необходимостью вынести всеобщее законное решение.

К составу прав субъективного сознания относятся как публичное оглашение законов (§215), так и возможность знать осуществление закона в особом случае, а именно ход внешних действий, правовых оснований и т.д. Поскольку этот процесс в себе общезначим, то, хотя отдельный случай по своему особенному значению касается только интереса тяжущихся сторон, всеобщее его содержание относится к заключающемуся в нем праву, и решение суда затрагивает интересы всех: судопроизводство должно быть публичным.

Примечание. Совещания членов суда о решении, которое должно быть вынесено, – это еще высказывания особенных мнений и взглядов, и они, следовательно, не публичны по своей природе.

Прибавление. Публичность судопроизводства признается здравым человеческим рассудком справедливой и правильной. Серьезное возражение против публичности вызывалось всегда важностью господ судей, не желавших открываться перед каждым и рассматривавших себя как оплот правосудия, куда профанам вход должен быть запрещен. Однако в право именно и входит доверие граждан к нему, и эта сторона права требует публичности судопроизводства. Право требовать публичности судопроизводства основано на том, что цель суда есть право, которое в качестве всеобщего должно совершаться в присутствии всеобщего; основано оно также и на том, что граждане приходят к убеждению, что осуществляется действительно право.

В деле осуществления права как применения закона к отдельному случаю различаются две стороны: во-первых, знание характера случая в его непосредственной единичности – существует ли договор и т.п., совершено ли нарушающее права действие и кто его совершил, а в уголовном праве – рефлексия как определение действия по его субстанциальному, преступному характеру (§119, прим.); во-вторых, подведение данного случая под закон, восстанавливающий право, в уголовном праве сюда относится и наказание. Решения по этим двум сторонам – различные функции.

Примечание. В римском судопроизводстве различие этих функций проявлялось в том, что претор выносил свое решение, исходя из того, что дело с фактической стороны обстоит таким или иным образом, а для расследования обстоятельств дела назначал особого judex113. Определение характера действия со стороны его определенного преступного качества (является ли оно, например, убийством или умерщвлением) предоставлено в английском судопроизводстве мнению или произволу прокурора, и суд не может принять другое определение, если он считает это неправильным.

Введение всего хода расследования, затем правовые действия сторон – две функции, которые сами суть права (§222), а также и вторая сторона судопроизводства (см. предшествующий параграф) – вынесение судебного решения есть главным образом дело судьи, для которого как для органа закона случай должен быть подготовлен, чтобы его можно было подвести под определенный закон, т.е. возвести его данный в явлении эмпирический характер до признанного факта и всеобщей квалификации.

Первая сторона – познание случая в его непосредственной единичности и его квалификация – для себя не содержит судопроизводства. Это – познание, которое доступно каждому образованному человеку. Поскольку для квалификации действия существен субъективный момент понимания и намерения действующего лица (см. вторую часть)114. и к тому же доказательство касается не предметов разума или абстрактного рассудка, а лишь подробностей, обстоятельств и предметов чувственного созерцания и субъективной достоверности и поэтому не содержит в себе абсолютно объективного определения, то последнее в решении – это субъективное убеждение и совесть (animi sententia115), подобно тому как в отношении доказательства, основанного на высказываниях и заверениях других, присяга есть хотя и субъективное, но последнее подтверждение.

Примечание. При рассмотрении предмета, о котором идет речь, главное состоит в том, чтобы не упускать из виду природу доказательства, которое здесь важно, и отличать его от познания и доказательств другого рода. Определение разума, каким является само понятие права, т.е. познание его необходимости, требует другого метода, чем доказательство геометрической теоремы. В последнем случае фигура определена рассудком, уже сделана абстрактной и соответственно закону; в эмпирическом же содержании, каким является факт, материалом познания служит данное чувственное созерцание, чувственная субъективная достоверность, высказывание ее и заверение в ней – на подобных высказываниях, свидетельствах, обстоятельствах и т.д., комбинируя их, складывается умозаключение. Объективная истина, выступающая из подобного материала и соответствующего ему метода, ведет при попытке определить ее для себя объективно к половинчатым доказательствам, а при дальнейшей подлинной последовательности, которая вместе с тем содержит и формальную непоследовательность, – к чрезвычайным наказаниям, – эта истина имеет совершенно иной смысл, чем истина определения разума или положения, материал которого уже ранее был абстрактно определен рассудком. Показать, что познание такой эмпирической истины события есть дело собственно юридического определения суда, что в нем содержится особое качество для этого и тем самым исключительное право в себе и необходимость, – показать это составляет главную исходную точку в вопросе о том, в какой степени следует признать делом формальных судебных инстанций суждение о факте и о правовом вопросе.

Прибавление. Нет основания считать, что только судья должен устанавливать фактические обстоятельства дела, ибо это доступно каждому человеку, обладающему общим, а не обязательно специально юридическим образованием: суждение о фактических обстоятельствах дела исходит из эмпирических данных, из свидетельств о поступке и тому подобных показаний очевидцев, а затем также из фактов, из которых можно вывести заключение о поступке и которые делают его вероятным или невероятным. Здесь надлежит обрести уверенность, а не истину в высшем смысле, которая, безусловно, носит вечный характер: эта уверенность здесь – субъективное убеждение, совесть, и вопрос состоит в том, какую форму эта уверенность должна получить в суде. В требовании признания преступником своей вины, встречающемся обычно в немецком праве, заключается то истинное, что этим дается удовлетворение праву субъективного самосознания, ибо то, что говорят судьи, не должно отличаться от того, что содержится в сознании, и только если преступник сознался, в приговоре не содержится ничего чуждого ему. Однако здесь выступает то затруднение, что преступник может отрицать свою вину и тем самым будет нанесен ущерб интересам справедливости. Если же признать, что только субъективное убеждение судьи должно иметь силу, то также совершается жестокость, поскольку человек при этом уже не рассматривается как свободный. Опосредование состоит здесь в том, чтобы высказывание о виновности или невиновности преступника шло из души преступника – суд должен быть судом присяжных.

Право самосознания стороны сохраняется в приговоре судьи в том аспекте, в котором этот приговор есть подведение квалифицированного случая под закон; в отношении закона тем, что закон известен и, следовательно, есть закон самой стороны; в отношении подведения под закон тем, что судебный процесс публичен. В отношении же решения об особенном, субъективном и внешнем содержании дела, познание которого составляет первую из указанных в §225 функций, это право находит свое удовлетворение в доверии к субъективности выносящих решение. Это доверие основывается преимущественно на равенстве тяжущейся стороны с ними по их особенности, сословию и т.п.

Примечание. Право самосознания, момент субъективной свободы, может рассматриваться как субстанциальная точка зрения в вопросе о необходимости публичного судопроизводства и так называемых судов присяжных. К этому сводится все то существенное, что в отношении полезности можно отнести к этим институтам. Исходя из других соображений и оснований, можно вести бесконечные споры по поводу тех или иных преимуществ или недостатков, они, подобно всем рассудочным основаниям, являются второстепенными и нерешающими или же заимствованы из других, быть может более высоких, сфер. Речь идет не о том, что право в себе могло бы быть хорошо или даже лучше осуществлено чисто юридическими судами, чем другими институтами; не об этой возможности идет речь, даже если бы эта возможность достигла степени вероятности, пусть даже необходимости, но право самосознания всегда сохранит при этом свои притязания, которые не будут удовлетворены. Если знание права вследствие свойств того, что составляет законы во всем их объеме, затем хода судебного разбирательства и возможности предъявлять свои права является достоянием замкнутого сословия, которое остается таковым также благодаря тому, что терминология, которой оно пользуется, представляет собой для тех, о праве которых идет речь, как бы иностранный язык, то члены гражданского общества обеспечивающие себе средства к существованию своей деятельностью, своим собственным знанием и волением, удерживаются в положении чужих не только по отношению к наиболее личному и собственному, но и по отношению к субстанциальному и разумному в нем, к праву, и полагаются под опеку этого сословия, даже в своего рода крепостную зависимость от него. То, что они имеют право физически, ногами, присутствовать на суде (in judicio stare), немногого стоит, если они не могут присутствовать там духовно, в силу своего знания, и право, предоставляемое им, остается для них внешней судьбой.

В осуществлении права гражданское общество, в котором идея потеряла себя в особенности и распалась на различенные внутреннее и внешнее, приводит себя назад к своему понятию, к единству в себе сущего всеобщего и субъективной особенности, однако приводит себя так, что субъективность выступает в единичном случае, а всеобщее – в значении абстрактного права. Осуществление этого единства в распространении его на весь объем особенности, прежде всего как относительного объединения, составляет назначение полиции, а в ограниченной, но конкретной тотальности – корпорацию.

Прибавление. В гражданском обществе всеобщность – лишь необходимость: в отношении потребностей прочно лишь право как таковое. Однако это право, представляющее собой только ограниченную сферу, относится лишь к защите того, что я имею: для права как такового благо есть нечто внешнее. Однако в системе потребностей это благо – существенное определение. Следовательно, всеобщее, которое ближайшим образом есть только право, должно распространиться на всю область особенности. Справедливость составляет нечто великое в гражданском обществе: хорошие законы ведут к процветанию государства, а свободная собственность есть основное условие его блеска; но поскольку я полностью вплетен в особенность, я имею право требовать, чтобы в этой связи принималось во внимание и мое особенное благо: принято во внимание должно быть мое благо, моя особенность, и это происходит с помощью полиции и корпорации.

С. Полиция и корпорация

В системе потребностей пропитание и благо каждого отдельного человека существуют как возможность, действительность которой обусловлена его произволом и природной особенностью, а также объективной системой потребностей; посредством отправления правосудия устраняется нарушение прав собственности и личности. Но действительное в особенности право требует также, чтобы случайности, препятствующие той или иной цели, были уничтожены и была установлена нерушимая обеспеченность лица и собственности, т.е. пропитание и благо отдельных людей, – чтобы особенное благо рассматривалось и осуществлялось как право.

а) Полиция

Предоставляющая обеспечение сила всеобщего остается, поскольку принципом той или иной цели является еще особенная воля, ограниченной отчасти кругом случайностей, отчасти внешним порядком.

Кроме преступлений, которые должна предотвращать или передавать судебному разбирательству всеобщая власть, – кроме случайности как произвола злого – дозволенный для себя произвол правовых действий и частного потребления собственности также находится во внешних отношениях к другим индивидам, а равно и к прочим публичным установлениям, направленным на общую цель. Вследствие этого всеобщего аспекта частные действия становятся случайностью, которая выходит из-под моей власти и может принести или приносит другим вред или оказывается неправовой по отношению к ним.

Хотя это представляет собой лишь возможность вреда, но то, что такого рода действие не приносит вреда, есть в качестве случайности также не более чем возможность; это – аспект неправа, заключающийся в подобных действиях, и, следовательно, последнее основание карающей полицейской справедливости.

Отношения внешнего наличного бытия принадлежат области рассудочной бесконечности; поэтому нет границы в себе, которая указала бы на то, чтó вредно и чтó не вредно, а применительно к преступлению – что подозрительно и чтó не подозрительно, чтó следует запретить или подвергнуть надзору и чтó не следует запрещать, за чтó не следует подвергать надзору, подозрению, допросу или привлекать к ответственности. Ближайшие определения дают здесь нравы, дух государственного устройства, нынешнее состояние, опасность в данный момент и т.д.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-10; Просмотров: 426; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.009 сек.