Й Урок, 8 правил Частного инвестора 4 страница

«И судя по тону верховного инквизитора,- подумал Ульдиссиан,- Дорию и остальным тоже придётся довериться его слову, хотят они этого или нет». Фермер нахмурился. Принимая во внимание, как брат Микелий до сих пор ведёт дело, Ульдиссиан сомневался, что ему дадут как следует высказаться в свою защиту… разве что он признает вину.

-Это касается и Триединого,- добавил Дорий.- С их стороны тоже была жертва...

-Собор сейчас здесь; Храма здесь нет. Если Храм медлит с правосудием за убийство своих детей, это их собственный промах.

Побеждённый, глава затих. Ульдиссиан еле сдержал гневный эпитет. Брата Микелия не удастся остановить.

Ульдиссиан попытался утешить себя мыслью, что по крайней мере Лилия не была втянута во всё это. Фермер бы этого не выдержал. Она и так уже довольно пострадала от рук обеих сект…

И в тот миг, когда он подумал об этом, уголком глаза он уловил зелёный проблеск. У фермера мороз пробежал по коже. Непроизвольно Ульдиссиан посмотрел в этом направлении.

К несчастью, то же сделал верховный инквизитор.

Лилия стояла, как зверь, пойманный в ловушку. Видимо, она подкралась из-за «Кабаньей головы», чтобы посмотреть, как разворачиваются события; без сомнения, это страх за Ульдиссиана заставил её забыть его предостережения.

Брат Микелий мог без труда определить, что она не местная. Само по себе это могло ничего и не значить, но Ульдиссиану показалось по его взгляду, когда он встретился со взглядом Лилии, что верховный инквизитор как будто бы узнал её.

Микелий поднял на неё осуждающий перст:

-Эй, ты, там! Ты…

Прогремел гром, на этот раз с такой силой, что некоторые, в том числе брат Микелий, были вынуждены заткнуть ладонями уши.

Внезапно поднялся ветер, завывая, как голодный волк. Людей отбросило назад мощным порывом, даже некоторые из стражей инквизитора не смогли остаться на занятых позициях. Только троих не сдвинула с места страшная буря – по крайней мере, пока.

Брата Микелия, Лилию и Ульдиссиана.

Но верховному инквизитору пришлось бороться, что удержаться на месте. Оно оторвал взгляд от Лилии и снова посмотрел на заключённого.

На брата Микелия было страшно глядеть. Когда он посмотрел на фермера, на его лице отразилась смесь ярости и… страха.

-Во имя пророка. Что…

Свирепая молния ударила в центр деревни… и в верховного инквизитора.

Он не успел закричать. Тошнотворный запах жжёного наполнил воздух, быстро разносимый ветром. Заряд оставил после себя обуглившуюся массу. Ульдиссиану довелось видеть, на что были способны другие молнии, но ни одна из них не била с такой силой.

Вторая молния ударила рядом с первой. Кто-то закричал. Люди стали разбегаться во всех направлениях. Ветер продолжал завывать по Сераму, опрокидывая тех, кто не держался ни за что твёрдое.

Ульдиссиан искал глазами Лилию, но её нигде не было видно. Какой-то хлам полетел прямо к нему в лицо, и фермер инстинктивно остановил его рукой.

Только тогда он заметил, что снова свободен. Верёвки свободно болтались на одном запястье, и, когда он потянул за них, они свободно спали, словно никогда не были завязаны.

Не тратя время на размышления о безалаберности своих стражей, Ульдиссиан сосредоточился на том, что ему делать дальше. Тем не менее, сопровождавшие брата Микелия решили вопрос за него, пытаясь добраться до заключённого несмотря на ужасный ветер. Трое из них уже были в пределах досягаемости оружия, четвёртый недалеко позади.

Но прежде, чем передние добрались до него, принесённая бурей прилетела толстая скамья, в которой Ульдиссиан запоздало узнал обычную лавку перед таверной. Скамья почти точно налетела на стражников, одних разбросав по сторонам, других унося с собой.

Без колебаний ошеломлённый фермер побежал к благородной деве. Предметы вокруг него свободно кружились в воздухе. Люди спешили укрыться в зданиях. Ещё одна молния ударила совсем рядом с деревней, проделав брешь в окружной каменной стене.

Несмотря на многочисленные угрозы, Ульдиссиану удалось невредимым добраться до Лилии. Похоже, она тоже была в порядке, не считая того, что ветер разметал золотые локоны.

Беспокойство за неё пересилило все другие заботы.

-Лилия! Ты должна найти убежище…

Она схватила его руку, но, вместо того, чтобы пойти с ним ко входу в кузницу, Лилия потянула его по направлению к лесу. Она делала это с удивительной силой, и, зная, что сопротивление задержит их на открытом месте, что было опасно, фермер позволил ей вывести их из Серама. Здравый смысл твердил ему, что лучше бы им укрыться в одном из зданий, но Ульдиссиан каким-то образом убедил себя, что они наверняка найдут безопасное место в глуши.

И в самом деле, ветер дул всё слабее по мере того, как они углублялись в лес. Сор ещё пролетал мимо них, но, чудесным образом, их не коснулось ничего тяжелее листьев.

Со стороны Серама раздался уже знакомый треск. Небо мгновенно осветилось, словно солнце проблеснула из-за туч. Ульдиссиан стал смотреть из-за плеча, но Лилия потянула его вперёд.

Гром продолжал рокотать, словно лошади тысячи всадников скакали по земле. Это навело фермера на мысль об инквизиторах и несчастном брате Микелии. Стражники определённо устроят погоню за Ульдиссианам, как только погода установится, несмотря на внезапную смерть их начальника. Пусть Ульдиссиан и винил в ужасной кончине священника непостоянство природы – даже хотя никогда прежде фермер не видел такой странной и смертоносной её перемены – он почему-то был уверен, что судьба, постигшая брата Микелия, каким-то образом связана с ним, как бы смешно это ни звучало.

-Продолжай бежать!- позвала Лилия, глядя через плечо на него.- Продолжай бежать!

Но из-за заботы о нём благородная дева не замечала сама, куда бежит. Ульдиссиан увидел, что земля впереди неё идёт под откос. Он попытался предупредить её, но его спутница уже падала.

Её рука выскользнула. Короткий крик сорвался с её губ, Лилия летела вперёд. Приземлившись, она перевернулась.

Спотыкаясь, Ульдиссиан подлетел к ней. Лилия лежала здесь, её глаза были открыты, но сейчас она глядела невидящим взором.

-Лилия!- все заботы об испортившейся погоде и стражах инквизиторов испарились, как дым. Для фермера была важна лишь та, чья распростёртая фигура лежала перед ним.

К его великому облегчению, благородная дева моргнула. Её глаза снова сфокусировались. Она посмотрела на Ульдиссиана, и выражение её лица заставило Ульдиссиана покраснеть.

Пытаясь скрыть своё смущение, Ульдиссиан подал ей руку. Когда Лилия попыталась встать, из её груди вырвался стон, а её правая лодыжка подогнулась.

-Наверное… наверное, вывих,- смогла проговорить она.- Можешь посмотреть?

Ему хотелось отказаться, но он знал, что не может оставить её страдать. Бормоча извинения, Ульдиссиан подтянул длинную юбку вверх ровно настолько, чтобы оказалась видна лодыжка.

На ней уже расплывалось чёрно-синее пятно, и она уже немного распухла. Когда фермер слегка коснулся её, у Лилии вновь перехватило дыхание.

-Я должен отнести тебя к лекарю…- пробормотал он.

-Нет! Если ты это сделаешь, они снова поймают тебя! Я не позволю им!

Ульдиссиан нахмурился. Чего она в конце концов ожидала? Он не мог просто взять и убежать. Это был его дом. Его род жил в Сераме на протяжении нескольких поколений, возможно даже, с самого его начала. К тому же здесь были те, кого он не мог оставить, в первую очередь Менедельн. Мендельну наверняка пришлось бы расплачиваться, если бы его брата не отыскали. Был там и Ахилий, лучший друг Ульдиссиана, и даже Серентия, возможно, уже была втянута.

С другой стороны, как он мог вернуться? Инквизиторы в конце концов могут и уехать, но Тиберий посчитает своим долгом арестовать Ульдиссиана на месте, если он вновь объявится. Также ещё оставалась возможность, что надзиратели мира из Триединого могут прибыть, чтобы вершить справедливость своими руками.

Раздумывая, Ульдиссиан сидел здесь, преклонив колени, его рука оставалась над лодыжкой. Судьба Лилии волновала её не меньше. Всё было бы проще, если бы её лодыжка была в порядке…

-Ульдиссиан…

Всё ещё поглощённый своими тревогами, он не обращал на неё внимания. Возможно, он сможет отнести её на спине на ферму, а оттуда послать её с лошадью в соседнее поселение. В одном из более крупных поселений она сможет получить помощь, в которой нуждается, а потом продолжить оттуда своё странствие. По крайней мере, она будет вне опасности.

Что касается Ульдиссиана, то есть другой…

-Ульдиссиан!

Хотя голос Лилии оставался тихим, на этот раз он прозвучал без сомнения с напором. Ульдиссиан огляделся вокруг, ожидая, что их обнаружили. Тем не менее, не было признаков присутствия кого бы то ни было ещё, и тем более инквизиторов или стражников.

-Ульдиссиан,- ответила она.- Я не о том. Моя лодыжка… боль исчезла.

Её полные надежды слова только усилили его беспокойство. Если она не чувствовала боли, вероятно, лодыжка онемела – плохой признак. Он убрал свою руку, страшась того, увидит…

Но лодыжка выглядела совершенно здоровой.

Но…- Ульдиссиан смотрел на неё, не веря своим глазам. По меньшей мере, лодыжка была в синяках… а теперь их не стало.

Он посмотрел на Лилию, и от того, как она на него смотрела, ему сделалось ещё неудобнее. В её взгляде читалось благоговение, немыслимое благоговение и даже то, что было похоже на… поклонение?

-Ты повернулся…- тихо проговорила благородная дева.- Но ты оставил руку возле моей лодыжки. Я знала… я знала, что ты не касаешься её, но внезапно я… я почувствовала восхитительное тепло, и боль… её вдруг не стало…

-Этого не может быть… здесь должно быть разумное объяснение! Травмы вроде этой не могут просто так взять и вылечиться.

- Ты сделал это.

Поначалу он подумал, что просто не расслышал. Затем, когда смысл сказанного добрался до него, Ульдиссиан не мог поверить, что благородной деве могло прийти в голову что-то столь немыслимое.

-Я не маг и не колдун!- настоял он, застигнутый врасплох.- Очевидно же, что твоя лодыжа просто была в порядке! Это единственное объяснение!

Она покачала головой, в её глазах отразилось то, от чего у него стало радостно на душе, но, в то же время, что ещё больше взвинтило его. Обожание.

-Нет. Я знаю, что чувствовала боль. Я знаю, что я ощущала от твоей руки… и я знаю, что потом боль исчезла, словно её никогда и не было.

Ульдиссиан отступил от неё.

-Но я не делал этого!

Светловолосая женщина поднялась и сделала шаг по направлению к нему. Лилия двигалась без всякого намёка на травму.

-Тогда кто? Кто совершил такое чудо?

От последнего слова по его телу пробежала дрожь. Должно быть, он не расслышал её.

-У нас нет времени на эти глупости!- он посмотрел вверх. Небо выглядело спокойнее, по крайней мере, над ними. Гром ещё рокотал в направлении Серама. Очередная молния сверкнула над деревней.- Буря…- у Ульдиссиана не было другого слова, чтобы охарактеризовать эту погоду,- похоже, стихает. Спасибо судьбе хоть за такую удачу!

-Я не думаю, что это удача,- проговорила благородная дева.

-А что тог…- фермер остановился на полуслове и побледнел.- Лилия, нет… это даже не смешно…

-Но Ульдиссиан, ты что, не видишь? Как своевременен был этот ветер! Как точно ударила молния в высокомерного брата Микелия как раз тогда, когда он хотел осудить тебя за то, в чём ты не виноват…

-А сейчас ты говоришь, что во мне есть силы, способные убить человека! Подумай, женщина!- в первый раз со времени первой встречи Ульдиссиан хотел оказаться подальше от Лилии. Не то чтобы он не желал её, просто было очевидно, что у неё на время помутился рассудок. Возможно, груз несчастья её семьи наконец сказался в полной мере. Это бы объяснило её поведение…

Но как объяснить травму, которую Ульдиссиан видел своими глазами? Он не считал себя человеком с богатым воображением. Так как тогда его разум был способен на такую правдоподобную иллюзию?

«Нет!» - бросил фермер самому себе. Если он продолжит так рассуждать, то сам скоро поверит в нелепое предположение Лилии. Если бы это было правдой, то лучше бы Ульдиссиану самому сдаться инквизиторам или страже, прежде чем он подвергнет опасности кого-нибудь ещё.

Мягкое, тёплое касание руки вернуло его к реальности. Лилия была в каком-нибудь дюйме от него.

-Я знаю, что это ты вылечил меня, Ульдиссиан… и я верю, что это ты призвал ветер и молнии, когда мы нуждались в этом.

-Лилия, пожалуйста! Послушай сама, насколько нелепы твои слова!

Он видел только её безупречное лицо.

-Хочешь, чтобы я думала иначе? Тогда докажи, что я ошибаюсь,- благородная дева мягко взяла его за подбородок и развернула его лицо в сторону Серама.- Молнии всё ещё ударяют, они несут справедливость и возмездие. Небо всё ещё ревёт от ярости за ложные обвинения против тебя. Ветер воет над самомнением тех, кто судил тебя в то время, как сам виновен!

-Лилия, прекрати!

Но она не послушалась. Твёрдо, даже вызывающе, Лилия сказала:

-Докажи, что я неправа, дорогой Ульдиссиан! Всей своей волей прикажи небесам замолчать,– нет, даже очиститься – и если этого не случится, я с радостью признаю, что, бесспорно, заблуждалась,- она поджала губы.- С радостью…

Ульдиссиан не мог поверить, что разум Лилии настолько помрачён, что она может представить возможным что-то подобное. Тем не менее, если она говорила серьёзно, то это скорейший и легчайший способ вернуть её к действительности.

Не говоря больше ни слова, фермер посмотрел на бушующее небо. Хотя он мог просто посмотреть на него и притвориться, что сосредотачивается, Ульдиссиан чувствовал, что это будет нечестно по отношению к его спутнице, хотя и был уверен, что ничего не случится.

Так что сын Диомеда зажмурился и напряг разум. Он желал, чтобы непогода прекратилась и небеса очистились. Он старался действовать со всей серьёзностью, пусть это и было только ради Лилии.

И он не удивился, когда всё осталось по-прежнему.

Он определённо больше, чем кто бы то ни было другой, позволил заблуждению Лилии. Фермер устало повернулся к ней. Он ожидал, что благородная дева расстроится, но на лице Лилии отражалось только терпение.

-Я сделал, что ты просила, и ты видела, что произошло… или не произошло,- сказал он успокоительно.- А теперь позволь мне увести тебя отсюда, Лилия. Мы должны найти место, где ты… где мы можем отдохнуть и собраться с мыслями.

К несчастью, вместо того, чтобы согласиться, Лилия продолжала выжидательно глядеть за его спину.

Наконец терпение Ульдиссиана подошло к концу. Лилия тронула его сердце, когда он впервые увидел её, но он больше не мог терпеть из-за этого её иллюзию. Хотя бы ради её собственного блага.

-Лилия, ты должна взять себя в руки! Я сделал, что ты просила, и…

-И это только что случилось…- проговорила она с возобновлённым обожанием. Лилия мягко взяла фермера за руки и развернула его в сторону деревни.

Ульдиссиан, готовый продолжать образумливать её, застыл с раскрытым ртом.

Солнце сияло над Серамом.

***

Великий Храм Триединого, расположенный в двух днях езды на юг от Кеджана, был пространным треугольным строением с тремя высокими башнями в каждом из углов. Сами башни были треугольными, и их стороны были украшены символикой одного из святых орденов. Треугольные окна тянулись с самого низа до верха башен.

Почти все остальные элементы постройки имели ту же тройственную природу. Чтобы добраться до входа, который был развёрнут к Кеждану, паломникам нужно было подняться на три площадки, причём каждый подъём насчитывал тридцать три ступени. На самом входе три массивных железных двери, так же треугольные, пропускали верующих в огромную приёмную залу.

Внутри, как водится, поклоняющихся приветствовали величественные изображения трёх направляющих духов. Бала Создатель располагался слева – двуполая фигура, одетая в облачение своего ордена. В руках у Балы были мистический молот и сумка, в которой, как проповедовали священники, находились семена всего живого. Как вся природа, так и архитектурные успехи людей находились под покровительством этого духа.

Диалон находился справа – мраморная статуя, во многом схожая с первой, только руками она прижимала к груди дощечки ордена. Диалон указал человечеству его предназначение, и дощечки учат, как достичь благодати. Как и в случае с Балой, на Диалоне было облачение цветов, отождествляемых с последователями его принципов – в данном случае принципов Предопределения.

А по центру стоял Мефис, который ничего не держал, но руки у него были сложены так, словно он самым нежнейшим образом убаюкивает младенца. Без Любви Созидание и Предопределение не могут благоденствовать – так учил верховный жрец – примус – который, говорили, был сыном самого Мефиса и потому так заботился о своей пастве.

Под каждой из гигантских статуй находилась ещё одна бронзовая дверь, ведущая в величественные залы того или иного ордена. Когда поклонники или послушники делали свой выбор, они проходили в эти двери и слушали там наставления уже своего высшего жреца.

Надзиратели мира, облачённые в кожу и покрытые капюшонами стражи, которые носили символику всех трёх орденов на груди, помогали вновь прибывшим сделать свой выбор. В каждой зале несколько сотен верующих могли одновременно преклонить колена для молитвы.

И когда появлялся сам Примус, стены между залами трёх орденов, которые, хотя имели каменные фасады, были деревянными, отъезжали в прятанные ниши, и тогда все могли погреться в лучах милостивого присутствия верховного жреца. С помоста, возвышающегося над его последователями, лидер Триединого проповедовал слово Троих.

Сегодня, тем не менее, верующие должны были молиться сами, ибо примус держал совет с тремя своими излюбленными, с высшими жрецами каждого ордена. Главным среди них был высокий статный Малик, старший среди всех его ранга. Некогда услужливый агент, он поднялся до почётного поста путём предопределения, созидательного мышления и посвящения своему хозяину.

Он был – даже два других это знали – правой рукой Примуса.

Скрытая от глаз большинства комната, в которой проходила встреча, была маленькой и почти пустой. Единственным предметом мебели было высоко вздымавшееся величественное кресло Примуса, спинка которого поднималась гораздо выше его головы и была украшена треугольным символом секты. Сдвоенные факелы, прикреплённые к стенам, освещали овальную комнату, в которой не на что было больше смотреть, кроме как на хозяина кресла… в чём и была задумка.

Примус взирал сверху на троих и тихо говорил, так, что бы только они могли слышать. Малик и два других жреца были посвящены в самые сокровенные секреты Триединого.

Голос верховного жреца звучал, словно музыка. Его лицо казалось отточенным из мрамора, до того оно было безупречным. У него были длинные ниспадающие, серебристые волосы и хорошо сочетающаяся с ними короткая, искусно подрезанная борода. У него были заострённые черты лица и глаза, похожие на сверкающие изумруды. Он выглядел выше и сильнее, чем большинство мужчин, но, не смотря на свой повелительный вид, его движениям была свойственна отточенная мягкость.

Но не в этот раз.

Только Малик, исподтишка бросающий взгляд наверх, заметил внезапное и очень лёгкое дрожание. Высший жрец ордена Мефиса выглядывал из-под тёмных бровей со скрываемым беспокойством.

Но Примус, очевидно, несмотря на старания Малика заметил беспокойство. Теперь совершенно оправившийся обожаемый лидер Триединого одним жестом распустил собрание, о чём усатый Малик поспешил предупредить хлопком руки двух других жрецов. Три высших жреца, низко склонив головы, быстро удалились из секретной комнаты.

Примус сидел молча, его глаза, по всей видимости, были направлены в пустоту перед ним. Пламя факелов внезапно резко колыхнулось, словно сильный порыв ветра пронёсся по комнате.

И когда пламя факелов вернулось в исходное состояние, стало ясно, что с благожелательным внешним видом Примуса что-то произошло. В нём теперь не было ничего исполненного святостью; на самом деле, любой, кто увидел бы его сейчас, подумал бы совсем наоборот… и, вероятно, испугался бы также за свою душу.

«На западе города…» - прошипел он скорее по-змеиному, чем по-человечьи. – «На западе города».

Глава пятая

Когда хаос захватил Серам, Ахилий первым делом подумал не о себе и даже не об Ульдиссиане. Он подумал о Серентии, как и все, захваченной врасплох на открытом пространстве. Охотник ринулся к дочери Сайруса, по пути уворачиваясь от вертящегося в воздухе колеса от повозки и чего-то, похожего на останки огородного пугала.

Издалека раздался крик. Ахилий увидел торговца, тоже бегущего к ней. Но стоявшая ближе к охотнику Серентия не видела и не слышала своего отца.

В этот самый момент значительный кусок крыши оторвался от казарм стражи. Он полетел по воздуху, словно гигантская чёрная птица, теряющая высоту в предсмертной агонии… а затем обрушился с точностью топора палача на ничего не подозревающего Сайруса.

Ахилий кричал, но, как и торговец, не мог перекричать бурю. Мороз пробежал по его коже. Охотник знал, что ему остаётся только одно.

Как только сумел, Ахилий прыгнул к Серентии. Он схватил её подобно тому, как хватал добычу, пытающуюся вырваться из силков, которые он расставил. Осторожничать было некогда: главное было не дать дочери торговца увидеть грядущую страшную сцену. Для Сайруса ничего нельзя было сделать: он был слишком далеко.

Хотя ему удалось закрыть обзор ей, с собой поделать Ахилий ничего не мог. Заворожённый очарованием смерти, он смотрел, как кусок крыши настигает Сайруса сзади. Сила, с какой обломок ударил человека в затылок, дала понять, что надежды нет. В самом деле, острый край отделил кости и плоть с ужасающей лёгкостью, и, несмотря на то, что он не мог ничего слышать из-за ветра, опытный охотник знал наверняка, насколько жутко звучало обезглавливание Сайруса.

К счастью, остальная часть обломков похоронила обезображенное тело под собой, скрывая его от глаз. Серентия в этот момент стала вырываться. Когда она посмотрела на Ахилия, на её лице отражалось удивление… и, возможно, смущение, если краснеющие щёки говорили именно об этом. Ахилий вдруг почувствовал себя очень некомфортно, и не только потому, что только что наблюдал судьбу её отца.

Пожалуйста, отпусти меня,- крикнула она, её голос был еле слышен.- Ты видел Ульдиссиана?

Охотник сам смущался всё больше. Не зная о трагической кончине отца, она первым делом подумала о фермере и ни о ком ещё. Конечно же, не об Ахилии.

Но при этом её беспокойство о фермере давало некоторую отсрочку перед тем, как сказать ей, что стало с её отцом. Сейчас было не время Серентии узнать об этом. Кроме того, если бы она попыталась достать тело отца при этой безумной погоде, была бы высока вероятность, что она разделит его судьбу.

-Я видел, как он бежал по направлению к кузнице!- наконец крикнул он в ответ. Несмотря на сильные лёгкие, Ахилию самому пришлось крикнуть ещё раз, прежде чем дочь торговца расслышала. Он поставил её на ноги, заботясь о том, чтобы не развернуть её в сторону страшной картины.- Держи крепко меня за руку, а не то тебя может сдуть!

К его облегчению, Серентия подчинилась беспрекословно. Ахилий потянул её туда, где в последний раз видел своего друга, преодолевая боровшийся с силой вепря ветер. Он не знал, что они будут делать, когда найдут Ульдиссиана – если найдут. Фермер считался заключённым, в глазах кого-то он выглядел убийцей, и долгом Ахилия было либо убедить своего друга вернуться и отдаться в руки правосудия, либо, если не удастся, заставить его это сделать. Но охотник уже достаточно насмотрелся, что это было за правосудие, и сама мысль о выдаче Ульдиссиана инквизиторам – или даже Тиберию – не улыбалась Ахилию.

Что важнее, если он вернёт Ульдиссиана в Серам, чтобы тот предстал перед обвинителями, лучник без сомнения навсегда зачернит себя в глазах Серентии.

Они добежали до края деревни, остальные разбегались мимо них в разных направлениях. Доски отрывались от зданий и присоединялись к обломкам в воздухе, увеличивая опасность. Ведро для воды, оторванное от деревенского колодца, ударила в грудь человека Тиберия, уронив его на спину. Ахилий хотел остановиться возле лежащего навзничь тела и проверить, жив ли тот, но побоялся, что это подвергнет опасности Серентию.

Он почувствовал большое облегчение, когда они добрались до леса. Его чутьё дало немедленно оценить разницу между погодой здесь и бушующей бурей в Сераме. Это было почти как укрыться за закрытой дверью. Листва едва колыхалась, и завывание притихло.

Несмотря на это, охотник не замедлился, пока они оба не оказались на порядочном расстоянии от края деревни. Только тогда Ахилий остановился возле огромного дуба, да и то скорее ради своей спутницы.

-Ты в порядке?- спросил он.

Серентия кивнула, восстанавливая дыхание. Её взгляд блуждал по лесу в поиске.

-Мы найдём его, Серри,- пробормотал он, немного не в себе после того, как удалось помочь ей выбраться из хаоса. Потом Ахилий вспомнил о Сайрусе, и чувство вины накрыло его с головой.

-Я вот думаю, а если…- начала дочь торговца, но внезапно остановилась, когда неожиданная тишина установилась в воздухе.

Они оба оглянулись на свой дом. Молнии перестали бить, и ветер тоже стих. Но самым поразительным было то, что облака не просто начали редеть, но как будто бы через них уже начало проглядывать солнце.

-Хвала небесам! Это чудо!- промолвила Серентия. Ахилий в свою очередь почувствовал странное благоговение – ощущение, которое ему до сих довелось пережить только один раз… когда он впервые прикоснулся к древнему камню.

Серентия сделала шаг по направлению к Сераму, но охотник повлёк её в противоположную сторону.

-Ульдиссиан!- напомнил он ей, хотя фермер сейчас не был для него главной причиной, по которой стоит держаться подальше от деревни.- Сюда, забыла?

Дочь торговца кивнула с прежним выражением решимости на лице. Ахилию вдруг захотелось, чтобы такое выражение было отведено для него.

Хотя он знал, что видел Ульдиссиана шедшим по направлению к этой части леса, Ахилий обнаружил, что отслеживать фермера труднее, чем он ожидал. Ульдиссиан практически не оставил следов после себя. По сути, охотнику пришлось половину времени угадывать путь, поскольку его друг, как выяснилось, шёл по лесу незаметнее животного. Если бы не особое чутьё Ахилия, то чутьё, о котором он никогда не упоминал, но которое всегда давало ему преимущество, когда он шёл по следам зверя, то держаться за Ульдиссианом было бы невозможно.

И это чутьё, это знание, которое позволяло Ахилию верно выбирать путь, также сообщило ему, что кто-то ещё повстречал Ульдиссиана в лесу. Это был незнакомый след, и по лёгкости отпечатка он заподозрил, что это благородная дева. Кто ещё? Если Ульдиссиан и скрывал что-то, то ради неё. Её было ещё труднее отследить, чем фермера.

Почему-то это опять навело Ахилия на мысль о камне. С тех пор, как он обнаружил его, продолжали происходить странные и будоражащие события, некоторые из них казались ему неоспоримо неестественными. Ахилий припомнил символы на камне и стал гадать, сможет ли Мендельн со временем перевести их. Мендельн ведь умный. Возможно, он даже сможет объяснить эту ужасную бурю и…

Охотник остановился на пути, из-за чего Серентия натолкнулась на него. Он смотрел назад.

Предположив, что там кто-то есть, дочь Сайруса тоже посмотрела туда.

-Что там?

-Ничего…- он снова потянул её вперёд. Ахилий не мог вернуться за Мендельном. Брату Ульдиссиана придётся постоять за себя. Конечно же, где бы он ни был, он в безопасности. Лучник даже не мог припомнить, чтобы видел его, когда Ульдиссиана вывели к брату Микелию.

«Он может постоять за себя,- повторил про себя Ахилий.- Мендельн очень умный. Очень много знающий. Я должен волноваться за Серри. Я должен найти способ сказать ей об её отце… может быть, когда мы найдём Ульдиссиана… может быть, потом… да, с Мендельном в это время всё будет в порядке…»

Охотник продолжал повторять про себя последнюю фразу, надеясь в конечном счёте поверить, что учёный Мендельн и в самом деле будет держаться подальше от неприятностей.

Надеясь, но не ожидая.

***

Мендельн прибыл на окраину деревни, как раз когда небеса объявили войну её жителям. В отличие от остальных обитателей Серама, он стоял на месте и с восхищением смотрел, как природа ведёт себя образом, совершенно противоположным тому, который он привык считать нормальным. Бури не разят столь выборочно без предупреждения. Ветер не дует с силой урагана только в пределах деревни, тут же на месте и умирая.

Только когда необыкновенное явление без предупреждения завершилось, Мендельн пошевелился и вступил в Серам. Центр деревни был весь в руинах; несколько человек лежали на земле. Ненормальность того, что произошло, начала проникать в сознание… как и то, что всё это случилось очень вовремя для Ульдиссиана.

Последнее суждение приобрело ещё больший вес, когда Мендельн подошёл к жжёному изуродованному телу, в котором он по внешнему виду узнал старшего священника Собора Света, верховного инквизитора. Страшный разряд молнии мало что оставил от него, а вонь должна была побудить Мендельна отойти подальше… но какая-то нездоровая притягательность заставила младшего сына Диомеда приблизиться к омерзительному трупу.

Но, когда он подошёл на расстояние вытянутой руки, сильное ощущение поразило его подобно удару твёрдого кулака. Мендельн отшатнулся назад с ощущением, будто кто-то яростно на него кричит. Он продолжал отступать, вдруг почувствовав, что не хочет быть сколь-нибудь близко рядом со жжёными останками.

Дата добавления: 2015-05-10