Книга II социальные причины и социальные типы 4 страница

Мы имеем доказательство того, что брак оказыва­ет незначительное влияние на коэффициент предохра­нения от самоубийства; в самом деле, величина на­клонности к браку мало изменялась с начала XIX в., тогда как предрасположение к самоубийству стало втрое сильнее. В 1821 —1830 гг. на 1000 жителей при­ходилось 7,8 годовых браков; в 1831 —1850 гг.— 8; в 1851 —1860 гг.—7,9; в 1861 — 1870 гг.—7,8; в 1871 — 1880 гг.— 8. За этот же период времени процент само­убийств на 1 млн жителей с 54 поднялся до 180. С 1880 по 1888 г. наклонность к браку несколько понизилась (стала 7,4 вместо 8), но это понижение не стоит ни в какой связи с громадным повышением числа само­убийств, которое за период 1880—1887 гг. поднялось на 16%.

Кроме того, за период 1865—1868 гг. средняя на­клонность к браку во Франции (7,7) почти равняется по своей величине соответственным цифрам в Дании (7,8) и Италии (7,6), хотя эти страны колоссально разнятся между собою в смысле числа самоубийств.

В течение 1887—1898 гг. 1 млн бездетных супругов давал 644 случая самоубийства. Для того чтобы знать, в какой мере само брачное состояние независимо от влияния семьи предохраняет людей от самоубийства, достаточно сравнить эту цифру с той, которую дают холостые люди того же среднего возраста. Сред­ний возраст людей, состоящих в браке, так же, как и теперь, был тогда 48 лет 8 '/з месяца. 1 млн холостых этого возраста дает 975 случаев самоубийства; 644 относится к 975, как 100 к 150, т. е. у бездетных суп­ругов коэффициент предохранения равняется 1,5; они только на '/з убивают себя реже, чем холостые того же. возраста. Мы имеем совершенно другую картину там, где брак сопровождается деторождением. 1 млн бра­ков при наличии детей в течение того же периода ежегодно давал только 336 случаев самоубийства. Чис­ло это относится к 975, как 100 к 290, т. е. если брак плодовит, то коэффициент предохранения почти удва­ивается (2,90 вместо 1,5).

Супружеский союз играет, таким образом, второ­степенную роль в образовании у людей, состоящих в браке, коэффициента предохранения. К тому же надо заметить, что в предыдущем вычислении мы приписа­ли этой роли несколько большее значение, чем она имеет в действительности. Мы предположили, что без­детные супруги имеют тот же средний возраст, что и супруги вообще, тогда как на самом деле они нахо­дятся, конечно, в более молодом возрасте. Они насчи­тывают в своих рядах те молодые супружеские пары, которые бездетны не в силу своей бесплодности, а по­тому, что, женившись слишком рано, не имели еще времени приобрести детей. В среднем только к 34 го­дам мужчина впервые делается отцом, и женится он приблизительно к 28—29 годам. Часть женатого насе­ления от 28- до 34-летнего возраста целиком входит в категорию бездетных супругов, что значительно по­нижает средний возраст этих последних, и поэтому, принимая его за 46, мы, конечно, впали в ошибку. Но в таком случае безбрачный элемент, с которым их надо было бы сравнивать, должен быть также не 46 лет, а моложе и, следовательно, с меньшим процентом самоубийств. В силу этого коэффициент предохране­ния, определяемый одними только супружескими от­ношениями, в действительности ниже 1,5. Если бы мы знали точно средний возраст бездетных супругов, то оказалось бы, что величина их наклонности к само­убийству приближается к величине холостых еще силь­нее, чем это показывают предыдущие цифры.

Ограниченное и незначительное влияние самого брака видно еще яснее из того, что вдовцы, оставшиеся с детьми, находятся в более благоприятном положе­нии, нежели бездетные супруги. Первые дают 937 случаев на 1 млн жителей; средний возраст для них — 61 год 8 '/з месяца. Число холостых в этом возрасте колеблется между 1434 и 1768, т. е. приблизительно в среднем 1504. Это число относится к 937, как 160 к 100. Вдовцы в том случае, если они остаются с деть­ми, имеют коэффициентом предохранения 1,6, превос­ходят, следовательно, в этом отношении бездетных супругов. Надо к тому же заметить, что, вычисляя коэффициент таким образом, мы скорее приумень­шим, чем преувеличим, его. В самом деле, семейные вдовцы имеют, несомненно, более зрелый средний воз­раст, чем вдовцы бездетные. Ведь в число этих послед­них входят все те, брак которых остается бесплодным только потому, что смерть слишком рано прекратила его, т. е. самые молодые люди. Поэтому вдовцов с де­тьми надо бы сравнивать с холостыми старше 62 лет, которые уже в силу самого возраста более наклонны к самоубийству. Ясно, что при этом преимущество их в смысле высоты коэффициента выступило бы еще рельефнее.

Правда, этот коэффициент 1,6 значительно ниже, чем коэффициент семейных супругов 2,9; разница ра­вняется по меньшей мере 45%. Можно было бы думать, что сам по себе брачный союз имеет на склонность к самоубийству большее влияние, чем мы ему приписываем, если с его прекращением степень предохранения остающегося в живых супруга падает до такой степени. Но такой факт можно только в очень слабой степени приписать расстройству брачного со­юза. Это доказывается тем обстоятельством, что в тех случаях, когда нет детей, влияние вдовства гораздо менее ощутимо. 1 млн бездетных вдовцов дает 1258 случаев самоубийства; эта цифра относится к 1504 — числу самоубийств среди холостых в 62-летнем воз­расте, как 100 к 119; коэффициент предохранения выражается, следовательно, приблизительно числом 1,2, которое лишь немного ниже коэффициента 1,5, относящегося к бездетным супругам. Первое число меньше второго только на 20%. Итак, можно сказать, что, если смерть одного из супругов не влечет за собой никаких последствий, кроме того, что разрушает брачное сожитие, обстоятельство это не особенно си­льно отражается на склонности вдовца к самоубий­ству. Следовательно, брак в том виде, как он теперь существует, только в слабой мере сдерживает эту наклонность, ибо с прекращением брака эта последняя не возрастает сколько-нибудь значительно.

Что же касается причины, усиливающей наклон­ность вдовцов к самоубийству даже в том случае, если брак их был плодовит, то искать ее надо в присутствии детей. Конечно, с одной стороны, дети привязывают вдовца к жизни, но с другой — их существование значи­тельно обостряет переживаемый вдовцом кризис. В этом случае удар обрушивается не на один только брачный союз; все течение семейной жизни оказывает­ся нарушенным. В механизме семьи выпало существен­ное колесо, и он не может правильно работать. Для того чтобы восстановить нарушенное равновесие, на­до, чтобы человек взял на себя двойную работу и выпол­нял такие функции, для которых он не приспособлен. _ч Естественно, что в таком положении человек утрачива­ет ту степень предохранения от самоубийства, которой он обладал в то время, когда брачный союз его не был разрушен. Коэффициент предохранения уменьшается не потому, что прекратилось брачное сожительство, а потому, что семья, в которой этот человек является главой, в корне своем дезорганизовалась. Неурядицу влечет за собой потеря не жены, а матери семейства.

Незначительное влияние самого брачного союза как такового на величину коэффициента предохранения обнаруживается особенно ярко в том случае, если дело касается женщины и если в лице детей этот союз не имеет своего естественного дополнения. 1 млн бездет­ных жен дает 221 случай самоубийства, 1 млн девушек (того же возраста, между 42—43 годами) дает только 150. Первое число относится ко второму, как 100 к 67, а коэффициент предохранения падает ниже единицы (0,67), т. е. в действительности мы имеем уже не предо­хранение от самоубийства, а обострение наклонности к нему. Итак, во Франции замужние бездетные женщи­ны лишают себя жизни в 1 ^!/₂ раза больше, чем девушки того лее возраста. Мы уже констатировали раньше, что на жену семейная жизнь оказывает не столь силь­ное благоприятное влияние, как на мужа. Мы нашли теперь объяснение этому факту: брачный союз сам по себе отзывается на женщине очень тяжело и способ­ствует увеличению ее наклонности к самоубийству.

Если тем не менее нам показалось, что в общем замужняя женщина обладает некоторым коэффициентом предохранения, то это произошло потому, что бездетные супружества составляют исключение и в громадном большинстве случаев присутствие детей смягчает тяжелую сторону брака, но только смягчает, не более того. Миллион женщин, имеющих детей, дает 79 случаев самоубийства; если сравнить это число с процентом незамужних женщин 42-летнего возраста (150), то получается следующий вывод: замужняя жен­щина, если она в то же самое время является и мате­рью, пользуется коэффициентом предохранения, рав­ным 1,89, т. е. на 35% ниже того, которым обладает мужчина при тех же условиях.

Поэтому нельзя по отношению к вопросу о само­убийстве согласиться с положением Бертильона: «Ког­да женщина вступает в брак, то она выигрывает от этого союза больше, чем мужчина, но, естественно, страдает сильнее, чем он, от его разрушения».

III

Итак, то преимущество в смысле смертности от само­убийства, которым, вообще говоря, пользуются люди, состоящие в браке, обязано, для одного пола целиком, а для другого в значительной части, не влиянию само­го супружеского союза, а влиянию союза семейного. Однако, как мы уже видели, даже при отсутствии детей женатые мужчины, во всяком случае, находятся в бо­лее благоприятном положении, измеряемом отноше­нием 1 к 1,5. Уменьшение в размере 50 случаев само­убийства на 150, т. е., иначе говоря, на 33%, хотя и значительно меньше того, которое наблюдается при наличии полной семьи, представляет все же достаточ­ную величину, для того чтобы стоило заняться анали­зом причин этого явления. Объясняется ли оно специ­альным, благотворным влиянием брака на мужчин или же представляет собой результат брачного подбо­ра? Хотя выше мы уже доказали, что этот последний не играет той главной роли, которую ему приписыва­ют, но из этого не следует, чтобы он не имел никакого влияния на наклонность к самоубийству.

Существует одно обстоятельство, на первый взгляд подтверждающее эту гипотезу. Мы знаем, что коэффициент предохранения у бездетных мужей не унич­тожается, когда они теряют жен, а только спускается с 1,5 до 1,2. Вполне очевидно, что степень предохранения бездетных вдовцов не может быть отнесена на счет вдовства, которое само по себе не только не может умерить наклонности к самоубийству, но способно скорее усилить ее. Поэтому то преимущество, о кото­ром мы сейчас говорим, зависит от какой-нибудь бо­лее ранней причины; брак не может быть ею, так как искомая причина продолжает оказывать свое действие даже тогда, когда умирает один из супругов — жена. Естественно возникает предположение, что преимуще­ство это заложено в каком-нибудь врожденном качест­ве супругов, которое обнаруживается благодаря брач­ному подбору, но им не создается. Если это качество существовало у них до брака, независимо от него, то ничуть не удивительно, что оно имеет большую длитель­ность, нежели самый брак. Если брачное население представляет собою избранную часть страны, то то же самое неизбежно приходится сказать и об его вдовст­вующей части. Правда, это врожденное превосходство проявляется у последних слабее, поскольку они оказы­ваются менее защищенными от наклонности к само­убийству. Но вполне понятно, что душевное потрясе­ние, испытанное вдовцом, может отчасти нейтрализо­вать это предохранительное влияние и помешать про­явить ему свою силу в полной мере.

Однако это объяснение может быть принято лишь в том случае, если оно в равной мере приложимо к обоим полам. Среди замужних женщин необходимо найти хоть какие-нибудь следы этого естественного предрасположения, которое при прочих одинаковых условиях предохраняло бы их от самоубийства боль­ше, чем девушек. Уже одно то обстоятельство, что при отсутствии детей женщины убивают себя чаще, чем девушки того же возраста, плохо мирится с гипотезой, согласно которой они награждены от рождения лично им присущим коэффициентом предохранения. Правда, можно, пожалуй, еще допустить, что этот коэффициент для женщины существует так же, как и для мужчины, но что он совершенно аннулируется в течение брачного сожития тем печальным влиянием, которое замужест­во оказывает на моральную личность женщины. Но если бы это врожденное качество только сдерживалось и маскировалось тем своеобразным моральным упад­ком, который вызывается в женщине супружескими отношениями, то оно должно было бы обнаружиться после смерти супруга. Мы должны были бы наблюдать, что женщина, освободившись из-под гнета суп­ружеского ярма, возвращает себе все свои преимущест­ва и утверждает свое превосходство над теми из пред­ставительниц своего поколения, которым не удалось выйти замуж. Другими словами, бездетные вдовы по сравнению с девицами должны были бы иметь коэф­фициент, по величине приближающийся по меньшей мере к тому, которым пользуются бездетные вдовцы. Ничего подобного нет на самом деле: 1 млн бездетных вдов дает ежегодно 322 случая самоубийства; 1 млн незамужних женщин 60 лет (средний возраст для вдо­вы) дает число, колеблющееся между 189—204, при­близительно 196. Первое относится ко второму, как 100 к 60. Бездетные вдовы имеют коэффициент ниже единицы, иначе говоря, коэффициент отрицательный; цифра 0,60 даже несколько меньше, чем число, выра­жающее собой коэффициент бездетных замужних жен­щин (0,67). Следовательно, можно вполне определенно сказать, что вовсе не брак мешает этим последним проявить ту естественную предохраненность от само­убийства, которую им приписывают.

В ответ на это могут возразить, что полному воз­рождению благоприятных свойств, заглохших во вре­мя брака, мешает то обстоятельство, что для женщины быть вдовой еще хуже, чем быть замужем. Надо со­знаться, что это очень распространенное в обществе мнение, будто вдова находится в более критическом положении, чем вдовец. Обыкновенно указывают на материальные и моральные затруднения, с которыми вдове приходится бороться, отстаивая свое существо­вание, особенно если судьба заставляет прокармливать целую семью.

Существует даже мнение, будто факты вполне под­тверждают такое предположение. По мнению Морселли, статистикой установлено, что женщина-вдова ме­нее отстает от мужчин по степени наклонности к само­убийству, чем тогда, когда она живет в браке; а так как, выходя замуж, женщина в этом смысле уже при­близилась к мужчине, то, очевидно, для нее нет худ­шего положения, чем вдовство.

Доля женщины в общей массе самоубийств, совер­шенных обоими полами в состоянии вдовства, действительно кажется значим ельно большей, чем в сумме самоубийств, совершенных людьми, состоящими в браке. Не служит ли этот факт доказательством того, что вдовство тяжелее переносится женщиной, чем замужество? Если это так, то нет ничего удивительного в том, что, овдовев, женщине еще труднее, чем в период брачной жизни, проявить свои природные положи­тельные свойства.

К несчастью, этот мнимый закон покоится на фак­тической ошибке. Морселли забыл, что всюду вдов в 2 раза больше, чем вдовцов. Во Франции, в круглых цифрах, насчитывается 2 000 000 первых и 1 000 000 вто­рых. В Пруссии, по переписи 1890 г., насчитывалось 450000 одних и 1 319000 других. При таких условиях вполне естественно, что относительное число само­убийств у вдов значительнее, чем у замужних женщин, которых, само собою разумеется, имеется ровно столько же, как и женатых мужчин. Для того чтобы сравнение имело какую-нибудь ценность, надо обе группы населения привести к одинаковому уровню; но если выполнить эту предосторожность, получится ре­зультат, обратный тому, какой дает Морселли. В сре­днем возрасте вдов, т. е. в 60-летнем возрасте, 1 млн женщин дает 154 случая самоубийства и 1 млн муж­чин— 577. Доля женщин (21%) значительно уменьша­ется для вдов. На 1 млн вдов приходится 210 случаев, а на 1 млн вдовцов—1017. Мы видим, что из 100 са­моубийств вдовых обоего пола на долю женщин при­ходится только 17. Напротив, пропорция мужчин под­нимается от 79 до 83%. Итак, становясь вдовцом, мужчина теряет больше, чем женщина, попадающая в аналогичное положение, так как он теряет при этом некоторые из тех преимуществ, которые связаны для него с брачным состоянием. Нет никакого основания предполагать, что эта перемена положения приносит женщине больше забот и огорчений, чем мужчине; действительность говорит нам обратное. Известно, что смертность среди вдовцов значительно выше, чем среди вдов; то же можно сказать и относительно вто­ричного вступления в брак. Вдовцы в любом возрасте в 3 или в 4 раза чаще вторично женятся, чем холостяки вступают в брак, тогда как вдовы выходят замуж только немногим больше чем девушки. Женщина с та­кою же степенью холодности относится ко вторичному замужеству, с какою горячностью мужчина стремится вторично жениться. Дело обстояло бы совершенно иначе, если бы положение вдовца легко переносилось мужчиной и если бы, наоборот, женщина, согласно общераспространенному мнению, так много терпела от потери мужа.

Но если в положении вдовы нет ничего такого, чтобы специально парализовать те природные качест­ва, которые предполагаются у женщины в силу одного того, что она была избрана в супруги, и если качества эти не проявляют себя во время брака хоть сколько-нибудь заметным образом, то нет никакого основания предполагать, что они действительно существуют. Ги­потеза брачного подбора совершенно неприменима к женщине; ничто не дает нам права предполагать, что женщина, призванная к замужеству, обладает привилегированной натурой, предохраняющей ее в известной мере от самоубийства. Следовательно, настолько же неосновательно аналогичное предположение насчет мужчины. Коэффициент 1,5, которым пользуются бездетные супруги, получается вовсе не потому, что эти люди происходят от самой здоровой части населе­ния; он может являться только результатом брака. Надо признать, что супружески союз, столь пагубный для женщины, действует на мужчину, даже и при от­сутствии детей, благотворным образом. Мужчины, вступающие в брак, вовсе не составляют природной аристократии: вступая в брак, они не обладают совершенно определившимся душевным складом, который мог бы предохранить их от самоубийства. Но этот склад развивается под влиянием самого брачного со­жительства. Во всяком случае, если женатые мужчины обладают некоторыми природными преимуществами, то последние носят очень смутный и неопределенный характер, потому что остаются в бездействии, пока не являются на сцену какие-нибудь дополнительные усло­вия. Совершенно справедливо, что самоубийство зави­сит главным образом не от внутренних свойств ин­дивида, а от внешних причин, управляющих людьми.

Нам остается разрешить еще один очень важный вопрос. Если этот коэффициент— 1,5, не зависящий от присутствия или отсутствия детей, обязан своим суще­ствованием браку, то почему же он переживает самый брак и, правда в несколько смягченной форме (1,2), но.все-таки встречается у бездетных вдовцов? Если отбро­сить теорию брачного подбора, объясняющую это яв­ление, то чем другим объяснить его?

Для этого достаточно предположить, что привыч­ки, вкусы, скрытые наклонности, образовавшиеся в брачном сожительстве, не исчезают вслед за его прекращением; нет ничего естественнее этой гипотезы. Если женатый человек, даже при отсутствии детей, питает к самоубийству относительно большее отвра­щение, то неизбежно, что частица этого отрицатель­ного чувства остается в его душе и тогда, когда он становится вдовцом. Но так как вдовство неизбежно связано с некоторым моральным потрясением и так как всякое нарушение равновесия, как мы покажем дальше, толкает человека на самоубийство, это от­рицательное отношение к самоубийству сохраняется лишь в ослабленном виде. У женщины по этим же причинам мы можем наблюдать обратное явление: так как бездетная женщина убивает себя чаще, чем девуш­ка, то, овдовев, она сохраняет эту повышенную на­клонность, которая даже несколько усиливается в свя­зи с тем моральным расстройством и той жизненной неприспособленностью, которые несет с собою вдовст­во для женщины. Но только вследствие того, что тяжелое влияние, которое оказывает на нее брак, дела­ет для нее переход к вдовству более легко переноси­мым, и самое ухудшение носит незначительный харак­тер; коэффициент понижается только на несколько со­тых (0,60 вместо 0,67).

Наше объяснение подтверждается тем обстоятель­ством, что оно есть только частный случай более общего положения, которое можно сформулировать следующим образом: в данном обществе наклонность к самоубийству для каждого пола в состоянии вдовства является функцией наклонности к самоубийству, прису­щей тому же полу в брачном сожительстве. Если муж в сильной степени предохранен от самоубийства, то вдовец сохраняет ту же позицию по отношению к са­моубийству, хотя, само собой разумеется, в более сла­бой степени. Если первый слабо защищен от самоубий­ства, то второй или вовсе лишен предохранения, или обладает им только в самом незначительном размере. Для того чтобы подтвердить правильность этого тези­са, достаточно указать на те выводы, которые оттуда непосредственно вытекают. Мы видели, что один пол находится в более благоприятном положении, чем дру­гой, как во время брака, так и в состоянии вдовства; тот из них, за которым остается привилегия в первом случае, сохраняет свое преимущество и во втором. Во Франции мужья обладают более высоким коэффициентом предохранения, чем жены; такое же соотношение сохраняется и в случае вдовства. В герцогстве Ольденбургском среди женатого населения можно наблюдать обратное явление: женщины пользуются большей сте­пенью предохранения, чем мужчины, независимо от того, вдовеют ли они или состоят в браке.

Но ввиду того что эти два единственных случая могут, и вполне справедливо, показаться не вполне убедительными, так как, с другой стороны, статисти­ческие данные не дают нам нужных сведений для проверки нашего предположения относительно других стран, то мы прибегли к следующему приему. Для того чтобы расширить поле для нашего сравнения, мы вычи­слили отдельно процент самоубийств для каждой возрастной группы и для каждого семейного положения, с одной стороны, для департамента Сены, а с другой — для всех других французских департаментов, взятых вместе. Две социальные группы, изолированныедаким образом, одна от другой, достаточно разнятся между собою, для того чтобы можно было надеяться вынести из этого сравнения что-нибудь поучительное. И в са­мом деле, семейная жизнь действует в этих двух случа­ях различным образом на наклонность к самоубийству.

В провинциальных департаментах мужья предох­ранены от самоубийства гораздо сильнее, чем жены. Коэффициент первых только в четырех случаях спуска­ется ниже 3, тогда как для женщин он не достигает 2, средний коэффициент в первом случае равен 2,88, во втором—1,49. В департаменте же Сены мы видим как раз обратное явление: средний коэффициент для муж­чин только 1,56, для женщин —1,79. Такое же обратное соотношение можно наблюдать и между вдовцами и вдовами. В провинции средний коэффициент вдовцов равен 1,45, а у вдов он значительно ниже — 0,78, В де­партаменте же Сены, наоборот, второй превышает первый и подымается до 0,93, т. е. почти до 1, тогда как первый опускается до 0,75. Итак, на чьей бы сторо­не ни было преимущество в смысле предохранения от самоубийства, вдовство всегда следует за брачным со­жительством.

Больше того, если посмотреть, каким образом ко­эффициент супругов изменяется в зависимости от со­циальной группы, и если затем повторить то же изыс­кание относительно вдовых, то получатся следующие результаты:

Числовые отношения для каждого пола почти одинаковы (разница в нескольких сотых), причем для женщин мы имеем почти абсолютное равенство. Итак, если коэффициент супругов повышается или понижает­ся, то не только изменяется в соответственную сторону коэффициент вдовых, но второй увеличивается и умень­шается в той же самой пропорции. Эти отношения могут быть выражены даже в еще более убедительной форме при помощи приведенного нами выше закона. В самом деле, из только что установленных нами отношений следует, что вдовство уменьшает степень предохранения всегда в одной и той же степени:

предохраняет мужа от самоубийства, то нет ничего удивительного в том, что и вдовец сохраняет в себе это счастливое свойство.

Полученный нами вывод, помимо того что раз­решает поставленный нами вопрос, бросает еще не­который свет на самую природу вдовца. Он говорит нам, что вдовство само по себе не есть вовсе без­условно тяжелое положение; очень часто вдовство оказывается лучше безбрачия. Суть дела заключается в том, что моральное состояние вдовцов и вдов не представляет собой ничего специфического, но зависит от духовной природы супругов того же пола и той же страны. Вдовство является в этом отношении как бы продолжением брачного состояния. Скажите мне, каким образом в данной стране брак и семейная жизнь отражаются на мужчинах и женщинах, и я скажу вам, как влияет на тех и других вдовство. Жизнь распорядилась так, что создала в данном случае очень счастливую компенсацию: там, где брак и семейная жизнь удачны, кризис, наступающий со вдовством, переносится людьми тяжелее, но человек лучше во­оружен для того, чтобы встретить его лицом к лицу; наоборот, критический период переживается легче, ко­гда брачная и семейная атмосфера оставляют желать лучшего, но зато люди обладают меньшей спосо­бностью сопротивления, когда умирает один из супругов и брачная жизнь прекращается. Итак, в той среде, где мужчина выигрывает от семейной жизни больше, чем женщина, он страдает сильнее, если оста­ется один, но в то же время он в состоянии лучше переносить жизненные испытания, потому что бла­готворное влияние брака сделало его более способным противостоять порывам отчаяния.

IV

Из предыдущих замечаний можно видеть, что брак имеет свое специальное, предохраняющее влияние на самоубийство. Но это влияние очень ограниченно и, кроме того, действует только по отношению к од­ному полу. Как бы ни было для нас полезно уста­новить наличность этого обстоятельства (полную его оценку мы даем ниже), нельзя отрицать, что суще­ственным фактором предохранения от самоубийства людей, состоящих в браке, является все-таки семья, т. е. сплоченная группа, образуемая родителями и де­тьми. Конечно, поскольку супруги входят в состав этой группы в качестве ее членов, они тоже оказывают друг на друга свою долю влияния, но только не как муж и жена, а как отец и мать, как органы семейного союза. Если исчезновение одного из них увеличивает шансы другого покончить жизнь самоубийством, то это происходит не потому, что смерть разорвала свя­зывающие их лично узы, а в силу того, что в резуль­тате наносится удар семье, который и отзывается от­рицательно на супруге, оставшемся в наличности. Предполагая в дальнейшем заняться специально рас­смотрением влияния, оказываемого браком, мы ска­жем теперь, что семейный союз точно так же, как и религиозный, является могучим предохраняющим средством от самоубийства.

Это предохранение тем полнее, чем больше семья, т. е. чем больше число ее членов.

Мы уже развивали и обосновывали это положение в статье, помещенной в «Revue philosophique» в ноябре 1888 г. Но недостаток статистических данных, бывших в то время в нашем распоряжении, не позволил нам доказать нашу мысль с той убедительностью, какой мы желали. В самом деле, мы не знали тогда, каков был средний уровень семьи во всей Франции вообще и в каждом департаменте в частности. Мы должны были исходить из предположения, что плотность се­мьи зависит исключительно от количества детей, и так как это число в переписи не было указано, то для определения его нам пришлось руководствоваться кос­венным методом, а именно тем, который в демогра­фии называется физиологическим приращением, т. е. годовым избытком рождений над тысячью смертей. Конечно, такая постановка исследования не лишена основания, потому что там, где наблюдается большое приращение, семьи в общем не могут быть малодетными, хотя полной причинной связи здесь нет, и часто ожидаемого результата может и не получиться в тех местах, где дети имеют привычку рано покидать своих родителей — либо в целях эмиграции, либо желая устроиться своим хозяйством, либо в силу какой-либо другой причины. В таких случаях размеры семьи не пропорциональны числу ее членов. Семья может опу­стеть, несмотря на то что брак был плодовит. Именно так обыкновенно и случается в культурных слоях об­щества, где дети с самого раннего возраста покидают родительский дом, для того чтобы получить или зако­нчить свое образование, или среди жалкой бедноты, где жестокая борьба за существование вынуждает се­мью преждевременно мобилизировать все свои рабо­чие силы. Напротив, при средней степени деторожда-емости семья может сохранить достаточное или даже высокое число составных элементов, если взрослые холостые или даже женатые дети продолжают жить с родителями под общей кровлей и образуют все вме­сте одно общее хозяйство. В силу всех этих причин с достоверностью определить относительную величи­ну- семейных групп можно только иногда, когда их наличный состав хорошо известен.

Перепись 1886 г., результаты которой были опуб­ликованы только в 1888 г., предоставила в наше рас­поряжение эти нужные нам данные. Если, пользуясь ими, определить соотношения между самоубийством и средним наличным составом семьи в различных французских департаментах, то полученные результа­ты выразятся следующим образом.

По мере того как уменьшается число самоубийств, размеры семьи правильно увеличиваются.

Если вместо того, чтобы сравнивать средние числа, мы проанализируем содержимое каждой группы, то не найдем ничего, что бы не подтверждало этого заклю­чения.

	Число самоубийств жителей на 1 млн (1878— 1887 гг.)	Среднее коли чество членов в 100 семьях (1886 г.)
1-я группа (11 департаментов)	430-480
2-я» (6)	300-240
3-я» (15)	230—180
4-я» (18)	170—130
5-я» (26)	120— 80
6-я» (10)	70— 30

Во всей Франции средний состав 10 семей равняется 39 человекам. Если высчитать, сколько в каждой из этих 6 групп имеется департаментов со средней вели­чиной семьи, стоящей выше, и сколько со средней величиной семьи, стоящей ниже, чем средняя для всей Франции, то получится следующая картина.

Дата добавления: 2015-05-26