Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Вероисповедание и социальное расслоение 1 страница




ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

ПРОТЕСТАНТСКАЯ ЭТИКА И ДУХ КАПИТАЛИЗМА

При ознакомлении с профессиональной статистикой любой страны со смешанным вероисповедным составом населения неизменно обращает на себя внимание1 одно явление, неоднократно обсуждавшееся в католической печати и литературе2 и на католических съездах Гер­мании. Мы имеем в виду несомненное преобладание протестантов среди владельцев капитала и предприни­мателей, а равно среди высших квалифицированных слоев рабочих, и прежде всего среди высшего техни­ческого и коммерческого персонала современных пред­приятий.3 Это находит свое отражение в статистических данных не только там, где различие вероисповеданий совпадает с национальными различиями и тем самым с различием в уровне культурного развития, как, на­пример, в восточной Германии с ее немецким и польским составом населения*, но почти повсеместно, где капи­тализм в пору своего расцвета мог беспрепятственно совершать необходимые ему социальные и профессио­нальные преобразования; и чем интенсивнее шел этот процесс, тем отчетливее конфессиональная статистика отражает упомянутое явление. Правда, относительное преобладание протестантов среди владельцев капитала4, руководителей крупных торгово-промышленных пред­приятий5 и квалифицированных рабочих, тот факт, что процент протестантов в этих кругах превышает их про­центное отношение к населению в целом, отчасти объ­ясняются историческими причинами6, уходящими в далекое прошлое; в этом случае принадлежность к оп-

[61]

ределенному вероисповеданию выступает не как при­чина экономических явлений, а до известной степени как их следствие. Выполнение определенных экономи­ческих функций предполагает либо обладание капи­талом, либо наличие дорогостоящего образования, а большей частью то и другое; в настоящее время эти функции связаны с наследственным богатством или, во всяком случае, с известным достатком. В XVI в. многие богатейшие области империи, наиболее разви­тые экономически в силу благоприятных естественных условий и близости торговых путей, в частности боль­шинство богатых городов, приняли протестантскую веру; последствия этого факта ощущаются вплоть до насто­ящего времени и способствуют успехам протестантов в их борьбе за существование и экономическое процве­тание. Но тут возникает следующий вопрос историче­ского характера: в чем причина этой столь сильной пред­расположенности экономически наиболее развитых об­ластей к церковной революции? Ответить на него совсем не так просто, как может показаться на первый взгляд. Конечно, разрыв с экономическим традиционализмом должен был в значительной степени усилить склонность к сомнению в незыблемости религиозных традиций, к восстанию против традиционных авторитетов вообще. Но не следует упускать из виду и то, о чем теперь часто забывают: что Реформация означала не полное устра­нение господства церкви в повседневной жизни, а лишь замену прежней формы господства иной; причем замену господства необременительного, практически в те вре­мена малоощутимого, подчас едва ли не чисто фор­мального, в высшей степени тягостной и жесткой рег­ламентацией всего поведения, глубоко проникающей во все сферы частной и общественной жизни. С господ­ством католической церкви, “карающей еретиков, но милующей грешников” (прежде еще в большей степени, чем теперь), мирятся в наши дни народы, обладающие вполне современным экономическим строем, мирились с ним и самые богатые, экономически наиболее развитые страны на рубеже XV и XVI вв. Господство же каль­винизма, в той степени, в какой оно существовало в XVI в. в Женеве и Шотландии, в конце XVI и в начале XVII в. в большей части Нидерландов, в XVII в. в Но­вой Англии, а порой и в самой Англии, ощущалось бы нами теперь как самая невыносимая форма церковного

[62]

контроля над личностью. Именно так и воспринимали это господство широкие слои тогдашнего старого пат­рициата как в Женеве, так и в Голландии и Англии. Ведь реформаторы, проповедовавшие в экономически наиболее развитых странах, порицали отнюдь не чрез­мерность, а недостаточность церковно-религиозного господства над жизнью. Чем же объясняется то, что именно экономически наиболее развитые страны того времени, а в этих странах (как мы увидим из дальней­шего изложения) именно носители экономического подъема — “буржуазные” средние классы, не только мирились с дотоле им неведомой пуританской тиранией, но и защищали ее с таким героизмом, который до того буржуазные классы как таковые проявляли редко, а впоследствии не обнаруживали больше никогда? Это было “the last of our heroism”*, по справедливому опре­делению Карлейля.

Далее, и это самое главное: если даже (как уже было сказано) большее число протестантов среди вла­дельцев капитала и ведущих деятелей современной про­мышленности отчасти можно объяснить их исторически сложившимся сравнительно благоприятным имущест­венным положением, то ряд других явлений свидетель­ствует о том, что причинная связь в некоторых случаях, несомненно, носит иной характер. Остановимся прежде всего хотя бы на следующем: на повсеместно наблюда­емом (будь то в Бадене, Баварии или Венгрии) разли­чии в характере среднего образования, которое в от­личие от протестантов родители-католики обычно дают своим детям. Тот факт, что процент католиков среди учащихся и выпускников средних учебных заведений “повышенного типа” значительно ниже их процентного отношения ко всему населению7, можно, правда, в известной степени объяснить вышеупомянутыми иму­щественными различиями. Но тот факт, что среди аби­туриентов-католиков процент окончивших учебные за­ведения, которые готовят к технической и торгово-про­мышленной деятельности, вообще к буржуазному пред­принимательству (реальные гимназии, реальные учи­лища, гражданские училища повышенного типа. и т.п.), также значительно ниже, чем среди протестантов8 — католики явно предпочитают гуманитарную подготовку

[63]

классических гимназий,— этот факт никак нельзя объяснить вышеназванной причиной; более того, он сам должен быть использован для объяснения незначитель­ного участия католиков в капиталистическом предпри­нимательстве. Еще более показательно другое наблю­дение, свидетельствующее, что среди квалифицирован­ных рабочих современной крупной промышленности мало католиков. Мы имеем в виду следующее явлением как известно, промышленные предприятия получают значительную часть своей квалифицированной рабочей силы из ремесленной среды, как бы предоставляя ре­меслу дело подготовки необходимой им рабочей силы, которую они по окончании подготовки отнимают у ре­месла; среди этих рекрутируемых промышленными пред­приятиями рабочих значительно больше протестантов, чем католиков. Иначе говоря, занятые в ремесле като­лики проявляют больше склонности остаться ремеслен­никами, то есть относительно большее их число стано­вится мастерами внутри данного ремесла, тогда как протестанты в относительно большем количестве устрем­ляются в промышленность, где они пополняют ряды квалифицированных рабочих и служащих предприятий9. В этих случаях, несомненно, налицо следующее при­чинное соотношение: своеобразный склад психики, при­витый воспитанием, в частности тем направлением вос­питания, которое было обусловлено религиозной атмо­сферой родины и семьи, определяет выбор профессии и дальнейшее направление профессиональной деятель­ности.

Незначительная роль католиков в торгово-промыш­ленной сфере современной Германии тем более пора­зительна, что она противоречит издавна10 наблюдаемой и поныне действующей закономерности: национальные и религиозные меньшинства, противостоящие в качестве, “подчиненных” какой-либо другой “господствующей” группе, обычно — именно потому, что они добровольно или вынужденно отказываются от политического вли­яния и политической деятельности,— концентрируют все свои усилия в сфере предпринимательства: этим путем наиболее одаренные их представители стремятся удовлетворить свое честолюбие, которое не находит себе применения на государственной службе. Так об­стояло дело с поляками в России и Восточной Пруссии, где они, несомненно, шли по пути экономического про-

[64]

гресса (в отличие от поляков Галиции, стоявших у власти), так же—с гугенотами во Франции Людови­ка XIV, с нонконформистами и квакерами в Англии и — last not least* — с евреями на протяжении двух тысячелетий. Между тем католики Германии не под­тверждают эту закономерность, во всяком случае так, чтобы это бросалось в глаза; надо сказать, что и в прошлом, в те времена, когда в Англии и Голландии католиков либо преследовали, либо только терпели, они в отличие от протестантов ничем особенным не проявляли себя в области экономики. Скорее можно считать установленным, что протестанты (особенно сторонники тех течений, которые будут подробно рас­смотрены в дальнейшем) как в качестве господствую­щего, так и в качестве подчиненного слоя населения, кик в качестве большинства, так и в качестве мень­шинства проявляли специфическую склонность к эко­номическому рационализму, которую католики не обна­руживали и не обнаруживают ни в том, ни в другом положении11. Причину различного поведения предста­вителей названных вероисповеданий следует поэтому искать прежде всего в устойчивом внутреннем своеоб­разии каждого вероисповедания, а не только в его внешнем историко-политическом положении12.

Нам надлежит прежде всего выяснить, какие эле­менты этого своеобразия названных вероисповеданий действовали, а отчасти и продолжают действовать в указанном выше направлении. При поверхностном под­ходе и под влиянием современных представлений легко может сложиться следующая интерпретация данного противоречия: большая “отчужденность от мира”, свой­ственная католицизму, аскетические черты его высших идеалов должны были воспитать в его приверженцах известное равнодушие к земным благам. Эта аргумен­тация действительно лежит в основе распространенной в наши дни сравнительной оценки обоих вероиспове­даний. Протестанты, используя эту схему, подвергают критике аскетические (действительные или мнимые) идеалы жизненного уклада католиков, католики же в свою очередь упрекают протестантов в “материализме”, к которому привела их секуляризация всего содержа­ния жизни. Один современный писатель счел возмож-

[65]

ным сформулировать противоположность обоих веро­исповеданий так, как она проявилась в их отношении к предпринимательской деятельности, следующим об­разом: “Католик... спокойнее; наделенный значительно более слабой склонностью к приобретательству, он пред­почитает устойчивое обеспеченное существование, пусть с меньшим доходом, рискованной, тревожной жизни, подчас открывающей путь к почестям и богатству. На­родная мудрость гласит: либо хорошо есть, либо спо­койно спать. В данном случае протестант склонен хо­рошо есть, тогда как католик предпочитает спокойно спать”13. Слова “любить хорошо поесть” если не пол­ностью, то в какой-то степени в самом деле правильно определяют мотивы поведения церковно индифферент­ной части протестантов Германии и для настоящего времени. Однако в других случаях дело обстоит совер­шенно иначе, причем не только в прошлом: английских, голландских и американских пуритан характеризовало как раз обратное, то есть отрицание “радостей жизни”, и, как мы увидим из дальнейшего, именно эта их черта наиболее важна для нашего исследования. Так, фран­цузский протестантизм очень долго сохранял (и в ка­кой-то степени сохранил вплоть до наших дней) харак­тер кальвинистских церквей, особенно тех, которые были “под крестом”, характер, сформировавшийся в период религиозных войн. И тем не менее — или, как мы поставим вопрос в дальнейшем, быть может, именно поэтому — он, как известно, был одним из главных носителей промышленного и капиталистического раз­вития Франции и в той мере, в какой это было возможно, несмотря на претерпеваемые им гонения, остался та­ковым. Если серьезность и подчинение всего жизнен­ного уклада религиозным интересам называть “отчуж­дением от мира”, тогда надо признать, что французские кальвинисты, были и остаются по крайней мере столь же отчужденными от мира, как, например, католики Северной Германии, для которых их вера, бесспорно, имеет такое первостепенное значение, как ни для одного народа мира. Те и другие в равной степени отличаются от господствующих религиозных партий: как от фран­цузских католиков, полных радости жизни в своих низших слоях и прямо враждебных религии в высших, так и от немецких протестантов, растворивших свою веру в мирском предпринимательстве и, как правило,

[66]

преисполненных религиозного индифферентизма14. Вряд ли какая-либо другая параллель может столь отчетливо показать, что неопределенные представления, подобные (мнимой!) “отчужденности от мира” католицизма или (мнимой!) материалистической “радости жизни” про­тестантизма, и прочие такого рода понятия совершенно неприемлемы в исследовании интересующей нас проб­уемы, хотя бы по одному тому, что, взятые в столь общей форме, они не соответствуют действительности ни в настоящем, ни тем более в прошлом. Если же, несмотря на все вышесказанное, решиться оперировать названными представлениями, то в этом случае необ­ходимо принять во внимание ряд бросающихся в глаза обстоятельств, которые наводят на мысль, не следует ли перевернуть соотношение между неприятием мира, аскезой и церковной набожностью, с одной стороны, и участием в капиталистическом предпринимательстве — с другой, не следует ли рассматривать данные явления не как противоположные, а как связанные внутренним родством.

В самом деле, даже если начать с чисто внешних моментов, бросается в глаза, сколь поразительно боль­шое количество сторонников самого глубокого христи­анского благочестия происходит из купеческой среды. К ним относятся, в частности, самые убежденные пие­тисты. Можно, конечно, рассматривать это как своего рода реакцию глубоких и не предрасположенных к купеческой деятельности натур на “мамонизм”, именно так, по-видимому, субъективно воспринимался процесс “обращения” Франциском Ассизским и многими пие­тистами. Что же касается столь широко распростра­ненного явления, как происхождение многих капита­листических предпринимателей крупного масштаба (вплоть до Сесиля Родса) из духовной среды, то его можно в свою очередь объяснить реакцией на аскети­ческое воспитание, полученное в юности. Однако такого рода аргументация оказывается несостоятельной в тех случаях, когда отдельные люди и группы людей сочетают виртуозность в сфере капиталистических деловых от­ношений с самой интенсивной формой набожности; по­добные случаи отнюдь не единичны, более того, их можно считать характерными для тех протестантских церквей и сект, которые имели наибольшее историческое зна­чение. В частности, подобная комбинация всегда обна-

[67]

руживается в кальвинизме, где бы он ни возникал15. Хотя в эпоху Реформации кальвинизм (подобно другим протестантским вероисповеданиям) ни в одной стране не был связан с каким-нибудь определенным классом, тем не менее можно считать характерным и в известной мере “типичным”, что среди прозелитов французских гугенотских церквей, например, преобладали монахи и представители торгово-промышленных кругов (купцы, ремесленники), причем это положение сохранилось и в период преследований гугенотов16. Уже испанцам было известно, что “ересь” (то есть нидерландский каль­винизм) способствует “развитию торгового духа”, и это вполне соответствует точке зрения сэра У. Петти, из­ложенной в его исследовании причин расцвета капи­тализма в Нидерландах. Готхайн17 с полным основа­нием называет кальвинистскую диаспору “рассадником капиталистического хозяйства”18. Основной причиной описываемого явления можно было бы, конечно, счи­тать превосходство хозяйственной культуры Франции и Нидерландов, с которой преимущественно была свя­зана диаспора, или огромное влияние таких факторов, как изгнание и отрыв от традиционных жизненных ус­ловий19. Однако и в самой Франции XVII в., как явст­вует из борьбы, которую вел Кольбер, дело обстояло совершенно так же. Даже Австрия, не говоря уже о других странах, подчас прямо импортировала протес­тантских фабрикантов. Не все протестантские испове­дания воздействовали одинаково сильно в этом направ­лении. Что касается кальвинизма, то он, по-видимому, проявил себя аналогичным образом и в Германии; в Вуппертале и в других местах “реформатская” вера20 больше, чем другие исповедания, способствовала раз­витию капиталистического духа. Больше, чем, напри­мер, лютеранство, о чем свидетельствуют сравнения, произведенные прежде всего в Вуппертале, как в целом, так и в отдельных случаях21. О подобном же влиянии реформатской веры, обращаясь к Шотландии, говорил Бокль, а из английских поэтов — Китс22. Еще более поразительна связь (о которой также достаточно упо­мянуть) между религиозной регламентацией жизни и интенсивным развитием деловых способностей у целого ряда сект, чье “неприятие мира” в такой же степени вошло в поговорку, как и богатство; это прежде всего относится к квакерам и меннонитам. Роль, которую

[68]

в Англии и Северной Америке играли квакеры, в Нидер­ландах и Германии досталась меннонитам. Тот факт, что даже Фридрих Вильгельм I мирился с пребыванием меннонитов в Восточной Пруссии, несмотря на их ка­тегорический отказ от военной службы (меннониты были главной опорой прусской промышленности), является лишь одной из общеизвестных и многочисленных иллю­страций этого положения (правда, имея в виду характер названного короля, одной из наиболее ярких). Доста­точно известно, наконец, что и пиетистов характеризует то же сочетание самого ревностного благочестия с оче­видными практическими способностями и успехом в делах23; достаточно вспомнить о ситуации на Рейне и о Кальве. Поэтому мы не считаем целесообразным нагромождать дальнейшими примерами эти чисто предварительные замечания. Ибо уже те немногие, которые были здесь приведены, с полной очевидностью свиде­тельствуют об одном и том же: “дух трудовой деятель­ности”, “прогресса” и пр., пробуждение которого обычно приписывают протестантизму, не следует понимать как “радость жизни” и вообще придавать этому понятию “просветительский” смысл, как это обычно делают в наши дни. Протестантизм Лютера, Кальвина, Нокса и Фоэта был весьма далек от того, что теперь именуют “прогрессом”. Он был откровенно враждебен многим сторонам современной жизни, которые в наше время прочно вошли в быт самых ревностных приверженцев протестантизма. Если вообще пытаться обнаружить какое-либо внутреннее родство между определенными проявлениями старопротестантского духа и современной капиталистической культурой, то искать его следует не в (мнимой) более или менее материалистической или, во всяком случае, антиаскетической “радости жиз­ни”, приписываемой протестантизму, а в его чисто ре­лигиозных чертах. Еще Монтескье сказал в “Духе за­конов”, что англичане превзошли все народы мира в трех весьма существенных вещах — в набожности, тор­говле и свободе. Не связаны ли успехи англичан в об­ласти приобретательства, а также их приверженность демократическим институтам (что, впрочем, относится к иной сфере причинных отношений) с тем рекордом благочестия, о котором говорит Монтескье?

Стоит только поставить вопрос таким образом, как сразу возникает целый ряд всевозможных, еще лишь

[69]

смутно ощущаемых нами соотношений. Наша задача заключается именно в том, чтобы сформулировать эти неустановившиеся представления с той четкостью, ко­торая вообще достижима при анализе неисчерпаемого многообразия каждого исторического явления. Для этого необходимо отказаться от неопределенных общих по­нятий, которыми мы оперировали до сих пор, и попы­таться проникнуть в сущность того характерного свое­образия и тех различий отдельных религиозных миро­воззрений, которые исторически даны нам в различных направлениях христианской религии.

Предварительно, однако, необходимо сделать еще несколько замечаний. Прежде всего о специфике объ­екта, историческое объяснение которого составит тему дальнейшего изложения: затем о том, в каком смысле подобное объяснение возможно в рамках настоящего исследования.

2. “ДУХ” КАПИТАЛИЗМА

В заголовке стоит несколько претенциозно звучащее понятие — дух капитализма. Что следует под этим по­нимать? При первой же попытке дать нечто вроде “де­финиции” этого понятия возникают известные трудно­сти, вытекающие из самого характера исследователь­ской задачи.

Если вообще существует объект, применительно к которому данное определение может обрести какой-либо смысл, то это может быть только “исторический инди­видуум”, то есть комплекс связей, существующих в ис­торической деятельности, которые мы в понятии объеди­няем в одно целое под углом зрения их культурного значения*.

Однако поскольку подобное историческое понятие соотносится с явлением, значимым в своей индивидуаль­ной особенности, оно не может быть определено по прин­ципу “genus proximum, differentia specifica”**, то есть вычленено; оно должно быть постепенно скомпоновано из отдельных составных частей, взятых из исторической действительности. Полное теоретическое определение

[70]

нашего объекта будет поэтому дано не в начале, а в конце нашего исследования. Другими словами, лишь в ходе исследования (и это будет его наиболее важным резуль­татом) мы придем к заключению, как наилучшим образом, то есть наиболее адекватно интересующей нас точке зре­ния, сформулировать то, что мы здесь понимаем под “духом” капитализма. Эта точка зрения в свою очередь (к ней мы еще вернемся) не является единственно воз­можной при изучении интересующих, нас исторических явлений. Другие точки зрения привели бы к выявлению других “существенных” черт как данного, так и любого другого исторического явления. Из этого следует, что под “духом” капитализма можно или должно понимать отнюдь не только то, что нам представляется наиболее суще­ственным для нашей постановки проблемы. Это объясняет­ся самой спецификой “образования исторических поня­тий”, методической задачей которого является не под­ведение действительности под абстрактные родовые поня­тия, а расчленение ее на конкретные генетические связи, всегда сохраняющие свою специфически индивидуальную окраску.

Если мы все-таки попытаемся установить объект, анализ и историческое объяснение которого составляют цель настоящего исследования, то речь будет идти не об его понятийной дефиниции, а (на данной стадии во всяком случае) лишь о предварительном пояснении того, что мы имеем в виду, говоря о “духе” капитализма. Подобное пояснение в самом деле необходимо для понимания того, что является предметом данного исследования. Для этой цели мы воспользуемся документом упомянутого “духа”, документом, в котором с почти классической ясностью отражено то, что нас прежде всего интересует; вместе с тем данный документ обладает тем преимуществом, что он полностью свободен от какой бы то ни было прямой связи с религиозными представлениями, следовательно, не со­держит никаких благоприятных для нашей темы пред­посылок.

Этот документ гласит: “Помни, что время — деньги; тот, кто мог бы ежедневно зарабатывать по десять шил­лингов и тем не менее полдня гуляет или лентяйничает дома, должен — если он расходует на себя всего только шесть пенсов — учесть не только этот расход, но считать, что он истратил или, вернее, выбросил сверх того еще пять шиллингов.

[71]

Помни, что кредит — деньги. Тот, кто оставляет у меня еще на некоторое время свои деньги, после того как я должен был вернуть их ему, дарит мне проценты или столько, сколько я могу выручить с их помощью за это время. А это может составить значительную сумму, если у человека хороший и обширный кредит и если он умело пользуется им.

Помни, что деньги по природе своей плодоносны и способны порождать новые деньги. Деньги могут родить деньги, их отпрыски могут породить еще больше и так далее. Пять шиллингов, пущенные в оборот, дают шесть, а если эти последние опять пустить в оборот, будет семь шиллингов три пенса и так далее, пока не получится сто фунтов. Чем больше у тебя денег, тем больше по­рождают они в обороте, так что прибыль растет все быстрее и быстрее. Тот, кто убивает супоросную свинью, уничтожает все ее потомство до тысячного ее члена. Тот, кто изводит одну монету в пять шиллингов, уби­вает (!) все. что она могла бы произвести: целые ко­лонны фунтов.

Помни пословицу: тому, кто точно платит, открыт кошелек других. Человек, рассчитывающийся точно к установленному сроку, всегда может занять у своих дру­зей деньги, которые им в данный момент не нужны.

А это бывает очень выгодно. Наряду с прилежанием и умеренностью ничто так не помогает молодому чело­веку завоевать себе положение в обществе, как пунк­туальность и справедливость во всех его делах. Поэтому никогда не задерживай взятых тобой взаймы денег ни на один час сверх установленного срока, чтобы гнев твоего друга не закрыл для тебя навсегда его кошелек.

Следует учитывать, что самые незначительные дей­ствия оказывают влияние на кредит. Стук твоего мо­лотка, который твой кредитор слышит в 5 часов утра и в 8 часов вечера, вселяет в него спокойствие на целых шесть месяцев; но если он увидит тебя за бильярдом или услышит твой голос в трактире в часы, когда ты должен быть за работой, то он на следующее же утро напомнит тебе о платеже и потребует свои деньги в тот момент, когда их у тебя не окажется.

Кроме того, аккуратность показывает, что ты пом­нишь о своих долгах, то есть что ты не только пункту­альный, но и честный человек, а это увеличивает твой кредит.

[72]

Остерегайся считать своей собственностью все, что ты имеешь, и жить сообразно с этим. В этот самообман впадают многие люди, имеющие кредит. Чтобы избегнуть этого, веди точный счет своим расходам и доходам. Если ты дашь себе труд обращать внимание на все мелочи, то это будет иметь следующий хороший результат: ты установишь, сколь ничтожные издержки вырастают в огромные суммы, и обнаружишь, что можно было бы сберечь в прошлом и что можно будет сберечь в бу­дущем...

За 6 фунтов годового процента ты можешь получить в пользование 100 фунтов, если только ты известен как человек умный и честный. Кто зря тратит 4 пенса в день, тот в год тратит бесплодно 6 фунтов, а это — плата за право пользования 100 фунтами. Кто ежедневно тратит часть своего времени стоимостью в 4 пенса — пусть это будет всего несколько минут,— тот теряет в общей сумме дней возможность использовать 100 фунтов в течение года.

Тот, кто бесплодно растрачивает время стоимостью в 5 шиллингов, теряет 5 шиллингов и мог бы с тем же успехом бросить их в море. Тот, кто потерял 5 шиллин­гов, утратил не только эту сумму, но и всю прибыль, которая могла быть получена, если вложить эти деньги в дело,— что к тому времени, когда молодой человек состарится, могло бы обратиться в значительную сумму”.

Так проповедует Бенджамин Франклин24, и его проповедь очень близка “образу американской культуры25” Фердинанда Кюрнбергера, этой брызжущей остроумием ядовитой сатире на символ веры янки. Вряд ли кто-либо усомнится в том, что эти строки пропитаны именно “ду­хом капитализма”, его характерными чертами, однако это отнюдь не означает, что в них содержится все то, из чего складывается этот “дух”. Если мы вдумаемся в смысл вышеприведенных строк, жизненную мудрость которых кюрнбергеровский “утомленный Америкой” герой резюмирует следующим образом: “Из скота добы­вают сало, из людей — деньги”, — то мы обнаружим свое­образный идеал этой “философии скупости”. Идеал ее — кредитоспособный добропорядочный человек, долг ко­торого рассматривать приумножение своего капитала как самоцель. Суть дела заключается в том, что здесь проповедуются не просто правила житейского поведения, а излагается своеобразная “этика”, отступление от ко-

[73]

торой рассматривается не только как глупость, но и как своего рода нарушение долга. Речь идет не только о “практической мудрости” (это было бы не ново), но о выражении некоего этоса, а именно в таком аспекте данная философия нас и интересует.

Якоб Фуггер, упрекая в “малодушии” своего това­рища по делам, который удалился на покой и советовал ему последовать его примеру — он, мол, достаточно нажил, пора дать заработать другим, — сказал, что “он (Фуггер) мыслит иначе и будет наживаться, пока это в его силах26”. В этих словах отсутствует тот “дух”, которым проникнуты поучения Франклина: то, что в од­ном случае является преизбытком27 неиссякаемой пред­принимательской энергии и морально индифферентной склонности, принимает в другом случае характер эти­чески окрашенной нормы, регулирующей весь уклад жизни. В этом специфическом смысле мы и пользуемся понятием “дух капитализма”28, конечно, капитализма современного. Ибо из самой постановки проблемы оче­видно, что речь идет только о западноевропейском и американском капитализме. Капитализм существовал в Китае, Индии, Вавилоне в древности и в средние века. Однако ему недоставало, как мы увидим из дальнейшего, именно того своеобразного этоса, который мы обнару­живаем у Франклина.

Все нравственные правила Франклина имеют, правда, утилитарное обоснование: честность полезна, ибо она приносит кредит, так же обстоит дело с пунктуальностью, прилежанием, умеренностью — все эти качества именно поэтому и являются добродетелями. Из этого можно заключить, что там, где видимость честности достигает того же эффекта, она вполне может заменить подлинную честность — ведь легко можно предположить, что в гла­зах Франклина преизбыток добродетели — лишь не­нужная расточительность и как таковая достойна осуж­дения. В самом деле, каждый, кто прочтет в автобио­графии Франклина повествование о его “обращении” и вступлении на стезю добродетели29 или его рассуждения о пользе, которую приносит строгое соблюдение види­мости скромности и сознательное умаление своих заслуг, о том всеобщем признании30, которое этому сопутствует, неизбежно придет к следующему выводу: для Франклина упомянутые добродетели, как, впрочем, и все остальные, являются добродетелями лишь постольку, поскольку они




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2015-05-26; Просмотров: 457; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.04 сек.