Читателю. 14 страница

Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, я и еще несколько человек вышли из златоверхой Поталы в Лхасе и отправились на поиски лекарственных трав. Долгие недели мы шли, поднимаясь все выше и выше, продвигаясь все дальше на север в горы Тянь-Шаня, которые известны также под названием Шамбала. С каждым днем мы приближались к цели. И вот начался снежный буран. Сильный ветер нес маленькие кусочки льда, которые стучали по нашим развевающимся мантиям и до крови ранили кожу там, где она была открыта. Скоро снежные облака развеялись. Здесь, на высоте около двадцати пяти тысяч футов над уровнем моря, небо было ярко-фиолетовым. По нему плыли одинокие облачка, белизна которых удивительно контрастировала с цветом неба. Они казались нам голубыми лошадками Богов, переносящими своих всадников через Тибет.

Мы поднимались все выше, и местность становилась все более труднопроходимой. От разреженного воздуха болели легкие и першило в горле. Мы осторожно ступали по горной тропе. Иногда, чтобы не упасть, нам приходилось цепляться окоченевшими пальцами за едва заметные выступы в обледенелых камнях. Наконец мы достигли таинственного пояса туманов, о котором я писал в книге “Третий глаз”. Когда мы вошли в туман, земля у нас под ногами становилась все теплее и теплее, а воздух — все более плотным и приятным. Постепенно мы вышли из тумана и очутились в высокогорном раю, в одном из древних священных мест. Перед нами простиралась страна давно исчезнувшей расы.

Эту ночь мы провели в тепле и уюте Тайной Земли. После столь изнурительного путешествия было очень приятно ступить на зеленую траву и вдыхать воздух с ароматами летних цветов. В этих местах росли фрукты, которых мы никогда не видели раньше. Мы пробовали их, а затем ели еще. Приятно был также искупаться в теплой воде и поваляться на золотистом песке.

На следующий день мы продолжили свой путь, поднимаясь еще выше в горы. Однако теперь мы уже ни о чем не беспокоились. Мы продирались через густые заросли рододендрона, проходили мимо грецких орехов и многих других деревьев, названий которых мы не знали. Мы не спешили в этот день. Снова наступил вечер, но мы больше не боялись ночного холода. Погода была хорошей, и у нас на душе было легко. С приближением сумерек мы расположились под деревьями, разожгли костер и приготовили себе ужин. После еды мы еще долго лежали и разговаривали, завернувшись в мантии. Затем один за другим мы уснули.

На следующий день мы вновь продолжили свой путь. Однако не успели мы пройти и трех миль, как нашим изумленным взорам внезапно открылась опушка леса и за ней большое плато. Мы замерли словно парализованные, потому что знали, что сейчас перед нами предстанет нечто, превосходящее все ожидания. Затем мы вышли на опушку и осмотрелись. Плато перед нами тянулось довольно далеко. Оно было ровным, круглым и достигало пяти миль в диаметре. На его противоположном краю высилась огромная гора прозрачного, как стекло, льда. Этот айсберг, казалось, высится до самых небес и является окном в прошлое. Ведь с другой стороны исполинского прозрачного кристалла просвечивал огромный город. Он стоял нетронутый временем и не был похож на все те города, изображения которых мы видели когда-то в книжках, хранящихся в библиотеках Поталы.

Изо льда выступали здания. Большинство из них прекрасно сохранились, потому что лед под воздействием потоков теплого воздуха долины таял так медленно” что ни один камень, ни одна деталь архитектуры не были повреждены. Оттаявшие строения тоже практически не разрушались в чистом сухом горном воздухе Тибета. Дома выглядели так, словно были построены всего за неделю до нашего появления здесь.

Мой наставник, лама Мингьяр Дондуп, нарушил благоговейную тишину словами:

— Братья мои, полмиллиона лет назад здесь был город Богов. Полмиллиона лет назад это был великолепный морской курорт, куда приезжали отдыхать ученые другой расы цивилизованных существ. Они когда-то пришли на Землю с других планет, и я, если пожелаете, расскажу вам потом историю их цивилизации. Поселившись на Земле, они начали враждовать друг с другом, что привело к большому стихийному бедствию, в страхе перед последствиями которого они покинули нашу планету, оставив ее на попечение людей. Их эксперименты закончились тем, что моря вышли из берегов, а затем замерзли. Здесь мы видим перед собой город, который был вначале затоплен, а затем заморожен и лишь поэтому дожил до наших дней.

Мы зачарованно слушали слова Наставника, который рассказывал нам о прошлом Земли. Он поведал нам, что все эти сведения выгравированы на золотых плитах, хранящихся в глубоких подземельях под Поталой. Эти хранилища информации во многом подобны несгораемым капсулам, с помощью которых современные люди собираются донести до своих потомков сведения о жизни в наши времена.

Будто движимые чем-то изнутри, мы одновременно поднялись на ноги и пошли в город, чтобы исследовать те здания, которые уже освободились ото льда. Чем ближе к городу мы подходили, тем больше росло наше удивление. Все вокруг было очень странным. Некоторое время мы не могли понять, что с нами произошло. Дело в том, что нам начало казаться, что мы стали гномами. Затем мы все поняли, в чем здесь дело. Здания в городе были громадными, словно построенными для людей, рост который был в два раза больше нашего. Да, так оно и было. Те люди, сверхгиганты, были в два раза выше современного человека среднего роста. Мы входили в некоторые дома и осматривали интерьер. Один из них, в частности, оказался какой-то лабораторией, в которой было много различных приборов, в том числе работающих.

Громкий плеск ледяной воды, наполняющей камеру, неожиданно вернул меня в реальную жизнь. Истощенный, с изнывающим от пыток телом я лежал в бетонном карцере. Японцы решили, что я уже достаточно долго провалялся в нем, и если от этого у меня до сих пор не “развязался язык”, то он уже и не развяжется. Они подумали, что достать меня из подземелья не так уж сложно: для этого достаточно заполнить его водой, и я, как пробка, всплыву к верху “бутылки”. Когда я поднялся до верха карцера, до узкой части “бутылки”, грубые руки схватили меня и выволокли наружу. Затем солдаты препроводили меня в другую камеру, которая на этот раз была надземной, швырнули на пол и ушли.

На следующий день мне поручили выполнять привычную для меня работу — лечить больных. В конце этой недели лагерь посетила еще одна делегация японских офицеров. На этот раз они приехали без всякого предупреждения, и поэтому персонал лагеря очень суетился. Все часовые были в панике, когда я оказался неподалеку от главных ворот тюрьмы. Никто не обращал на меня внимания, и я решил воспользоваться этой возможностью. Я прошел мимо контрольно-пропускного пункта не очень быстрым шагом, потому что не хотел привлекать к себе внимания, но в то же время и не очень медленным, потому что мне нельзя было задерживаться у всех на виду. Я просто шел и шел как ни в чем не бывало. Один из охранников окликнул меня, и тогда я повернулся и махнул рукой, словно приветствуя его. По какой-то непонятной причине он ответил мне тем же, а затем стал заниматься своими делами. Я продолжал шагать по дороге. Как только тюрьма скрылась из виду за кустами, я побежал настолько быстро, насколько меня могли нести мои ослабевшие ноги.

Я вспомнил, что в нескольких милях от тюрьмы был дом, в котором жили знакомые мне люди с Запада. Когда-то я очень помог им, и теперь под прикрытием ночи направился к их дому. Они встретили меня с громкими возгласами симпатии. Затем они перебинтовали мои раны, накормили меня и положили в постель, обещая, что сделают все от них зависящее, чтобы переправить меня через линию фронта. С мыслью о том, что я снова вернулся к друзьям, я глубоко уснул.

Однако вскоре я был разбужен громкими криками и грубыми ударами. Японские солдаты стояли в комнате. Подталкивая штыками, они стянули меня с кровати. Оказалось, что мои так называемые друзья после всех изъявлений симпатии дождались, пока я усну, а затем сообщили японцам, что у них в доме скрывается беглец из тюрьмы. Те не теряли времени и сразу же пришли с конвоем, чтобы забрать меня обратно в лагерь. Прежде чем меня увели, я успел спросить у западных людей, почему они так предательски поступили со мной. Их ответ прояснил суть дела.

— Ты нам не чета. Мы заботимся только о своих людях. Если бы японцы узнали, что мы тебя укрыли, тень пала бы на всех людей Запада.

В лагере меня не ожидало ничего хорошего. На несколько часов меня подвесили на дереве за два больших пальца рук, связанных вместе. Затем перед лицом заключенных были устроены показательные пытки. Начальник тюрьмы сказал:

— Этот пленный постоянно убегает. Тем самым он доставляет нам лишние хлопоты.

Затем он вынес мне приговор. Меня свалили на землю. Мне под ноги были положены колодки, так что ноги оказались приподнятыми над землей. На каждой из моих ног японский солдат прыгал до тех пор, пока кость не ломалась. От боли я потерял сознание. Когда я снова пришел в себя, оказалось, что я лежу в холодной, сырой камере, в которой полно крыс.

Я знал, что если не смогу явиться на утреннюю поверку, меня прикончат. Мои друг-заключенный раздобыл мне несколько бамбуковых палочек, с помощью которых я укрепил сломанные кости. Еще две палки я использовал в качестве костылей, а третья послужила мне чем-то вроде дополнительной ноги для поддержания равновесия. Благодаря этим приспособлениям я побывал на утренней поверке и тем самым избежал смерти. Мне могли распороть живот, меня могли повесить, заколоть штыком или прикончить как-нибудь по-другому, ведь японцы проявляли оригинальность в подобных случаях.

Скоро мои раны зарубцевались, а кости в ногах срослись — хотя и не так хорошо, как можно было ожидать, если бы их соединил вместе другой человек. В один прекрасный день комендант послал за иной и объявил, что меня перевезут дальше в глубь страны в лагерь для женщин, где я буду лечить больных. Таким образом, я снова отправлялся в путь. На этот раз меня сопровождали несколько охранников” хотя я был единственным перевозимым заключенным. Когда пришло время трогаться, мне приказали залезть в кузов, где меня, как собаку, приковали цепью к борту. После семидневного переезда мы наконец прибыли в лагерь, и тогда меня расковали и повели к коменданту.

Здесь не было никакого медицинского оборудования, никаких лекарств. Все инструменты мы делали из консервных банок, края которых затачивались о камень, бамбуковых палочек и ниток, вытянутых из одежды. У некоторых женщин одежда была такой, что не годилась даже на нитки. Все операции проводились без наркоза, а раны зашивались проваренными нитками. Часто вечером приходили японцы и выстраивали всех женщин в один ряд. Затем они выбирали тех из них, которые им больше всего нравились, и уводили их с собой на ночь для развлечения офицеров и их гостей. Утром эти женщины возвращались, уныло потупив взгляд, и мне как тюремному врачу приходилось выхаживать их.

ГЛАВА 10 НАУКА ДЫШАТЬ.

Японские солдаты снова были не в духе. Офицеры тоже ходили, сердито поглядывая на заключенных, и раздавали пинки всем, кто попадался под руку. Уныние не покидало нас, когда мы думали о том, что нам предстоит пережить еще один нелегкий день. В этот день нам могут не дать поесть, будут грубо обращаться и заставлять выполнять бессмысленную работу. Несколько часов прошло с тех пор, как во двор лагеря на полном ходу, поднимая облака пыли, ворвалась большая американская машина с очередной комиссией. Она остановилась, так громко взвизгнув тормозами, что если бы ее конструкторы услышали этот звук, им бы наверняка сделалось дурно. По всему лагерю засуетились часовые и надсмотрщики. На ходу застегивая свои потертые гимнастерки, они бежали, чтобы занять свои места. Охранники бросились на свой пост у входа в лагерь, хватая на ходу какие-то вещи, чтобы создать у приехавших впечатление, что они выскочили за чем-то на минутку.

Так состоялся неожиданный визит одного из главных генералов провинции. Очевидно, ему удалось застать местное начальство врасплох. Дело в том что всего лишь два дня назад состоялась предыдущая проверка лагеря, и теперь никто не мог предположить, что вот так стремительно нагрянет новая. Иногда казалось, что инспекция специально приезжала в этот женский лагерь, когда хотела устроить вечеринку. В таких случаях они выстраивали женщин в одну шеренгу, осматривали их, а затем выбирали тех, которые им понравились. Потом их уводили под конвоем, и вскоре из дома до нас доносились крики.

Однако в этот раз проверка была настоящей. Нас посетил высокопоставленный генерал, недавно прибывший из Японии специально для того, чтобы проконтролировать состояние лагерей. Позже мы узнали, что по результатам проверки некоторых офицеров понизили в должности, и впоследствии своей жестокостью они пытались отомстить нам за это.

В конце концов все солдаты лагеря построились в одну шеренгу, готовые к осмотру. Они много суетились и, перебегал с места на место, поднимали целые облака пыли. Мы с интересом наблюдали за ними из-за колючей проволоки, потому что на этот раз проверяли их, а не нас. Они долго стояли неподвижно, и на их лицах можно было прочесть напряженное ожидание чего-то очень неприятного. Наблюдая за всем происходящим во дворе, мы заметили, что возле склада проверяют наличие оружия. Затем из машины вышел генерал и важно прошелся вдоль строя. Его длинный самурайский меч волочился за ним по земле. Лицо генерала было искажено гневом, потому что его заставили так долго ждать в машине. Его адъютанты нервничали и делали неловкие движения, приплясывая вокруг него. Генерал медленно прошелся вдоль строя, указывая на тех, кто, по его мнению, выглядел неприлично. В этот день все ему казалось не таким как нужно. События принимали плохой оборот.

Низкорослые “Сыновья Неба” выглядели очень жалко. В спешке некоторые из них не нашли своих ружей и поэтому ухватили первое, что попалось под руку. Они полностью потеряли голову. Их единственным стремлением было показать, что они действительно что-то делали, а не просто слонялись и теряли время. Генерал двигался вдоль строя, а затем неожиданно остановился и гневно вскрикнул. Один солдат вместо ружья держал черпак ассенизатора с жестяной емкостью на конце. Совсем недавно один из заключенных использовал этот черпак для очистки лагерного туалета.

Генерал посмотрел на солдата, потом на черпак, а затем поднял глаза вверх для того, чтобы посмотреть на жестянку на конце шеста. Он все больше и больше приходил в ярость. Некоторое время от злости он ничего не мог сказать. До этого он уже дал несколько пощечин тем солдатам, которые были плохо одеты. Но сейчас при виде этого черпака он стал просто невменяем. Когда к нему вернулась способность двигаться, он подпрыгнул от ярости и оглянулся в поисках какого-нибудь предмета, чтобы ударить им солдата. И тут он понял, что ему делать. Он заметил у земли конец своего меча, отстегнул его вместе с ножнами и изо всей силы ударил беднягу по лицу этим красивым оружием. Несчастный солдат упал на колени, а затем повалился на землю. У него из носа и из ушей потекла кровь. Генерал презрительно пнул его и кивнул своим адъютантам. Те взяли несчастного за ноги и поволокли прочь. Голова солдата продолжала подскакивать на камнях до тех пор” пока они не скрылись из виду. В нашем лагере этого солдата больше никто не видел.

Для этой инспекции все было не так. Генерал я сопровождающие его офицеры находили изъяны везде. То и дело что-то заставляло их багроветь от злости. Они осмотрели все один раз, а затем начали осмотр сначала, по второму кругу. Ничего подобного мы никогда не видели. Однако в одном отношении эта проверка была хороша. Генерал был так раздражен нерадивостью служащих тюрьмы, что забыл осмотреть заключенных. В конце концов все офицеры ушли в дом, и оттуда еще некоторое время доносились крики. Прозвучало даже несколько выстрелов. Затем гости вышли из здания, сели в машины и укатили прочь. Солдатам дали команду разойтись, и они разбрелись кто куда, еще не опомнившись от страха.

Таким образом, японские солдаты были не в духе. Они избили женщину-датчанку только за то, что она была выше ростом, чем они, и поэтому рядом с ней они чувствовали себя ущемленными. Они кричали, что она выше, чем японский солдат, и с ее стороны это оскорбление Императора! Ее сшибли с ног ударом приклада и стали пинать ногами. При этом ей повредили внутренности и разбили до крови лицо. Затем ей приказали в течение часа или двух до заката оставаться возле главного входа в дом надсмотрщиков. Она должна была стоять на коленях перед дверью, истекая кровью.

Никто, каким бы больным он ни был, не мог сделать что-либо без разрешения охранников. Если заключенный умирал, что же, со следующего дня его не нужно было кормить. Это совсем не волновало японцев, и датчанка действительно умерла. Перед самым закатом она повалились на бок. Никто не имел права подойти к ней, чтобы помочь. В конце концов солдаты позвали двух заключенных и разрешили им унести ее. Те принесли тело ко мне, но было уже поздно. Она умерла от потери крови.

Лечить больных в лагерных условиях было нелегко. У нас не было медикаментов. Бинты, которыми мы перевязывали раны, тоже вышли. Мы их стирали до тех пор, пока они не прохудились настолько, что несколько оставшихся нитей едва держались вместе. Мы больше не могли рвать на бинты одежду, потому что ни у кого не было ничего запасного. У некоторых заключенных вместо одежды были какие-то отрепья. Ситуация становилась все более сложной. У нас было так много больных, так много раненых, и не было никаких возможностей лечить их.

В Тибете я изучал свойства целебных трав, и во время одного из выходов за пределы лагеря я обнаружил одно растение, которое показалось мне очень знакомым. У него были большие широкие листья. Его можно было использовать в качестве лекарства, стягивающего раны. Именно в этом лекарстве мы тогда больше всего нуждались.

Теперь нам нужно было решить следующую проблему: как доставить в лагерь нужное количество листьев этого растения? Мы вместе обсуждали этот вопрос и легли спать далеко за полночь. В конце концов мы решили, что впредь работающие за пределами лагеря будут собирать листья и, кто как сможет, приносить их в лагерь. Договорились также, где их лучше прятать. Наконец одна воистину мудрая особа внесла предложение, что листья можно доставлять в лагерь в стволах бамбука, потому что иногда группу женщин отправляют на заготовку бамбука.

Женщины, или “девушки”, как они себя называли независимо от возраста, натаскали в лагерь много мясистых листьев. Мне было приятно узнать об этом — я словно встретил старых друзей. Мы разостлали листья на земле за бараками. Японские охранники смотрели на нас равнодушно. Их совсем не волновало то, что мы делаем. Они решили, что мы сошли с ума или что-то в этом роде. Однако это было нам на руку, потому что нужно было рассмотреть все листья и тщательно их рассортировать. Дело в том, что женщины никогда раньше не собирали листьев этого растения и поэтому принесли листья нескольких разновидностей, из которых можно было пользоваться только одной. Мы просмотрели все листья и выбрали те, которые нам подходили. Ненужные листья — надо же было куда-то их девать! — мы отнесли на кучу трупов, находящуюся в одном их углов лагеря.

Оставшиеся листья были рассортированы по принципу: большие к большим, меньшие к меньшим. Затем нужно было тщательно очистить их от грязи, поскольку помыть их не было никакой возможности ввиду того, что воды в лагере не хватало. Теперь нам нужно было найти подходящий контейнер для того, чтобы в нем перемять листья. Лагерная миска для риса была самой большой из имеющихся емкостей, поэтому мы решили воспользоваться ею. Дальше нам предстояло найти камень с острыми краями, с помощью которого можно было бы перемолоть листья в густую однородную массу. Наконец нам посчастливилось отыскать подходящий камень. Поднять его можно было лишь вдвоем. Женщины по очереди помогали мне, и в конце концов нам удалось превратить листья в клейкое зеленое тесто.

Кроме того, нам предстояло найти такой материал, который бы придавал массе форму и вбирал в себя кровь и гной, пока лекарство действует. Бамбук славится тем, что его можно использовать почти во всех ситуациях. Теперь мы тоже решили прибегнуть к этому растению. Из старых палок и древесных отбросов была извлечена сердцевина и высушена в консервных банках над огнем. Когда ее размельчили, она стала напоминать по консистенции муку, которая так же хорошо вбирает влагу, как и хлопчатобумажная ткань. Затем мы смешали равные доли лиственной массы и древесной муки, получив при этом подходящую смесь. К несчастью, смесь легко крошилась и рассыпалась на мелкие кусочки от одного прикосновения.

Теперь оставалось сделать материал, на который можно было наносить смесь. С этой целью мы разделили на волокна молодые зеленые побеги бамбука и вытянули их с тем, чтобы получить нити максимальной длины. Эти нити были положены на тщательно вымытые металлические листы, которые предохраняли их от воспламенения. Мы выкладывали волокна вдоль и поперек, так что можно было подумать, что мы занимаемся ткачеством. Получилось что-то наподобие длинного, узкого и неприглядного сеточного ковра размером восемь футов на два.

С помощью катка, сделанного из толстого куска бамбука, мы нанесли смесь листьев и древесной муки на сеть и размазали ее так, чтобы все бамбуковые волокна были покрыты ею. Добившись довольно равномерного распределения массы по поверхности ковра, мы перевернули его и сделали то же с другой стороны. Когда работа была закончена, в нашем распоряжении оказалась грубая бледно-зеленая ткань, из которой можно было делать повязки, способствующие быстрому заживлению ран. Она была чем-то похожа на плотную бумагу, на зеленый картон, который сгибается, но только тогда, когда к нему приложены некоторые усилия. Понятно, что разрезать его оказалось нелегко, особенно если принять во внимание, что все наши инструменты были очень тупыми. Однако в конце концов нам удалось разрезать этот материал на полоски шириной по четыре дюйма и отодрать их от металлических листов, к которым они, высыхая, приклеились. Теперь они были готовы к употреблению. Одной повязкой можно было пользоваться много недель. Со временем мы убедились, что эти повязки не раз спасали жизнь раненым.

Однажды женщина, работавшая у японцев на кухне, притворилась больной. Под этим предлогом она пришла ко мне и возбужденно рассказала следующую историю. Ее послали навести порядок в кладовой, где хранились вещи, конфискованные у американцев. Нечаянно она споткнулась о жестяную банку, на которой не было этикетки. Из банки при этом выпало несколько красно-коричневых кристаллов. Стараясь устранить следы своей небрежности, она размела их руками по полу. Впоследствии, окунув руки в воду для того, чтобы продолжить мытье полов, она заметила, что на руках образовались темно-коричневые пятна. Теперь ее беспокоило, не умрет ли она от этого, и не было ли это все специально подстроено японцами. Она решила, что в любом случае ей нужно прежде всего посоветоваться со мной.

Я посмотрел на ее руки, а затем понюхал их. Если бы я не был сдержанным человеком, я бы запрыгал от радости. Мне было ясно, что такие пятна может давать на коже только перманганат калия — вещество, использующееся для лечения тропической язвы, рецидивы которой часто случались среди заключенных.

— Нина, любыми средствами добудь оттуда эту баночку, — сказал я. — Плотно закрой ее, положи в корзинку и принеси сюда, не замочив.

Она вернулась на свое рабочее место вне себя от радости при мысли о том, что ей посчастливилось обнаружить средство, которое поможет хотя бы немного уменьшить страдания людей. Вечером этого дня она вернулась с баночкой кристаллов, на следующий день принесла еще одну баночку, а через день — еще одну. В эти дни мы молились за американцев. Мы молились даже за японцев, которые конфисковали это все у американцев!

Тропическая язва — ужасная болезнь. В основном она начинается там, где плохое питание и низкий уровень гигиены. Если человек долго не может помыться, это может послужить причиной возникновения тропической язвы. Поначалу у человека чешется какое-то место на коже. Ни о чем не задумываясь, он царапает его. На месте царапины появляется небольшой прыщик размером с булавочную головку. Его тоже как правило сдирают или раздавливают, и при этом в ранку попадает инфекция.

Со временем вся кожа в районе этого места становится ярко-красной и на ней появляются желтые бугорки, которые тоже сильно чешутся, что приводит к появлению новых царапин. Язва растет вширь и вглубь.

Вслед за этим на поверхности кожи выступает отвратительная вонючая жидкость. Между тем тело человека ослабевает все больше. Язва въедается в человека все глубже, поражая мышцы, хрящи и кости. Если не предпринять никаких мер, человек радо или поздно умирает.

Однако с этой болезнью можно бороться. Язва — источник инфекции — должна быть удалена как можно скорее. Поскольку у нас не было никакого оборудования, нам в таких случаях приходилось прибегать к весьма решительным мерам. Для того, чтобы спасти жизнь пациентки, нужно было удалить всю зараженную язвой область тела. Это можно было сделать только одним путем. Из жестянки мы изготовили специальный нож и тщательно заострили его о камень. Перед началом операции его как можно лучше стерилизовали над огнем. Другие женщины помогали держать больную, пока я вырезал омертвелую область, оставляя только чистую, здоровую ткань.

В ходе операции нужно было следить за тем, чтобы в теле не осталось ни одного очага инфекции, ведь в этом случае язва будет продолжать расти снова, как сорное растение, корни которого остались в земле. После удаления всех зараженных тканей полость в теле заполнялась травяной пастой, и пациентка начинала медленно выздоравливать. Хотя здоровье — понятие относительное в лагерных условиях! Где-нибудь в другом месте “здоровую” по нашим меркам женщину признали бы находящейся при смерти. Что же касается перманганата калия, он помогал процессу заживления ран, не давая им загнаиваться и предотвращая заражение крови. У нас это вещество было на вес золота.

Наверное, читателю покажется, что все это очень грубое лечение. И действительно, иначе его не назовешь! Однако наши “грубые” методы многим спасли жизнь и позволили во многих случаях избежать ампутации. Без применения таких методов язва продолжает расти до тех пор, пока не поразит большую область тела, и тогда человека можно спасти, только удалив ему (без наркоза!) руку или ногу.

Нелегко было лечить больных в нашем лагере. Японцы никак нам не содействовали, и мне в конце концов пришлось использовать кое-что из того, чему я когда-то научился в монастыре. Я припомнил науку о дыхании и научил многих, как нужно дышать в тех или иных ситуациях. Ведь если человек дышит правильно, в соответствии с определенным ритмом, он может исцелить себя как физически, так и духовно.

Мой Наставник, лама Мингьяр Дондуп, обучил меня науке дыхания, увидев однажды, как я задыхаюсь, поднимаясь на высокий холм.

— Лобсанг, Лобсанг, как тебе удалось довести себя до такого состояния изнеможения? — спросил он меня.

— Почтенный Мастер, — ответил я, тяжело дыша, — я пытался подняться на холм на ходулях.

Он грустно взглянул на меня и понимающе покачал головой. Затем он вздохнул и пригласил меня сесть рядом. Некоторое время мы молчали. При этом было слышно только мое шумное дыхание, которое мне все никак не удавалось вернуть к норме.

Перед этим я прохаживался на ходулях вдоль Лингхорской Дороги, хвастаясь перед путниками. Я старался доказать им, что монахи Чакпори могут передвигаться на ходулях дольше и быстрее, чем кто-либо другой в Лхасе. Для того, чтобы развеять у них последние сомнения, я развернулся и побежал на ходулях на холм. Однако как только я достиг первого поворота, за которым путники меня уже не могли видеть, я упал на землю в изнеможении. Здесь-то в этом неловком положении мена и застал Наставник.

— Лобсанг, пришло время тебе кое-чему научиться, — сказал он. — Это все была с твоей стороны игра, невинная забава, но она показала тебе, что ты нуждаешься в изучении науки дыхания. Идем со мной. Сейчас мы увидим, можно ли тебе чем-нибудь помочь.

Он поднялся и повел меня вверх, на холм. Я устало встал на ноги, подобрал свои ходули, лежащие недалеко от меня, и последовал за ним. Он легко шагал вверх, и казалось, что он не поднимается, а скользит. В движениях этого человека не чувствовалось никакого напряжения, тогда как я, будучи намного моложе его, едва поспевал за ним и тяжело дышал, как собака в жаркий летний день.

На вершине холма находился наш монастырь, и мы вошли в него. Я последовал за Наставником в его комнату. В помещении мы, как всегда, уселись на полу, и лама попросил подать нам чай, без которого ни один тибетец не начнет серьезный разговор. Мы молчали, когда монахи вошли в комнату с чаем и тсампой. Мы выпили чай, после чего лама дал мне первое наставление об искусстве дыхания. Именно это наставление больше всего пригодилось мне, когда я оказался в лагере.

— Лобсанг, ты выбился из сил и запыхался, как старик, — сказал он. — Я вскоре научу тебя легко справляться с такими нагрузками, потому что человек не должен так выкладываться там, где можно вести себя легко и непринужденно. Очень многие не уделяют должного внимания дыханию. Они думают, что достаточно просто вдохнуть некоторый объем воздуха, затем выдохнуть его, а затем вдохнуть его снова.

— Однако, уважаемый Мастер, — ответил я, — уже девять с лишним лет я дышу, как все, и не испытываю никаких затруднений. Разве можно дышать как-то не так?

— Лобсанг, запомни, дыхание — источник жизни, Ты можешь ходить и бегать лишь потому, что ты дышишь. Ты должен научиться дышать по-новому, а для этого тебе прежде всего следует научиться следить за частотой вдохов и выдохов. Дело в том, что, научившись управлять ритмом дыхания, ты сможешь в каждом конкретном случае выбирать необходимый ритм, ведь каждому роду деятельности соответствует какой-то оптимальный ритм дыхания.

Дата добавления: 2015-05-29