Джейн Болейн. Хэмптон-корт, Рождество 1540 года

АННА

Хэмптон-Корт, Рождество 1540 года

«Встречай неизбежное с достоинством» — такой у меня теперь девиз. Барка поднимается вверх по реке. Завидев мой штандарт, с яликов и лодок кричат: «Да здравствует королева Анна!» — и снимают шапки. Иногда слова поддержки звучат не так вежливо: «Я с тобой, дорогуша!» или «Возьми моряка с Темзы!» — и даже хуже. Я улыбаюсь, машу рукой, повторяю снова и снова: «Встречай неизбежное с достоинством».

Королю достоинства недостает. Его себялюбие и легкомыслие бросаются в глаза каждому. Испанский и французский послы, наверно, смеются до упаду над его непомерным, безудержным тщеславием. Малышка Китти Говард (королева Екатерина, я должна, я буду звать ее королевой) тоже достоинством не блещет. Скорее можно ожидать достойного поведения от щеночка. Если король не бросит ее через год, если она не умрет от родов, тогда, быть может, и приобретет осанку королевы. Но сейчас… Сказать по правде, она и фрейлиной особо хорошей не была.

Придется постараться, чтобы мы трое не стали посмешищем для всей страны. Я войду в свои бывшие комнаты, в свой любимый дворец как почетная гостья, преклоню колено перед девчонкой, занявшей мое место, спокойно обращусь к ней, назову королевой Екатериной, не буду ни плакать, ни смеяться. Стану, как хочет король, его сестрой и лучшим другом.

Это не обеспечивает защиты от ареста — обвинение по прихоти короля может настигнуть меня в любой момент, как и всякого другого. Его родная племянница томится под стражей в старинном Сионском аббатстве. Всякому понятно — родство с королем не спасает от страха, дружба не дает защиты, чего стоит пример Томаса Уолси, того, кто построил этот дворец. Барка медленно плывет вверх по реке. В моем лучшем наряде я выгляжу сегодня в сто раз счастливее, чем когда была замужем.

Чудно все-таки — плыву на собственной барке, над головой развевается флаг Клеве. Нас не сопровождают другие барки, полные придворных, меня не ожидает пышный прием. Король в самом деле добился, чего хотел, — никогда бы не поверила, что такое возможно. Я была его женой, теперь я его сестра. Какому христианскому королю удавалось подобное превращение? Я была королевой Англии, а теперь в Англии другая королева, моя бывшая фрейлина.

Мы причаливаем. Одним умелым движением гребцы поднимают весла стоймя. Мне придется покинуть заваленное мехами теплое сиденье на корме. Трап уже спустили, пажи и слуги выстроились в два ряда на берегу.

Какая честь! Меня встречает сам герцог Норфолк, еще двое-трое членов Тайного совета, его союзники или родственники. Я — героиня сегодняшнего приема; по насмешливой улыбке герцога догадываюсь — его это забавляет не меньше, чем меня.

Как я и предсказывала, Говарды повсюду. Соотношение сил в стране с лета явно изменилось. Не таков герцог, чтобы упустить удобный случай. Опытный воин, закаленный в битвах, все обернет себе на пользу. Сейчас он достиг вершины, скоро одержит полную победу. Посмотрим, выдержат ли нервы в лагере Сеймуров и Перси, каково будет Паррам, Калпеперам, Невиллам, Кранмеру с его священниками-реформаторами. Они ведь привыкли к влиянию, власти, богатству и вряд ли станут долго терпеть, что их отстранили.

Мне помогают сойти на берег. Герцог отвешивает поклон.

— Добро пожаловать в Хэмптон-Корт, ваша светлость. — Словно я еще королева.

— Благодарю вас. Рада снова здесь оказаться.

Мы оба знаем — это правда. Бог свидетель, были дни, когда я и не надеялась вновь увидеть Хэмптон-Корт. Ворота на реке у лондонского Тауэра, через которые по ночам провозят изменников, — да. Но Хэмптон-Корт на Рождество? Нет.

— Вы, должно быть, замерзли?

Как лучшие друзья, идем с герцогом под ручку от реки ко дворцу.

— Я не заметила холода.

— Королева Екатерина поместила вас в своих покоях.

— Как это любезно со стороны ее величества!

Итак, слово произнесено. Я назвала глупейшую из своих служанок «ваше величество», словно она богиня какая, и при ком — при ее дяде!

— Королева жаждет вас видеть. Нам всем вас не хватало.

Опускаю глаза. Не из скромности, а чтобы не рассмеяться вслух. Этот человек скучал по мне? Он занимался сбором улик, пытался доказать, что я лишила короля мужской силы с помощью колдовства. Эти обвинения чуть не привели меня на плаху, еще немного — и меня бы никто не спас.

— Весьма вам признательна, — роняю я сухо.

Входим с лужайки в дом. Не меньше полудюжины пажей и молодых придворных слоняются между входом и покоями королевы, чтобы приветствовать меня поклоном. Я взволнована больше, чем осмеливаюсь показать. Один из юных пажей преклоняет колено, целует мне руку. Откидываю голову назад, чтобы не заплакать. Так недолго была я здесь хозяйкой, каких-нибудь полгода, а они все еще любят меня. Это трогает меня до слез.

Герцог морщится, но молчит. А для меня высказать свое мнение было бы верхом неосторожности. Поэтому мы делаем вид, что нас ничуть не удивляют все эти люди в залах и на лестнице, шепчущие благословения мне вслед. Герцог указывает путь, по его знаку стражники распахивают двойные двери, объявляют: «Ее светлость, герцогиня Клевская», и я вхожу.

Трон пуст. Ничего не могу понять, мелькает даже безумная мысль — все это шутка, англичане известные шутники, сейчас герцог объявит: «Вы настоящая королева, займите свое место», мы рассмеемся, и все пойдет по-прежнему.

Тут я замечаю — трон пуст, потому что королева играет на полу с котенком. Придворные дамы поднимаются на ноги с большим достоинством, кланяются, стараясь безукоризненно точно выразить глубину почтения к королевской особе, но притом особе малозначительной. Наконец и Китти Говард замечает меня. Бедное дитя роняет клубок шерсти и с криком «ваша светлость!» бросается ко мне.

Один взгляд ее дядюшки ясно показывает — ответная фамильярность совершенно неуместна. Низко, как перед самим королем, приседаю в реверансе.

— Королева Екатерина, — говорю я твердо.

Мой тон успокаивает, реверанс напоминает — за нами следит множество глаз. Она замирает, слегка приседает и лепечет:

— Герцогиня…

Хочется объяснить ей — наши отношения не изменились, мы можем оставаться подругами, почти сестрами — но только за закрытыми дверями, по секрету.

— Это приглашение — большая честь, ваша светлость, — произношу торжественно. — Я очень рада провести рождественские праздники с вами и вашим супругом, королем Англии, благослови его Господь.

Она неуверенно улыбается, я выжидаю, она ловит взгляд своего дядюшки и наконец решается ответить:

— Мы рады приветствовать вас при дворе. Король, мой супруг, почитает вас как сестру, и я тоже.

Китти делает шаг вперед, ее научили, как себя вести, только в первый момент все вылетело у нее из головы, и подставляет царственную щеку для поцелуя.

Герцог объявляет:

— Дорогие дамы, его величество король отобедает сегодня здесь с вами.

— Его надо достойно принять, — Екатерина оборачивается к леди Рочфорд: — Мы с герцогиней удалимся во внутренние покои, пока будут накрывать к обеду, и побеседуем наедине.

Она шествует в мою — свою — комнату, как будто жила тут всю жизнь, и я покорно иду следом.

Дверь за нами захлопывается.

— Я все сделала правильно? — допытывается она. — Ваш реверанс был великолепен, спасибо.

Не могу сдержать улыбку.

— По-моему, все правильно.

— Садитесь, садитесь же. Вот ваше кресло, так вы скорее почувствуете себя дома.

Я не решаюсь.

— Это неправильно. В кресло сядете вы, а я рядом, вдруг войдет кто-нибудь.

— Ну и что?

— За нами все время следят. — Я ищу слова. — За вами все время наблюдают. Всегда будьте начеку.

Китти качает головой.

— Вы не представляете, каким он стал со мной, — уверяет она. — Вы его никогда таким не видели. Его можно попросить обо всем. У меня есть все на свете. Он для меня ничего не пожалеет, выполнит любую просьбу, простит все, что угодно.

— Вот и хорошо.

Когда она играла с котенком, личико ее сияло ярче.

— Конечно, хорошо. — Но голос звучит неуверенно. — Я самая счастливая женщина в мире. Как Джейн Сеймур. Знаете, ее девиз был: «Самая счастливая».

— Вам надо привыкать к новой роли — жены и королевы, — говорю я решительно. Мне совершенно не хочется выслушивать жалобы Китти Говард.

— Я стараюсь, — отвечает она серьезно. Бедная девочка старается угодить всем. — Нет, правда, я стараюсь, ваша свет… Анна.

Хэмптон-Корт, январь 1541 года

У нас теперь две королевы — никогда еще такого не бывало. Те, кто прислуживал королеве Анне, которую теперь величают герцогиней, рады снова ее видеть, рады опять ей служить. Все, кроме меня, удивляются, как тепло она со всеми разговаривает. Но с ней и раньше так было — слуги всегда спешили исполнить любую ее прихоть. Она никогда не забывает поблагодарить и рада щедро вознаградить за заботу. Мадам Китти разбрасывает приказания направо и налево и тут же начинает жаловаться. То одно ей надобно, то другое. Короче говоря, детской управляет дитя — то ссорится с маленькими товарищами по играм, то раздает награды любимчикам.

При дворе рады видеть королеву Анну, но повсюду царит недоумение, смешанное с любопытством: она что, будет весело танцевать с королевой Екатериной, будет прогуливаться с ней под ручку, ездить вместе на охоту, обедать с королем? Он же был мужем им обеим! Король улыбается, словно они — его любимые дочурки. Все ему по вкусу, он явно доволен, что все так удачно складывается. Герцогиня, бывшая королева, привезла для молодой четы щедрые подарки — две лошадки под пару с седлами лилового бархата. Теперь видно, какие у нее изысканные манеры — истинно королевские. Нелегко быть бывшей женой, приглашенной на первое Рождество молодой супружеской пары, ко двору новой жены, но Анна Киевская — само совершенство, воплощение такта и элегантности. Ни одна женщина в мире не справилась бы с этой ролью лучше. Мало того, она, наверно, единственная женщина в мире, которой выдалось играть подобную роль. Немало таких, кому пришлось уступить место сопернице, есть такие, кого вынудили уйти — вспомнить только первую королеву этого двора, — но никому еще не удавалось отступить в сторону грациозно, словно выполняя танцевальное па, да еще и продолжать выплясывать на новом месте с той же элегантной непринужденностью.

Большинство придворных согласны между собой — не будь король так околдован своей драгоценной малюткой, пожалел бы, что променял умную, очаровательную женщину на девчонку-глупышку. Многие предсказывают, что не пройдет и года, как Анна удачно выйдет замуж — кто устоит перед той, что была королевой, а стала простой женщиной, но продолжает держаться с истинно королевским величием.

Но предсказатели эти ошибаются. Анна Киевская подписала соглашение, в котором говорится, что она помолвлена с другим и потому ее брак с королем недействителен. Значит, и любой другой брак может быть признан недействительным. Покуда жив сын герцога Лотарингского, наш король связал ее узами девичества, наложил на нее проклятие бездетности, хотя сам, наверно, не знал, что делает. Но она-то не дура, понимала, на что идет. И сделка, похоже, того стоила. Получается, она самая странная женщина при дворе. Очаровательна и мила, всего двадцать пять лет, немалое личное состояние, незапятнанная репутация, самые детородные годы, и обречена на вечное девичество, Очень странная королева эта Анна Киевская!

Выглядит прекрасно. Раньше, пока была королевой, всем казалась простушкой, бледненькой дурнушкой. Но бледность и невыразительность происходили оттого, что она смертельно боялась быть четвертой женой. А теперь, когда появилась пятая, четвертая внезапно преобразилась в юную красавицу, свободную от опасностей этой чересчур привилегированной позиции. За время изгнания она вообще немало изменилась. Куда лучше говорит по-английски, больше не подыскивает нужное слово, речь течет неторопливо и свободно. И груз с души спал. Научилась играть в карты и танцевать. Перестала быть этакой строгой лютеранкой из Клеве и в манерах, и в поведении. А как изменились ее платья! Я хорошо помню, как она появилась здесь, одетая, словно деревенская простушка из немецкой глухомани, в наглухо застегнутых тяжеловесных одеяниях. На голову нахлобучен закрытый чепец, тело обмотано тряпками наподобие бочки с порохом. Она совершенно переделала себя на досуге. Разодета по моде, скачет рядом с королем и ведет серьезную, интересную беседу о европейских дворах, разговаривает о будущем Англии. Через пять минут хохочет с Екатериной, словно и она — глупая девчонка. Садится за карточную игру с придворными, танцует до упаду с королевой. Единственный при дворе верный друг принцессы Марии — они вместе читают, вместе каждое утро уединяются на молитву. Единственная защитница леди Елизаветы, ведет постоянную переписку с бывшей падчерицей, стала ее истинным другом и доброй тетушкой. То и дело заходит в детскую к принцу Эдуарду, и его маленькое личико сразу же освещает улыбка. Короче говоря, Анна Киевская ведет себя именно так, как подобает прекрасной и всеми уважаемой сестре королевской крови, и каждый согласно твердит, что лучше ее и быть не может. По правде сказать, многие считают, что и королевская роль ей вполне подходила, но об этом уже поздно жалеть. Мы, во всяком случае, счастливы, что наши показания не отправили ее на эшафот. Сейчас ее легко хвалить, да только всякий, кому король прикажет свидетельствовать против королевы, возьмется за это дело с тем же рвением, что и я.

Вечером герцог вызвал меня к себе. Сначала поговорил о королеве Анне, о том, как мило она держится при дворе. Потом спросил о Екатерине Кэри, моей племяннице, дочери Марии, она теперь фрейлина у своей кузины.

— Делает что положено. Мать ее хорошо воспитала, ничего не скажешь, хлопот не доставляет.

Он позволил себе ухмыльнуться.

— Вы с Марией Болейн никогда особенно друг дружку не жаловали.

— Слишком хорошо друг друга знаем. — Уж мне-то известно, какая эгоистка моя золовка.

— Конечно, она получила наследство Болейнов. — Зачем напоминает, разве я могу позабыть? — Нам не все удалось сохранить.

Я кивнула Рочфорд-холл, мой дом, отошел после смерти Георга его родителям, а потом Марии. Они должны были бы завещать его мне. Он должен был завещать его мне, но нет, не завещал. Я прошла через все опасности и ужасы, а мне достались лишь никудышный титул да жалкая пенсия.

— И что маленькая Екатерина Кэри? Выйдет из нее еще одна королева? — Он меня, конечно же, дразнит. — Стоит ей подсказать, чтобы покрасовалась перед принцем Эдуардом? Как ты думаешь, удастся ее подложить в постель к какому-нибудь королю?

— Мне кажется, мамаша не позволит. — Я не приняла шутливого тона. — Прочит дочери удачный брак и тихую жизнь. Ей теперь не до двора.

Герцог рассмеялся и сменил тему разговора.

— А как наша нынешняя благодетельница? Наша королева Екатерина?

— Похоже, всем довольна.

— Я тебя не о ее довольстве спрашиваю. Она не беременна?

— Нет, пока нет.

— Она уже однажды ошиблась, подала ложные надежды, в первый месяц брака. Как думаешь, почему?

— Считать плохо умеет, — раздраженно ответила я. — Не понимает, насколько это важно. Я теперь записываю ее календарь, чтобы больше не было ошибок.

Герцог удивленно поднял брови.

— Думаешь, король еще кое на что способен? — спрашивает он тихо.

Мне не нужно оборачиваться, проверять, закрыта ли дверь. Я знаю, такой опасный разговор при открытой двери не ведется.

— В общем, да, только ему приходится долго трудиться, и он очень устает.

— А она может зачать?

— С ней все в порядке. На вид здоровая и сильная.

— Если она не забеременеет поскорее, он начнет доискиваться до причин. — Меня-тο к чему предупреждать, не мне влиять на капризы короля. — Если и к Пасхе будет порожней, он начнет задавать вопросы.

Я пожала плечами.

— Иногда нужно больше времени.

— Та жена, которой понадобилось много времени, умерла на эшафоте.

— Незачем мне напоминать. — Не могу я все время молча кивать. — Я прекрасно помню, не забываю, что она сделала и что пыталась сделать. И какую за это заплатила цену. И какую цену мы все заплатили. И какую цену заплатила я.

Такой бурной реакции он не ожидал. Я сама от себя такого не ожидала. Я не собиралась жаловаться, я все делаю как должно.

— Я только хотел сказать — нельзя допустить, чтобы он стал об этом задумываться. — Теперь дядюшка старается меня успокоить. — Понятно, что веем нам, всей семье, всем Говардам, будет лучше, если Екатерина как можно скорее окажется в положении. Так куда безопасней.

— Без кирпичей дом не построишь, — все еще раздраженно буркнула я. — Если король ей не может сделать ребеночка, откуда ему взяться? Он старик. Больной старик. И раньше-то не особенно был плодовит, а теперь больная нога и постоянные запоры делу не подмога. Чем мы можем ему подсобить?

— Кое-чем можем.

— Чем еще? Эта девчонка уже и так идет на все уловки, которые больше пристали уличной шлюхе. Ублажает его, словно он пьяный капитан в борделе. Старается изо всех сил, а у него только и хватает сил, что лежать на спине и стонать: «Екатерина, розочка моя». Из него вся сила давно ушла. Неудивительно, что она никак не зачнет. Как еще ему помочь?

— Нанять кого-нибудь, — предложил он, словно хитрая сводня.

— Нанять?

— Нанять кого-то, у кого сил побольше.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что, если найдется молодой человек, которому можно доверять, который рад будет оказаться полезным в таком тонком и тайном дельце, отчего же им не позволить встретиться, пусть она его чуть-чуть обласкает, пусть позабавятся маленько, а у нас появится младенчик в колыбельке Тюдоров, и никому худа не будет.

Я застыла в ужасе.

— Опять вы то же самое хотите сделать!

— Опять? — Голос ледяной, словно зимний ветер. — Я ничего подобного раньше не делал. Я тут был ни при чем.

— Это все равно что положить ее голову на плаху.

— Нет, если подойти к делу со всей осторожностью.

— Но она не умеет осторожничать.

— На это существует помощь и руководство. Будешь рядом с ней, шаг за шагом, готовая, коли нужно, поклясться в ее невинности. В тебе никто не усомнится, ты в чем только не клялась по первому требованию короля.

— Именно так, по требованию короля, — у меня в горле пересохло от страха. — Я всегда была свидетелем обвинения. Всегда на стороне тех, кто выиграет дело. Я никогда не свидетельствовала в пользу обвиняемого.

— Ты всегда свидетельствовала в нашу пользу, — поправил меня дядюшка. — Ты все равно с теми, кто выиграет дело, тебе ничего не грозит. Будешь родственницей нового короля, он будет и Тюдор, и Говард.

— Но где взять такого человека? — Меня душил страх. — Кому мы можем доверить подобную тайну?

— Ах да, — кивнул он. — Надо будет постараться, чтобы он, сделав дело, исчез. Какой-нибудь несчастный случай, поединок, нападение грабителей. Придется уж от него избавиться. Нельзя рисковать повторением… — он помедлил, подыскивая слово, — скандала.

Я прикрыла глаза, вспоминая. В темноте, под закрытыми веками увидела лицо мужа в тот момент, когда он повернулся и заметил меня в зале суда; я уже занимала место свидетеля перед столом, где сидели судьи. Затеплившаяся в первое мгновение надежда — я пришла его спасти. А потом нарастающий ужас — я начала говорить.

— Какие жуткие планы. — Я покачала головой. — Вы мне тут такого наговорили. Мы уж столько всего сделали, столько всего сказали… — У меня прервался голос. Я знала — никуда мне не деться, он, коли понадобится, сумеет меня заставить.

— Не впервой тебе приходится с жуткими планами дело иметь. Оттого-то я с тобой и разговариваю. — В голосе дядюшки прозвучали теплые нотки, даже намек на привязанность. — Кому мне еще довериться, если не тебе. Ты смела, умеешь делать дело, всегда помогаешь. Поможешь и сейчас, не сомневаюсь. Найдешь молодчика, который рад будет добиться королевы. Такого, которому нетрудно оказаться поблизости от нее, такого, от которого потом нетрудно избавиться. Может, один из фаворитов короля, королю нравится, когда они вьются вокруг молодой королевы.

— Как же вы не поймете. — Голос от ужаса пресекается. — Умоляю вас, милорд, выслушайте меня, вы не понимаете. Что я тогда сделала… я стараюсь забыть… выкинуть из головы… Никогда об этом не думаю даже. Я с ума сойду, если начну вспоминать. Я любила Георга… Умоляю, не напоминайте мне об этом.

Он поднялся на ноги. Обошел вокруг стола, жестом почти заботливым приобнял за плечи, да только мне показалось — руки дядюшки вдавливают меня в кресло.

— Тебе решать, любезная леди Джейн. Подумай на досуге, поразмышляй, а потом поговорим. Я тебе полностью доверяю. Уверен — ты всегда рада потрудиться на благо семьи. И себя в обиду не дашь — я в этом убежден.

Дата добавления: 2015-05-29