Графини нынче дорожают

– Ежели вы согласны аккомпанировать, прекрасная графиня, после ужина порадуем общество моим пением, – явно полагая, что Татьяна должна немедленно сомлеть от его предложения, сказал пан Валерий.

– Кушайте пулярку, любезный пан, – немедленно вмешалась надзиравшая за ним, словно коршун, Оксана Тарасовна. – Кто с панночкой графиней впредь музицировать станет, то вскорости разъяснится, – с намеком добавила она.

Едва сдерживая слезы, Татьяна уткнулась в тарелку. Ах, как же ей хотелось бы пребывать в блаженном неведении относительно гнусных планов пани экономки! Потому как бал, несмотря на многие недочеты, все же оказался неплох. Татьяна пользовалась неизменным успехом и вызывала завистливые взгляды дам и девиц, особливо четверки воспитанниц, выбирала меж толпящимися вокруг нее кавалерами. Сколь счастливее была бы она, ежели б могла приписать ажиотаж своей красе, родовитости или хотя бы петербургскому туалету! Однако она прекрасно понимала: дело в предстоящем аукционе за ее руку и богатое приданое, будущие участники какового про всякий случай норовят задобрить объект продажи – чтоб выдаваемая замуж наследница не заартачилась и не испортила панам-соседям отлично продуманную негоциацию. Потому приглашения да комплименты не были ей в радость.

В таковом горе единственной отдушиной стала для нее панна Ирина, которая, презрев собственную беду, поддерживала ее все время. Словно и впрямь правдой были рассказы о мире ином, в котором они с Татьяной задушевно дружили. Большинство приглашений к танцам панне Ирине удавалось отклонить, ссылаясь на усталость после путешествия. Хотя пан Валерий применил все свое немалое обаяние и таки вынудил панну Ирину сплясать с ним лихую кадриль, при каковой вертел и крутил партнершу почти неприлично, вынуждая выделывать всякие антраша. Графиня было встревожилась, однако же панна Ирина держалась на удивление хорошо. Даже дыхание у нее не сбилось, а на меловой бледности лице не промелькнуло и тени румянца. Лишь огонь зеленых глаз обжигал пана Валерия столь недобро, что партнер начал спотыкаться, сбиваться, шагать не в такт музыке, и полное незнание панной Ириной фигур кадрили оказалось незамеченным – все списали на неуклюжесть кавалера. Над паном Валерием даже изрядно потешались: дескать, прелестная баронесса фон Хортманн поразила его в самое сердце, ежели он вдруг утратил свою обычную ловкость к танцам. А пан Валерий и впрямь вдруг стал выглядеть больным и ослабевшим, и Татьяна слыхала, как жаловался он молчаливым друзьям своим – пану Константину и пану Дмитрию, – как худо, когда их вовсе не любят. Однако потом собрался с силами и со всеми чарами своими к Татьяне приступил и даже к ужину ее сопровождать навязался, несмотря на недовольство Оксаны Тарасовны.

Перед самым ужином состоялось происшествие неприятное и одновременно пугающее. Случилось оно, когда графиня увлекла панну Ирину в малую гостиную, дабы дать хоть беглые указания относительно поведения – ибо поняла уже, что мир панны Ирины изрядно отличается от нормального и потому от черноволосой панны всяких сюрпризов ожидать можно: снова на кровь людскую или на гамбургеры ее потянет, или что-нибудь хуже того удумает. Возьмет вдруг, да и начнет кушанья сама себе на тарелку накладывать, не ожидая помощи от прислуги. Но не успела Татьяна и рта раскрыть, как отгораживающая гостиную истрепанная портьера отлетела, и в комнату ворвалась до крайности разгневанная Оксана Тарасовна. Не обращая на присутствие графини ни малейшего внимания, ринулась к панне Ирине. Татьяна мельком подметила, что портьера продолжает шевелиться – не иначе как четверка воспитанниц притаилась там, подслушивая.

– Ты зачем сюда пришла? – утратив всякое представление о манерах, подступила к панне Ирине Оксана Тарасовна. – Не имеешь права! Здесь все наше, мы здесь первые появились!

За отвернутым краем портьеры мелькнула торжествующая физиономия Марыси – воспитанница желала лицезреть торжество своей благодетельницы над гостьей.

Но не успела графиня возмутиться, как панна Ирина сама заявила:

– А я думала, здесь все ее, – кивая на Татьяну, сказала она.

Марыся за портьерой презрительно хмыкнула, а пани экономка так скривилась, что у Татьяны щеки вспыхнули от обиды и унижения.

– Не пытайся сбить меня с толку! – отрезала Оксана Тарасовна, не удостаивая Татьяну даже мимолетного взгляда. – Дело между тобой и мной, при чем тут эта совсем простая девчонка?

Простая? Простая? Графиня даже задохнулась от возмущения, а до половины высунувшаяся из-за портьеры Марыся злорадно закивала.

– Любая из моих воспитанниц с легкостью сделает с ней все, что угодно!

– А они пробовали? – с неожиданной кротостью в голосе вдруг поинтересовалась панна Ирина, и разошедшаяся пани экономка осеклась, словно вспомнив о чем-то крайне неприятном. Марыся скорчила гримасу и нырнула обратно за портьеру.

– Тебя не касается, – сквозь зубы процедила Оксана Тарасовна.

– Значит, пробовали, – так же кротко пропела панна Ирина. – Но выводов не сделали.

Оксана Тарасовна нахмурилась – а потом впервые поглядела Татьяне прямо в лицо, и были в этом взгляде настороженность и вопрос.

– …А даже если так! – разглядывая Татьяну новым, задумчивым взглядом, отрезала пани экономка. – Я готовилась к этому дню целый год, и пусть побережется любой, кто встанет между мной и деньгами! Помни об этом, чужая ро́жденная, – переводя глаза на Ирину, стальным голосом сказала Оксана Тарасовна. – Не вздумай лезть не в свое дело! Нас пятеро против тебя одной! – и повернувшись на каблуках так круто, что подол платья описал круг у ее ног, пани экономка вышла. За портьерой слышался мелкий перестук каблуков – подслушивающие воспитанницы спешили убраться раньше, нежели их застанут за неблаговидным занятием.

– Я поняла! – выдохнула ошеломленная Татьяна. – Боже мой, неужели… Но это же совершенно невозможно… Они все – ведьмы? Не только Марыся, но и Оксана Тарасовна? Они околдовали маменьку с папенькой и пытались околдовать меня?

Панна Ирина молча кивнула.

– Но… вы полагаете, у них не получилось? Но почему?

Панна Ирина замялась, искоса поглядывая на Татьяну, и, решившись, бухнула:

– Потому что в настоящей жизни ты тоже – ведьма, и посильнее их. Ты, конечно, сейчас об этом не помнишь, но дар никуда не делся.

Графиня глядела разочарованно. Ах, опять эти глупости! Стоило ей начать прислушиваться к панне Ирине, как та заявляла нечто уж вовсе несообразное. Чудное у Татьяны семейство получается: родовитый граф в торговцах, супруга его графиня – в лекарях, а уж дочка и вовсе ведьма. Добавить сюда цыгана, который не цыган, а инженерский сынок, – полная фантасмагория получается! Графиня уже хотела высказать панне Ирине свое недовольство в самой резкой форме, однако явился переодетый мажордомом кухонный мужик и заикающимся от страха голосом пригласил к ужину. Потом вбежал пан Валерий, бесцеремонно подхватил Татьяну под локоть и увлек в столовую залу. И вот уж осведомленные о предстоящем аукционе гости от блюд отведывают, а сами все больше на Оксану Тарасовну нетерпеливо поглядывают. Один лишь капитан-исправник ужинает с полным удовольствием – любо-дорого поглядеть, как ножом и вилкой орудует! – и рассыпает пани экономке комплименты за чудесный бал да прекрасный стол. А что ему беспокоиться: за Татьянино наследство он тягаться не намерен, небось даже и не знает, что сегодня вечером Оксана Тарасовна намерена запродать замужество молодой графини. Жандармы его по всему дому рассыпались, и уж они-то Кармалюка не упустят. Да Кармалюк и не придет – разбойник обладал редкостным умением обходить засады, оттого по сей день и на воле.

Изящно промокнув губы кружевной салфеткой, Оксана Тарасовна поднялась:

– Паненка графиня, потчуйте гостей, а нам с панами-соседями надобно пройти в кабинет, заняться кой-какими скучными делами…

Задвигались стулья, и паны принялись выбираться из-за стола. Прихватив затянутого в корсет сынка, поднялись трое приятелей запертого на конюшне пана Владзимежа. Неожиданно к ним присоединился и пан Валерий со товарищи. Каждый, вставая, одаривал графиню таким оценивающим взглядом, что она враз поняла, каково приходится выставленным на продажу крепостным девкам.

«Господи, помоги мне, и, клянусь, я никогда в жизни ни одного человека из нашей дворни не продам! Ни за какие сокровища! – молча взмолилась графиня. – Сделай что-нибудь, Господи, мне рано замуж!»

Ее приподняло в воздух и вознесло над стулом. Что, это и есть ответ на ее молитву?

– Ой, извини, не рассчитала! – смущенным шепотом сказала панна Ирина. – Я тебя сейчас поставлю!

Подхватив Татьяну под локоток панна Ирина… просто держала ее на весу над стулом. Тут же, настороженно озираясь по сторонам – не заметил ли кто, – водрузила графиню на пол столь торопливо, что каблучки бальных туфелек звучно клацнули.

– Чтоб она пропала, эта вампирья силища, – очень вдумчиво, словно рассчитывая, что сбудется, пожелала сама себе панна Ирина и быстро добавила: – Ну что, пошли?

– Куда? – изумилась графиня.

– Подслушивать, конечно, до чего они там договорятся, – не менее изумилась панна Ирина, – план с Кармалюком не удался, надо что-то на ходу соображать.

– Подслушивать? Но это же совершенно недостойное занятие! И я не могу оставить гостей, – запротестовала графиня.

Панна Ирина зловеще прищурилась:

– Ты со своим достоинством «донеможешься», что тебя за кого-нибудь из этих старых пеньков замуж выдадут!

Перед мысленным взором графини мгновенно предстала нереальная картина – она, в белом платье и прелестной кружевной вуали, стоит перед алтарем, крепко держась за сучок раскоряченного старого пня. Однако она уже немного привыкла к своеобразной речи панны Ирины, потому видение исчезло, сменившись осознанием печальной действительности. Она тревожно поглядела вслед удалившейся компании.

– Полагаете, они не только для сынка? Пан Мыколай да Викто́р тоже хотят на мне жениться?

– Не все вместе… Только кто-то один, – утешила ее панна Ирина.

Но графиня отнюдь не утешилась:

– Но они же старые! И толстые! – с почти суеверным ужасом выдохнула она.

– Ну так а я о чем? – уже нетерпеливо бросила панна Ирина. Отнюдь не смущаясь, на глазах у оставшихся за столом гостей прихватила с блюда булку и спорым шагом направилась вслед за ушедшими.

Юная графиня, впервые в жизни позабыв обо всем – о манерах, приличиях, обязанностях хозяйки дома, – со всех ног бросилась следом.

– Ай, молодцы! Сами едят, сами пьют, а Богданка тут с голоду помирай! – Цыганенок, с недовольным видом восседавший на золоченом стуле с гнутыми ножками, вскочил им навстречу.

– На! – панна Ирина сунула ему булку. – А это сюда давай! – велела она, отбирая у мальчишки свою собственную модную шляпку, в каковую, будто в сумку, были в беспорядке свалены флакончики и сверточки. – Где тут кабинет?

Графиня молча указала вдоль коридора. Но у двери их ждало разочарование.

– Заперто! – охнула графиня, беспомощно глядя на плотно затворенные двери некогда отцовского, а теперь Оксаны Тарасовны кабинета.

– И замочная скважина законопачена! – подтвердила панна Ирина. – А ты как думала?

– Как же мы подслушивать будем? – чуть не плача, спросила графиня. Неблаговидное занятие уже не представлялось ей столь неблаговидным. Наоборот, ничего на свете она так не желала, как выяснить: что творится там, внутри?

– С комфортом, – загадочно ответила панна Ирина и шмыгнула в соседнюю с кабинетом малую гостиную. Графине и цыганенку ничего не оставалось, как последовать за ней. – Сними, – небрежно скомандовала панна Ирина мальчишке, с полным нарушением хороших манер тыча пальцем во внушительных размеров охотничий пейзаж, что украшал общую с кабинетом стену гостиной. А сама принялась рыться в заполняющих шляпку флакончиках.

Цыганенок поглядел на картину, а потом уж – весьма возмущенно – на панну Ирину:

– Шутки шутишь, гадалка? Или я тебе силач цирковой? Сама попробуй, такое сними!

Панна Ирина оторвалась от флакончиков:

– Делов-то! – и она небрежно, одной рукой ухватилась за край массивной золоченой рамы и легко сдернула картину со стены.

– Вполне ли вы уверены, панна Ирина, что не желаете остаться упырицею? – осведомилась графиня. На ее памяти пейзаж сей ворочала не иначе как тройка дюжих лакеев.

– Вполне! – отрезала панна Ирина и, не успела графиня охнуть, окатила открывшиеся дорогие шелковые обои едучей жидкостью из флакона. Стена задымилась, а панна Ирина забормотала скороговоркой:

– Видкрываю викно за тридевьяту гору, в камьяному мури, на мальовани столы, на зелени подушкы… Нехай очи мои бачуть, нехай вуха мои чують…

В такт ее бормотанию мокрый кусок обоев затрепетал, подернулся рябью, как река в ветреный день. Шелковые цветы принялись бледнеть, растворяться, в стене и впрямь словно открылось окно – и в этом окне Татьяна увидала кабинет своего отца с восседающей за батюшкиным столом Оксаной Тарасовной и панами-соседями в глубоких креслах. Стало слышно каждое произнесенное в кабинете слово.

– Ну вот! Не хуже плазмы! – удовлетворенно сказала панна Ирина, с удобством усаживаясь на диван перед окном в стене.

Графине некогда было разбираться с очередным непонятным словом, поскольку в кабинете, похоже, кипела нешуточная баталия.

– Вы-то куда лезете, пан Валерий? – раздраженно цедила пани экономка, перебирая лежащие перед ней на письменном столе толстую пачку ассигнаций, полный золота мешочек и даже небольшую резную шкатулочку, в которой благородным блеском посверкивали драгоценные камни. – У вас откуда деньгам взяться?

– Нелюбовь ваша ко мне, ясная пани, ранит меня в самое сердце! – прижимая руки к этому самому сердцу, трагически вещал пан Валерий. Его сотоварищи Константин и Дмитрий согласно кивали. – Чтоб не было меж нами взаимного недоверия… – он запустил руку за отворот фрака и вытащил оттуда усыпанную гербовыми печатями бумагу. – Есть в нашем повете люди, которые весьма заинтересованы в имуществе покойного графа. Люди сии сложили свои средства, дабы на паях участвовать в затеянном вами, пани Оксана, предприятии, – он коротко поклонился экономке. – Извольте видеть, вот заемное письмо, дающее мне право распоряжаться подобной суммой! – он добавил свою гербовую бумагу к разложенным перед экономкой сокровищам.

– А żeniċ się^[15] на графине тоже на паях будете? – стукая об стол серебряной рюмкой с хересом, выпалил пан Мыколай.

Татьяна у прозрачной стены покраснела до слез. Какой позор!

– Жениться на прелестной панне доверено мне, – с горделивой скромностью объявил пан Валерий. – Смею думать, что вызову в юной графине больше любви, нежели такой престарелый мужлан, как вы, сударь!

«Может, и впрямь?» – мелькнуло в голове у Татьяны, и тут она заметила, что цыганенок пристально глядит на нее и презрительно кривит губы, похоже, догадываясь о посетившей ее мысли. Ей стало стыдно, и она немедленно разгневалась на себя за этот свой стыд. Да кто он такой, что смеет осуждать ее?

– Та лучше я! – тем временем кричал пану Валерию его немолодой соперник. – Те людзи, цо деньгами скинулись, они ж потом за свои гро́ши графское наследство на шматки растаскают, разорят вщент, а у меня оно в сохранности будет!

– Лучше – тот, кто более всех заплатит мне! – ледяным тоном перебила пани экономка, – Кстати, панове, куда подевался пан Владзимеж? Он вроде желал панночку графиню за своего Томашека?

– На что вам Томашек сдался, пани Оксана? – перебил ее пан Анатоль. – Или, кроме него, молодцов нет?

Сынок его приосанился, скрипя корсетом.

– А на то, что батюшка Томашека побогаче вас всех будет! – выкрикнула Оксана Тарасовна.

– Придется вам, пани экономка, довольствоваться нами, раз уж пан Владзимеж с сынком не нашли часу на сие дело! – перебил ее пан Викто́р, явно довольный, что пропавший пан Владзимеж более не конкурент.

– Все едино – тридцать тысяч, пусть даже золотом, – пани экономка угрюмо взвесила на ладони мешочек. – Это, панове, чистый грабеж! Прибавить надобно. Манеры-то у девицы отменные, языки знает, рисует, музицирует… – принялась загибать пальцы она. – О богатстве ее паны сами все знают, однако ж девица и знатной родней не обижена! В Москве да Петербурге в родичах князья, генералы да сенаторы, от которых, сами понимаете, для человека карьерного польза может выйти.

– Ах, так ведь это она обо мне! – ахнула Татьяна, вдруг поняв, чьи достоинства столь деловито перечисляет пани экономка.

– Не будем также забывать, что панночка графиня юна и весьма миловидна, – за прозрачной стеной подтвердила ее догадку экономка.

– Худа только больно, – пробормотал пан Анатоль.

– Я каждый день раствор дрожжей пью! – по другую сторону прозрачной стены возмутилась Татьяна. – Чтоб пополнеть!

– Ай, мало пьешь – худющая, глянуть не на что! – насмешливо сообщил ей Богдан.

У панны Ирины выражение лица стало весьма странным:

– Я не поняла? – звенящим голосом поинтересовалась она. – Ты, Танька… Татьяна Николаевна… здесь… хочешь потолстеть? А тебе, Богдан, не нравится, что она… слишком худая?

И тут стало понятно, что за звон слышался в ее речи. Панна Ирина изволила смеяться! Изнемогая, она обессиленно припала к спинке дивана и едва не рыдала от смеха:

– Дрожжи… Пополнеть хочет… Худющая… Ох, парочка, я с вами сдохну!

– Сдохнешь! – согласно процедил от дверей гостиной хриплый ненавидящий голос. – Как есть сдохнешь, тварь! Веселишься? Думала, не выберусь, покончила со мной? Ан ошиблась! Теперь уж мое время веселиться!

У входа, крепко держась за дверную створку, стоял надкушенный Ириной пан Владзимеж.

Глава 9

Дата добавления: 2015-05-31