Послесловие научного редактора 1 страница

Книга видного американского ученого, одного из столпов гуманистической психологии Абрахама Маслоу – это монолог безудержного оптимиста перед пессимистами. Она, несомненно, представляет интерес для нашего читателя, особенно для приверженцев гуманистической психологии. А. Маслоу выступает в ней не столько как ученый – экспериментатор, сколько как пытливый наблюдатель человеческой природы (правда, в основном с позиции психотерапевта), пытающийся на этом основании сделать философские обобщения. И надо признать, во многих случаях это ему прекрасно удается.

Несмотря на то что со времени разработки им гуманистического подхода к человеку прошло уже несколько десятков лет, и сейчас многие высказанные им мысли (особенно для Запада) не потеряли своей оригинальности, а многие уже и реализованы и так прочно вошли в сознание психологов, педагогов, врачей, психотерапевтов, философов, что могут современным ученым показаться тривиальными. К их числу можно отнести его положения о том, что любое явление у человека зависит как от природного, так и социального, что целое отличается от суммы своих частей, что потребности человека надо изучать в реальной ситуации, а не в экспериментах на животных, и т. д. И все же во многом парадоксальные утверждения А. Маслоу заставляют и современного читателя не бежать глазами по строчкам, а останавливаться, размышлять, соглашаться с ним или возражать ему, и пробуждение мысли читателя – несомненное достоинство книги. В ней автор предстает как бунтарь, восстающий против привычных для западных психологов, философов и общества в целом штампов во взгляде на окружающую нас действительность и на человека (недаром он пишет о сотворенной им тихой революции).

А. Маслоу выступает против существующего оценочного подхода к потребностям, согласно которому животные потребности – второсортные, плохие, низменные, а социальные, духовные потребности – главные, хорошие. Действительно, можно ли всерьез утверждать, что такие низшие потребности, как потребность в пище, безопасности – второсортные, низменные. Но ведь и безудержная потребность в общественном признании, славе тоже не вызывает положительного отношения окружающих. Так что дело не в хороших или плохих потребностях, а в человеке, который ставит их на то или иное место, придает им ту или иную значимость в своей жизни. И оценивать надо не потребности, а человека.

Ценными являются размышления А. Маслоу о том, почему ценности, к которым человек так стремился, через некоторое время по их достижении теряют свою мотивирующую силу. Уделяет он внимание и каузальной атрибуции, обращая внимание на особенности личности (оптимистична она или пессимистична), выносящей суждение о мотивах поступков другого человека.

А. Маслоу свято верит в чистоту и незамутненность природной основы человека, который вынужден бороться со многими проявлениями цивилизации, в том числе и с просвещением, за сохранение у себя ослабленной по сравнению с животными природной основы. А. Маслоу полон веры в положительный потенциал человека и общества и призывает общество создать условия для раскрытия и реализации этого потенциала. Мечтой А. Маслоу или, как он сам обозначает это в одном из разделов книги, Утопией, было сделать всех людей здоровыми и счастливыми. Для этого он нашел вроде бы простой рецепт: общество должно заботиться о том, чтобы человек имел возможность проявить свою природу и удовлетворить все свои базовые потребности. При этом к базовым (а для А. Маслоу они являются природными, биологическими, инстинктоподобными) он относит и высшие психологические потребности человека в безопасности, любви и самоактуализации.

Стержневым положением А. Маслоу при рассмотрении базовых потребностей является их иерархизация. Он полагает, что, пока низшие потребности не будут удовлетворены, они не дадут возможности проявиться более высокому уровню потребностей. Речь, таким образом, идет о доминантных отношениях между потребностями разных уровней. Поскольку в отечественных учебниках по общей психологии и монографиях «пирамида потребностей», по А. Маслоу, приводится довольно часто и без комментариев, считаю необходимым обратить внимание читателя на слабые места в представлениях автора об иерархии потребностей.

Действительно, доминанта, по А. А. Ухтомскому, обладает свойством сопряженного торможения, т. е. доминантная потребность может подавлять остальные потребности, затормаживать их актуализацию. Однако с точки зрения учения о доминанте, для того чтобы стать доминантной, потребности вовсе не надо вставать в очередь, построенную по принципу: «не лезь вперед батьки в пекло»; в зависимости от ситуации в данный момент доминантной может стать потребность любого уровня.

А. Маслоу базовые потребности рассматриваются как данность, они наличествуют у человека в потенции как желания и только ждут часа X для своего проявления. Но что заставляет человека переходить на новый уровень потребностей после удовлетворения потребностей более низкого уровня, автор не объясняет. Отсюда возникает впечатление, что происходит это автоматически, без участия воли и сознания человека, хотя речь – то у него идет и о высших психических потребностях.

В принципе, шаткость своего положения об иерархической очередности удовлетворения потребностей понимает и сам А. Маслоу. Не случайно он делает много оговорок, показывающих, в каких случаях выдвинутый им принцип не работает. Противоречит принципу иерархизации потребностей и утверждение А. Маслоу, что если человек достиг удовлетворения потребностей высшего уровня, т. е. самоактуализации, то он может уже пренебречь во многих случаях удовлетворением низших потребностей. Если это так, то автору следовало бы подчеркнуть, что принцип иерархии потребностей действителен только для несамоактуализировавшихся людей. Очевидно, дело не в обязательности иерархичных отношений между потребностями, а в становлении человека как личности. Став зрелой личностью, человек сам решает, какие потребности ему следует удовлетворить в первую очередь, не дожидаясь «разрешения» на это нижележащего уровня потребностей.

В то же время иерархия базовых потребностей, созданная А. Маслоу, может оказаться полезной гипотезой при рассмотрении этапов развития человека в онтогенезе и животных – в филогенезе, на что указывает сам автор.

Рассматривая базовые потребности как природные, инстинктоподобные, и отмечая, что высшие базовые потребности у животных, предшественников человека на эволюционной лестнице, отсутствуют, он вынужден высказать, пожалуй, самое спорное во всей книге положение – что у человека есть инстинкты (точнее – подобные инстинктам врожденные потребности), свойственные только ему, такие как потребность в уважении, эстетические потребности, потребность в саморазвитии. Правильнее было бы говорить не о врожденности этих потребностей (вряд ли стоит сомневаться, что эти потребности формируются в онтогенезе под влиянием социализации), а о том, что они базируются на более примитивных врожденных потребностях в активности, в эмоциональном насыщении, в общении, а также на таких инстинктах, как исследовательский рефлекс. И базовыми скорее являются именно эти потребности, а не высшие психологические потребности в «пирамиде» А. Маслоу.

А. Маслоу пишет, что, с одной стороны, удовлетворение всех базовых потребностей делает человека хорошим и здоровым, а с другой стороны, что удовлетворение всех потребностей может создать трудности для человека. Почему получается такой двоякий эффект удовлетворения потребностей, А. Маслоу не объясняет.

Следует отметить не очень четкое использование автором многих научных понятий. Так, в одном случае в качестве потребности в его книге выступает цель, в другом – влечение, в третьем – состояние (усталость). Подчеркивая, что мотивация затрагивает всю личность, в дальнейшем он предпочитает говорить об организме.

Можно поспорить с автором и относительно бесцельного и, следовательно, немотивированного и бесполезного поведения, к которому он относит различные виды экспрессивного (эмоционально обусловленного) поведения: пение, прогулки, живопись, импровизации на фортепьяно, веселье. С его точки зрения, незачем приписывать пользу отдыху и развлечениям. Любое экспрессивное поведение является, как пишет А. Маслоу, самоцелью. Можно согласиться с автором, что некоторые экспрессии, и то в качестве реакций, а не поведения, могут проявляться спонтанно (например, экспрессивное выражение эмоции), т. е. не имеют заранее спланированной цели. Однако экспрессивное поведение не может быть ни немотивированным, ни бесполезным. Оно служит средством регуляции эмоционального состояния человека, как, например, «бесцельное» хождение человека по комнате при волнении или ожидании. Вообще, термин «поведение» автор использует слишком широко и неадекватно: наряду с танцами к поведению он относит почерк и походку человека, а также эмоциональные состояния, например удовольствие.

Значительное место в книге занимает раздел о самоактуализации. Этот термин в психологии, в том числе и нашей отечественной, стал сейчас очень модным. Пишутся статьи и издаются сборники, защищаются кандидатские и докторские диссертации, однако этот феномен как был не очень ясно очерченным в своих границах и сущности, так и остается. Дело в том, что описание этого феномена А. Маслоу не очень строгое, хотя он приводит много признаков, характеризующих самоактуализацию и самоактуализирующегося человека. Самоактуализирован, с точки зрения автора, тот, кто удовлетворил все базовые потребности, т. е., по сути, дал проявиться своей природе. Вот эти – то люди и являются, по мнению автора, здоровыми. Однако, по наблюдениям А. Маслоу, самоактуализированных людей мало, около 12 %.

Те же, кто не сумел удовлетворить все базовые потребности, причисляются А. Маслоу к больным, поскольку неудовлетворение базовых потребностей типично для людей с неврозами. Так, он пишет, что любую неспособность достичь самореализации надо рассматривать как психопатологию и что средний, или нормальный, человек, как правило, больше напоминает психически больного, хотя его состояние не столь тяжелое. Допущение весьма смелое, но базируется оно на психотерапевтической практике автора, следовательно, на действительно больных неврозами людях. Но неужели 88 % населения США невротики?

Слабость раскрытия А. Маслоу феномена самоактуализации состоит и в том, что он описывает его признаки только на выдающихся ученых. Возникает вопрос: эти признаки (личностные особенности) обеспечивают самоактуализацию (в его случае – достижение выдающихся результатов) или являются ее результатом, т. е. изменением личности в связи с достигнутыми результатами? Маслоу отвергает связь самоактуализации со способностями, но правильно ли это? Может ли человек, не обладающий способностями, самоактуализироваться в социальных сферах деятельности, т. е. добиться высоких результатов?

Кроме того, так, как А. Маслоу описал самоактуализированных людей, они не очень симпатичны и посему не могут побуждать всех людей стать такими же. Так, они спонтанны, как дети, нелюдимы, рассеяны, спокойны и невозмутимы независимо от жизненных обстоятельств (поскольку эти обстоятельства для них незначимы), обладают независимостью собственного мнения от мнения большинства, не нуждаются для удовлетворения своих потребностей в других людях. Может ли все это быть идеалом для человека как социального существа? Правда, А. Маслоу все же вынужден несколько очеловечить этих самоактуализированных субъектов: оказывается, они тоже могут любить, дружить, возмущаться в отдельных ситуациях. Призыв А. Маслоу к самоактуализации, т. е. к благоденствию отдельных людей и через них – к хорошему и здоровому обществу в целом, напоминает недавние призывы к светлому будущему человечества – коммунизму, имевшие место в нашей бывшей стране. Следовательно, это есть Утопия, хорошая сказка. А в хорошие сказки человечество склонно верить, отсюда, наверное, и то большое влияние, которое гуманистическая психология оказала на умы людей, особенно в Америке. Сам А. Маслоу отмечает, что, как правило, базовые потребности не удовлетворяются полностью, поэтому он говорит о частично удовлетворенных потребностях. А раз так, то и самоактуализация либо будет частичной, неполной, либо вообще не достигнутой. Но может быть, это и является спасением для человека, которому всегда есть к чему – то стремиться. Иначе он потеряет смысл жизни.

Заключая рассмотрение той части книги, которая посвящена вопросам мотивации, следует отметить, что во многом это взгляд на проблему практика – психотерапевта. Отсюда, с чем он встречался при изучении больных неврозом (с неудовлетворенными потребностями), то и обсуждает в книге. Вообще следует отметить, что до обсуждения мотивации как процесса формирования основания действия или поступка А. Маслоу явно не дотягивает. Потребности – это еще не вся мотивация. Поэтому, с моей точки зрения, правильнее было бы назвать книгу (а точнее – первую ее половину, так как вторая явно выходит за рамки названия книги) «Потребности и развитие личности».

Вторая половина книги посвящена философии и методологии изучения психологических проблем. Здесь следует отметить главу 14 «Вопросы новой психологии» и представленный в ней А. Маслоу список еще не изученных или поставленных по – новому вопросов (особенно он может быть полезен начинающим заниматься наукой аспирантам, мучающимся с выбором темы для исследования: дерзайте, ищите ответы на эти вопросы). Новаторский подход А. Маслоу ко всему проявился и при рассмотрении роли науки в поиске истины. Он приходит к выводу, что наука (я бы сказал – научный эксперимент) – не единственный путь к истине и что взгляды поэтов, мечтателей могут быть полезными в ее поиске. И это действительно так. Подчас психология человека гораздо глубже показана писателем, чем психологом – экспериментатором. С чем трудно согласиться, так это с утверждением А. Маслоу, что истинным ученым может считаться только тот, кто продуцирует новые идеи, а не тот, кто занимается обобщением уже существующих фактов и идей. Кстати, эта позиция нашла отражение и в данной книге: А. Маслоу откровенно заявляет, что он пишет только о пришедших ему новых идеях, а доказывать их – это не его задача, пусть этим занимаются другие. Но идеи не должны быть плодом только воображения ученого, они должны быть обоснованы, опираться на факты. И только это дает основание говорить о построении новой теории. Одним словом, по меткому замечанию И. П. Павлова: «Ученый без фактов – все равно что святой, не совершивший чуда». Неподкрепленная фактами «теория» есть лишь гипотеза. Поэтому у ученого, обобщающего факты, есть больше шансов построить истинную теорию, чем у чистого генератора идей.

Е. П. Ильин,

доктор психологических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ

[1]Перепечатано в точном соответствии со 2–м изданием; поэтому нумерация глав может не соответствовать структуре данного издания. Ссылки на цитируемые источники опущены.

[2]Маслоу создает термин инстинктоидный, чтобы передать с его помощью два значения: с одной стороны, высшие проявления человеческой природы являются врожденными и естественными и с психологической точки зрения построены как «инстинкты»; с другой стороны, эти высшие проявления работают, возможно, сходным, но не идентичным с инстинктами образом. Чтобы облегчить чтение, в данном тексте мы заменили термин инстинктоидный на подобный инстинкту.

[3] Д. Мак – Грегор выделяет «теорию*», представляющую традиционный подход к управлению, и «теорию г/», разработанную им самим. – Прим. науч. ред.

[4]Не все индивиды, страдающие неврозами, ощущают недостаток безопасности. Причиной невроза могут быть проблемы с потребностями в любви и уважении у личности, которая чувствует себя в безопасности.

[5]Работа Ардри Territorial Imperative (Ardrey, 1966) помогает осознать это. Именно ее безрассудность и опрометчивость помогли мне, поскольку подчеркивали как ключевой момент то, к чему я обращался лишь мимоходом, и заставили меня серьезно задуматься об этом вопросе. Возможно, сходное воздействие эта работа окажет и на других читателей.

[6]Мы не знаем, носит ли это конкретное желание универсальный характер. Ключевой вопрос, особенно важный на сегодняшний день, таков: неизбежно ли будет порабощенный, подчиненный чужому господству человек чувствовать себя неудовлетворенным и стремиться к бунту? На основании общеизвестных клинических данных мы можем предположить, что люди, которые познали истинную свободу (не ту, из – за которой пришлось поступиться безопасностью и защищенностью, но ту, которая опирается на соответствующие безопасность и защищенность), не согласятся добровольно и беспрепятственно расстаться с ней. Но мы не можем быть уверены, что это справедливо и по отношению к тем, кто рожден в рабстве. См. дискуссию по этой проблеме у Фромма (Fromm, 1941).

[7]Разумеется, креативное поведение подобно любому другому поведению, определяемому множеством детерминант. Можно заметить, удовлетворен или нет, счастлив или несчастен, голоден или сыт творческий по натуре человек. Также понятно, что творческая деятельность может носить компенсаторный или улучшающий характер или иметь исключительно экономические цели. В любом случае в динамическом плане следует отделять явное поведение как таковое от различных его целей и видов мотивации.

[8]«Как бы то ни было, люди испытывают неподдельный интерес к миру, к действию и к экспериментированию. Они получают глубокое удовлетворение, когда они вторгаются в мир. Они не воспринимают реальность как угрозу существованию. Организмы, и в особенности человеческие организмы, испытывают подлинное ощущение защищенности и безопасности в этом мире. Угроза исходит лишь от конкретных ситуаций и лишений. И даже тогда дискомфорт и опасность воспринимаются как нечто преходящее, что в конечном счете приведет к новому ощущению безопасности и защищенности при контактах с миром» (Schilder, 1942).

[9]Этот синдром очень близок к тому, что Рибо (Ribot, 1896), а позднее Майерсон (Myerson, 1925) определили как ангедопию, однако его появление они объясняли иными причинами.

[10]Гордон Оллпорт (Allport, 1960, 1961) изложил и истолковал принцип, в соответствии с которым средства достижения цели могут превратиться в фактор удовлетворения самих себя, сохраняя лишь историческую связь со своим происхождением. Они могут стать желанными сами по себе. Это напоминание о чрезвычайной важности научения и изменений для мотивационной жизни накладывается на все сказанное прежде в связи с грандиозной сложностью проблемы. Между данными двумя группами психологических принципов нет противоречия; они взаимно дополняют друг друга. Могут ли такие благоприобретенные потребности рассматриваться в качестве базовых потребностей в соответствии с критериями, которые использовались до сих пор, предстоит решить в процессе будущих исследований.

[11]Вге эти утверждения относятся только к базовым потребностям.

[12]Автор подразумевает «психическое здоровье». – Примеч. науч. ред.

[13]Далее указывается, что тот же самый континуум все более высокой степени удовлетворения потребностей может использоваться также как базис для классификации личностей. Включая ступени или уровни зрелости или развития личности на пути к самоактуализации на протяжении всей жизни индивида, он намечает схему теории развития, приблизительно соответствующей и параллельной системе развития Фрейда и Эриксона (Erikson, 1959; Freud, 1920).

[14]«Неужели невозможно смирить или радикально преобразовать примитивную и бессознательную сторону человеческой натуры? Если это так, цивилизация обречена» (Harding, 1977, р. 5). «За благопристойным фасадом сознания с его дисциплиной, нравственностью и добрыми намерениями скрываются грубые инстинктивные жизненные силы, подобные чудовищам в бездне, прожорливым, плодящимся и находящимся в состоянии бесконечной вражды» (Harding, 1977, р. 1).

[15]См. описание синергетического общества в работах Бенедикт и Маслоу (Benedict, 1970; Maslow, 1964b, 1965b).

[16]Мартингалы – дополнительный повод, не позволяющий лошади задирать голову во время движения. – Примеч. перев.

[17]«Свободные ассоциации, обилие образов, сложные сны, произвольные исследования играют в развитии человека роль, которую невозможно объяснить ни в плане происхождения, ни с точки зрения выгоды или потенциальной полезности. В механистической культуре, подобной нашей, эти важные виды деятельности недооценивались или не принимались во внимание…

«Когда мы избавляемся от предубеждений механицизма, нам следует понять, что "избыточное" не менее важно для развития человека, чем целесообразное: что красота, например, играет в эволюции не меньшую роль, чем польза, и ее нельзя трактовать, как стремился Дарвин, как всего лишь практическое приспособление для ухаживания или оплодотворения. Говоря коротко, можно познавать природу с мифологической точки зрения, как поэта, работающего с метафорами и рифмами, но можно воспринимать ее и как искусного механика, который пытается сэкономить материал, свести концы с концами и выполнить свою работу как можно лучше и с меньшими затратами. Механистическая интерпретация не менее субъективна, чем поэтическая; и в определенной степени полезны и та и другая» (Mumford, 1951, р. 35).

[18]Здесь мы должны быть осторожны, избегая острого противоречия в духе «или‑или». Большинство действий, составляющих поведение, содержат как экспрессивный, так и копинг‑компонент; например, ходьба является как целью, так и манерой. И все же мы не хотим полностью исключать, как делают это Оллпорт и Верной (Allport, Vernon, 1933), теоретическую возможность действий чисто экспрессивного характера, таких как бесцельная прогулка вместо ходьбы; способность заливаться краской; грациозность; плохая осанка; свист; детский ликующий смех; не связанные с коммуникацией занятия искусством, которые проводятся в уединении; самоактуализация в чистом виде и т. д.

[19]Данное утверждение не связано ни с одним из конкретных тезисов, сформулированных в рамках теории мотивации. Оно применимо, например, к обыкновенному гедонизму; тогда можно перефразировать наше утверждение и сказать: копинг‑поведение несет ответственность за похвалу или порицание, вознаграждение или наказание; как правило, к экспрессивному поведению это не имеет отношения, по крайней мере, до тех пор, пока оно остается экспрессивным.

[20]Гордон Оллпорт справедливо подчеркивает, что «бытие» требует напряжения и активности, поскольку предполагает приложение энергичных усилий для достижения цели. Выдвинутые им предположения ведут нас скорее к противопоставлению приложения усилий для того, чтобы справиться с дефицитом чего – либо, и приложения усилий для того, чтобы самореализоваться, нежели к противопоставлению приложения энергичных усилий и бытия. Это замечание также помогает избавиться от слишком легко возникающего впечатления, что «бытие», немотивированные реакции и нецеленаправленная деятельность даются легче, требуют меньшего приложения энергии и сил, чем копинг – поведение, решающее проблемы внешнего характера. То, что такая dolce farniente («сладостное безделье») интерпретация самоактуализации вводит в заблуждение, можно легко проиллюстрировать на таких примерах мучительного развития личности, как Бетховен.

[21]В нашей чрезвычайно прагматической культуре инструментальный дух берет верх даже над вершинными переживаниями: любовь («вполне нормальное занятие»), спорт («способствует пищеварению»), («расслабление улучшает сон»), великолепная погода («неплохо для бизнеса»), чтение («мне не следует отставать»), нежность («Вы хотите, чтобы ваш ребенок был невротиком?»), сердечность («отпускай хлеб свои по водам…»), наука («Оборона страны!»), искусство («оно благотворно повлияло на с гиль американской рекламы»), доброта («если не вы, то они стянут это серебро»).

[22]Глава 11 «Самоактуализирующиеся люди: исследование психического здоровья» документирует это наблюдение и развивает его.

[23]В главе 17 «Формирование стереотипа или познание истины» мы видим, что восприятие определенной категории в лучшем случае частично; оно не является всесторонним исследованием всех признаков объекта, как и классификация, осуществляемаяся на базе тех нескольких признаков, которые имеют для нас значение, соответствуют нашим интересам и удовлетворяют потребности или угрожают их удовлетворению.

[24]«Мозг служит для того, чтобы делать выбор: он активизирует необходимые воспоминания и хранит в глубинных слоях сознания те, которые бесполезны. То же можно сказать и о восприятии. Являясь вспомогательным по отношению к действию, оно изолирует как целое ту часть реальности, которая нас интересует; оно показывает нам не столько сами предметы, сколько пользу, которую мы можем из них извлечь. Оно классифицирует, заблаговременно прикрепляет ярлыки; нам уже достаточно одного взгляд на объект, чтобы определить, к какой категории он принадлежит. Но время от времени по счастливой случайности появляются люди, чьи чувства и чье сознание не так тесно связаны с жизнью. Природа забыла связать их способность к восприятию с их способностью к действию. Когда они смотрят на что – либо, они воспринимают это ради самого объекта, а не ради самих себя. Они не познают с оглядкой на действие; они познают, чтобы познавать – просто так, ради чистого удовольствия. Что касается определенной стороны их натуры, идет ли речь об их сознании или об одном из чувств, они от рождения обособленны; и в зависимости от того, относится ли эта обособленность к определенному чувству или к сознанию, из них получаются художники или скульпторы, музыканты или поэты. Поэтому в различных произведениях искусства мы находим куда более непосредственное видение реальности; и поскольку художник менее настойчиво стремится утилизировать свое восприятие, он познает великое множество вещей» (Bergson, 1944, р. 162–163).

[25]Угроза не всегда носит патогенетический характер; существуют как здоровые способы справиться с ней, так и решения невротического или психопатического характера. К тому же ситуация, которая носит явно угрожающий характер, может вызывать или не вызывать ощущение психологической угрозы у конкретного индивида. Бомбежка или угроза жизни могут быть не столь угрожающими, как насмешка, издевательство, предательство друга, болезнь ребенка или акт несправедливости, совершенной по отношению к чужому человеку на расстоянии многих миль от нас. Кроме того, угроза может придавать силы.

[26]Автохтонные законы – сформированные и действующие только в данном месте, в данных условиях. – Примеч. науч. ред.

[27]Эти выводы легче принять, если на данный момент мы ограничимся менее тяжелыми пациентами, способными непосредственно воспринимать любовь и уважение (которые, по моему убеждению, составляют большинство в нашем обществе). Вопрос об удовлетворении потребностей тех, кто страдает неврозами, и последствиях такого удовлетворения следует отложить ввиду его чрезвычайной сложности.

[28]Нас в особенности поразила необъяснимая несуразица в литературе по психологии ребенка. «Ребенок должен быть любим», «Ребенок стремится хорошо себя вести, чтобы родители его любили» и дальше с той же вескостью, «Ребенок должен любить», «Ребенок стремится хорошо себя вести, потому что он любит своих родителей» и т. п.

[29]С тех пор как эти строки были написаны впервые, появились интересные книги по самоанализу, написанные Хорни (Ногпеу, 1942) и Фарроу (Farrow, 1942). Они считают, что индивид собственными силами может добиться определенного рода – хотя и не во всей нолноте – инсайта, который достигается с помощью профессиональных психоаналитиков. Большинство психоаналитиков не отрицают этого, хотя осуществление этого маловероятно, поскольку оно требует от пациента чрезвычайной целеустремленности, терпения, смелости и упорства. Нечто подобное верно, как мне кажется, в отношении многих книг о личностном развитии. Они, безусловно, могут принести пользу, но не приходится рассчитывать на значительные перемены, которые могут произойти без помощи специалиста, гуру, лидера и т. п.

[30]На первый взгляд, данная концепция во многом напоминает идеи прошлого, которые выдвигали Аристотель и Спиноза. Действительно, мы признаем, что эта новая концепция имеет много общего с философией прошлого. Но мы должны также отметить, что наши представления о подлинной натуре человека гораздо более обширны, чем представления Аристотеля или Спинозы. Мы можем согласиться с Аристотелем в его предположении, что хорошая жизнь подразумевает существование в согласии с подлинной природой человека, но при этом мы должны добавить, что его знания о том, что представляет собой эта подлинная природа человека, были попросту недостаточны. Все, что мог делать Аристотель, определяя общие контуры этой природы и присущей ей структуры, это смотреть вокруг, изучать людей и наблюдать, каковы они. Но наблюдение людей лишь извне, а у Аристотеля не было иной возможности, неизбежно приводит к статическому представлению о натуре человека. Единственное, что мог сделать Аристотель, это сформировать точку зрения на хорошего человека применительно к собственной культуре и эпохе. Вы помните, что в своей концепции хорошей жизни Аристотель полностью принимает существование рабства и совершает роковую ошибку, предполагая, что человек является рабом только потому, что он раб по своей природе, а следовательно, быть рабом – для него благо. Это демонстрирует несостоятельность попыток построить концепцию хорошего человека, нормального человека или здорового человека, опираясь лишь на наблюдение извне.

Дата добавления: 2015-06-04