Буржуазный документ

Кёльн, 4 января. Общественная благотворительность, как известно, приняла в Англии, где господство буржуазии достигло наибольшего развития, самые благородные и самые великодушные формы. Английские workhouses {работные дома. Ред.}, эти общественные учреждения, в которых за счет буржуазного общества прозябает избыточное рабочее население, сочетают в поистине утонченной форме благотворительность с местью, которой буржуазия преследует несчастных, вынужденных обращаться к ее благотворительности. Бедняги не только получают самые скудные, самые жалкие средства существования, которых едва хватает на физическое воспроизводство, но их деятельность ограничивается возбуждающим отвращение, духовно и физически отупляющим, непроизводительным, бессмысленным трудом – например, работой на ступальном колесе. Дабы несчастные поняли, наконец, всю тяжесть своего преступления – преступления, заключающегося в том, что вместо того, чтобы, как обычно, быть объектом, эксплуатируемым и приносящим прибыль буржуазии, они, наоборот, превратились в источник расходов для своих прирожденных потребителей, подобно тому как оставшиеся на складе бочки спирта являются источником расходов для торговца спиртом, – дабы они научились чувствовать всю тяжесть этого преступления, их лишают всего, что оставляют даже самому закоренелому преступнику: возможности общения с женами и детьми, развлечений, бесед – всего. Но даже и эта «жестокая благотворительность» английской буржуазии ни в малейшей мере не строится на каких‑либо сентиментальных основах – она вся построена на основах весьма практических, легко поддающихся учету. С одной стороны, буржуазный порядок и коммерция могли бы сильно пострадать, если бы пауперы всей Великобритании вдруг были выброшены на улицу. С другой стороны, английская промышленность переживает то периоды лихорадочного перепроизводства, когда спрос на рабочие руки с трудом может удовлетворяться существующим предложением, а добывать их все же нужно, и как можно дешевле, то периоды торгового застоя, когда производство далеко опережает потребление и когда едва лишь половина рабочей армии может быть занята полезным трудом за половинную плату. Что более остроумного можно придумать, чем workhouses, дабы постоянно иметь наготове резервную армию для благоприятных периодов, а в неблагоприятные торговые периоды превращать ее в этих богоугодных заведениях в машины, лишенные воли, способности к сопротивлению, требований и потребностей?

Прусская буржуазия выгодно отличается от английской буржуазии тем, что она противопоставляет британскому политическому высокомерию, напоминающему нравы нечестивого Рима, всеподданнейшее благоговение, христианское смирение и кротость перед троном, алтарем, армией, бюрократией и феодализмом; тем, что она, – вместо того чтобы проникнуться коммерческой энергией, покоряющей целые части света, – занимается на китайский манер мелочной торговлей внутри страны и, с филистерской ограниченностью цепляясь за стародавний рутинный полуцеховой строй, пытается посрамить беспокойный гигантский дух изобретений в промышленности. Но в одном пункте прусская буржуазия приближается к своему британскому идеалу – в бесстыдной жестокости по отношению к рабочему классу. Если, взятая как целое, как корпорация, она и в этом отношении отстает от британцев, то это объясняется просто тем, что в общем и целом, как национальный класс, она, по недостатку мужества, ума и энергии, никогда ничего не добивалась и никогда ничего значительного не добьется. Она и не существует в национальном масштабе – она существует только как буржуазия данной провинции, данного города, данной местности, как сумма частных лиц, и в этом виде она еще более беспощадно выступает против рабочего класса, чем английская буржуазия. Почему народы со времени

Реставрации так тосковали, о Наполеоне, которого они только что приковали к уединенной скале в Средиземном море? Потому что легче переносить деспотизм гения, чем деспотизм идиота. Так, английский рабочий может ощущать некоторую национальную гордость по сравнению с немецким рабочим, потому что господин, который его угнетает, угнетает весь мир, между тем как господин немецкого рабочего, немецкий буржуа, сам раб из рабов, а нет ничего более ужасного, более унизительного, чем быть рабом раба.

В качестве исторического документа, свидетельствующего о цинизме нашей буржуазии по отношению к рабочему классу, мы дословно воспроизводим «рабочую книжку», которую должны подписывать пролетарии, занятые на городских работах славного города Кёльна.

РАБОЧАЯ КНИЖКА

1. Каждый рабочий должен безусловно повиноваться указаниям и распоряжениям всех городских надзирателей, которые в то же самое время являются полицейскими чиновниками. Неповиновение и сопротивление влекут за собой немедленное увольнение.

2. Без особого разрешения надзирателя строительных работ ни один рабочий не имеет права переходить из одного отделения в другое или покидать место стройки,

3. Рабочие, похищающие телеги, тачки или прочие принадлежности из другого отделения для использования их на работе в своем отделении, подлежат увольнению.

4. Пьянство, нарушение спокойствия, затевание ссор, споров или драк влекут за собой немедленное увольнение с работы. – Кроме того, в соответствующих случаях виновные подвергаются преследованию в законном порядке со стороны надлежащих судебных учреждений.

5. Опаздывающий на десять минут на место работы не получает никакой работы в течение полдня; после трех опозданий может последовать окончательное увольнение с работы.

6. Если рабочие увольняются по собственной просьбе или в виде наказания, то они получают плату в ближайший установленный платежный день соответственно выполненной ими работе.

7. Последовавшее увольнение рабочего отмечается в рабочей книжке. – Если увольнение последовало как наказание, то рабочему, смотря по обстоятельствам, воспрещается вновь поступать на работу на соответствующей постройке или на всех городских постройках.

8. Об увольнении рабочих в виде наказания и о причине увольнения каждый раз доводится до сведения полицейских властей.

9. Если рабочие хотят подать жалобу на надзирателя стройки, они должны подать ее начальнику городских строительных работ через выборную депутацию из трех рабочих. Этот начальник разбирает предмет жалобы на месте и выносит свое решение.

10. Рабочее время устанавливается от половины седьмого утра до двенадцати часов дня и от часа пополудни до наступления вечерней темноты. (Какой прекрасный стиль!)

11. На перечисленных условиях рабочий получает работу.

12. Выплата заработной платы производится по субботам после полудня на месте строительных работ. Присяжный надзиратель строительных работ, распоряжения которого подлежат немедленному исполнению

Кёльн

Подпись (или отметка) рабочего

Назначается в отделение такого‑то и должен и т. д.

Подпись надзирателя строительных работ

Могут ли русские указы самодержца всея Руси своим подданным быть составлены в более азиатском духе?

Городским и даже «всем городским надзирателям, которые в то же самое время являются полицейскими чиновниками», надлежит «безусловно повиноваться. Неповиновение и сопротивление влекут за собой немедленное увольнение». Таким образом, прежде всего – пассивное повиновение/ Затем, согласно 9, рабочим предоставляется право подавать «жалобы начальнику городских строительных работ». Этот паша решает безапелляционно – разумеется, против рабочих, уже по соображениям иерархии. А раз он решил, раз рабочие внесены в городской черный список, – то горе им, после этого они попадают под надзор полиции. И тогда исчезает последняя видимость их гражданской свободы, так как, по 8, «об увольнении рабочих в виде наказания и о причине увольнения каждый раз доводится до сведения полицейских властей».

Но если вы, милостивые государи, уволили рабочего, если вы ему объявили о расторжении договора, по которому он отдает свой труд за вашу заработную плату, – какое вообще дело полиции до этого расторжения гражданского договора? Разве городской рабочий – каторжник? Или о нем доносят полиции, потому что он не оказал должного почтения нам – своему прирожденному, премудрому, важному и могущественному начальству? Разве не подняли бы вы на смех человека, который донес бы на вас полиции, потому что вы‑де нарушили тот или иной договор о поставке, или не уплатили в срок по векселю, или же не в меру выпили под Новый год? Ну, конечно! Некогда дело касается рабочего, вы не считаете себя связанными гражданскими договорными отношениями – вы царствуете над ним со всем самодурством господ божьей милостью! И находящаяся у вас в услужении полиция должна вести кондуитный список рабочего.

Согласно 5, опаздывающий на десять минут наказывается лишением работы на половину рабочего дня. Какое соответствие между проступком и наказанием! Вы опоздали на целые столетия, а рабочий не может опоздать на десять минут после половины седьмого, не потеряв половины рабочего дня?

Наконец, чтобы этот патриархальный произвол никоим образом не был нарушен и чтобы рабочий зависел исключительно от вашей прихоти, вы норму наказания предоставили, насколько это возможно, усмотрению ваших ливрейных лакеев. В «соответствующих случаях», т. е. в тех случаях, которые вам заблагорассудится считать соответствующими, вслед за увольнением и донесением полиции, согласно 4, «виновные подвергаются преследованию в законном порядке со стороны надлежащих судебных учреждений». Согласно 5, окончательное увольнение рабочего «может» последовать, если он в третий раз опоздает на десять минут после половины седьмого. При увольнении в виде наказания, по 7, «рабочему, смотря по обстоятельствам, воспрещается вновь поступать на работу на соответствующей постройке или на всех городских постройках» и т. д. и т. д.

Какой простор для капризов раздраженного буржуа в этом уголовном кодексе наших городских Катонов – этих великих мужей, рабски пресмыкающихся перед Берлином!

На примере этого образцового закона можно видеть, какую хартию октроировала бы народу наша буржуазия, будь она у власти.

Написано К. Марксом 4 января 1849 г.

Печатается на тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 187, 5 января 1849 г.

Перевод с немецкого

БЮДЖЕТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ И ХРИСТИАНСКО‑ГЕРМАНСКИЙ БЮДЖЕТ

Кёльн, 6 января. Во что обходится прусское правительство стране, мы, наконец, доподлинно узнали несколько дней тому назад. «Preusischer Staats‑Anzeiger» показал нам, наконец, на примере государственного бюджета на 1849 год, как цинично нас до сих пор обманывали в бюджетах. Поразил этот новогодний подарок только тех, кому каждое слово нашего правительства божьей милостью казалось до сего времени святой истиной, а продолжавшееся с 1820 г. надувательство в области государственных финансов представлялось доказательством совершенства нашего полицейско‑государственного бюджета.

Пруссия занимает около 5 тысяч квадратных миль и насчитывает немногим более 16 миллионов жителей.

Соединенные Штаты Северной Америки занимают территорию, поверхность которой теперь почти равна поверхности всей Европы, и насчитывают свыше 21 миллиона жителей.

Нельзя найти более подходящего исходного пункта для рассмотрения прусского бюджета на 1849 год, чем бюджет североамериканских свободных штатов.

Сравнение обоих бюджетов показывает, как дорого прусский буржуа должен платить за удовольствие иметь правительство божьей милостью, за жестокое обращение наемников этого правительства при осадном положении и без оного, за пренебрежительное отношение со стороны банды высокомерных чиновников и захолустных юнкеров. С другой стороны, обнаруживается, как дешево может содержать свое правительство мужественная буржуазия, сознающая свою мощь и решившая ею воспользоваться.

Оба бюджета сами по себе являются уже достаточным доказательством трусости, ограниченности и филистерства одних и сознания собственного достоинства, предусмотрительности и энергии других.

Все расходы Соединенных Штатов за 1848 год составляли 42811970 долларов. В эту сумму вошли расходы на мексиканскую войну – войну, которая велась на расстоянии 2 тысяч миль от резиденции центрального правительства. Можно себе представить, каких колоссальных расходов потребовала переброска армии и всех необходимых для нее предметов.

Доходы Союза составляли 35436750 долларов, в том числе 31757070 долларов от таможенных пошлин, 3328642 доллара от продажи государственных земель и 351037 долларов разных и случайных доходов. Так как ввиду военных издержек обычными доходами нельзя было покрыть все расходы, то дефицит был покрыт займами, облигации которых были раскуплены по цене выше al pari {нарицательной. Ред.}. Спросите на денежном рынке, в состоянии ли «христианско‑германское» правительство раздобыть хотя бы 1000 талеров на таких выгодных условиях!

В Соединенных Штатах финансовый год начинается 1 июля. До июля 1849 г. расходы вследствие мексиканской войны будут еще весьма значительны по сравнению с обычными расходами – конечно, не на прусский масштаб. Зато президент Полк в своем послании конгрессу обещает представить на следующий финансовый год, кончающийся 1 июля 1850 г., обычный бюджет мирного времени.

Каковы расходы этого могущественного государства – североамериканской буржуазной республики – в мирное время?

33213152 доллара, включая проценты (3799102 доллара) по государственному долгу и 3540000 долларов, подлежащих уплате Мексике 30 мая 1850 года.

Если вычесть обе последние суммы, которые фигурируют в бюджете как чрезвычайный расходы, то получится, что все правительство и управление Соединенных Штатов обходится меньше, чем в 26 миллионов долларов в год.

А сколько платят в год государству прусские граждане в мирное время?

Ответ довольно печальный. Этот ответ дает нам «Preusischer Staats‑Anzeiger». Он гласит: свыше 94 миллионов талеров в год!

Таким образом, в то время как 21 миллион жителей североамериканской республики, при их благосостоянии, даже богатстве, отдают государственной кассе едва только 26 миллионов долларов, – т. е. по прусскому курсу меньше 38 миллионов талеров, – 16 миллионов пруссаков, при их относительной бедности, должны ежегодно бросать в пасть государственной казны 94 миллиона талеров, и она еще не желает довольствоваться этим. Но не будем несправедливы!

Североамериканская республика имеет зато лишь избираемого на четыре года президента, который, правда, делает для страны больше, чем дюжина королей и императоров, вместе взятых. Однако он получает за это только скудное жалованье в 37 тысяч талеров (по прусскому курсу) в год. В этой ничтожной сумме в 37 тысяч талеров отражается вся скорбь христианско‑германской души «с богом за короля и юнкерство». Никаких камергеров, придворных ювелиров, никакого поливания шоссе в Шарлоттенбурге для придворных дам, никаких охотничьих парков за счет граждан и т. д. О, это ужасно! Но самое ужасное то, что эти североамериканцы, этот покинутый богом народ, повидимому, даже не сознают этого ужаса, этой дикости.

Совсем не то у нас. Если мы платим даже в три и четыре раза больше, зато мы получаем удовольствие от таких вещей, каких у них нет и не может быть за 37 тысяч талеров. Мы испытываем радость и наслаждение от блеска богом благословенного двора, который – точно это не известно, но по приблизительному подсчету – обходится народу в 4–5 миллионов ежегодно.

В то время как американцы, эти глупые чудаки, приберегают по возможности свои деньги, чтобы окружить самих себя блеском и употребить их для своей собственной пользы, мы считаем своим христианско‑германским долгом отказываться от собственного блеска, т. е. от своих денег, дабы могли блистать другие. Да и помимо блеска, каких только благодеяний не оказывает обильно снабжаемый из народного кармана двор массе бедных графов, баронов, просто «фонов» и т. п.! Многие из этих людей, способных только потреблять, а не производить, в конце концов разорились бы дотла, если бы не получали в деликатной форме милостыню от государства. Если бы мы захотели перечислить все благодеяния и преимущества наших порядков, нам бы и дня на это не хватило!

А как сильно отстают от нас американцы из‑за своего ничтожного бюджета и во многих других отношениях!

У них, например, г‑н обер‑президент Бёттихер не получил бы подарка в 3 тысячи талеров из государственной кассы. Они сказали бы, что он вполне может удовлетвориться своим прекрасным жалованьем. Графам и баронам ничего не перепадало бы на воспитание детей. Североамериканская республика сказала бы по сему случаю этим почтенным господам: alors il faut s'abstenir d'avoir des enfants! {в таком случае не надо плодить детей! Ред.} Какой‑нибудь «Хюзер» не получал бы там каждый год 6 тысяч талеров наградных и должен был бы довольствоваться своим жалованьем, которое, может быть, даже было бы урезано до 3 тысяч талеров. И на это должен был бы жить человек, прусский человек, христианско‑германский генерал? Какая нечестивая мысль! Apage! {Что за нелепость! Ред.}

У американцев, как и у г‑на Ганземана, в денежных делах нет места сентиментам.

Они дали бы дон Карлосу, самое большее, несколько whippings {ударов плетью. Ред.}, но никогда не дали бы ему 700 тысяч талеров, чтобы предоставить ему возможность вместе со своими грандами и монахами жить в свое удовольствие и бороться за меттерниховский легитимизм. На это способна только королевская власть божьей милостью, для которой во всякое время и по праву должен быть открыт народный карман.

Если американец платит государству ничтожные налоги, зато он, с другой стороны, имеет постоянную армию только в 10 тысяч человек, которая в военное время может быть очень быстро развернута в двухмиллионную армию крепких воинов. Американец даже в отдаленной степени не знает счастья употребления большей части налогов на содержание армии, которая в мирное время держит нас на осадном положении, жестоко расправляется с нами, наносит нам раны и расстреливает нас, и все это во имя славы и чести отечества.

Но что толку? Эти буржуазные республиканцы так упрямы, что знать не хотят наших христианско‑германских порядков и даже предпочитают небольшие налоги высоким.

Столь же упорно немецкий буржуа настаивает на том, что королевскую власть божьей милостью с ее армией солдат и чиновников, с ее толпами пенсионеров, с ее наградными, экстраординарными выдачами и т. д. невозможно оплатить достаточно высоко.

Богач‑республиканец из Северной Америки и прусский буржуа относятся друг к другу точно так же, как их бюджеты, как 37 к 94 миллионам. Один живет по собственной, другой – по божьей милости; этим‑то они и отличаются друг от друга.

Написано 6 января 1849 г.

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 189, 7 января 1849 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

Дата добавления: 2015-06-04