Ф. ЭНГЕЛЬС. Автор этой статьи сам рабочий одной из лондонских портняжных мастерских

К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС

РЕДАКЦИОННОЕ ПРИМЕЧАНИЕ К СТАТЬЕ И. Г. ЭККАРИУСА «ПОРТНЯЖНОЕ ДЕЛО В ЛОНДОНЕ, ИЛИ БОРЬБА КРУПНОГО И МЕЛКОГО КАПИТАЛА» [258]

Автор этой статьи сам рабочий одной из лондонских портняжных мастерских. Мы спрашиваем немецких буржуа, сколько у них насчитывается писателей, которые были бы в состоянии подобным образом уловить сущность действительного движения?

Еще до того как пролетариат завоюет свою победу на баррикадах и на полях сражений, он возвещает о наступлении своего господства рядом интеллектуальных побед.

Читатель увидит, что на место сентиментальной, морализирующей и психологической критики, которую Вейтлинг и другие литераторствующие рабочие пытаются направить против существующих порядков, здесь буржуазному обществу и его движению противостоит чисто материалистическое и более свободное понимание, которое не дает сбить себя с толку никакими капризами настроения. В то время как в Германии – главным образом, и в значительной степени также и во Франции, ремесленники пытаются противодействовать упадку своего полусредневекового ремесла и хотели бы объединиться как ремесленники, здесь поражение ремесла в борьбе с крупной промышленностью рассматривается и приветствуется как прогресс, и в то же время в результатах и порождениях крупной промышленности познаются и раскрываются реальные условия пролетарской революции, вызванные к жизни самой историей и ежедневно вновь создаваемые ею.

Написано в октябре 1850 г.

Напечатано в журнале «Neue Rheinische Zeitung. Politisch‑okonomische Revue» № 5–6, 1850 г.

Печатается по тексту журнала

Перевод с немецкого

О ЛОЗУНГЕ ОТМЕНЫ ГОСУДАРСТВА И НЕМЕЦКИХ «ДРУЗЬЯХ АНАРХИИ» [259]

«Отмена государства имеет у коммунистов только тот смысл, что она является необходимым результатом отмены классов, вместе с которыми отпадает сама собой потребность в организованной силе одного класса для удержания в подчинении других классов. В буржуазных странах отмена государства означает низведение государственной власти до уровня ее в Северной Америке. Здесь классовые противоречия не получили еще полного развития; классовые столкновения затушевываются всякий раз благодаря отливу избыточного пролетарского населения на Запад; вмешательство государственной власти, сведенное к минимуму на Востоке, на Западе вовсе отсутствует. В феодальных странах отмена государства означает отмену феодализма и установление обыкновенного буржуазного государства. В Германии за лозунгом отмены государства скрывается либо трусливое бегство от непосредственно происходящей борьбы, либо шарлатанское раздувание буржуазной свободы вплоть до абсолютной независимости и самостоятельности отдельного индивидуума, либо, наконец, равнодушие буржуа ко всякой форме государства, лишь бы она не задерживала развитие буржуазных интересов. И если эта отмена государства «в высшем смысле» проповедуется в столь нелепой форме, в этом, конечно, берлинские Штирнеры и Фаухеры неповинны. La plus belle fille de France ne peut donner que ce qu'elle a» {Самая красивая девушка Франции может дать только то, что у нее есть. Ред.} («Neue Rheinische Zeitung. Politisch‑okonomische Revue» № 4, стр. 58).

Между тем отмена государства, анархия, сделалась в Германии модным словечком. Отдельные немецкие ученики Прудона[260], берлинская «высшая» демократия и даже позабытые «благороднейшие умы нации» из Штутгартского парламента и имперского регентства[261] – все они, каждый на свой манер, усвоили эту по виду ультрарадикальную фразу.

Все эти фракции единодушны в стремлении сохранить существующее буржуазное общество. Но, отстаивая буржуазное общество, они тем самым неизбежно отстаивают господство буржуазии, а в Германии – даже завоевание {Далее в рукописи перечеркнуто слово «политического». Ред.} господства буржуазией; от действительных представителей буржуазии они отличаются только необычной формой, придающей им видимость «впереди идущих», «самых что ни на есть передовых» людей. При всех коллизиях в практической жизни эта видимость исчезала; перед лицом действительной анархии революционных кризисов^{33}, когда массы [и государственная власть] пускали в ход друг против друга «грубую силу», эти представители анархии каждый раз делали все возможное, чтобы пресечь анархию. Содержание этой пресловутой «анархии» сводилось в конце концов к тому, что в более развитых странах выражают словом «порядок». «Друзья анархии» в Германии находятся в полном entente cordiale {сердечном согласии. Ред.} с «друзьями порядка» во Франции.

В той мере, в какой друзья анархии не зависят от французов Прудона и Жирардена, в какой их образ мыслей германского происхождения, у них у всех один общий источник: Штирнер. Вообще, период разложения немецкой философии дал демократической партии Германии большую часть ее общих фраз. Представления и фразы последних немецких книжников, особенно Фейербаха и Штирнера, еще до февраля проникли в довольно разбавленном виде в заурядное беллетристическое сознание и в газетную литературу, которые, в свою очередь, послужили главным источником для послемартовских демократических лидеров. Проповедь Штирнера о безгосударственности оказалась особенно пригодной для того, чтобы придать анархии, по Прудону, и отмене государства, по Жирардену, свойственный немецкой философии «высший смысл». Книга Штирнера «Единственный и его собственность»[262], правда, позабыта, но его образ мыслей, в особенности его критика государства, всплывает снова у друзей анархии. Если мы уже прежде исследовали литературные источники этих господ, в той мере, в какой они французского происхождения[263], то для разбора их немецких источников мы должны еще раз погрузиться в глубины допотопной немецкой философии. Если уж приходится заниматься немецкой обыденной полемикой, то всегда приятнее иметь дело с родоначальниками того пли иного воззрения, чем с перекупщиками залежалых товаров.

Еще раз, музы, оседлайте мне Пегаса

Для полета в старый романтический край![264]

Прежде чем обратиться к самой книге Штирнера, упомянутой выше, мы должны перенестись в «старый романтический край» и в то забытое время, когда эта книга вышла в свет. В то время как прусская буржуазия, ухватившись за финансовые затруднения правительства, начинала завоевывать себе политическую власть, в это же самое время рядом с буржуазно‑конституционным движением с каждым днем ширилось среди пролетариата коммунистическое движение. Буржуазные элементы общества, которым для достижения их собственных целей еще была необходима поддержка пролетариата, повсюду вынуждены были выдавать себя за сторонников какой‑нибудь разновидности социализма; консервативная и феодальная партия также была вынуждена давать обещания пролетариату. Наряду с борьбой буржуа и крестьян против феодального дворянства и бюрократии – борьба пролетариев против буржуа; а между ними – ряд промежуточных социалистических групп, охватывавших все разновидности социализма: реакционный, мелкобуржуазный, буржуазный социализм; и вся эта борьба, все эти стремления подавлялись, не могли получить свое выражение из‑за гнета государственной власти, цензуры, запрещения союзов и собраний. Таково было положение партий в то время, когда немецкая философия справляла свои последние убогие триумфы.

Цензура с самого начала вынуждала все сколько‑нибудь нежелательные элементы избирать возможно более абстрактный способ выражения; такой способ выражения предоставила немецкая философская традиция, как раз дошедшая тогда до полного разложения гегелевской школы. Борьба против религии еще продолжалась. Чем труднее становилось вести политическую борьбу против существующей власти в печати, тем усерднее велась она в форме религиозной и философской борьбы. Немецкая философия, в ее самом разбавленном виде, стала общим достоянием «образованных», и чем больше она становилась общим достоянием, тем разбавленной, бессвязней и пошлее становились взгляды философов, и тем больший престиж создавала им эта сумбурность и пошлость в глазах «образованной» публики.

Путаница в головах «образованных» была ужасающая и она все время увеличивалась. Это была настоящая помесь идей немецкого, французского, английского, античного, средневекового и новейшего происхождения. Путаница была тем более велика, что все идеи брались лишь из вторых, третьих и четвертых рук и поэтому циркулировали в искаженном до неузнаваемости виде. Не только мысли французских и английских либералов и социалистов, но и идеи немцев, например Гегеля, разделяли эту судьбу. Вся литература того времени, в особенности, как мы увидим, книга Штирнера, дает тому бесчисленные доказательства, и современная немецкая литература до сих пор еще сильно страдает от последствий всего этого.

Философские мнимые сражения сходили при этой неразберихе за отражение действительных битв. Каждый «новый поворот» в философии привлекал к себе общее внимание «образованных», которые в Германии состоят из бесчисленного множества праздных голов, кандидатов на судебные и преподавательские должности, неудавшихся богословов, находящихся не у дел медиков, литераторов и т. д. Для этих людей каждый такой «новый поворот» означал преодоление и окончательную ликвидацию определенной ступени исторического развития. Стоило, например, любому философу подвергнуть любой критике буржуазный либерализм, как этот последний уже считался мертвым, вычеркнутым из исторического развития и уничтоженным также и практически. То же было с республиканизмом, социализмом и т. д. Насколько эти ступени развития были действительно «уничтожены», «превзойдены», «ликвидированы», обнаружилось позже, во время революции, когда они стали играть главную роль, а об их философских разрушителях уже и вспоминать перестали.

Сумбурность формы и содержания, высокомерная пошлость и напыщенный вздор, неописуемая тривиальность и убогая диалектика, характерные для этой немецкой философии на со последней стадии, превосходят все, что когда‑либо появлялось в этой области. Сравниться с этим может только невероятное легковерие публики, принимавшей все это за чистую монету, за самую последнюю новинку, за «нечто, еще небывалое». Немецкая нация, столь «основательная»… {Здесь рукопись обрывается. Ред.}

Написано Ф. Энгельсом в октябре 1850 г.

Впервые опубликовано в журнале «Под знаменем марксизма» № 6, 1927 г.

Печатается по рукописи

Перевод с немецкого

Дата добавления: 2015-06-04