Деиндивидуация

Если три предыдущих состояния самосознания прежде всего связаны с мотивационно-ценностным (или мотивационно-нравственным) аспектом личности и являются отражением особенностей этой сферы в самосознании данного человека, то в явлении или состоянии деиндивидуации речь идет прежде всего об утрате чувства свободы выбора и моральной ответственности. В современных западных социально-психологических работах деиндивидуация рассматривается как явление, вызванное нивелированием отличительных характеристик индивида, анонимностью и социальной безответственностью [164]. Большинство авторов при этом исходят из проверки гипотезы о том, что такие условия приводят к такому, в нашей терминологии, состоянию сознания, при котором индивид оказывается более агрессивным и склонным меньше мучиться угрызениями совести, не обращает внимания на действия других, или не помнит, что они делают, и сам предполагает, что другие не "воспринимают" его действий, сознает себя "неотличимым" от других [164]. П.Зимбардо добавляет к этому изменение временной перспективы (растянутое настоящее и отдаленное прошлое и будущее), возбуждение (такое, которое возникает на танцах или при иных ритуалах), физическую вовлеченность в действие, ориентацию на проприоцептивную обратную связь и действия других, скорее чем на "когнитивную" обратную связь, изменение состояния сознания наподобие того, как это происходит во сне или при наркотическом или алкогольном опьянении [240]. В анализе деиндивидуации наметились два теоретических подхода [164]. При одном из них состояние деиндивидуации рассматривается как приятное индивиду и дающее выход его "разрушительным" тенденциям. При другом, напротив, деиндивидуация рассматривается как неприятное состояние; индивид старается избежать этого состояния, и его антинормативное поведение как раз и служит этой цели – таким способом индивид вновь индивидуализируется.

Проведенные многочисленные эмпирические исследования в основном явно или неявно базировались на первом подходе. Использованная экспериментальная схема близка схеме опыта в рамках изучения когнитивного диссонанса:создаются условия деиндивидуации, которые играют роль независимых переменных, например, испытуемых лишают отличительных признаков в одежде – на них одевают халаты и капюшоны, или даже всех одевают в одинаковые джинсы и рубашки, их предупреждают, что никого ни с кем не будут знакомить, их "жертва" не видит их или они не видят "жертву", экспериментатор убеждает испытуемых, что возьмет всю ответственность на себя, испытуемые (в отличие от контрольных) не видят себя в зеркале, или не видят экспериментатора, или даже помещаются в темную комнату. В контрольной группе создаются соответственно условия, препятствующие деиндивидуации: отличимость, знакомство, обратная связь через зеркало, визуальная связь с "жертвой", указание на личную ответственность, воспринимаемость экспериментатором. Изучаются в основном различия в проявлениях агрессии, конформизма, "дегуманизации жертвы", степени принятия риска и самораскрытия в деиндивидуированной и обычной группах. Не вдаваясь в подробный анализ экспериментальных данных,¹ отметим, что уже сам выбор зависимых переменных недостаточно обоснован: в одной плоскости рассматриваются и неоправданная жестокость, и степень самораскрытия, т.е. способность поделиться своими интимными переживаниями с другими. В целом общий итог этих исследований состоит в том, что указанные условия для некоторых испытуемых действительно приводят к увеличению степени агрессивности (точнее – жестокости), делают их менее согласными с мнением большинства, менее скромными.

¹ Такой анализ, однако, необходим для сколько-нибудь окончательных выводов, так как в одних исследованиях агрессия, например, измеряется с помощью силы электроудара, которую допускает испытуемый в наказание "жертве" (и испытуемый сам верит в реальность этого действия), зато в других, "опровергающих" выводы первого, агрессия измеряется как количество и интенсивность бросаний бумажных шариков и шариков от пинг-понга испытуемыми друг в друга [163].

Как уже указывалось, другой подход к явлению деиндивидуации основан не на признании "деструктивных", разрушительных импульсов, высвобождение которых позитивно переживается человеком, но на признании стремления к самовыделению и уникальности, которое, однако, может принять деструктивные формы. В основе этой точки зрения в большей, части лежат не экспериментальные данные, а клинические наблюдения и теоретические взгляды Э.Фромма, А.Маслоу, К.Хорни и других представителей "гуманистической" психологии.

С нашей точки зрения, действительное понимание феномена деиндивидуации требует привлечения более глубоких представлений о личности и ее самосознании. Условия, в которых возникает этот феномен, это условия редукции социальных связей, являющихся основой существования социальных индивидов. Социальный статус, ответственность перед коллективом, оценка себя со стороны глазами другого члена коллектива и по параметрам, принятым коллективом в совместной деятельности, – основные условия функционирования социального индивида и его самосознания. Ослабление этих условий, введение анонимности, сведение статуса лишь к роли исполнителе воли экспериментатора, отсутствие потенциальной оценки и совместности деятельности приводят к ослаблению индивидных регуляторов самосознания. Но одновременно с этим повышается роль внутренних, моральных регуляторов: способности к моральной самоидентичности, моральной ответственности, умения увидеть ситуацию моральной" ответственности в данных конкретных условиях, способности регулировать свое поведение той частью "Я-концепции", которая включает честь, достоинство, совесть. Слабость этого личностного уровня самосознания и проявляется у некоторых испытуемых в виде неоправданной жестокости, "дегуманизации" жертвы. Совсем иной смысл могут иметь усиление самораскрытия и ослабление тенденции соглашаться с мнением группы. Для человека, у которого робость, застенчивость являются важной внутренней преградой, препятствием в самоактуализации, условия деиндивидуации представляют возможность продемонстрировать себе и другим свою уникальность, свое "Я". Для человека, у которого потребности в самостоятельности, независимости, творчестве являются "преградами" для слепого подчинения, ситуация унификации внешности, мнений, оценок может вызвать протест в виде усиления тенденции не соглашаться с группой. Оба этих явления относятся скорее не к деиндивидуации, но к индивидуации.

Состояние деиндивидуации, как состояние самосознания, характеризует, таким образом, лишь изменение в самосознании и поведении, спровоцированное ослаблением индивидного уровня общения и деятельности, и коренится в слабости личностного уровня самосознания, нравственных аспектов "Я-образа" и саморегуляции.

Фальшивое "Я"

"Я" приобретает смысл в соотношении с мотивами и с главным мотивом-целью и в контексте той иерархии, в которой организуется мотивационная сфера. Но эти мотивы, как и сознаваемые связи и соподчинения между ними, могут быть мнимыми. "Я", осмысляемое относительно мнимых мотивов, приобретает фальшивый личностный смысл. Фальшивое "Я" – всегда результат решения проблемы конфликтного смысла.

В одних случаях благодаря переплетению жизненных обстоятельств, неоднозначности статусов и ролей, двусмысленности общения личность оказывается запутавшейся в собственных намерениях, чувствах, представлениях о себе. В результате может наступить психогенная деперсонализация, как это описано, в частности, Н.В.Ивановым [44]. Не находя в себе тех чувств, мыслей, желаний, которые должны были быть, обладай он в действительности теми мотивами, которые приписывает себе, человек ощущает фальшь, отчужденность своего "Я" и в то же время опасается открытия иного "Я". В других случаях фальшивое "Я" оказывается в определенном смысле нужным, выгодным личности. Так происходит, например, при возникновении ипохондрического невроза.

А.Кемпински выделяет несколько элементов механизма возникновения ипохондрического невроза [51, 59]. Во-первых, ипохондрические симптомы "чаще всего появляются в таких ситуациях, когда возможность организация плана активности бывает ограниченной" [51, 71]. Это ситуация выбора, который может быть сделан в пользу борьбы, преодоления преграды, одновременно и страха, недомогания, неуверенности либо в пользу ухода от борьбы, от активности. Но уход – тоже не полное бездействие, это тоже акция, имеющая своей мотив.

"Роль больного, – пишет А.Кемпински, – с некоторых точек зрения может считаться общественно выгодной, ибо освобождает его от многих общественных, нередко трудных обязанностей... целенаправленность невроза состоит именно в выгодах, исходящих от принятия роли больного. Такие выгоды, как, например, улучшение отношений в супружестве, умелое отстранение от общественных, трудных для больного обязанностей, более удобный образ жизни и т.д., достигаются подсознательно..." [51, 73].

Угроза позитивному образу "Я" проистекает именно из высшего личностного уровня самосознания: если бы оно работало адекватно и "беспристрастно", то пришлось бы признать и жизненный неуспех, а иногда и катастрофу, и собственный не очень честный способ справиться с ситуацией. ("Иногда своей позицией больной как бы мстит своим близким – родителям, супругу. "Вы были ко мне безжалостными, теперь смотрите, как я страдаю" [51, 73].). Не дать возможность самому себе осознать ситуацию можно только, если действительно заболеть, – что и происходит при ипохондрическом синдроме, который есть "болезнь действительная, а не мнимая". При этом человек использует те специфические связи, которые существуют между высшим, личностным и органическим уровнями самосознания. Отстранение от реальной активности приводит к усилению того компонента ощущений, возникновением которого заведуют рецепторы внутренних органов и вегетативная нервная система. Смещение (Кемпински говорит "интервенция") сознания с экстроцептивных к интроцептивным ощущениям может действительно нарушить баланс между автономной и сознательной регуляцией функций. Происходит также снижение порогов болевой рецепции. К тому же, если в развитии человека были какие-то нарушения в картине собственного тела, эти нарушения также используются как предпосылки возникновения невротического заболевания. Речь идет о больных, "которые с детства в результате слабого здоровья, а чаще заболеваний, внушенных слишком заботливыми родителями, обращали особое внимание на свое тело", а также о больных, "для которых тело, благодаря его красоте или стройности, было постоянным источником гордости или повышенного к нему интереса" [51, 76]. Различают сенсогенную и идеогенную ипохондрию [49]: в первом случае невроз "запускается" сбоем органического уровня самосознания, иногда спровоцированным органическим заболеванием, во втором – невротическому искажению первоначально подвергается именно высший, личностный уровень, привлекающий себе "на помощь" органические ощущения, "обусловленные постоянным прислушиванием к деятельности "пораженного органа" или физиологическими изменениями в деятельности различных органов и систем" [49, 52]. При этом и здесь, так же как и в случае психогенной деперсонализации, промежуточный уровень самосознания – самосознание индивида – остается относительно сохранным.

Не всегда, конечно, образование фальшивого "Я" приводит к болезни. Но и помимо болезненных явлений следование одним мотивам в жизни и другим в осмыслении своего "Я" приводит к формированию защитных тактик, сужающих, ограничивающих и ослабляющих возможности самосознания и тем самым обедняющих развитие личности. Этих защитных тактик мы уже касались применительно к проблеме осознания поступка. Осмысление самого себя относительно мнимых мотивов заставляет субъекта систематически прибегать к тактике самообмана, дискредитации, вытеснения. В результате, как уже указывалось, наблюдаются такие феноменальные черты самосознания, как боязнь негативной самооценки и одновременное ожидание негативного отношения от других, самоценность поддержания позитивного самоотношения и в то же время неспособность к поступкам, приносящим личности чувство истинного самоуважения. Фальшивое "Я" оказывается мощным препятствием личности для понимания, оценки и переработки собственного опыта; фактором, искажающим восприятие как себя самого, так и социальной действительности. Именно эти феноменальные свойства, обозначаемые такими терминами, как самоидентичность, самотождественность, генуинность, незащищенность, конгруэнтность "Я" опыту, рассматриваются многими теоретиками личности как критерий личностной зрелости, эффективности [205]. К.Хорни высказала некоторые идеи, позволяющие понять онтогенетические предпосылки образования фальшивого "Я". Согласно К.Хорни, если детская потребность в защищенности и общении (признании и принадлежности) фрустрируется родительским поведением – подавлением, безразличием, отсутствием уважения к ребенку и т.д. – это приводит к "первичной тревоге" – чувству изолированности и беспомощности ребенка. Первичная тревога и является тем субъективным фактором, который подталкивает ребенка к поиску косвенных путей удовлетворения потребности в общении и безопасности. Можно сказать, что ребенок ищет новые мотивы, удовлетворяющие этим потребностям. Так, ребенок может пытаться заслужить хорошее отношение покорностью и примерным поведением, разжалобить родителей болезнью, попытаться в будущем заставить любить себя, изменить свой собственный образ, образ ребенка, которого не любят и т.д. Каждая из этих стратегий может стать, согласно К.Хорни, более или менее постоянной характеристикой личности, превратившись в невротическую потребность [180]. Происходит нечто подобное "сдвигу мотива на цель", точнее потребности на неадекватный ей мотив и образование квазипотребности. Их противоречивость заложена уже в самой их природе: любовь нельзя купить, или вынудить, или обманом присвоить. Феноменально эти потребности отличаются от нормальных своей ненасыщаемостью, компульсивностью (навязчивостью, нерегулируемостью), нереалистичностью. Эти неадекватные мотивы – квазипотребности, однако, не осознаются. Осмысление себя происходит относительно иных, мнимых мотивов, образуется фальшивое "Я". Конечно, описанный механизм касается лишь предпосылок возникновения фальшивого смысла "Я". С формированием самосознания, происходящим в юношеском возрасте, личность получает возможность выбора: пойти по пути подчинения этим предпосылкам, превращения их в действительные составляющие своей личности, или по пути их трансформации, освобождения от них.

Дата добавления: 2015-06-04