Дальний умысел 15 страница

Контора на Ланьярд-Лейн была заперта — очень странно. Соня Футл уже накануне наверняка расправилась с «Бобренком Берни». Френсик отпер дверь и вошел: Сони как не бывало. На своем столе он увидел лежавший, отдельно от прочей почты конверт, адресованный ему почерком Сони. Френсик сел, распечатал конверт и обнаружил длиннющее послание, начинавшееся словами «Миленький Френзи» и кончавшееся «Твоя любящая Соня». Между этими ласкательными заверениями Соня объясняла, утопая в тошнотворной сентиментальности и путаясь в собственном вранье, как ей сделал предложение Хатчмейер и почему она его приняла. Френсик был ошеломлен. Неделю назад девка заходилась слезами из-за Пипера. Френсик извлек табакерку, сопливый красный платок и возблагодарил бога, что он холостяк. Женские ходы и хитрости были превыше его понимания.

* * *

И уж куда превыше понимания Джефри Коркадила. Он сидел и волновался насчет процесса о клевете, затеянного профессором Фацитом против автора, издателя и печатника романа «Девства ради помедлите о мужчины», когда ему вдруг позвонила Синтия Богден.

— Я — что? — спросил он, колеблясь между простым отвращением и полным недоверием. — Только солнышком меня не называйте. Какое я вам, к черту, солнышко!

— Но, Джефри, ласточка, — сказала миссис Богден, — ты был такой сильный, такой страстный…

— Это был не я! — вскричал Джефри. — Вы ошиблись номером. И как у вас такое с языка слетает!

С языка миссис Богден слетело еще многое. Джефри Коркадил сжался в комок.

— Стоп! — закричал он. — Я не знаю, что это все за чертовщина, ну если вы хоть на минуту думаете, что я провел позапрошлую ночь в ваших, так сказать, объятиях — о господи!.. Да вы просто опупели!

— И ты, значит, не сделал мне предложения, — взвизгнула миссис Богден, — и не купил мне обручального кольца и…

Джефри шваркнул телефонную трубку, чтобы пресечь омерзительный перечень. Мерзостей и так хватало: обойдется без этой сумасшедшей бабы, уверяющей, что он на ней чуть не женился. Потом, чтобы избежать новых нападок миссис Богден, он оставил контору и отправился к своим юристам — обсудить защиту в будущем деле о клевете. Те не сообщили ничего утешительного.

— Клевета на профессора Фацита, увы, отнюдь не случайна, — заметили ему. — Этот ваш Пипер определенно вознамерился подорвать репутацию профессора. Иных объяснений быть не может. Мы полагаем, что автор целиком ответствен за…

— Его, кстати, и в живых-то нет, — сказал Джефри.

— В таком случае, по-видимому, придется вам взять на себя все судебные издержки, и, честно говоря, мы вам посоветуем договориться загодя.

Джефри Коркадил ушел от поверенных в полном отчаянии. А все этот чертов Френсик. Да и сам он тоже хорош: связался с посредником, который только что вылез из процесса о клевете. Френсика прямо хлебом не корми, дай ему кого-нибудь оклеветать — видимо, так. Джефри взял такси до Ланьярд-Лейн. Он собирался напрямик сказать Френсику, что он о нем думает, и нашел его в мягчайшем настроении.

— Дорогой Джефри, как приятно видеть вас, — сказал он.

— Я приехал не любезностями обмениваться, — окрысился Джефри, — а сообщить вам, что из-за вас я попал в самую скверную историю, какую только…

Френсик выставил предупредительную ладонь.

— Вы о профессоре Фаците? Чего уж так волноваться…

— ТАК волноваться? Имею все основания так волноваться, и вряд ли «уж так», когда я, того и гляди, по вашей милости стану банкротом!

— Я навел кое-какие справки, — сказал Френсик, — там, знаете, в Оксфорде.

— Вот как? — сказал Джефри. — Он, значит, и вправду все это проделывал? А китайский мопс — тоже был?

— Короче говоря, — веско сказал Френсик, — в Оксфорде профессор Фацит никому не известен. Я навел справки в профессорском корпусе, в университетской библиотеке — нигде о нем и слыхом не слыхали. И насчет того, что он якобы жил на Де Фритвиль авеню, так вот — не жил.

— Вот тебе и на, — сказал Джефри, — но если про него никто не слышал…

— Похоже, что господа Дратли, Скрытни, Взвесли и Джонс на этот раз перестарались.

— Любезный друг, так это же надо отпраздновать, — восхитился Джефри. — И вы, значит, собственной персоной отправились туда и выяснили на месте…

— Видите ли, я просто отлично знал Пипера, — соскромничал Френсик. Они спускались по лестнице. — Он ведь уже много лет присылал мне свои сочинения — и не такой он был человек, чтобы кого-то преднамеренно оклеветать.

— Но, по-моему, вы мне говорили, что «Девство» — его первая книга, — сказал Джефри.

Френсик прикусил губу.

— Да, собственно, первая, — сказал он. — Прочие были… ну, довольно несамостоятельные. Такие у меня не идут.

— Кстати, об Оксфорде, — сказал Джефри за столиком у Уилера. — Мне оттуда утром звонила, представляете, какая-то полоумная особа по имени Богден.

— В самом деле? — спросил Френсик, поперхнувшись мартини. — И чего она хотела?

— Уверяла, будто я ей сделал предложение. Ужас, просто ужас.

— Могу себе представить, — сказал Френсик, допив мартини и заказав еще одно. — Некоторые женщины на что угодно пойдут…

— Послушать ее, так это я пошел на что угодно. Она говорит, я ей купил обручальное кольцо.

— Надеюсь, вы послали ее ко всем чертям, — сказал Френсик, — и, кстати, у меня тоже брачные новости. Соня Футл выходит за Хатчмейера.

— За Хатчмейера? — оторопел Джефри. — Да ведь у него без году неделя как погибла жена. Посовестился бы тут же снова совать голову в петлю.

— Очень уместное сравнение, — с улыбкой заметил Френсик и поднял стакан.

Волнения его кончились. Он сообразил, что Соня, пожалуй, не так уж и сглупила, решив выскочить за Хатчмейера. Она заняла логово врага. Двоеженец Хатчмейер будет не очень и страшен; к тому же человек, которого может пленить Соня, заведомо тронутый, а тронутый Хатчмейер нипочем не поверит, что его новая жена когда-то была против него в заговоре. Стало быть, оставалось только ублаготворить Пипера. После роскошного обеда Френсик вернулся на Ланьярд-Лейн, а оттуда пошел в банк и перевел два миллиона долларов (минус коркадильские десять процентов и свои комиссионные) — то есть миллион четыреста тысяч на счет номер 476994 в Первый государственный нью-йоркский банк. Тем самым с его стороны договор был соблюден. Домой Френсик поехал на такси. Он был богат и счастлив.

* * *

Хатчмейер тоже. Он никак не мог опомниться от скоропалительного согласия Сони на его скоропалительное предложение. Могучие телеса, столько лет томившие его издали, наконец поступили в его полное обладание. Соня пришлась ему более чем по вкусу: ни шрамов, ни хирургических подновлений, которыми тело Бэби напоминало ему о его изменах и об их искусственном супружестве. С Соней все стало просто. Не надо самоутверждаться, справляя по вечерам малую нужду в умывальную раковину; не требуется доказывать мужскую потенцию, гоняясь за девками в Риме, Париже и Лас-Вегасе. Он мог расслабленно вкушать семейное счастье: Сониных жизненных сил хватало на обоих. Они поженились в Канне; ночью Хатчмейер лежал в вожделенных объятиях, обозревая необъятные груди, и знал, что здесь все без обмана. Соня с улыбкой косилась на его довольную физиономию. Она и сама была довольна — наконец-то она замужняя женщина.

И замужем за богачом. Следующий вечер Хатчмейер отпраздновал сорокатысячным проигрышем, а потом нанял в честь памятной ночи огромную яхту с опытным капитаном и испытанной командой. Они проехались по Эгейскому морю, обозрели руины античной Греции и, не упуская собственной выгоды, зафрахтовали по дешевке десяток нефтяных супертанкеров. Самолет доставил их в Нью-Йорк на премьеру экранизации «Девства».

Там, в темноте, увешанная бриллиантами Соня наконец не выдержала и расплакалась. Хатчмейер, сидя рядом с нею, проявлял понимание. Кино было кинематографически трогательное: модные левые актеры играли Гвендолен и Энтони, а режиссер соорудил винегрет из «Потерянного горизонта», «Бульвара заходящего солнца» и «Глубокой глотки» с добавлением «Тома Джонса». Макморди сунул кому надо, и критики захлебывались от восторга. А роман расходился новыми и новыми тиражами, фильм приумножил распродажу: поговаривали даже о бродвейском мюзикле с Марией Каллас в главной роли. Хатчмейер выяснил у компьютера, как стимулировать покупателей, и выпустил книгу в новой обложке, так что уже давно купившие ее нечаянно покупали снова. А после мюзикла многие, пожалуй, купят и в третий раз. Клубы заказывали книгу почем зря, и мемориальное, тисненное золотом издание памяти Бэби Хатчмейер разошлось за неделю. Вся страна упивалась «Девством». Пожилые дамы бросали бридж и покидали салоны красоты, выходя на охоту за юношами. Хирургическое вмешательство в половую жизнь престарелых сошло почти на нет. И, в довершение хатчмейеровских удач, Соня объявила, что она беременна.

* * *

В Библиополисе, штат Алабама, тоже кое-что изменилось. Жертвы импровизированного змеилища были похоронены в дубраве возле Мертвечихи. Их оказалось всего семь. Змеи сгубили двоих. Троих смяли на паперти. Преподобный Гидеон умер от сердечного приступа, а миссис Матервити хватил удар при виде полуобнаженной Бэби на кафедре. Из этого бредового испытания Бэби вышла героиней — отчасти благодаря роскошеству своих грудей, отчасти из-за их неуязвимости: перед этим двойным обаянием никто не смог устоять. Доселе Библиополис не видывал столь убедительных доказательств веры, и ввиду кончины преподобного Гидеона Бэби предложено было место священнослужителя. Она приняла предложение ничтоже сумняшеся. Таким образом пресекались супружеские поползновения Пипера не в ущерб супружеству как таковому. Бэби громила с кафедры плотские утехи так сокрушительно, что женщины радовались, а мужчины возбуждались, к тому же описание адских мук у нее, претерпевшей все на свете за долгую жизнь с Хатчмейером, устрашало своей убедительностью. Так обрела она свободу пользования останками собственного тела. И когда гробы погружались в землю, преподобная Хатчмейер повелительно завела «Мы сберемся у реки», а жители Библиополиса, все, сколько их было, старательно подтянули. Даже шипящим змеям, вытряхнутым из мешка в Мертвечиху, и тем повезло. Бэби отменила змеилища, произнеся длинную проповедь о Еве и яблоке, в которой змеи отныне запрещались как служители Сатаны. Родственники погибших от змей были с этим более или менее согласны. Но тут опять во весь рост встала проблема Пипера. Бэби нашла свое призвание: но как же было не возблагодарить нечаянного виновника торжества?

На поступившие деньги с продажи «Девства» она отстроила «Дворец Пеллагры» в его почти что рабовладельческом великолепии и поселила в нем Пипера. Пусть завершает труд над своей третьей версией под названием «Вдогонку утраченному детству». Дни складывались в недели, недели — в месяцы, а Пипер писал себе и писал, как привык в глениглском пансионе. Вечерами он прогуливался по берегу Мертвечихи, а потом вчитывался в «Нравственный роман», переходя от него к настоятельно рекомендованной классике. Денег теперь было вдосталь, и Пипер заказал все, что было возможно заказать. Полученные книги ровными рядами выстроились па стеллажах во «Дворце Пеллагры», точно образа той литературной религии, на которую он угробил свою жизнь. Джейн Остей, Конрад, Джорж Элиот, Диккенс, Генри Джеймс, Лоуренс, Манн — все они его к чему-то побуждали. А он тосковал по единственной женщине, которую сумел полюбить и которая стала теперь недоступной: преподобная Бэби наотрез отказалась с ним спать.

— Придется тебе что-нибудь придумать взамен, — сказала она Пиперу. Тот честно попытался придумать что-нибудь взамен, но тоска по Бэби мучила его так же, как зуд несостоявшегося великого романиста.

— Ничего не помогает, — сказал он. — Я все время только о тебе и думаю. Ты такая красивая, такая чистая, такая… такая…

— Болтаешься без дела, вот я тебе и такая, — сказала Бэби. — Ты попробуй-ка…

— Что прикажешь попробовать?

Бэби взглянула на усеянную ровным почерком страницу.

— Учи-ка ты людей писать, — сказала она.

— Какое там, — сказал Пипер. — У меня самого-то не очень получается.

У него был покаянный день.

— Прекрасно получается. Погляди, как ты выводишь «ф», как делаешь хвостик «у». Кому как не тебе учить людей писать?

— Ах, в этом смысле писать, — сказал Пипер, — Это я, наверное, смогу. Только кому это надо?

— Да всем на свете. Сам удивишься. Когда я была девочкой, в любой деревне учили чистописанию. Вот от тебя и польза будет.

— Польза? — скорбно сказал Пипер. — Я всего-то и хочу…

— Писать, — предварила Бэби. — Ну что ж, будешь сочетать искусство с образованием. Каждый божий день классы — вот и пере станешь сам о себе думать.

— Я о себе и не думаю. Я думаю о тебе. Я тебя люблю…

— Все мы должны любить друг друга, — наставительно заметила Бэби и удалилась.

Через неделю открылось Каллиграфическое училище, и Пипер вместо того, чтобы бродить по берегу Мертвечихи, стоял перед учениками и объяснял им, как выводить буквы. Сначала он учил детей, но потом присоединились взрослые, взяв перья в руки и поставив перед собой бутылки Хиггинсовых Вечных Неиспаряющихся чернил. Пипер объяснил им, что для диагональной лигатуры нужен штрих, а волнистую засечку и вообще так просто не проведешь. Месяц за месяцем росла его репутация, а с нею ширилась теория. Дальним приезжим из Зельмы и Меридиана Пипер объяснял, как слово совершенствуется чернилами. Называлось это Логософия, и приверженцев было чем дальше, тем больше. Жизнь вывернулась наизнанку, и писанина предстала писательством. В былые дни, в дни одержимости созданием великого романа, теория не только предшествовала практике, но и опустошала ее. Чего не освящал «Нравственный роман», к тому Пипер и близко не подходил. Теперь он в качестве чистописателя стал сам себе практиком и теоретиком. Однако прежнее честолюбивое желание увидеть свой роман в печати снедало его — и каждая заново прочищенная версия «Девства» отправлялась Френсику. Сначала Пипер адресовал рукопись в Нью-Йорк, чтобы там разобрались и переадресовали ее на Ланьярд-Лейн; но шли месяцы, самоуверенность его возрастала, а с нею и забывчивость — и он начал сразу слать по назначению. Каждый месяц приходили выписанные «Букс энд букмен» и «Тайме литерари сапплмент», он просматривал списки новых романов и разочаровывался. «Поиски утраченного детства» в списках не значились.

Наконец, взглянув однажды на полную луну, он решил взяться за дело по-новому, взял перо и написал Френсику. Письмо было суровое и по делу. Если его литературные посредники «Френсик и Футл» не могут обеспечить публикацию его романа, то он будет вынужден избрать себе других посредников.

«Пожалуй, я и в самом деле подумываю, не послать ли рукопись прямо Коркадилам, — писал он. — Как вы, должно быть, помните, согласно подписанному договору, он обязался опубликовать мой второй роман, и я не вижу ни малейшего резона пренебречь этим фактическим соглашением. Всецело ваш Питер Пипер».

Глава 22

— Ну, он, видать, окончательно спятил, — пробормотал Френсик неделей позже. — Не вижу, говорит, ни малейшего резона пренебречь. — Френсик этот резон видел.

— Неужели болван Пипер всерьез полагает, что я так-таки пойду к Коркадилам и заставлю их напечатать роман какого-то мертвеца?

Однако, судя по тону письма, Пипер именно так и полагал. За несколько месяцев Френсик получил четыре ксерокопии правленых черновиков романа Пипера и упрятал их в недосягаемый архив Если Пиперу угодно, не жалея времени, переписывать чертов роман в ущерб всякому читательскому интересу — пусть переписывает Френсик ничуть не обязан таскаться с его писаниями по издателям. Но угроза обратиться напрямик к Коркадилам — это, мягко говоря, совсем другая петрушка. Пипер умер, похоронен и получает за это хорошие деньги. Каждый месяц Френсик присматривал, чтобы отчисления с продажи «Девства» регулярно переводились на счет номер 476994, и дивился американской налоговой системе, по-видимому безразличной к тому, жив или умер налогоплательщик. То ли Пипер исправно платил налоги, то ли Бэби Хатчмейер особым способом устранила всякие налоговые сложности. Это, в общем, Френсика не касалось Он высчитывал комиссионные и переводил остальное Но раз Пипер угрожает пойти к Коркадилу или обратиться к другому агенту — это уж его, Френсика, касается Этому определенно не бывать.

Френсик повертел письмо в руках и рассмотрел марку на конверте. Пришло из какого-то Библиополиса, штат Алабама. «Пиперу только и жить в таком идиотском городе», — мрачно подумал он, размышляя, как отвечать. Может, вообще не отвечать? Пожалуй, вернее всего не обращать внимания на угрозу. Зачем оставлять письменные улики, что он знает о пиперовском посмертном существовании? «А потом он потребует, чтобы я сам явился к нему обсудить дело. Только этого и не хватало». Френсик и так вдоволь погонялся за призрачными авторами.

Миссис Богден напротив, отнюдь не оставила погоню за мужчиной, сделавшим ей предложение. После жуткого телефонного разговора с Джефри Коркадилом она поплакала, подкрасилась и вернулась к обычным делам. Несколько недель она прожила в надежде, что он вдруг позвонит или пришлет еще один ворох алых роз; но эти надежды зачахли Обнадеживал только алмазный блеск солитера на пальце, и, конечно ее машинистки не должны были заподозрить, что с помолвкой неладно. Для них она изображала затяжные уик-энды и выдумывала свадебные отсрочки. Однако недели слагались в месяцы, и Синтия, перешла от разочарования к решимости. Положим, иной раз лучше быть пойманной, чем неуловимой оттого, что тебя не ловят, но выглядеть дурой перед подчиненными — это уж слишком. И миссис Богден задалась целью отыскать жениха. Его исчезновение доказывало, что она ему не нужна, а пятьсот фунтов, потраченные на кольцо, свидетельствовали, что ему было от нее что-то нужно. Деловой ум миссис Богден подсказывал ей, что одна ночь с нею вряд ли стоит таких непомерных издержек. Если это жест, то жест идиотский, а в гордыне своей она не могла счесть идиотом единственного человека, который сделал ей предложение после ее развода.

Нет, должно найтись какое-то объяснение; и, перебирая события незабвенных суток, она припомнила, что в разговоре почему-то все время всплывал роман «Девства ради помедлите о мужчины». Во-первых, жених ее назвался Джефри Коркадилом; во-вторых, слишком уж часто он заводил речь о перепечатке романа; в-третьих, любовный шифр, а шифром этим послужил телефонный номер, по которому она консультировалась во время перепечатки. Синтия Богден снова позвонила по нему, но там не отвечали, а через неделю телефон и вовсе перестал соединяться. Она просмотрела всех Пиперов в телефонной книге: номера 20357 ни у кого из них не было. Она позвонила в центральное справочное, опросила адрес и фамилию абонента, но там отказались дать такую справку. Зайдя в тупик этим путем, она испробовала другой. Ей было велено отправить законченную перепечатку Кэдволладайну и Димкинсу, стряпчим, а черновик вернуть в «Ллойдз банк». Миссис Богден позвонила мистеру Кэдволладайну, но, к изумлению ее, оказалось, что он не помнит, получал ли машинопись. «Вполне вероятно, — сказал он, — но у нас столько всяких дел, что…»

Миссис Богден не отставала, и наконец ей было сказано, что поверенные не вправе разглашать конфиденциальную информацию. Миссис Богден этот ответ не удовлетворил. Неудачи лишь укрепляли ее решимость, равно как и ехидные вопросики ее «девочек». Соображала она медленно, но упорно. Она проследовала мыслью от банка до своего машинописного бюро, от бюро к мистеру Кэдволладайну и от мистера Кэдволладайна к Коркадилам. Ее тоже заинтриговала таинственность, какой была обставлена вся эта процедура. Автор, доступный лишь по засекреченному телефону, поверенный… Чутья Френсика у нее, конечно, не было, но она упорно обнюхивала остывший след и как-то, поздно вечером, поняла, почему мистер Кэдволладайн отказался сообщить ей, откуда отослал машинопись. А отослал безусловно, раз Коркадилы издали книгу. Значит, между Кэдволладайном и Коркадилами был еще кто-то, и этот кто-то — почти наверняка литературный агент. Синтия Богден лежала, не смыкая глаз, и обдумывала свое открытие: да, нашлось недостающее звено цепи. Встала она рано, в полдевятого явилась в контору, а в девять позвонила Коркадилам и попросила к телефону редактора «Девства». Он пока не пришел. Она снова позвонила в десять: его еще не было. Добралась она до него без четверти одиннадцать, и к тому времени изыскала нужный подход — самый прямой.

— Я заведую машинописным бюро, — сказала она, — и вот только что кончила печатать роман одной моей подруги, которая очень хотела бы не ошибиться с литературным агентом, так нельзя ли….

— Боюсь, что тут мы не сможем вам ничего посоветовать, — сказал мистер Тэйт.

— О, конечно, я понимаю, — робким голоском сказала миссис Богден, — но вы опубликовали этот дивный роман «Девства ради по медлите о мужчины», и подруга моя просила меня адресоваться к тому же литературному агенту. Я сочла, что никто лучше вас…

Мистер Тэйт оказался податлив на лесть.

— «Френсик и Футл», Ланьярд-Лейн? — переспросила она.

— Ах да, теперь просто «Френсик», — сказал мистер Тэйт. — Мисс Футл там уже нет.

Но миссис Богден уже не было на проводе. Она дала отбой и набрала номер справочной. Через несколько минут она узнала телефон Френсика. Интуиция говорила ей, что она близка к цели. Она немного посидела, ожидая наития из глубины солитера Позвонить или… Ох, недаром мистер Кэдволладайн так скрытничал. Она решительно встала из-за стола, приказала старшей машинистке сегодня замещать ее и успела на поезд 11:55. Через два часа она подошла по Ланьярд-Лейн к дому номер 36 и поднялась в контору Френсика.

По счастью, Френсик в это время обедал с перспективным новым автором в итальянском ресторанчике за углом. Они вышли оттуда в четверть третьего и направились обратно в контору. На первой площадке Френсик остановился.

— Поднимайтесь, — сказал он, — я буду через минуту.

Он зашел в уборную и заперся, а перспективный новый автор проследовал наверх. Когда Френсик снова появился на площадке и поставил ногу на первую ступеньку, до него донесся слишком знакомый голос.

— Вы мистер Френсик? — спросил голос. Френсик так и замер.

— Я? — рассмеялся молодой перспективный автор. — Нет, я насчет книги. А мистер Френсик внизу, он сейчас поднимется.

Френсик и не думал подниматься. Он кубарем скатился по лестнице и выскочил на улицу Эта бабища выследила его. Что теперь делать? Он вернулся в итальянский ресторан и сел за угловой столик. Как же она ухитрилась его разыскать? Неужели обалдуй Кэдволладайн… А, не важно. Надо что-то придумывать. Не может же он просидеть весь день в ресторане, а встретиться с миссис Богден так же немыслимо, как и бежать от нее. Бежать? А может, улететь? Если он не появится в конторе, перспективный молодой автор. Да пес с ним, с молодым и перспективным. От миссис Богден второй раз не уйдешь… Френсик сделал знак официанту.

— Листок бумаги, будьте добры. — Он набросал несколько строк автору, извинившись и объяснив, что внезапно занемог, потом попросил официанта доставить записку, сопроводив просьбу пятифунтовой бумажкой. Френсик вышел из ресторана вслед за ним и подозвал такси.

— Глас-Уок, Хампстед, — сказал он и быстро залез в машину. Правда, домой — это не спасение. Миссис Богден живенько доберется до него. Положим, он не станет открывать дверь на звонок. Ну и что? Миссис Богден с ее настойчивостью, сорокапятилетняя женщина, которая выслеживала добычу несколько месяцев… нет, тут было чего испугаться. Она ни перед чем не остановится В свою квартиру он вошел в паническом ужасе. Войдя, он запер за собой дверь и за двинул засовы. Потом уселся в кабинете обдумывать ситуацию. Зазвонил телефон. Он механически поднял трубку.

— Френсик слушает, — сказал он.

— Говорит Синтия, — отозвался сипловатый голос. Френсик шваркнул трубку и, чтобы помешать новому звонку, тут же схватил ее и набрал номер Джефри.

— Джефри, дорогой мой, — сказал он Коркадилу, — вы не могли бы…

— Да я вас уже три часа ловлю, — не дал ему закончить Джефри. — Мне прислали совершенно поразительную рукопись Вы не поверите, но в таком городе, который называется, представьте себе, Библиополис, живет какой-то сумасшедший.. Но правда же, глаза на лоб лезут. Библиополис, штат Алабама… Ну так вот он, извольте видеть, объявляет, будто он — наш дорогой покойник Питер Пипер, и не соблаговолим ли мы, кавычки, исполнить обязательства, записанные в договоре, кавычки закрываются, опубликовать его роман «Поиски утраченного детства?» Невероятно, а между тем подпись…

— Джефри, милый, — сказал Френсик наинежнейшим тоном, как бы отгораживаясь от женских прелестей миссис Богден и заодно готовя Коркадила к тому, что воспоследует, — с вашего разрешения я вам кое-что объясню…

Он торопливо объяснял минут пять и повесил трубку. Потом с неимоверной быстротой уложил два чемодана, вызвал такси, оставил записку молочнику, отменив свои две пинты в день, схватил чековую книжку, паспорт и портфель с рукописями Пипера — и через полчаса затаскивал пожитки в дом Джефри Коркадила. Пустая квартира на Глас-Уок была тщательно заперта и на звонки прибывшей Синтии Богден никак не отзывалась. Френсик сидел в гостиной, потягивал бренди и затягивал хозяина в антихатчмейеровский заговор. Джефри глядел на него, вылупив глаза.

— Вы хотите сказать, что вы преднамеренно ввели в заблуждение Хатчмейера — и меня, если уж на то пошло, — уверив его, будто этот бешеный Пипер написал «Девство»? — спросил он.

— Пришлось, — печально сказал Френсик. — Если бы я не уверил, все бы рухнуло. Откажись Хатчмейер от сделки — где бы мы были?

— Ну, уж такого безобразия не приключилось бы, это я вам твердо скажу.

— Вы бы обанкротились, — сказал Френсик. — Вас же «Девство» спасло. Вы на нем изрядно подзаработали, да я вам и еще кое-что прислал. Теперь ведь Коркадилы на очень хорошем счету.

— Это, может быть, и верно, — слегка смягчился Джефри, — но хороша будет фирма, когда выяснится, что Пипер, автор «Девства»…

— Не выяснится, — сказал Френсик. — Это я вам обещаю. — Джефри с сомнением поглядел на него.

— Ваши обещания… — начал он.

— Придется вам довериться мне, — сказал Френсик.

— Довериться вам — после всего? Нет уж извините, моего доверия вам не видать как своих…

— Ничего не поделаешь. Помните договор, который вы подписали? Где обусловливался пятидесятитысячный аванс за «Девство»?

— Вы его разорвали, — сказал Джефри. — Я сам видел.

— Я-то разорвал, — кивнул Френсик, — а Хатчмейер — нет. Он наверняка сделал фотокопию, и в суде вам нелегко будет объяснить, как это вы подписали два договора на одну и ту же книгу. Нет, Джефри, это не смотрится, никак не смотрится.

Джефри и сам видел, что не смотрится. Он присел.

— Так чего же вам надо? — спросил он.

— Мне нужна постель на ночь, — сказал Френсик, — а завтра утром я пойду в американское посольство за визой.

— Не понимаю все-таки, зачем вам у меня ночевать, — сказал Джефри.

— Поглядели бы на нее — поняли бы, — сказал Френсик как МУЖЧИНА МУЖЧИНЕ. Джефри подлил ему бренди.

— Со Свеном надо будет объясняться, — сказал он. — Свен несносно ревнивый. Да, кстати, кто же все-таки написал «Девство»?

— Этого я вам не скажу, — покачал головой Френсик. — Кое-чего лучше вам не знать. Скажем так, покойник Питер Пипер.

— Покойник? — передернул плечами. Джефри. — Странное слово, когда говоришь о живых.

— Да и о мертвых тоже, — заметил Френсик. — А то ведь сегодня покойник, а завтра объявится. Ну что ж, лучше завтра, чем никогда.

— Хотел бы я разделить ваш оптимизм, — сказал Джефри.

На следующее утро, после беспокойной ночи в незнакомой постели, Френсик отправился в американское посольство и получил визу. Потом сходил в банк; потом купил обратный билет из Флориды. Рейс его был ночной. Он пересек океан в полупьяном оцепенении и долетел из Майами в Атланту на другой день, долетел, изнывая от жары, дурноты и предчувствий. Чтобы не торопить события, он провел ночь в отеле, изучая карту Алабамы. Карта была подробная, но Библиополис на ней не значился. Он обратился к дежурному, но тот ни о чем таком в жизни не слышал.

— Вы доезжайте до Зельмы, а там спросите, — посоветовал он Френсику. Френсик доехал автобусом до Зельмы и пошел на почтамт.

— Глубинка. Бассейн Миссисипи, — сказали ему. — Где-то за болотами на Мертвечихе. Миль сто по Восьмидесятому шоссе, а там к северу. Вы из Новой Англии?

— Из Старой Англии, — сказал Френсик, — а что?

— Да они там северян не любят. Говорят — чертовы янки. Живут в прошлом.

— Кого я ищу, тот живет там же, — сказал Френсик и пошел брать напрокат автомобиль. Конторщик усугубил его предчувствия.

— Поедете по Кровавой Трассе — поберегитесь, — сказал он.

— По Кровавой Трассе? — тревожно переспросил Френсик.

— Так у них называется Восьмидесятое шоссе до Меридиана. Народу там сгинуло видимо-невидимо.

— А нет какого-нибудь иного пути на Библиополис?

— Да можно ехать проселками, только заблудитесь. Вернее уж по Кровавой Трассе.

Френсик заколебался.

— Шофера нанять нельзя? — спросил он.

— Сегодня поздно, — сказал конторщик. — Субботний вечер, все разошлись по домам, а завтра опять же воскресенье.

Френсик поехал к себе в отель. Нет уж, на ночь глядя не поедет он в Библиополис по Кровавой Трассе. Лучше завтра утром.

Дата добавления: 2015-06-04