Берег реки, сумерки 3 страница

Значит, надо заставить Аю применить «Ущербное блаженство» и забыть про Кадзу, не заботясь о том, здесь он или нет?

Но так тоже не получится; мир устроен не так просто. Ая сказала, что не применит свою «шкатулку» на ком-то, кто в буквальном смысле не попросит ее сделать это, а у нее стальные принципы. Чтобы убедить Моги или Янаги воспользоваться «шкатулкой», у меня тоже нет времени. Кадзу раздавит мою «шкатулку» раньше.

…Погодите-ка, возникает еще один фундаментальный вопрос. Если сила «Ущербного блаженства» эквивалентна применению «шкатулки», полученной из рук «О»…

– А тот, у кого уже есть «шкатулка», вообще может воспользоваться «Ущербным блаженством»?

«О» отвечает, не демонстрируя какой-то особой реакции.

– Одну и ту же «шкатулку» нельзя использовать дважды, а разные – сколько угодно! Я, впрочем, дважды одному человеку «шкатулки» не даю.

Значит, теоретически, Янаги и Моги могут воспользоваться «Ущербным блаженством. Но как мне их –

– …Гх!

Мои мысли резко замедляются. Я уже на пределе. Голова раскалывается из-за массива информации, которую мне еще предстоит переработать. Видимо, моя способность принимать невероятные факты, не отключая при этом разум, исчерпалась.

Кидаю взгляд на часы. До телепорта в кинозал осталась минута.

– «О».

Есть еще кое-что, что я обязательно должен узнать. Это кое-что я хотел спросить с того самого времени, как узнал, что есть «О» на самом деле.

– Да?

От ее ответа зависит, не сломается ли моя воля прямо сейчас. Вот насколько важен мой вопрос.

– «Ущербное блаженство» – «шкатулка» внешнего типа?

«Шкатулки» бывают двух типов: внешние и внутренние. Тип «шкатулки» определяется тем, насколько сильно «владелец» верит, что его или ее «желание» может сбыться в реальности.

Предположим, «Ущербное блаженство» внутреннего типа – то есть его «владелец» не верит в свое «желание». Ситуация, конечно, может варьироваться в зависимости от силы «шкатулки», но в целом «шкатулки» внутреннего типа не влияют на реальный мир. Это означало бы, что все чудеса, вызванные этой «шкатулкой» до сих пор, – «Комната отмены», «Неделя в трясине», «Игра бездельников» – происходили в ненастоящем мире. Вся история – не более чем сон Аи.

Разумеется, это же относилось бы и к «Тени греха и возмездию».

Такой смехотворный исход я не в силах принять и не в силах вынести.

Если ее «шкатулка» не внешняя, все мои усилия пропали зря.

– Да, внешняя; более того, десятого уровня. Она верит, что может сделать других счастливыми, и верит абсолютно искренне. Так что, смею заверить, твои опасения беспочвенны.

Похоже, она говорит правду.

Аах, какое облегчение. Все, что я успел сделать, не окажется пустотой и дымом.

Все – мой план сделать мир более этичным, наказание не наказанных прежде грешников, моя боль из-за «теней греха», то, что я сделал с Ирохой Синдо, убийство Кодая Камиути, еще множество жизней, вывернутых наизнанку из-за моей «шкатулки», – все это не окажется пустотой и дымом.

Какое облегчение… я сейчас должен испытывать.

Честно сказать, я, будучи «владельцем», интуитивно чуял, что моя «шкатулка» внешняя. Но я не из тех, кто слепо доверяет интуиции, а вопрос этот принципиально важен, так что мне необходимо было дополнительное подтверждение.

Так, остается еще один жизненно важный вопрос; он у меня возник, когда я услышал про силу Кадзу.

– Кадзу – существо, которое уничтожает «шкатулки», да?

– Как я и сказала, да.

– Мы становимся «владельцами», потому что «шкатулки» привлекают нас, и мы принимаем их. Но человек, который уничтожает «шкатулки», по сути, наша полная противоположность.

«О» слушает меня со своей обычной, такой мягкой и совершенной улыбкой.

– Может ли вообще человек, который так сильно отвергает «шкатулки», сам стать «владельцем»?

«О» отвечает коротко и ясно:

– Нет.

✵

Сразу после этого слова я испытываю энный по счету телепорт и в который раз оказываюсь в кресле перед экраном.

Через пять минут начнется последний фильм, «Пирсинг в 15 лет».

Я окружен неподвижными особями – тенями самих себя настоящих. По сравнению с предыдущими фильмами, в числе этих бесстрастных кукольных лиц стало больше знакомых. Сзади и справа от меня настоящая Юри Янаги, сзади и слева – Ая Отонаси. Версия «О», принявшая облик Ирохи Синдо, блистает отсутствием.

Кроме того, присущая этой «шкатулке» аномалия, черный как смоль сгусток пустоты, придвинулся еще ближе и располагается теперь лишь через два кресла от меня. Абсолютная чернота – бездна.

Наконец, рядом со мной сидит –

– Ах.

Ну конечно же.

Кадзу неспособен стать «владельцем». Он не мог создать этот «Кинотеатр гибели желаний». По правде сказать, едва ли он вообще мог создать «шкатулку», направленную всецело на уничтожение моего «желания».

Кто же тогда истинный «владелец» этой «шкатулки»?

Кто-то, кто думает только обо мне…

Кто-то, кто мог создать «желание», посвященное только мне…

Есть лишь один человек, способный на такое.

Рядом со мной сидит главная героиня последнего фильма.

…Коконе Кирино.

В этом зале слишком сильный кондиционер. Я чувствую, как неестественно холодный воздух буравит мою кожу. Я прикасаюсь к серьге. Я создал в своем теле уже столько дыр, но мне не хватает. Отверстий надо больше.

Коконе.

Сколько бы дыр я в себе ни проделал, ты никак не хочешь покидать мое тело. Стоит мне увидеть тебя такой, какая ты сейчас есть, и ты возвращаешься. Тепло, которое ты мне дарила, обнимая меня, не уходит, остается. Ласковое тепло, которое прежде окутывало нас, теперь сталкивается с реальностью, и жуткий скрежет, который при этом раздается, просто сводит меня с ума.

Черта с два я смогу досмотреть этот фильм.

Я развалюсь еще в середине.

Почему…

Почему…

Почему…

Почему все вышло так?

«Шкатулка», которой я сопротивляюсь, принадлежит Коконе?

Я борюсь против Коконе?

Нет.

Мы не боремся, нет. Что-то неправильно.

С кем же я тогда сражаюсь?

С чем же я сражаюсь?

Как мы могли стать счастливыми?

Нельзя.

Нельзя так думать.

Я не выбрал счастье.

Я выбрал справедливость.

Такого исхода следовало ожидать.

Это с самого начала была история моего полного крушения.

Аах, я скоро окончательно сойду с ума. И я развалюсь. Но это ничего. Мне надо просто отыскивать то, что правильно, хвататься за это и действовать как надо – тогда мое тело будет продолжать сражаться само.

Я знаю, как называется такая ситуация.

Она называется «отчаяние».

Но когда-то, давным-давно, я уже проглотил больше отчаяния, чем способен переварить.

Ах.

Экран вспыхивает белым, а в следующий миг загорается красным. Надвигается знакомая картина – конец мира.

Сейчас мы увидим слезоточивую любовную драму наивного ученика средней школы. Это будет нечто феерическое! Заготовьте платочки! Вы же все любите это дерьмо, правда? Ну, такие вещи, где кто-то страдает, а вы проливаете слезы жалости, и вам хорошо. Почему бы вам не закупиться попкорном на время шоу?

Как насчет аплодисментов? Ну, давайте!

Хлоп.

Хлоп.

Хлоп.

Хлоп.

Хлоп.

Хлоп-хлоп.

◊◊◊ Кадзуки Хосино – 11 сентября, пятница, 22.31 ◊◊◊

Моги-сан еще не умеет сама катить свою коляску.

Это значит, что она не одна сюда приехала, и это не она произнесла «Нашлааа!».

– Хех, ха-ха! Вот повезло-то!

Коляску Моги-сан катит невинная девушка.

Но впечатление невинности длится лишь долю секунды. Оно сформировалось благодаря беглому взгляду, охватившему просто зачесанные черные волосы и опрятную школьную форму-матроску; но стоило мне посмотреть девушке в глаза, как маска слетела, будто унесенная ветром.

Мы в пустом переулке. В свете фонарей глаза девушки горят так ярко, что можно подумать – они вообще утратили способность нормально отражать свет. Ее глаза – точно из алюминиевой фольги.

Аномальные глаза.

– На-ш-л-а. Кадзуки Хосино, Кадзуки Хосино, Кадзуки Хосино! – весело напевает она, крутясь вокруг своей оси. Потом резко останавливается и смотрит на меня, сжав губы. – Враг Дайи-сама.

Я интуитивно понимаю, что это одна из фанатичек, о которых говорила Юри-сан.

– Моги-сан… что происходит?..

Лицо Моги-сан белое как мел. Она по-прежнему в пижаме; похоже, эта фанатичка ее похитила.

– Она, она просто появилась, ни слова не сказала, меня забрала… мне было так страшно… но я никак не могу защищаться…

Ну да, в ее нынешнем состоянии отбиваться она совершенно не в силах. Эта девушка… нет – Дайя явно прибег к грязной игре.

– Я совершенно не понимала, что творится. Я и опомниться не успела, как она уже вывезла меня из больницы; а потом она забрала мой мобильник и позвонила тебе, Хосино-кун. Я только тогда поняла, зачем она меня похитила.

– Мой мобильник зазвонил примерно тогда же, когда нас нашли… значит, нам просто не повезло оказаться поблизости…

Так получилось, что сейчас мы совсем недалеко от больницы. Не повезло, конечно, что подручная Дайи так быстро нас отыскала, но, думаю, звонок Моги-сан я бы в любом случае принял. Так что эта девушка с алюминиевыми глазами все равно нас нашла бы – это только вопрос времени.

Девушка начинает гладить ладони Моги-сан и вновь раскрывает рот.

– Я их сломаю.

– Э?

Ее слова совершенно не вписываются в ситуацию; понятия не имею, о чем она.

– Я сейчас сломаю ей пальцы. Ну, этой девушке. Прости.

Моги-сан распахивает глаза и смотрит на свою похитительницу снизу вверх.

Захваченный врасплох, я задаю тривиальный вопрос, чисто чтобы купить время:

– П-почему ты хочешь это сделать?

– Мм… потому что мне [приказали]. Дайя-сама.

– Секундочку! – Харуаки прекращает молча наблюдать и вступает в переговоры. – К чему хорошему это приведет?

– К чему хорошему? Я же уже сказала, это [приказ].

– Я не об этом спрашиваю! Зачем это лично тебе? Дайя Омине хочет потребовать что-то от Кадзуки Хосино, так ведь?!

– А, ну да. Конечно! Мне было велено заставить Кадзуки Хосино отправиться в какой-то «Кинотеатр гибели желаний»! – отвечает девушка, точно ей наплевать, какова ее цель на самом деле.

Будучи фанатичной сторонницей Дайи, она, судя по всему, даже не задумывается ни о способах достижения, ни о глобальной цели того, что он велит ей делать. Она просто слепо исполняет [приказы], ее «чувство приоритета» равно нулю.

– Неужели ты ничего не чувствуешь, когда смотришь на Касуми? Как ты можешь оставаться такой спокойной? – укоряет Харуаки, явно колеблясь под тяжестью ее заявлений.

Услышав его слова, девушка нависает над Моги-сан и опускает голову под углом 90 градусов; теперь она смотрит Моги-сан в лицо «вверх ногами». Моги-сан, увидев внезапно возникшее перед ней лицо своей похитительницы, тихо вскрикивает.

– Мне ее жалко, – соглашается девушка, чем изрядно нас удивляет. – Но меня должно быть еще жальче.

– Ч-что?!

Девушка поднимает голову и шепотом произносит:

– У меня СПИД, вы знаете? Так что совсем скоро я умру. Мм, меня так жалко, – впрочем, ее тон остается равнодушным. – Ну? И ее тоже жалко, да, и что с того?

Ничто не имеет значения. Для этой девушки то, что Моги-сан ей «жалко», – просто еще одна вещь, которая не имеет значения.

Единственное исключение – ее вера в Дайю.

Она сумасшедшая.

Перед лицом такого безумия Харуаки в полной растерянности.

Я уверен, с этой девушки станется переломать Моги-сан все пальцы один за другим – она сделает это и глазом не моргнет. Ничего не чувствуя, ни о чем не думая.

Я смотрю на нее и –

– …Ххаа.

Не могу подавить вздох – а потом смех.

– Ха, ха.

…Что же случилось, Дайя?

Тебя это устраивает, Дайя? Что же стало с твоей ненавистью к безмозглым людям? Эта девушка – не идеальный ли пример безмозглой дуры?

– Что смешного?.. – спрашивает она, глядя на меня своими алюминиевыми глазами.

Эти глаза страшные?

Только не для меня.

Вообще-то наоборот: благодаря им я могу рассматривать эту девушку просто как препятствие.

Как неразумное препятствие, к которому неприменимы нормальные правила.

Когда человек заменяет мышление слепым послушанием…

– Э? А!

…он становится уязвим.

У девушки вырывается удивленный возглас, когда я внезапно бросаюсь на нее. Однако, поскольку мыслить самостоятельно она уже не умеет, среагировать как надо ей не удается.

Очутившись у нее за спиной, я беру ее в захват обеими руками.

– Ах, гх!

От неожиданности она выпускает коляску.

– Харуаки!

Несмотря на то, что от моего внезапного броска он тоже офигел, Харуаки тут же принимается действовать. Он хватает коляску и откатывает ее куда подальше.

Держа кашляющую девушку за ворот, я придавливаю ее к земле; ни на секунду не отпускаю.

Ее глаза утратили алюминиевый блеск, сейчас они просто распахнуты во всю ширину. Она перепугана, это видно.

И что с того?

Можешь свой страх собачкам скормить.

– Знаешь, фанатизм – это, конечно, хорошо и все такое, но…

Я заношу над ней правую руку и после короткой паузы вонзаю ей в грудь, точно меч.

– Гхаа!

– …Воля и решимость тоже важны.

Я извлекаю одну из массово производимых копий «Тени греха и возмездия».

– Ах…

Девушка не сводит глаз с предмета у меня в руке – низкопробной «шкатулки», смахивающей на черный соевый боб.

– Нееет! Моя, моя связь! Не рви мою связь с Дайей-сама! – начинает истерично вопить она.

Я ухмыляюсь.

– Этой связи и не было никогда! А теперь заткнись уже, ясно?

Нет нужды сдерживаться против тех, кто стоит между мной и Марией.

Сжимаю.

Хлоп.

Она была до смешного хрупкой; все равно что клопа раздавить.

– ААААААААААААААААААААААААААААААААА!!!

И девушка теряет сознание, в точности как Ироха-сан, когда я раздавил ее «шкатулку».

– …Хааа.

Какое-то пустое ощущение.

Я сделал то, что мог сделать. Вот и все.

Я встаю и отряхиваю пыль с одежды, глядя на лежащую девушку. Вдруг я замечаю, что Харуаки по-прежнему смотрит на меня во все глаза.

– …Что такое, Харуаки?

– …Аа, эм… я просто удивился, что ты сейчас сотворил.

– Аа, ну да, я теперь умею забирать «шкатулки» и давить их.

– Ооо, теперь понятно…

Однако, несмотря на мое объяснение, вид у него по-прежнему беспокойный.

–?.. Что-то еще?

– А, ага. Эм… ты явно не сдерживался, да?

– Сдерживался? А с чего мне сдерживаться? Она ведь собиралась переломать пальцы Моги-сан, так? Она бы не постеснялась, и ты это прекрасно знаешь, верно?

– А, ага. Ты все сделал, да, правильно.

Правильно.

Да, правильно.

Это и заставляет меня недоумевать, почему Харуаки так обеспокоен.

Как бы там ни было, прямо сейчас мой первый приоритет – Моги-сан. Я сажусь перед ней на корточки и улыбаюсь.

– Ты как?

– Сп-пасибо.

Несмотря на то, что я говорю с ней ласково, она, как и Харуаки, тоже явно не в своей тарелке.

– …

…Ну да, признаю. Мое поведение сейчас было маленько странноватым.

Молча пытаясь оправдать свои действия, убедить себя, что сдерживаться было просто нельзя, я смотрю на Моги-сан – и вдруг замечаю кое-что.

– Мм? Моги-сан? Ты что-то прячешь в левом нагрудном кармане?

– У, – бормочет она и отводит глаза.

Что за реакция?

Что?.. – прежде чем я успеваю продолжить мысль, Харуаки хлопает меня по спине.

– Хосии, фигово! Ее вопль перебудил всю округу!

Оглядевшись, я обнаруживаю, что над подъездом ближайшего дома зажглась лампа; отовсюду доносятся голоса.

Ну разумеется. Машин, здесь, может, и нет особо, но все же здесь не безлюдное место, как тот мост, где я разобрался с Ирохой-сан. Это заставляет меня лишний раз убедиться, как бездумно действовала алюминиевоглазка, пытавшаяся совершить преступление в таком месте.

– И что делать? Не хочу тратить время на объяснения, что тут произошло!

– За нее я, конечно, беспокоюсь, но нам надо уходить. Давай хоть к стенке ее прислоним; если оставим ее на земле, могут подумать, что мы на нее напали. Надеюсь, полиция ей займется.

Я киваю, и мы следуем совету Харуаки.

✵

Сбежав оттуда, мы направляемся в общежитие, где скрывается Коконе.

Однако теперь у нас на руках проблема. Моги-сан.

Она ничего не знает о положении дел. Но я не могу просто рассказать ей о «шкатулках» и втянуть во все это.

С другой стороны, закинуть ее обратно в больницу мы тоже не можем, поскольку Дайя может отдать еще какой-нибудь [приказ] насчет нее.

Может, следует объяснить ей частично? Вообще, можно ли втягивать ее в наши дела, несмотря на то, что она неспособна самостоятельно передвигаться?

– Моги-сан, что ты сейчас хочешь? – такой вопрос срывается у меня с губ, поскольку сам я придумать решение не могу. Хотя все равно она не может нормально все решить – она ведь ничего не знает.

Харуаки продолжает катить коляску; Моги-сан несколько секунд молчит, потом наконец неуверенно отвечает:

– А что будет… лучше всего для тебя?

Вопрос выглядит абсолютно закономерным, но что-то тут меня беспокоит.

То, что она говорит, просто-напросто ненормально. Обычно в такой ситуации спрашивают, что вообще происходит, или остаются в полном замешательстве.

– Прости, Моги-сан!

– Э? А!

Эта штука, которую она прячет, по-прежнему меня тревожит.

Я сую руку ей в карман и нащупываю что-то твердое. Моги-сан заливается краской и пытается даже сопротивляться – то ли от страха, то ли от смущения, вызванного моим прикосновением. Но ее сопротивление настолько слабое, что я с легкостью отбираю у нее ту вещицу.

Это –

– Электрошокер?..

Почему? Почему у Моги-сан подобное оружие? У нее что, было время втихаря подобрать шокер, когда ее похищала та фанатичка? Откуда вообще мог взяться шокер в ее палате?

Наиболее разумный ответ выглядит так:

Моги-сан приготовила шокер заранее.

Иными словами,

она знала, что на нее нападет фанатик Дайи.

– …

Больше того – когда я прикоснулся к ней, я кое-что почувствовал.

Я легко замечаю такие вещи теперь, когда заполучил «Пустую шкатулку».

…Моги-сан – «владелец».

…Моги-сан – [раб].

Если она знала, что на нее нападут, почему не воспользовалась шокером сразу? Кому этот шокер предназначается на самом деле?

Какой [приказ] она получила от Дайи?

Если он дал ей [приказ], кто его цель?..

– Я не хотела говорить, – шепчет Моги-сан. – Я не хотела говорить, что вспомнила про «шкатулки». Потому что –

Она слабо стискивает мой рукав.

– Потому что я вспомнила и то, что отказалась от тебя.

– Э?

Вот уж чего я совершенно не ожидал.

Я решил было, что, будучи [рабом], она получила [приказ] напасть на меня; однако если вдуматься – Дайя не стал бы использовать Моги-сан так неэффективно.

Значит, причина ее беспокойного состояния…

– Я вспомнила, что было в «Комнате отмены», – печально произносит она.

Она не хотела, чтобы я узнал, что она помнит те наполненные отчаянием дни.

– Я почти ничего не помню в деталях – наверное, из-за того, что моя память уже тогда, в той «шкатулке», была в беспорядке.

Хоть в этом повезло. Если бы ее воспоминания вернулись полностью, возможно, она даже говорить со мной сейчас не могла бы.

– Но я точно доставила тебе и Отонаси-сан много проблем. Почему-то я это знаю. И еще кое-что я четко помню.

Она выпускает мою руку.

С самой яркой улыбкой, на какую способна, она произносит:

– Ты однозначно отказал мне.

Именно.

Тогда наши романтические отношения закончились – раз и навсегда.

Они закончились.

Я потратил целую человеческую жизнь, чтобы их закончить.

Это решение – окончательное и отмене не подлежит.

А я был настолько бессердечен, что хранил у себя в телефоне фотку с ее солнечной улыбкой. Это была ошибка. Я гнул свою линию недостаточно упорно.

– Но это ничего не меняет, Хосино-кун. Ты всегда дарил мне надежду и будешь еще дарить.

Эти слова Моги-сан произносит очень веселым голосом.

Она может это принять? Впрочем, это не оправдание моего молчания сейчас; я стольким ей обязан, и она заслуживает того, чтобы выслушать это из моих уст.

Однако Моги-сан сама снимает меня с крючка.

– Мм, но сейчас мы не обо мне должны говорить, правда?

– Да, но –

– Омине-кун собирается заставить Отонаси-сан потерять память!

–!..

Все, что я хотел сказать Моги-сан, разом вылетает из головы.

Мне правда жаль, но она права – сейчас у меня другие приоритеты.

Ведь если Мария потеряет память, это будет – смертельный удар.

Мне ведь надо не просто уничтожить «Ущербное блаженство» – я должен убедить ее расстаться со «шкатулкой» по собственной воле.

Но если она потеряет память, переубедить ее будет уже невозможно. В глазах Марии я стану всего лишь незнакомцем, одним из многих. С ее-то железной волей мне и сейчас будет чертовски тяжело ее убедить – а уж в роли незнакомца мне даже помощь богов не поможет.

Ее потеря памяти для меня равнозначна потере всякой надежды.

Но как они это сделают? …Не, ну это же просто, да? Им надо всего лишь использовать на ком-то «Ущербное блаженство». Мария упоминала уже, что может стирать себе память таким способом.

– Блин, Дайя!..

Неслабо! Как бы сильно я его ни прищучил, он все равно ухитрился найти у меня одно-единственное мягкое место и туда ужалить!

– Моги-сан, – обращаюсь я к ней, стискивая зубы; у меня нет выбора, кроме как собрать больше информации. – Откуда тебе это известно?

– Ты ведь уже заметил, что у меня есть «Тень греха и возмездие», да?

– Ага.

– Я получила [приказ] заранее.

– И какой же именно?

– Мне было сказано приготовиться к нападению [раба]. И еще мне было сказано связаться с тобой.

В конечном итоге шокер все-таки предназначался против той девчонки. Видимо, Моги-сан воздержалась от его применения, потому что напавшая забрала ее мобильник, и Моги-сан догадалась, что она будет искать меня.

– Ты хотела связаться со мной, чтобы сообщить, что Дайя собирается стереть Марии память, правильно?

– Точно!

Ладно, это я понял. Понял, но…

– Но погоди-ка, с какой радости Дайе это делать? Почему он хочет, чтобы я узнал о его планах?

– Э?

При виде реакции Моги-сан все становится ясно.

Конечно. Разумеется, он не стал бы этого делать.

Этот [приказ] поступил – от другого [повелителя].

Но ведь, кроме Дайи, должен был существовать лишь один человек, обладающий властью [повелителя], – Ироха-сан. Сомневаюсь, что он доверил бы эту силу кому-либо еще. Да и сама Ироха-сан говорила, что она – единственный [повелитель], помимо Дайи.

– Но –

Но есть еще кое-кто, кому эту силу могла втайне передать сама Ироха-сан. Кое-кто, кому она доверяет, кто достаточно разумен, чтобы остановить ее, когда она окажется на грани собственного разрушения.

Имя этого кое-кого –

– Юри-сан.

На лице Моги-сан тотчас проступает изумление.

– …Что?

Я был вполне уверен, что угадал, но, судя по всему, это не так.

– Видимо… я ошибся?

– Ты не ошибся!

– Хм?

– Почему ты ко мне обращаешься по фамилии, а к Янаги-сан по имени?

– …

Чего?

– Так тебя это волнует?

– Еще как! – заявляет она, залившись краской.

Похоже, я ошибся насчет того, что ошибся.

– …Мм…

В конечном итоге, [приказ] Моги-сан получила действительно от Юри-сан. Она хотела сообщить мне, находящемуся вне «Кинотеатра», что происходит внутри, и воспользовалась для этого Моги-сан.

Стало быть, я был прав, что послал Юри-сан к Дайе.

Однако.

Это создает и проблему: Дайя может использовать Юри-сан, чтобы стереть память Марии обо мне.

– Хосии, что теперь? Все пошло кувырком. Похоже, прятаться, как я предлагал раньше, смысла уже нет, да?

Я киваю.

– Вряд ли мы сможем избежать угроз Дайи, если будем прятаться.

– Ага.

– И его [приказы], похоже, становятся все мощнее. Он ведь даже СМИ может использовать.

Харуаки молчит – возможно, вспоминает ту женщину, появившуюся в виде «человека-собаки» на телевидении.

– Его фанатики тоже опасны, хотя от той девчонки с алюминиевыми глазами мы отбились довольно легко. Я и не думал, что они верят в него настолько слепо! Боюсь, они даже без [приказа] могут на нас напасть, когда узнают, что Дайя может лишиться своей силы.

– Гх, что же нам тогда делать?

Есть лишь один выход.

– Я должен отправиться в «Кинотеатр гибели желаний».

Лично я, конечно, предпочел бы просто выждать.

Однако я войду в «Кинотеатр».

Это значит, что я собираюсь уничтожить его «Тень» своей «Пустой шкатулкой». Иными словами, я применю свою силу, позволяющую мне давить «шкатулки», на глазах у Марии.

Я не хочу показывать ей эту силу.

В смысле, возможно ли вообще будет уговорить ее расстаться со «шкатулкой», если она будет знать, что я с легкостью могу эту «шкатулку» раздавить? Это как попытка убедить кого-то угрозами; типа как сказать кому-то, держа нож в руке: «Порежь себя ножом, пожалуйста. О, но я, конечно, ничего тебе не сделаю!»

Я знаю, что Мария оставила меня навсегда, но если я сделаю такое, это еще ухудшит ситуацию.

Впрочем, выбора у меня нет.

Если я сяду на задницу и останусь здесь, в реальном мире, а там Мария потеряет память из-за Юри-сан, мое поражение будет полным и необратимым.

Я смотрю на собственные ладони.

Абсолютно нормальные ладони. Меньше, чем у Харуаки.

Но в них прячется надменная сила – давить чужие «желания».

– Этими самыми руками я одолею Дайю, – произношу я и сжимаю кулаки.

Харуаки, смотревший на меня все это время, слегка кивает.

– Ясно, ты идешь к Дайяну.

После этих слов он смотрит куда-то в пространство, размышляя – или колеблясь – о чем-то.

– У меня просьба, – заявляет наконец он, решительно глядя на меня. – Возьми с собой нас с Кири.

Он склоняет голову.

Нет, он заходит дальше. Он становится на колени и опускается передо мной лицом вниз.

– Ха-Харуаки…

– Пожалуйста! – выкрикивает он, прижимаясь лбом к земле. – Я хочу спасти Дайяна, а это если кто и может сделать, то только Кири. Их отношения сломаны, дальше некуда. Они пытают друг друга, я знаю. Но все равно… все равно я думаю, только она может его спасти, – он поднимает голову, на глазах у него влага. – Я хочу помочь им, чтобы они могли жить вместе! И даже если все кончится плохо, я хочу увидеть все до конца – любой ценой.

Он настроен очень серьезно, это очевидно.

Однако я не решаюсь дать ответ.

Я обдумываю, что, если возьму их с собой, могу оказаться в невыгодном положении. Все же моим первым приоритетом есть и останется Мария.

Моя бессердечность мне самому отвратительна, но все же – я «рыцарь» Марии.

– Хосино-кун…

В первое мгновение я подумал, что Моги-сан собирается укорять меня.

Но что-то не так – она вся побледнела.

– …Что случилось?

– Я только… только что получила сообщение от Янаги-сан, – отвечает Моги-сан. – Отонаси-сан стала [рабом].

К оглавлению

Сцена 4. Пирсинг в 15 лет (2)

Дата добавления: 2015-06-04