Система сознательной осведомленности и ее многообразные проявления

Главные недавние попытки разработать когнитивную психологию сознания как самостоятельной способности были предприняты когнитивным психологом Бернардом Баарсом, нейропсихологами Л. Вейскранцем и Дэниелом Шактером, а также, с точки зрения клинической неврологии, Норманом Гешвиндом и М. Месалемом.

В книге «Когнитивная теория сознания» Бернард Баарс определяет сознание как способность отбора, последовательной интеграции и волевого управления, необходимую для сложной нервной системы, которая должна интегрировать множественные и параллельные автоматизированные бессознательные процессы. Сознание отвечает за избирательность опыта, приспособление к новизне, «общесистемную» активацию или гласность. Оно представляет собой «глобальное рабочее пространство» для текущего синтеза. С точки зрения локализации в мозге, Баарс предполагает, что именно таламо-ретикулярная проекционная система, функционально проявляющаяся в «ориентировочной реакции», связанной с активацией структур ствола мозга, получает максимальный поток входящей информации от всех других областей мозга (см. главу 4). Только она обладает достаточно широким синтезирующим потенциалом, чтобы быть мозговым центром сознания. Активность коры как таковая не является сознательной. Скорее, о сознании свидетельствует волна активации длительностью 300 миллисекунд, которая составляет вызванный потенциал (ВП) коры и требует участия проекционной системы таламуса для возбуждения и ориентации коры. Ориентировочная реакция связана с ВП, который распространяется через всю кору, подкорку и автономную нервную систему. Но по мере привыкания и предполагаемой автоматизации он становится локализованным во все более специфических областях коры и, таким образом, все больше смещается к границам сознания. По мнению Баарса, ориентировочная реакция — это физиологическая сторона качественных, основанных на восприятии размерностей, составляющих опытную основу всего осознания. Возможно, в соответствии со своим акцентом на ориентировочной реакции и ВП как основные выражения системы сознательной осве-

Познавательная способность и сознание

69

домленности, Баарс не проводит фундаментального различия между непосредственным сознанием, основанным на восприятии, потенциальное присутствие которого можно предполагать у животных, и более специфическим человеческим самосоотносительным, символическим сознанием.² Именно на этой последней способности, в основном, сосредоточиваются Шактер, Веискранц и Гешвинд.

И Шактер (1988, 1989), и Гешвинд (1974, 1988) рассматривают ряд синдромов повреждения новой коры и подкорки, которые, по-видимому, можно наиболее экономно интерпретировать как связанные с отсоединением различных перцептуальных и символических способностей от системы самосоотносительного осознания, локализованной преимущественно в правом полушарии новой коры. Здесь может быть полезно проводить различие между синдромами «вертикального» разъединения, основанными на том или ином виде разобщения между функциями коры и подкорки, вроде «слепого зрения» и разновидности амнезии, связанной с двусторонним повреждением гиппокампа, и синдромами «горизонтального» разъединения, более специфически относящимися к новой коре, например, афазией или прозопагнозией (неспособностью распознавать лица). При всех этих синдромах пациент полностью осознаёт дефицит или утрату способности, хотя на поведенческом и физиологическом уровне нередко можно показать определенную степень несознательного сохранения скрытого функционирования вне осознания и контроля человека.

Например, в случае слепого зрения, связанного с повреждением первичной полосатой зрительной коры у людей или ее экспериментальным удалением у макак-резусов, испытуемые действительно ведут себя так, будто они слепы. Люди жалуются на полную неспособность видеть в пораженных областях зрительного поля. Тем не менее у них наблюдается фиксация движений глаз на движущихся объектах в «слепой» области. Будучи вынуждены угадывать геометрические характеристики предъявляемых стимулов, например, наличие горизонтальных или вертикальных полос, они Демонстрируют правильные ответы, которые улучшаются со временем — при этом все время заявляя, что они ничего не могут видеть. Макаки даже постепенно восстанавливают некоторую способность находить путь между окружающими препятствиями, хотя

Сознание в контексте

наше упорно самосоотносительное осознание отсутствия качественного восприятия может препятствовать такого рода «вере» у испытуемых-людей.

У людей двустороннее повреждение гиппокампа связано с субъективно опустошительной утратой эпизодической или личной памяти, так что испытуемый не помнит тест, который он проходил пять минут назад, или психолога, который его проводил (Tulving, 1983). Однако и здесь также можно продемонстрировать неявное функционирование. Испытуемые, утверждающие, что не имеют сознательной памяти о предыдущем тестировании, тем не менее демонстрируют способность лучше справляться с тестами при их многократном повторении. Сходным образом испытуемые, страдающие афазией или прозопагнозией в сфере восприятия и ясно осознающие свою способность понимать язык или распознавать лица, демонстрируют соответствующую кожно-гальваническую реакцию (КГР) на тестовые стимулы — что свидетельствует о скрытой, несознательной способности различения.

Шактер (1989) полагает, что попросту не слишком экономно делить каждую когнитивную функцию на сознательную и бессознательную формы. Более разумно считать все эти синдромы дефицита связанными с разъединением между многочисленными специфическими функциями и их доступом к единой, центральной системе осознания. На самом деле такие разъединения показывают правоту Баарса в отношении функциональной важности такой центральной системы осознания для синтеза перцептуальных и когнитивных способностей.

Действительно, существует неврологический синдром, который специфически влияет на такую способность к самоосознанию. При анозогнозии пациенты демонстрируют полное отсутствие осознания более частных лингвистических, перцептуальных, сенсорных и двигательных недостатков, о которых мы говорили выше. У пациентов с этой дополнительной потерей осознания наблюдается специфическое повреждение теменных областей правого полушария. Шактер упоминает о том, что Гешвинд (1965) называет эту область «ассоциативной зоной ассоциативных областей» — зоной схождения как областей новой коры, связанных с символической деятельностью более высокого уровня, так и подкорковых проекций. Поэтому ее можно было бы считать эквивалентом более пер-

Познавательная способность и сознание

71

цептуального «глобального рабочего пространства» Баарса на уровне символического познания. У нас есть не только свидетельства синдромов, связанных с отсоединением от самосоотносительного сознания — при аногнозии мы наблюдаем непосредственное повреждение такой системы осознания, локализованной в новой коре. Как предположил Джон Кихльстром, с этой системой может быть связано наше само-осознание (Kihlstrom & Tobias, 1990).

Гешвинд и Месалем (Geshwind, 1982; Mesulam & Geshwind, 1978; Mesulam, 1985) подтверждают эту неврологическую локализацию самосознания как отдельной функциональной системы. Они указывают, что самый распространенный клинический неврологический синдром — единственный синдром, который в то или иное время был у всех нормальных людей — это бред или помраченное состояние. Бред чаще всего бывает следствием диффузной травмы правых теменных или правых лобных областей — первая приводит к более непосредственным галлюцинаторным и помраченным состояниям, последняя — к затруднениям в избирательном внимании. Иными словами, при таких синдромах главным симптомом бывает нарушение сознания. По мнению Гешвинда (1982), в то время как левое полушарие является доминантным для языка, правое доминантно для внимания и реакции на новизну — короче говоря, сознания. Распространенность синдромов бреда и их проявление в рамках обычной сонливости или интоксикации свидетельствуют в пользу идеи системы сознательной осведомленности как места максимального синтеза.когнитивной деятельности и, в соответствии с этим, функции, которая легче всего нарушается.

В число «отрицательных» симптомов, или симптомов недостаточности, в помраченных состояниях входят утрата ориентации в пространстве и времени, утрата интереса, отсутствие осознания какой-либо недостаточности и, нередко, ретроспективная потеря памяти об эпизоде. К более «положительным» симптомам «рас-тормаживания» (Hughlings-Jackson, 1958) относятся остроумные или игривые словесные ассоциации и навязчивые галлюцинаторные образы (Lipowski, 1967, 1990). Те же характеристики типичны и для обычного БДГ-сна со сновидениями (сна с быстрыми движениями глаз) — потеря ориентации, дефицит памяти, отсутствие осознания человеком того, что в действительности он спит и видит ^с°н, и навязчивые восприятия и мысли, которые неуместны в непо-

72

Сознание в контексте

средственной ситуации сновидения (Hunt, 1982, 1989а). Айтил (Itil, 1970) обратил внимание на сходство электроэнцефалографической (ЭЭГ) картины клинического помраченного состояния и обычного человеческого БДГ-сна. Для них обоих характерна смесь накладывающихся друг на друга бета-, тета- и дельта ритмов, которые в среднем отражают небольшое снижение активации по сравнению с нормальным бодрствованием.

Если бред лучше всего рассматривать, в первую очередь, как чистое нарушение сознания, то его противоположностью может быть не столько неполное самосоотносительное осознание повседневной жизни, которое само так часто бывает спутанным и затуманенным, сколько повышенная ясность и ощущение присутствия, связанные с длительной медитативной практикой и спонтанными пиковыми переживаниями. Действительно, медитацию обычно понимают как средство для более высокого развития сознания. Интересно, что осознанное сновидение — знание в ходе сновидения, что вы спите и видите сон — с феноменологической и физиологической точки зрения расценивается как спонтанное медитативное состояние (Hunt, 1982, 1989а; Gackenbach & Bosveld, 1989). Такие сновидения, судя по всему, связаны со специфической активацией теменных областей — особенно в правом полушарии (Holtzin-ger, 1990). Необычно когерентные альфа- и тета-ритмы, регистрирующиеся во всех корковых отведениях при глубокой медитации (Alexander et al., 1990), также, по-видимому, свидетельствуют о максимальном синтезе функционирования всех областей коры. Большее равновесие между правым и левым полушариями должно позволять обычно подчиненному правому полушарию — связанному с ощущаемым смыслом и само-осведомленностью — оказывать большее влияние на более вербальный ум левого полушария (Hunt, 1989a).

Медитация основана на преднамеренной приостановке нашей более практически ориентированной познавательной деятельности, в особенности, вербально организованного мышления. Такое подавление функций, связанных с преобладанием левого полушария, должно давать потенциальной синтезирующей способности самоосознания больше времени для проявления себя в максимально возможной степени. Результатом, судя по всему, становятся те самые чувства присутствия, ясности и «бытийствования», которым

Познавательная способность и сознание

придавал центральное значение Хайдеггер (глава 11). В конце концов, если мы хотим придерживаться той идеи, что сознательная осведомленность сама по себе является «системой», и что эта система может избирательно нарушаться, то мы обязаны быть готовы учитывать и возможность того, что ее можно избирательно усиливать и развивать.

Заметьте, однако, что помимо работы Гешвинда и наших экстраполяции его клинической феноменологии помраченного сознания на сновидение, осознанные сновидения и медитацию, недавним попыткам сформулировать причинно эффективную систему сознательной осведомленности в рамках когнитивной науки недостает именно феноменологии. В большинстве таких подходов сознание считается «ответственным» за волю и активный синтез, так что мы снова возвращаемся к выводам Мейера, Лэшли и Хэмфри — которые не оставили от сознания ничего, подлежащего исследованию, помимо его внешних поведенческих и функциональных выражений. Сознание снова оказывается причинным «нечто», но оно по-прежнему неосязаемо и неопределимо. Именно здесь нам помогут исследования и феноменология спонтанных преобразований сознания. Они дают, пожалуй, единственный доступный микроскоп для наблюдения процессов, которые составляют нашу обычную и потому невидимую систему сознательной осведомленности. Они указывают направления, по которым такого рода система может претерпевать как свои собственные патологии, так и собственное развитие.

/

Когнитивное бессознательное: отдельная система или прото-сознание?

Данные Шактера и Марселя показывают, что восприятие, семантическое распознавание и вербальное мышление могут оставаться «неявными» или «бессознательными» и способны к выражению независимо от какой-либо системы сознательной осведомленности. Повторное открытие такого «когнитивного бессознательного» также составляет часть второй революции в современной когнитивной науке, которая может поспорить с обновленным интересом к сознанию. Любая психология первого лица снова ока-

74

Сознание в контексте

зывается в полном смысле слова остаточной, если ее нельзя охарактеризовать отдельно от функций, которые могут быть и бессознательными. Может показаться, что «когнитивное бессознательное» как арена развертывания процессов символического познания оставляет для системы сознательной осведомленности только по-прежнему «неосязаемый» акт управления и выбора (Bowers, 1987; Kihlstrom, 1987). Если мы заключаем, что наши наиболее сложные способности по самой своей сути бессознательны, то мы не слишком далеко ушли от функционалистско-бихевиористской традиции североамериканской экспериментальной психологии. Тогда у ее наследника, движения искусственного интеллекта, были бы все основания для окончательного «моделирования» всех функционально важных аспектов ума.

С другой стороны, философ Джон Сирль (Searle, 1990, 1992) доказывал, что все когнитивные процессы, которые могут считаться интенциональными (то есть, психологическими, а не чисто фи-зиолого-химическими), в принципе, должны быть способными к сознанию. С этой точки зрения, подлинно и от природы бессознательными следует считать только физиолого-химические свойства самих нейронных сетей. Строго говоря, это предполагает точный критерий для проведения границы между феноменологией и нейроном: все, что не может тем или иным образом отражаться в осознании, должно считаться непсихологическим. Исходя из этого, любое подлинно когнитивное бессознательное следует понимать не как какую-то отдельную сферу или систему, а как процессы, находящиеся на пути к сознанию и при определенных условиях способные к какому-то виду отражения в текущем осознании. Бессознательные когнитивные процессы, по своей идее столь похожие на предсознательную систему у Фрейда, лучше всего считать частью внутренне присущей тенденции к «становлению сознательными». Они были бы аспектами прото-сознания, развертывающегося в явное осознание. Мы увидим, как некоторые из самых поразительных экспериментальных свидетельств в пользу когнитивного бессознательного, на самом деле в наибольшей степени согласуются с идеей примата сознания как организующего принципа ума. Тогда «бессознательное» становится чрезвычайно функционально важным следствием автоматизации процессов, которые первоначально отражались в осознании.

Познавательная способность и сознание

75

Возьмем исследования так называемого подпорогового или неявного восприятия, которые столь тщательно рассмотрел в своем обзоре Норман Ф. Диксон (Dixon, 1981). Марсель (1983b) показывал слова с помощью тахистоскопа и сразу же маскировал их последующим конкурирующим стимулом, чтобы исключить всякое сознательное распознавание. Он обнаружил, что лежащие в основе семантического распознавания когнитивные процессы, которые не достигали поля сознания, оказывались организованными по-другому, если допускалось завершенное осознание стимула. Обычно, если испытуемым на надпороговом уровне предъявляется слово «дерево», а за ним следует многозначное слово palm (англ. «пальма» и «ладонь»), то из-за создаваемого тем самым семантического ряда распознание предъявляемого вскоре после этого слова «запястье» будет более медленным, чем в норме. В то же время распознание слова «запястье» будет быстрее, если первым предъявляется не «дерево», а «рука». Однако, когда Марсель маскировал слово palm в первой последовательности, так что оно было значительно ниже порога восприятия, то распознание слова «запястье» ускорялось в равной степени независимо от того, предъявлялось ли первым слово «рука» или «дерево». Иными словами, бессознательно обрабатываемые семантические ассоциации развертываются во все родственные категории одновременно, тогда как фокальное осознание последовательно контролируется установкой и контекстом. Физиологическим отражением этой широко распространяющейся семантической активации, возможно, является тот факт, что под-пороговое предъявление слов 'с высокоэмоциональным содержанием, по контрасту с неэмоциональными словами, вызывает заметную кожно-гальваническую реакцию, которая отсутствует, если эмоциональные слова предъявляются достаточно долго для фокального осознания (Masling et al., 1991).

Диксон интерпретирует такие данные нейрофизиологически с точки зрения двух кортикальных проекционных систем — ультрабыстрой, основанной на афферентных проводящих путях, ведущих прямо к коре, и отражающейся в обычно бессознательной первой (100 мс) фазе вызванного потенциала коры, и более медленной ре-тикулярно-таламической проекционной системы. Последняя связана со второй (200 мс) волной ВПК, которая исчезает в бессознательном состоянии, вызываемом анестезией. Однако эти фазы, по-

76

Сознание в контексте

видимому, неразрывно связаны друг с другом как стадии одного измерения «становления сознательным». Хабер и Хершензон (Haber & Hershenson, 1965) обнаружили, что многократное тахи-стоскопическое предъявление слов и букв на уровне экспозиции заведомо ниже порога осознания и, даже со значительными временными промежутками между отдельными предъявлениями, в конечном счете, приводило к полному и ясному осознанию стимула. Простое повторение бессознательной переработки в конце концов проявляется как фокальное осознание. По существу, широкий синтез и семантическая активация подпорогового символического распознавания, обнаруженные Марселем и Маслингом, подразумевают, что когнитивное бессознательное характеризуется в точности теми синтезом и «всесистемным вещанием», которые Баарс приписывает сознанию. Тогда они различаются только относительной широтой синтезируемого материала. Судя по всему, «когнитивное бессознательное» можно понимать только как систему, которая по своей природе движется к становлению сознательной, если только ей прямо не препятствуют. Вместо того чтобы полагать, что когнитивное бессознательное по своей природе многозначно, по контрасту с избирательным последовательным порядком системы сознательной осведомленности, мы должны напомнить себе, что, например, поэзия основана на том же межкатегорном резонансе, который Марсель изучал на подпороговых уровнях. Однако в поэзии многозначность выступает как нечто непосредственно ощущаемое и эстетически оцениваемое в качестве формы сознания.

Сходный вывод возникает из экспериментальных исследований и клинических наблюдений неявного осознания во время хирургической анестезии. В нескольких экспериментальных исследованиях показано частичное распознание после операции слов, которые пациенту читали во время наркоза (по сравнению с контрольными перечнями), а также более высокие показатели тестов на неопределенные факты, сообщавшиеся пациенту в бессознательном состоянии, большие свободно-ассоциативные реакции после операции на слова, предъявлявшиеся во время операции, выполнение после операции внушенных необычных движений рук и значительно более быстрое выздоровление пациентов, которым во время операции давали положительные внушения (Kihlstrom & Schacter, 1990; Kihlstrom et al., 1990). Такие демонстрации «неявно-

Познавательная способность и сознание

го» восприятия во время хирургических операций, вероятно, относятся к той же категории, что и иногда случающиеся проявления спонтанного самосоотносительного осознания под наркозом, которые обычно не сопровождаются какими-либо внешними поведенческими выражениями. Иногда такое осознание может принимать форму сноподобных бредовых образов и невыносимой боли; порой оно включает в себя осведомленность об огорчительных замечаниях, которые делают хирурги (Utting, 1990). Ретроспективное вспоминание состояний сознания во время наркотической комы связано с большей тревогой и кошмарами в период выздоровления (Bonke, 1990). К числу факторов, ведущих к этим состояниям, относятся менее глубокий уровень наркоза (36% случаев в исследовании Coglio et al., 1990), более высокие уровни тревоги перед операцией (44%) и, возможно, специальная подготовка в самонаблюдении — как показывает удивительный случай Эдмунда Якобсона (1911), основного сотрудника Тиченера в экспериментах по интроспекции. В ситуации брезжившего субъективного осознания своей хирургической ситуации и связанной с ней боли Якобсон пережил прозрение и сказал — как позднее подтвердили врачи — «Я сделал открытие. Вторичное сознание...», что в его мыслях заканчивалось как «является первичным сознанием». Этим он имел в виду, что на самом деле сознание продолжается в периоды, которые мы позднее не помним, и не отделяется в качестве вторичной сферы или системы.

Отсюда, по-видимому, следует, что видимая физическая потеря сознания, при отсутствии какого бы то ни было поведенческого реагирования, иногда может сопровождаться как неявным, так и явным осознанием — что согласуется с идеей единого континуума становления сознательным. Учитывая случаи Якобсона и многих Других, представляется весьма вероятным, что этот феномен опосредуется способностью самоосознания правых теменных областей схождения, о которых говорили Гешвинд (1982) и Шактер (1989). Не исключено, что невозможно проводить какое-либо четкое или абсолютное различие между неявным или бессознательным восприятием и более или менее непрерывным «потоком» фонового прото-сознания. Последнее было бы похожим на бредовые синдромы с ретроактивной амнезией, но также способным к достижению более завершенной самосоотносительной формы. Это хорошо

78 Сознание в контексте

согласуется с утверждениями некоторых испытуемых в «подпоро-говых» тахистоскопических исследованиях о том, что они сразу осознавали конкретное содержание стимула, вспыхивающего на экране, которое столь же быстро забывалось, оставляя в лучшем случае начала ощущаемого смысла, не поддающегося никакому дальнейшему уточнению — нечто вроде знания о том, что ты видел сон, но не имеешь представления о нем.

Последней демонстрацией неразделимости между бессознательной когнитивной деятельностью и процессом становления сознательным может служить другая интерпретация широко цитируемых утверждений Бенджамина Либета (Libet, 1985), касающихся бессознательных основ произвольного поведения. Либет определял на электроэнцефалограмме «потенциал готовности», который опережал произвольные движения пальцев примерно на 550 миллисекунд. Однако когда испытуемых просили указать субъективное время принятия решения согнуть палец, делая отметку по часам, они помещали свои сознательные решения лишь на 200 мс раньше действительного движения. Из этого Либет делал вывод, что бессознательный процесс почти на 400 мс опережает произвольное поведение! В модели Либета функция фокального сознания ограничивалась только конечным правом вето по отношению к последним миллисекундам процесса принятия решения, который инициировался волей на бессознательном уровне. Еще более поразительной иллюстрацией этого же феномена служит более раннее исследование невролога Грея Уолтера (см. Dennett, 1991), в котором испытуемых просили по собственной воле сменять слайд в автоматическом проекторе, нажимая на кнопку переключения, в то время как потенциал готовности, соответствующий отметке 500 мс передавался непосредственно на проектор и на самом деле заставлял его переключаться. Испытуемые крайне удивлялись, когда проектор как будто предвосхищал их решения, переключаясь как раз перед тем, как они сознательно решали нажать на кнопку.

Однако пытаясь превратить даже волю *— столь же крайне неуловимую, как может быть ее осознание — в бессознательный процесс, Либет упустил из виду сходство своей экспериментальной процедуры с подробно изучавшимися различиями между двигательной и сенсорной установками в ранних исследованиях времени реакции (Woodworm & Schlosberg, 1954). Готовясь к предстоящему

Дата добавления: 2015-06-04