УДИВЛЕНИЕ 1 страница

ТОСКА

СТРАХ

Цель данной работы заключается в выявлении и сопоставлении лексико-фразеологических средств, номинирующих и описывающих страх и различные его проявления, на материале английского и русского языков с последующим выделением общих и культуроспецифических характеристик этого концепта.

Мы рассматриваем эмоциональный концепт (далее – ЭК) «страх» как многоаспектное явление, имеющее отношение к психологии, к социологии и к лингвистике.

Определяя место страха в системе человеческих эмоций, мы придерживаемся понимания эмоции как психического процесса, отражающего отношение человека к самому себе и окружающему миру, характеризующегося мимическими, психосоматическими, поведенческими изменениями и находящего отражение в языке.

Эмоция страха не всегда играет отрицательную роль в жизни человека. Среди функций, выполняемых страхом, в первую очередь, выделяют адаптивную или социальную (Изард 2000). Суть данной функции заключается в том, что страх мобилизует силы человека для активной деятельности, помогает предупреждать возможные ошибки и уменьшает риск стать жертвой обстоятельств, защищает, поскольку является очень сильной мотивацией для поиска безопасной среды обитания, позволяет человеку моделировать свое будущее поведение.

В зависимости от каузатора возникновения страха различают внешний и внутренний страхи, по соответствию норме – нормальные и патологические. При классификации страха по критерию продолжительности различают страх как кратковременное состояние, именуемое испугом, и как устойчивую черту характера, которая известна как боязнь или трусость.

По критерию интенсивности человеческий страх может варьироваться от испуга (самая слабая степень страха) до паники и ужаса (сильнейшая степень эмоции, сопровождающаяся отвращением).

Страх может использоваться как средство манипуляции человеком, а также испытываться непосредственно в ситуации опасности или быть отложенным во времени, т.к. вытесняется или подавляется другой, более сильной эмоцией (например, гневом, яростью).

Анализ связей страха с другими эмоциями и чувствами в психологических исследованиях показал, что они основаны на конфликтной знаковости эмоций и обнаруживают связь страха с агрессией, болевыми ощущениями, интересом, храбростью, ревностью, трусостью.

Исследование специфики вербализации связей страха с другими эмоциями выявило дополнительные содержательные аспекты исследуемого концепта и сделало возможным более детально представить его внутреннюю смысловую структуру.

Анализ 196 примеров вербализации связи страха с другими чувствами (95 английских и 101 русских) подтвердил результаты психологических исследований (Изард 2000, Литвак 1993, Щербатых 2001 и др.) о том, что страх сопровождается как отрицательными (ненависть, агрессия, боль), так и положительными (любовь, интерес, удивление) эмоциями. Большинство из выявленных связей оказываются релевантными для обеих лингвокультур (11 из 13) и, соответственно, могут рассматриваться в качестве доказательства общности эмоционального концепта «страх»/«fear»в английской и русской лингвокультурах. Наиболее частотными для обоих сопоставляемых языков оказываются связи страха с эмоциями «триады враждебности», удивления, чувством боли и именем концепта «храбрость».

Примеры нашей выборки не подтвердили некоторые связи эмоции страха (страх - ревность), заявленные психологами, вместо этого в языках сопоставляемых лингвокультур обнаружены примеры, отражающие связи страха с другими эмоциями и чувствами: растерянностью, уважением, ненавистью, тоской, беспомощностью, стыдом, отвращением, удивлением.

Связь страха со стыдом, уважением является релевантной для обеих лингвокультур, что позволяет говорить о большей значимости социального типа страха, по сравнению с биологическим.

Связь страха с отвращением находит не только языковое отражение, но и зафиксирована в словарных дефинициях слов «ужас»/«horror» в качестве семантического признака: «что-то отталкивающее, вызывающее отвращение», «something that causes disgust».

Высокой частотностью проявления отличается связь страха с изумлением, удивлением. Связь обозначенных эмоциональных концептов обусловлена наличием такого семантического признака в лексеме «удивление», как «странность», «необычность», «непонятность» (Дорофеева 2002). Из психологических исследований, а также по результатам проведенного нами дефиниционного анализа лексемы «страх» следует, что изучаемая эмоция возникает не только при наличии реальной опасности, но и чего-либо неизвесного, необъяснимого и странного: «На его костистом некрасивом лице было разлито огромное испуганное удивление…» (Вайнеры), «It gave you quite a curious sensation, chilling but awe-inspiring» (Maugham).

Обращение к философскому аспекту исследуемого феномена объясняется тем, что позволяет исследовать сущность страха не как эмоции, а как некоего абстрактного явления, играющего важную роль в жизни человека, оказывая на нее определенное влияние. Страх стал одним из базовых понятий философии экзистенциализма. С. Кьеркегор (Кьеркегор 1992) различал обычный «эмпирический страх-боязнь» (Furcht), вызываемый конкретным предметом или обстоятельством, и, неопределенный, безотчетный «страх-тоску» (Angst) -неизвестный животным, метафизический страх, предметом которого является «ничто» и который обусловлен знанием человека о своей смертности. Эту точку зрения поддерживали и развивали другие экзистенциалисты: М. Хайдеггер, А.Камю, Ж-П.Сартр, К.Уилсон.

Несмотря на ощутимое влияние социальных норм проявления эмоции страха на поведение человека, возникают ситуации, в которых инстинкт самосохранения берет верх над разумом: «Самое главное, самое страшное начиналось утром, когда отпиралась дверь барака… Братья топтали друг друга, рвали один на другом одежды, выцарапывали глаза, ломали руки, ноги, рыдали от счастья, когда выбивались на улицу не последними» (Астафьев).

Исследование лексических средств объективации концепта обусловлено, во-первых, нашим пониманием концепта как некой ментальной единицы, опредмеченной лексическими единицами: словными и сверхсловными номинациями (фразеологическими единицами, пословицами и поговорками), метафорическими высказываниями; во-вторых, лексический состав более очевидно отражает фрагменты экстралингвистической действительности, поскольку именно слово имеет первостепенную важность в порождении, восприятии, хранении и передачи информации (Кубрякова 1997); в-третьих, методические процедуры исследования лексики языка (методы компонентного, дефиниционного, дистрибутивного анализов) являются хорошо отработанными и используются большим количеством исследователей (Вильмс 1997, Дорофеева 2002, Димитрова 2001, Красавский 2001, Панченко 1999, Покровская 1998, Шаховский 1983, 1988, 2001 и др.).

Наш подход к исследованию ЭК базируется на тезисе о том, что по признаку наличия/отсутствия эмотивности различают единицы выражающие, называющие и описывающие (Шаховский 1988); по способу номинации концепта – на первичные и вторичные (ЛЭС 2002).

В связи с этим все языковые единицы, объективирующие страх, мы условно разделяем на:

1. Номинативные (называющие) единицы:

а) первичные единицы. Сюда входят номинанты концепта (члены синонимического ряда), например, испуг, бояться, fright, to scare smb., etc.;

б) вторичные единицы. К ним мы относим единицы метафорического осмысления данного концепта, например, волна ужаса, микроб страха.

2. Единицы дескрипции. К группе описывающих единиц относятся устойчивые сравнения (to run like a deer, бежать как заяц), фразеологизмы, описывающие переживание страха или поведение в ситуации его переживания (схватило живот от страха, поджать хвост), лексико-семантические средства, которые репрезентируют ЭК «страх» через имена смежных/пограничных концептов (храбрость, трусость), а также через описание поведения человека в ситуации переживания страха. Единицы, включенные в эту группу, являются предложениями или словосочетаниями по структуре: «Поэтому он все время шутил, старался вставить в разговор какие-то анекдотики, сам же первый им громко и нервно смеялся» (Вайнеры). В приведенном примере описывается поведение человека в ситуации опасности, когда для сокрытия напряжения и страха используются различные отвлекающие средства (громкий смех, шутки), цель которых успокоить себя, придать себе уверенности, т.е. имеет место имплицитное описание страха.

На первом этапе нашего сопоставительного исследования мы обратились к средствам номинации концепта, которые представлены единицами первичной номинации: именем концепта и его синонимами.

Цель данной части нашего исследования заключалась в выявлении общих (инвариантных) семантических признаков концепта на основе дефиниционного и компонентного анализов значений лексем, которые входят в синонимический ряд слов страх/fear; в выделении специфических (варьирующихся) семантических признаков, позволяющих разграничить лексемы, номинирующие ЭК «страх»/«fear»; моделировании шкалы лексической градации переживания эмоции страха.

В результате сопоставления конкретизирующих признаков, составляющих содержательные минимумы понятий страх/fear в 17 англоязычных и 12 русских словарных изданиях, обнаружены следующие различия в семантическом представлении страха для носителей сопоставляемых языков: существенным признаком для носителей английского языка является «боль», а также признак «ожидание боли», в русских словарях описываемый признак не зафиксирован; для русского национального сознания релевантным является признак «душевное смятение», тогда как в английском языке этот признак не выделяется. Существенным признаком чувства, называемого страх/fear,является его причина – «ожидание опасности, бедствия» (в 6 из 12 русских источников и в 13 из 17 английских). Однако характер опасности может быть различным: в английских дефинициях выделяется возможная, близкая опасность или просто её ожидание (13 из 17 источников), для русского национального сознания – реальная или воображаемая опасность (6 из 12 словарей).

Для представителей обеих культур значимым в переживании чувства с именем страх/fear оказалось ожидание конкретной опасности. В случае, когда причина страха расплывчата – говорят о страхах/fears и это имеет большее отношение к психологии.

В обоих языках в значении каждой лексемы зафиксированы следующие семантические признаки: «эмоциональное состояние/чувство», «реакция на опасность», «негативное/отрицательное», которые являются общими (инвариантными) для английского и русского языков и обеспечивают успешность межкультурной коммуникации. В понятийное ядро страха/fear входят семантические признаки, коррелирующие с признаками страха, как психологического феномена, выделенные нами на базе психологических, социальных и философских исследований.

В результате проведенного компонентного анализа номинантов ЭК «страх»/«fear» на материале лексикографических дефиниций обнаружены количественные и качественные несоответствия. Синонимический ряд, представляющий ЭК «fear» в английском языке, содержит большее число лексем по сравнению с русским языком. В русском языке список лексем, составляющих синонимический ряд слова страх, ограничивается существительными: боязнь, жуть, испуг, кошмар, паника, страх, ужас. В английском языке синонимический ряд имени концепта состоит из 11 лексем: awe, alarm, consternation, dismay, dread, fear, fright, horror, panic, terror, trepidation. Такое количественное преобладание единиц, номинирующих страх в английской лингвокультуре, может свидетельствовать о более детальном членении внеязыкового континуума, где отдельные психологические характеристики эмоции страха получают в языке специальное имя.

Качественные расхождения заключаются в полном отсутствии возможных межъязыковых эквивалентов или представляют собой совпадения по одному или нескольким семантическим признакам.

В значении синонимов страха/fear актуализируются семантические признаки («интенсивность», «причинность», «продолжительность переживания»), которые являются основанием для проведения градации лексических средств называния исследуемого концепта. Совпадение семантических признаков, по которым возможно шкалирование, объясняется их корреляцией с характеристиками страха как психологического феномена.

Частичное совпадение по одному семантическому признаку наблюдается в следующих случаях. Например, по признаку «интенсивность переживания» страха получаем следующую пару контекстуальных эквивалентов: ужас, кошмар – horror. Для русского языка, дополнительно к интенсивности, релевантными являются такие семантические признаки, как «оцепенение, подавленность», что в английском языке никак не отмечено, зато актуализируется признак «отвращение». Семантический признак «оцепенение», как последствие действия страха, зафиксирован в значении лексем ужас, horror, consternation. В значении слов боязнь, horror, dread, fear реализуется признак «продолжительность»: the horror of dogs; the fear of the dark; cats have a great dread of water, боязнь темноты.

Специфическими номинантами ЭК «страх» в английском языке являются слова awe, trepidation - не имеющие аналогов в русском языке. Лексема awe обозначает чувство непродолжительное по времени, не имеющее указания на интенсивность переживания и в качестве причины рассматривающее не традиционную опасность реальную или воображаемую, а нечто неординарное, величественное и именно из-за необычности вызывающее чувство, описываемое словом awe. В английском языке слово awe имеет ярко выраженную, положительную оценочность. Это единственное слово, описывающее страх с положительной точки зрения: «She was regarded by all that dwelt there with love certainly and admiration, but also with awe and not a little dread» (Maugham). Английскому awe приблизительно будет соответствовать русское словосочетание благоговейный ужас/трепет.

Лексема trepidation, где основным выделяемым семантическим признаком является «дрожание конечностей», может быть переведено русским словом трепет. Но в русскоязычном варианте не учитывается такой признак как «неуверенность в себе, робость».

Семантический признак «большое количество», выступающий в качестве причины возникновения чувства страха, именуемого жуть в русском языке, не реализуется ни в одном значении англоязычных номинантов концепта.

Максимальное совпадение семантических признаков английских и русских номинантов ЭК «страх»/«fear» наблюдается всего в 2 парах лексем: паника – panic, испуг - fright. В первом случае наблюдается эквивалентность по основным характеристикам паники: «безотчетность», «неуправляемость», этими словами обозначают чувство, охватывающее «большое количество людей», при переживании этого состояния в полной мере актуализируется «заражаемость» страхом и т.д.: «Волна паники захлестнула ее. Дыхание ее сбилось, зрачки расширились и бешено вращались. Она то открывала, то закрывала рот, как рыба, выброшенная волной на берег» (Столесен); «…he was seized with panic, so that when the stranger was due to arrive, having arranged everything for his reception, he wrote a note telling him he was obliged to go up-river» (Maugham).

В значениях лексем испуг и fright в равной степени актуализируются семантические признаки «неожиданность возникновения», «непродолжительность», «реакция на реальную, пережитую опасность», «неинтенсивное чувство», «внешнее проявление», «трудноконтролируемое»: «…сказал я, и мгновенный испуг окатил меня холодной волной, когда я представил себе Позднякова мертвым» (Вайнеры), «…his direct gaze gave her such a fright that she smothered a cry» (Maugham).

В сопоставляемых языках лексемы жуть, кошмар, страх, ужас, fright, terror, horror могут обозначать объект внушения страха: to look a real fright, here comes this terror; она настоящий ужас, страхотище, а не человек.

Дефиниционный анализ основных номинантов концепта «страх» дополнен в нашей работе анализом их деривационного потенциала.

В числе характеристик общих для сопоставляемых языков установлена возможность разделения глаголов и прилагательных-номинантов страха/fear на лексемы, номинирующие переживание страха (бояться, боязливый, to be afraid/scared, awe-struck, dismayed), и лексемы, объективирующие страх как средство воздействия на человека (напугать, застращать, ужасный, frighten smb., awe-inspiring, fearsome), с заметным количественным преобладанием в английском языке (14 из 19 прилагательных описывают наведение страха, а в русском – 7 из 18 единиц). С помощью постпозитивных элементов от первичных глаголов образуются дериваты с дополнительно приобретенными лексическими значениями. Глаголы to frighten away/into, to scare away/off включают в свое значение сему«манипуляция», поскольку теперь их значения трактуются как: «you make others do something that they don’t want to do by making them afraid not to do it» (CEED).

Для обозначения действия также используются различные первичные глаголы, не имеющие значения «бояться, запугивать» + существительное из синонимического ряда страха: to give smb. a fright, to put fear into smb. Значения глаголов, являющихся ядерными в данных сочетаниях (to give, to put), также содержат сему направленности действия на другого человека, переадресации отрицательного импульса, что является дополнительным свидетельством возможности использования страха в качестве средства манипуляции.

В английском и русском языке присутствуют единицы, в значении которых зафиксирован семантический признак «испытывать страх за другого»: бояться за детей, to fear for the children.

Среди лексических единиц, номинирующих страх в сопоставляемых языках, мало существительных, обозначающих деятеля/продуцента страха. Этот факт позволяет говорить о том, что при вербализации страха особую значимость приобретают процессы номинирования и дескрипции состояния получателя (адресата), а не отправителя (адресанта) исследуемой эмоции: испугаться, ужаснуться, to be afraid, to get scared. Подобная специфика языкового воплощения ЭК «страх» связана с его психологическими характеристиками: исследуемая эмоция может выступать в роли средства управления поступками человека, ее можно переадресовывать, направлять на другого, с целью подчинить человека, продемонстрировать свою власть над ним. Сам по себе человек не может продуцировать страх, в том смысле, как он может порождать, например, ложь.

В процессе выделения семантических признаков страха / fear на основе анализа значений из лексикографических источников было обнаружено, что самым частотным в сопоставляемых языках является семантический признак «отвращение», «неприглядный вид», что отражается в языках соответствующими единицами (9 из 19 английских, 7 из 18 русских прилагательных): страховидный, страхолюдный, awful, horrid, terrible, fearsome etc.

Существенными для английского языкового сознания выступает такой признак ЭК «fear» как «шок», что зафиксировано в значениях прилагательных horrific, horrendous (данный признак не представлен в значении имен концепта). При осмыслении ЭК «страх» русским языковым сознанием актуализируется сема: «легко поддающийся страху» (7 из 18 прилагательных): робкий, боязливый.

В сознании представителя русской культуры переживание страха сопровождается более тяжелыми, мрачными переживаниями по сравнению с восприятием данного концепта английским языковым сознанием.

В речи и в произведениях художественной литературы, наречия и прилагательные часто употребляются в составе междометных и вводно-парентетических конструкций, где выражают значение «emphasizing the degree or the extent of something» (CEED) и приобретают эмотивную функцию: Awful!, Terribly interesting, Ужасно интересно!, Страшно жарко!.

В результате анализа 500 примеров контекстуального употребления номинантов исследуемого концепта в сопоставляемых языках (234 английских и 266 русских единиц), установлено, что для объективации ЭК «страх» в английском и русском языках наиболее продуктивны следующие модели малого синтаксиса: глагольно-субъектные и атрибутивные.

В глагольных конструкциях слово-номинант страх (и его синонимы) может выступать и в качестве зависимого, обозначая объект, (внушать страх, лишиться чувств от ужаса, to begin to fear, to freeze with fear), и в качестве главного слова, обозначая субъект действия, (страх проникает, поселился, the terror catches one’s breath, the fear doesn’t leave) в свободном словосочетании.

Сочетание прилагательного и наречия больше свойственно английскому языку (37 примеров), и в ходе анализа их контекстуального употребления была замечена следующая особенность: несмотря на то, что наречия, выражающие/называющие страх, содержат в своем значении отрицательный коннотативный аспект («отвратительный», «неприятный», «вызывающий беспокойство» и т.д.), они могут сочетаться с прилагательными с различным оценочным знаком: horribly painful, terribly attractive, frightfully handsome.

В результате проведенного анализа сочетаемости номинантов ЭК «страх» на материале англо- и русскоязычной художественной литературы выявлены наиболее часто эксплицирующиеся семантические признаки исследуемого ЭК, среди которых релевантными для сопоставляемых языков является: 1) «продолжительность» переживания страха – актуализируется либо его кратковременность (внезапный испуг, a sudden fright), либо продолжительный характер (вечный страх, long-life fear); 2) «неожиданность», «внезапность» возникновения страха: вбить в испуг, to give smb. a sudden fright. Однако оба языка указывают на возможные исключения, из которых становится ясно, что иногда страх можно ослабить, притушить, заглушить, to fight down.

В обоих языках страх воспринимается как деятель: страх связывает руки, прожигает насквозь, catches one’s breath, blots out memory;описывается через актуализацию физиологических проявлений эмоции: побледнеть, посинеть от страха, хрипеть от ужаса, to go white with fear, to tremble, to shake with fear.

Обеими культурами страх рассматривается в виде некой субстанции, заполняющей субъекта: страх наполнил его до краев, to be filled with wild fear.

Русским языковым сознанием отмечаются такие аспекты исследуемого концепта, как расплывчатость страха, его ненормальный (патологический) характер, что актуализируется в семантическом признаке «искренность»: неподдельный, форменный ужас.

Анализ контекстуального употребления номинативных единиц ЭК «fear» позволил выявить такой его признак, как социальную зависимость, что не было отмечено лексикографическими источниками: the fear of public scandal, the dread of looking foolish. Данный семантический признак актуализируется в обоих языках, но приоритетным (в количественном отношении) является для английской лингвокультуры.

Следующим этапом нашего сопоставительного исследования явился анализ лексических средств вторичной номинации, обращение к которым объясняется тем фактом, что в их основе лежит какое-либо сравнение, определенное формальное или функциональное сходство между различными фрагментами действительности, в этом случае исследование и выявление ассоциаций, положенных в основу «переименования», позволяет раскрыть новые грани исследуемого концепта.

В основе концептуальной метафоры лежит некий обобщенный образ или представление (generalization), которые реализуются неким множеством языковых выражений (linguistic expressions).

Исследования концептуальных метафор (в количестве 200 выражений: 80 английских и 120 русских), объективирующих страх, позволило выявить некоторые постоянные модели, которые являются общими для сопоставляемых языков, представляя наиболее значимые для человека признаки страха. В целом метафорическое восприятие страха представителями английской и русской лингвокультур совпадает (9 из 14 выделенных моделей).

Особенно значимые характеристики страха проявляются в следующих моделях:

СТРАХ – БОЛЕЗНЬ: «Он заболел – в него вошел микроб страха. Он еще жил, дружил, а микроб в нем рос, он клубился от нетерпения его сожрать<…>. И однажды он стал больше его самого – это был огромный страх» (Вайнеры).

Для английского языка осмысление страха через образ болезни также характерно, только симптомы проявления страха-болезни не так вредны и неизлечимы как в русском: a sickening fear, fever giving fright, to make smb. sick with dread. Английским языковым сознанием переживание страха связывается с физическим недомоганием (тошнота).

СТРАХ – ЯД/ВРЕДНОЕ ВЕЩЕСТВО: едкая атмосфера испуга, страх отравил все ее существо, poisonous fear.

В рамках модели ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ СТРАХА нами выделен возможный вариант, где страх воплощается в образе атакующего, активного субъекта: «Он <страх> управляет им всегда, он подчинил его, как раба» (Вайнеры), «The horror grasped her, tightened her chest…» (Allende).

СТРАХ – ЯРКАЯ ВСПЫШКА СВЕТА (семантический признак «неожиданность»): «В ее глазах вспыхнул страх, и она не успела его притушить» (Маринина), «…and I saw what might have been a spark of fear in his eyes» (Williamson).

В обоих языках образ страха базируется на представлениях, связанных с ХОЛОДОМ, что объясняется физической реакцией на переживание страха: отток крови от конечностей, замедление движения потока крови, что приводит к эффекту похолодания, замерзания: испуг окатил меня ледяным душем, the fear froze me.

Наряду с «холодными» метафорами в русском языке встречаются и метафоры, в которых страх воспринимается как ЖАР/ОГОНЬ: страх прожигает насквозь, запекся на лице нервными красными пятнами страх.

Расхождения в метафорическом осмыслении концепта «страх» английским и русским обыденным сознанием проявляются в том, что русской наивной логике свойственно воспринимать страх как нечистую силу, перед которой он оказывается слабым существом: «…, чтобы сбросить с себя, присосавшегося как вампир, злого демона страха» (Вайнеры); в русском языке страх также уподобляется растению, что актуализирует распространение и закрепление страха, его власть над человеком: «Но детские страхи жили в ней, пустив ветвистые корни и прорастая с годами все глубже и глубже» (Маринина).

Спецификой восприятия ЭК «страх» носителями английской лингвокультуры можно считать наличие метафор, в основе которых лежит представление о том, что страх имеет ЗАПАХ (сильный и неприятный): that stinking horror of an animal, that fear had an odor, stinking terror.

На следующем этапе нашего исследования мы обратились к фразеологическому и паремиологическому фондам английского и русского языков с целью выявления дескриптивных единиц, объективирующих концепт «страх».

В результате анализа 140 фразеологических единиц (72 и 68 русских и соответственно английских) мы обнаружили, что концепт «страх» в обоих языках в основном фразеологизируется описательными выражениями – 106 (55 русских и 51 английских) единиц: побелеть как полотно, pale as a ghost; выражениями с использованием номинантов страха/fear – 34 (10 русских и 24 английских) единицы: обмереть от страха, to frighten smb. to death.

Факт количественного преобладания дескриптивных фразеологизмов позволяет отнести их к разряду единиц, описывающих исследуемый концепт, наряду с паремиями и вербализованными авербальными маркерами страха.

Из общего числа (140) отобранных фразеологических единиц нами обнаружено всего 2 пары полных лексических эквивалентов, где имеет место совпадение формальных и семантических признаков. Например: бояться собственной тени «to be afraid of one’s own shadow; со страхом и трепетом «in fear and trembling. Совпадение по образности и лексическому составу второго примера, можно объяснить тем, что эти выражения (в обоих языках) имеют библейские корни.

Еще 10 из общего числа 140 анализируемых единиц частично эквивалентны, т.е. совпадают по значению, близки по образности, но различаются в лексическом составе или по грамматическому оформлению: сердце падает/обрывается/екает«to have one’s heart in one’s shoes (boots). По сравнению с русским, английский язык предлагает большее разнообразие выражений, описывающих функционирование сердца в момент переживания страха: резко перемещается вниз – the heart failed me, the heart sank into the boots; резко подпрыгивает вверх – the heart leaped into the mouth/throat; вообще перестает биться – one’s heart stood still.

Большая же часть (110) исследуемых единиц при сопоставлении обнаруживает количественные несоответствия в своем составе, различается по образной основе и лингвоассоциативным связям: закивать пятками, праздновать труса, to have butterflies in one’s stomach.

Наличие безэквивалентных фразеологических выражений обусловлено своеобразием культуры, а значит и культурного контекста их функционирования. Фразеологический образ как один из основных компонентов плана содержания является национально маркированным благодаря опоре на реалии, свойственные только данному народу. К примеру, в русском языке для передачи значения «бояться, трусить» используется шутливое выражение труса праздновать. Данное выражение представляет собой старую народную шутку и буквально значит «отмечать праздник святого Труса», святого по имени Трус в русской церкви никогда не было, и, естественно, не было и дня, т.е. праздника такого святого. Начиная с XVII века это выражение значит просто трусить (ФЭСБ 1998: 387 – 389).

Дата добавления: 2015-06-04