Указатель литературных работ и источников 2 страница. Если не удавалось выбраться летом на время за город, где устанавливалась сразу «деревенская жизнь» («р

См. настоящий том, стр. 250. Ред. " Там же, стр. 8, 183, 189, 233, 224, 231—232. Ред.

____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ПИСЬМА К РОДНЫМ» ИЗД. 1930 г.__________ XXV

Если не удавалось выбраться летом на время за город, где устанавливалась сразу «деревенская жизнь» («рано вставали и чуть не с петухами ложились»), Владимир Ильич и Надежда Константиновна отправлялись иногда, когда жили в Швейцарии, пешком в горы. Описание одного такого путешествия мы находим в письме Надежды Константиновны к Марии Александровне от 2. VII. 1904 года. «Уже с неделю, как вы­брались из Женевы, — читаем мы там, — и отдыхаем в полном смысле этого слова. Дела и заботы оставили в Женеве, а тут спим по 10 часов в сутки, купаемся, гуляем — Володя даже газет толком не читает, вообще книг было взято минимум, да и те отправ­ляем нечитанными завтра в Женеву, а сами в 4 часа утра надеваем мешки и отправля­емся недели на 2 в горы. Пройдем к Интерлакену, а оттуда к Люцерну, читаем Бедекера и тщательно обдумываем свое путешествие... Мы с Володей заключили условие — ни о каких делах не говорить, дело, мол, не медведь, в лес не убежит, не говорить и, по воз­можности, не думать».

Но такие путешествия бывали очень редко и предпринимались только тогда, когда работа и фракционная трепка слишком плохо отражались уже на здоровье и на нервах, как после зимы 1903—1904 года, следовавшей за II съездом партии и ее расколом. Обычно же, если Владимир Ильич выезжал на лето в деревню, он продолжал работу и там, после нескольких дней полного отдыха, когда это удавалось. Если же уехать за го­род было невозможно или эта поездка бывала непродолжительна, предпринимались прогулки за город, иногда в горы, пешком или на велосипедах, обычно по воскресным дням. «... Как-то невольно выходит все по-заграничному, что именно в воскресенье гу­ляем, хотя это неудобно, ибо везде полным-полно», — пишет Владимир Ильич в пись­ме к матери от 29. III. 1903. Предпринимая такую прогулку, брали обычно с собой бутерброды вместо обеда и

См. настоящий том, стр. 339. Ред. "Там же, стр. 2Ъ5.Ред. *** Там же, стр. 231. Ред.

XXVI__________________________ M. И. УЛЬЯНОВА

отправлялись на целый день. Немудрено, что и Владимир Ильич и Надежда Констан­тиновна попали в партию «прогулистов» (любителей прогулок), тогда как другие това­рищи были в партии «синемистов» (любителей ходить в «синема»), как шутили они между собой.

И действительно, Владимир Ильич мало любил различные увеселения, в которых другие товарищи находили себе отдых от напряженной работы. Он никогда, кажется, не ходил в кинематограф, особенно, когда жил за границей, редко бывал и в театрах. Был он в Берлине на «Ткачах» в первый свой приезд за границу, ходил в театр и когда жил за границей в эмиграции, больше, однако, когда жил там один «довольно одиноко» (т. е. без семьи) или когда после усиленной работы ему удавалось попадать по какому-нибудь делу в большой город и он использовал эту поездку и для того, чтобы немного «встряхнуться». Но заграничные театры мало удовлетворяли Владимира Ильича свои­ми постановками (иногда они с Надеждой Константиновной уходили из театра с перво­го действия, подвергаясь за это шуточным упрекам товарищей за напрасную трату де­нег), и из позднейших его посещений театра, кажется, только постановка «Живого тру­па» произвела на него впечатление. Но ему очень понравился Художественный театр, в котором он был еще в бытность свою в Москве, до эмиграции, вместе с Лалаянцем («Колумбом»), и в письме к матери в феврале 1901 года он пишет, что «до сих пор вспоминает с удовольствием» это свое посещение. «... Хотелось бы в русский Художе­ственный, посмотреть «На дне»...», — читаем мы в его письме от 4. П. 1903. Посмот­реть «На дне» ему удалось уже много лет спустя, когда он жил в Москве после револю­ции.

Сравнительно редко бывал Владимир Ильич и в концертах, хотя и любил музыку. «Недавно были первый раз за эту зиму в хорошем концерте, — читаем мы в том

«Синема» — кинематограф. См. настоящий том, стр. 229. Ред.

____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ПИСЬМА К РОДНЫМ» ИЗД. 1930 г.________ XXVII

же письме, — и остались очень довольны, — особенно последней симфонией Чайков­ского (Symphonie pathétique)». «Был на днях в опере, слушал с великим наслаждением «Жидовку»: я слышал ее раз в Казани (когда пел Закржевский) лет, должно быть, 13 тому назад, — пишет он матери 9. П. 1901, — но некоторые мотивы остались в памя­ти». И нередко потом он насвистывал эти мотивы (со своей особой манерой насвисты­вать сквозь зубы). Позднее за границей Владимир Ильич редко бывал в опере и концер­тах. Музыка слишком сильно действовала на его нервы, и, когда они бывали не в по­рядке, а это бывало так часто при трепке и сутолоке эмигрантской жизни, он плохо вы­носил ее. Не мало влияли на уединенный (в смысле развлечений) образ жизни Влади­мира Ильича его большая занятость и скромный бюджет.

Мало сравнительно внимания уделял Владимир Ильич и различным достопримеча­тельностям: «я вообще к ним довольно равнодушен, — пишет он в письме из Берлина в 1895 году, — и большей частью попадаю случайно. Да мне вообще шлянье по разным народным вечерам и увеселениям нравится больше, чем посещение музеев, театров, пассажей и т. п.». Для этого «шлянья» по разным местам Владимир Ильич использо­вал обычно вечера, когда жил в Берлине в 1895 году, и это давало ему возможность «изучать берлинские нравы и прислушиваться к немецкой речи». Однако не только будучи в Берлине, в первый раз за границей, занимался он этим изучением нравов — в его письмах к родным есть не мало мест, которые показывают, что, и живя в Париже или попадая туда наездом, он с удовольствием присматривается к тамошней жизни, от­мечая ту непринужденность, с которой парижская публика держит себя на улицах и бульварах. «Париж — город очень неудобный для жизни при скромных средствах и очень утомительный, — писал Владимир Ильич после поездки туда на несколько дней. — Но побывать ненадолго,

См. настоящий том, стр. 202. Ред. " Там же, стр. 12. Ред. Там же. Ред.

XXVIII_________________________ M. И. УЛЬЯНОВА

навестить, прокатиться — нет лучше и веселее города». Присматривается Владимир Ильич и к чешской жизни, будучи проездом в Чехословакии, и жалеет, что не изучил чешского языка; красочно описывает жизнь и нравы галицийских крестьян, которые он имел возможность наблюдать, живя в Галиции; карнавал на улицах с борьбой конфетти и серпантина в Мюнхене и т. д. Жизнь он любил во всех ее проявлениях и умел, как редко кто, широко наблюдать и изучать ее.

По печатаемым ниже письмам Владимира Ильича можно судить и об отношении его к родным и, до некоторой степени, к людям вообще. Сколько внимания и заботливости проявляется к ним в этих письмах! Владимир Ильич был очень привязан к своим род­ным, особенно к матери, и заботы о том, чтобы ей лучше, покойнее и удобнее жилось, сквозят во всех письмах как непосредственно к ней, так и к другим членам нашей се­мьи. Его письма полны вопросами о здоровье, о том, «как устроились с квартирой, не холодна ли она». «Беспокоит меня, — пишет он в письме к матери в 1909 году, — что у

вас холодная квартира... Не простудиться бы тебе... Нельзя ли принять каких-нибудь

** мер, может быть, поставить маленькую железную печку.'..». В этих письмах так много

советов «хорошенько отдохнуть летом», «меньше бегать, больше отдыхать и быть здо­ровой» и т. п.

Особенно сильно проявлялось внимание Владимира Ильича к матери, когда ее по­стигала какая-нибудь гроза, а этих гроз было так много в ее жизни. То один, то другой член нашей семьи подвергался аресту или высылке, при этом иногда бывало арестовано несколько человек зараз, и ей, бывшей тогда уже в пожилых годах, приходилось снова и снова ходить в тюрьмы на свидания и с передачами, просиживать часами в приемных жандармов и охранников, болеть душой, порой в полном

См. настоящий том, стр. 351. Ред. " Там же, стр. 299. Ред.

____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ПИСЬМА К РОДНЫМ» ИЗД. 1930 г._________ XXIX

одиночестве, за своих детей, лишенных свободы. Как беспокоился Владимир Ильич за нее в эти периоды ее жизни и как тяготился оторванностью от нее, особенно ярко видно по письму его к матери от 1. IX. 1901. Мария Ильинична и Марк Тимофеевич сидели тогда в тюрьме, Анна Ильинична была за границей и не могла вернуться в Россию, так как это повлекло бы ее арест по тому же делу, а Дмитрий Ильич также не мог оставать­ся с матерью, потому что должен был кончать университет в Юрьеве. В таком же оди­ночестве осталась она в чужом городе, когда в 1904 году были арестованы в Киеве по делу Центрального и Киевского комитетов партии Дмитрий Ильич, Анна Ильинична и Мария Ильинична.

Владимиру Ильичу всегда хотелось, чтобы мать жила с ним, и он не раз звал ее к се­бе. Но это трудно было осуществить, между прочим, потому, что мать бывала всегда с теми из своих детей, кому особенно была нужна ее помощь, а в России эта помощь бы­вала почти всегда нужна тому, на кого сыпались полицейские кары. Поэтому ей только по разу (и в первую и во вторую эмиграцию Владимира Ильича) удалось на короткий срок побывать за границей и повидаться с ним. В 1902 году она пожила с месяц с Вла­димиром Ильичем и Анной Ильиничной в Loguivy на севере Франции. Во второй раз, и уже последний, ей удалось видеть Владимира Ильича в Стокгольме, куда она вместе с Марией Ильиничной ездила в 1910 году, специально чтобы повидаться с ним. При этих поездках Владимир Ильич всегда давал ей точные маршруты, советовал останавливать­ся на ночь в гостиницах, «чтобы не очень утомила дорога». В Стокгольме же М. А. Ульяновой довелось в первый и последний раз слышать выступление Владимира Ильи­ча на собрании рабочих-эмигрантов. Когда мы уезжали, Владимир Ильич проводил нас до пристани — на пароход он не мог войти, так как этот пароход принадлежал русской компании и Владимира Ильича могли там арестовать, — и я до сих пор помню выра­жение его лица, когда он, стоя там, смотрел на мать. Сколько боли было тогда в его ли­це! Точно он

XXX___________________________ M. И. УЛЬЯНОВА

предчувствовал, что это было его последнее свидание с матерью. Так оно и вышло на деле. Больше повидаться с родными до приезда в Россию, после Февральской револю­ции, Владимиру Ильичу не удалось, а мать умерла незадолго до нее, в июле 1916 года. До нас не дошло первое письмо Владимира Ильича, после того как он получил известие об этой смерти. Не сохранилось и его следующее письмо, но и по нему, насколько я его помню, видно было, какая тяжелая это была для него утрата, как больно он ее пережи­вал и сколько нежности проявлял к нам, тоже подавленным этой кончиной.

Много внимания уделял всегда Владимир Ильич и своим сестрам и брату, а также М. Т. Елизарову, интересуясь постоянно тем, как они живут, как чувствуют себя, име­ют ли заработок, хорошо ли отдыхают и т. п. Он старался устроить переводы для нас, посылал для этого иногда иностранные книги, интересовался и нашим чтением и заня­тиями, звал пожить к себе и пр. Много внимания проявлял Владимир Ильич и к това­рищам, расспрашивал о том, как им живется, старался прийти им на помощь и в мате­риальном отношении. Так, он брался писать предисловия к переводам товарищей, что­бы облегчить им издание этих переводов, а таким образом и возможность иметь зара­боток.

Товарищам, не знакомым с условиями эмигрантской жизни и легальной переписки во времена царизма, могут показаться странными и непонятными нередко встречаю­щиеся в письмах Владимира Ильича упоминания о том, что он живет «очень тихо», «помаленьку», «тихо, мирно», и т. п. в такие периоды, как, например, во время импе­риалистической войны, когда по литературе и нелегальной переписке видно, что им проявлялась бешеная энергия в борьбе с шовинизмом, влиянию которого подпало и большинство с.-д. партий. Но не надо забывать, что Владимир Ильич мог выступать тогда лишь в печати, да и то в органе, который выходил один раз в несколько недель, а то и в несколько месяцев, и пересылка которого, как и брошюр, была крайне затрудне­на, да на небольших собраниях для загранич-

____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ПИСЬМА К РОДНЫМ» ИЗД. 1930 г._________ XXXI

ных эмигрантов или небольших кружках иностранных рабочих. Понятно, что возмож­ности эти были для Владимира Ильича крайне мизерны, и если, по рассказу Н. К. Круп­ской, он в начале революции в России производил впечатление льва, который рвался из своей клетки, то не была ли для него эмигрантщина и отрыв от России и раньше, осо­бенно в период империалистической войны, клеткой, которая в значительной степени стесняла, не давала развернуться, не удовлетворяла его натуру вождя, народного три­буна? Он рвался к работе гораздо более широкой, рвался поистине, как лев, и принуж­ден был обрабатывать двух-трех товарищей, чтобы через них получить доступ к более широким массам. И разве для такой натуры, как Владимир Ильич, такая деятельность, как и общая обстановка «в сонном Берне», не была действительно слишком «тихой», идущей слишком «помаленьку»?..

В легальной переписке лишь изредка проскальзывает его бешенство против «сквер­ных оппортунистов вреднейшего типа», против «архипошлостей по поводу вотирова­ния кредитов» и т. п. Здесь он был скован цензурными рамками, и стоит только по­смотреть, какие фразы его писем (см. приложение) «обращали на себя внимание» ох­ранников и жандармов и попадали в «вещественные доказательства», чтобы понять, что как он, так и его родные были в то время в таком положении, когда «очень уже труд­но... вести переписку, как хочется».

И недаром мы оговаривали в начале нашего предисловия, что письма Владимира Ильича к его родным имеют главным образом значение и интерес для характеристики его как человека (конечно, характеристики далеко не полной и в силу полицейских ус­ловий несколько односторонней). В этом смысле они вносят, на наш взгляд, ценный вклад в литературу о Владимире Ильиче, и остается лишь пожалеть, что так много из его писем как к родным, так и к товарищам погибло.

* См. настоящий том, стр. 385—386. Ред. " Там же, стр. 358, 354. Ред.

XXXII__________________________ M. И. УЛЬЯНОВА

О Ленине же как вожде, политическом деятеле и ученом говорят другие документы и, в первую голову, его богатое литературное наследие.

Особенно тяжела была для Владимира Ильича вторая эмиграция. И, попав в Женеву, после жизни в Петербурге и под Петербургом, он особенно тяжело воспринял возвра­щение на старое пепелище. «Мы уже несколько дней торчим в этой проклятой Жене­ве..., — пишет он в письме к Марии Ильиничне от 14. I. 1908 г. — Гнусная дыра, но ни­чего не поделаешь. Приспособимся». И со всегдашним своим упорством и энергией Владимир Ильич берется за работу, ибо «приспособиться» он умеет при всяких услови­ях. «Неприятен был только самый момент переезда, как переход от лучшего к худшему. Но это было неизбежно», — пишет он в следующем письме к матери. И опять-таки, как переход от лучшего к худшему, отсутствие нужных ему для работы литературных материалов, новинок и газет особенно чувствительно для него в это время, так как в Петербурге он имел возможность читать все газеты и журналы, следить за всеми но­винками. И он просит «раздобыть... протоколы III Думы (официальное издание стено­графических отчетов, а также заявления, запросы и законопроекты, вносимые в Думу)» и выслать ему «все, без пропусков». Его интересуют также «программы, анонсы и ли­стки октябристов, правых, казачьей группы и т. д.». Он лишен этих нужных материа­лов, тогда как «в Думе-то все сии «бумаги», наверное, по полу валяются и их никто не берет». Просит он также высылать ему «все новинки издания меньшевиков», профес­сиональные журналы, уцелевшие от разгрома, и т. п.

Однако не только в книгах был у Владимира Ильича недостаток во время его эмиг­рантской жизни, как ни старались мы снабжать его, хотя бы самым интересным, что появлялось на книжном рынке, но и в русских газетах. Особенно плохо в этом отноше­нии было во время империалистической войны, когда временами

См. настоящий том, стр. 242. Ред. " Там же, стр. 244. Ред. *** Там же, стр. 242, 248, 243, Ред.

____________ ПРЕДИСЛОВИЕ К СБОРНИКУ «ПИСЬМА К РОДНЫМ» ИЗД. 1930 г.________ XXXIII

Владимир Ильич сидел совсем без русских газет. «... Посылайте раз в неделю прочи­танные русские газеты, а то я не имею никаких», — пишет он в письме от 20. IX. 1916 года*.

Была большая нужда и в заработке, особенно в последние годы эмиграции Владими­ра Ильича. «У нас скоро прекращаются все старые источники существования, и вопрос о заработке встает довольно остро» (14. XII. 1915). А этот вопрос «его порядком беспо­коит», пишет Надежда Константиновна, ибо Владимир Ильич был очень щепетилен в денежных делах, в помощи с чьей бы то ни было стороны. «Засяду писать что бы то ни было, — пишет он 20. IX. 1916 года, — ибо дороговизна дьявольская, жить стало чер­товски трудно».

И всего за несколько месяцев до Февральской революции, осенью 1916 года, Влади­миру Ильичу приходится отыскивать книги для перевода, списываться с издателем об издании их. Как непроизводительно были бы использованы его силы, если бы ему, дей­ствительно, пришлось тратить свое время на переводы, но и этому «помешала» в конце концов революция.

Таковы были условия его жизни в эмиграции незадолго перед революцией. Ото­рванность от России, от рабочих масс, к непосредственному влиянию на которые он всегда так стремился, тяжелые условия эмигрантского существования, — хотя энергия и настойчивость не оставляли Владимира Ильича никогда, — немудрено, что «нервы стали больными», что весь организм был значительно подорван.

Горько звучит в письме его от 15. П. 1917 передача шутки Надежды Константинов­ны при получении денег из России: ««пенсию» стал-де ты получать»

А после этого письма, где за шутками так ясно сквозят тяжелые условия, в которых приходилось Владимиру Ильичу жить перед революцией, короткое

См. настоящий том, стр. 365. Ред. " Там же, стр. 454, 365. Ред. *** Там же, стр. 368. Ред.

XXXIV_________________________ M. И. УЛЬЯНОВА

радостное сообщение по телеграфу: «Приезжаем понедельник, ночью, 11. Сообщите «Правде»»*.

Конец его эмигрантскому сиденью. Конец и переписке его с родными.

Только еще две маленькие записочки получила я от Владимира Ильича, коротень­кие, как коротко было его подпольное пребывание в Финляндии во времена керенщины и корниловщины, накануне великой Октябрьской победы.

М. Ульянова

* См. Сочинения, 5 изд., том 49, стр. 434. Ред. " См. настоящий том, стр. 370—371. Ред.

XXXV

ПО ПОВОДУ ПИСЕМ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА К РОДНЫМ*

Значение личной переписки для биографии человека и выявления его личности со­стоит в том, что, показывая его в повседневной жизни, в отношениях к людям, способ­ствует освещению некоторых сторон его характера, недостаточно или совсем не осве­щенных его научной или общественной деятельностью, и, во всяком случае, дает новые штрихи для его характеристики. Хотя письма Владимира Ильича обычно очень кратки и сжаты, чужды всяких излияний, которых, как и всякого вообще многословия, он ни­когда не любил; хотя за ними чувствуется человек дела, привыкший скупо уделять время на все личное, — но характер пишущего отражают более или менее и они.

Не надо также забывать, что переписка эта велась в условиях царской цензуры, что следовало всегда быть готовым к возможности перлюстрации писем, вследствие чего приходилось быть особенно кратким и сжатым. «Очень уже трудно... вести переписку, как хочется», — писал Владимир Ильич сестре Марии Ильиничне. Больше свободы давала форма химических писем; в них, кроме чисто делового, встречались рассказы о последних партийных новостях, о съездах и конференциях, меткие — в два-три слова — характеристики, даваемые Владимиром Ильичем людям и

Статья А. И. Ульяновой-Елизаровой к сборнику «Письма к родным», издания 1931 и 1934 гг. Ред. См. настоящий том, стр. 354. Ред.

XXXVI_________________ А. И. УЛЬЯНОВА —ЕЛИЗАРОВА________________________________

течениям в партии, свойственные ему в свободном разговоре резкие, решительные вы­ражения. Но эти письма подлежали уничтожению после прочтения, и ни одно из них, понятно, не дошло до нас. Писались они или в письмах между строк или, чаще, между строк книг, журналов, каких-нибудь оттисков. И когда Владимир Ильич, перечисляя полученные книги, пишет, что какой-нибудь «Дневник съезда техников» или «Оттиск из Archiv'a» «был очень интересен, и Анюте за него особенное спасибо», — то это оз­начает, конечно, получение химического письма. Не хранила я и писем, написанных обычными чернилами, но посланных не на личный мой адрес, — такими были, напри­мер, письма, получавшиеся мной в 1913—1914 гг. на редакцию журнала «Просвеще­ние» по условному псевдониму. И на личный мой адрес не все письма удобно было хранить, припоминаю парочку, которые просил уничтожить сам Ильич.

О письмах, входящих в этот сборник, можно еще сказать, что хотя они писались лю­дям близким, вследствие чего в них, естественно, много чисто семейного, мало обще­интересного, но что, с другой стороны, люди эти были близки не только по крови, но и по убеждениям, с ними велась и деловая переписка, так что легальные письма служили порой дополнением, являлись как бы звеньями в общей цепи всей переписки. И если непосредственно к матери Владимир Ильич ни с чем деловым, конечно, не обращался, то он и не должен был ни с чем скрываться от нее, зная, что она вполне сочувствует всем его революционным стремлениям, всей его работе. Вследствие этого же письмо, обращенное к одному из членов семьи, бывало по большей части общим. В письме к матери давались поручения сестрам, брату или зятю, и читались они обычно всеми членами семьи, а находящимся в другом городе часто пересылались.

Значение переписки Владимира Ильича с родными увеличивается, конечно, и тем обстоятельством, что она охватывает собой тот период в четверть века, в который воз­никла и сложилась наша партия, в строительстве

См. настоящий том, стр. 80. Ред.

________________ ПО ПОВОДУ ПИСЕМ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА К РОДНЫМ___________ XXXVII

которой Владимиру Ильичу принадлежит такое большое место.

Наиболее содержательна и интенсивна была переписка в 1897—1899 и в 1908— 1909 гг. — годах издания двух больших книг Владимира Ильича: «Развитие капитализма в России» и «Материализм и эмпириокритицизм», — ибо была связана с деловыми поручениями по поводу этих изданий, с их корректированием и т. п. Письма первого из двух периодов, кроме того, содержательнее и чаще и по той причине, что они принадлежат к годам ссылки, которая своим невольным одиночеством и оторванностью от жизни располагает к переписке и наиболее замкнутых людей. По письмам Владимира Ильича этого периода, особенно по наиболее обстоятельным, адресованным к матери, можно судить наилучшим образом об условиях его жизни, его склонностях и привычках, — в них он вырисовывается, если можно так сказать, наи$аите]^,елъефн»,сааюяюущжхЕвенное, — в письмах из ссылки Владимир Ильич ока­зывается не только не оторванным от жизни, но в них он затрагивает все животрепе­щущие для того времени вопросы марксистской теории и практики. В них видно, хотя и завуалированное псевдонимами, — иначе и быть не могло, — его отношение к чле­нам группы «Освобождение труда», к Плеханову и Аксельроду, полная солидарность и глубокое уважение к ним, его сношения с ними как письмами, так и через мои перего­воры по его поручению во время заграничной поездки 1897 года. В них Владимир Иль­ич подчеркивает, что того «изолирования от политической жизни», об опасности кото­рого предупреждал Аксельрод, никак нельзя допускать. «... В этом, по-моему, автор вполне и 1000 раз прав, особенно против узких сторонников «экономики»». Под этими последними он имел в виду Маслова и К, т. е. редакцию газеты «Самарский Вестник», обвинявшую журнал «Новое Слово» со Струве во главе в сочувственном отношении к буржуазии, к либерализму. Очередной задачей Владимир

См. Сочинения, 5 изд., том 46, стр. 16. Ред.

XXXVIII________________ А. И. УЛЬЯНОВА —ЕЛИЗАРОВА________________________________

Ильич считал тогда не ограничиваться в пропаганде и агитации одной экономической борьбой. «Важно не давать развиваться иллюзии, что можно добиться чего-нибудь од­ной борьбой с фабрикантами», — говорил он мне незадолго перед своим арестом. «На­до развивать с самого начала политическое сознание рабочих». Поэтому Владимир Ильич, в полном согласии с группой «Освобождение труда», встал тогда, как и Федосе­ев и Мартов, на сторону Струве в этих разногласиях его с самаровестниковцами и пи­сал в защиту его Маслову и К⁰. Одно из писем Владимира Ильича, по словам Маслова, было написано в боевом тоне и кончалось словами: «Если вы хотите войны, то пусть будет война». И в письмах 1899 года Владимир Ильич неоднократно высказывается против самарцев.

«Насчет самарцев очень сомневаюсь, чтобы они сказали что-либо умное (мне уже писали насчет обвинений в «буржуазности»)» (письмо от 13 февраля 1899 года). По поводу рецензии на книгу Гвоздева он пишет: «не очень-то приятно было писать ре­цензию. Книга мне не понравилась: ничего нового, общие места, слог местами невоз­можный...». «Если бы удалось побеседовать на эту тему (по поводу статьи о наследстве. — А. Е.) с людьми, не ограничивающимися одной гвоздевщиной (читали книгу Гвозде­ва о кулачестве? По-моему, очень и очень слаба), то это было бы очень полезно и очень интересно».

Но, продолжая воевать против «экономизма», в согласии с Аксельродом и Плехано­вым, настаивавшими еще в первый приезд Владимира Ильича за границу, в 1895 году, на необходимости перехода от кружковых споров с народниками, от изолирования к организации политической партии социал-демократии, Владимир Ильич отмечает в но­вой брошюре Аксельрода (об отношении между либеральной и социалистической де­мократией в России) другой перегиб. Он указывает, что

См. настоящий том, стр. 140. Ред.

Гвоздев, Р. «Кулачество-ростовщичество, его общественно-экономическое значение». СПБ., 1899 ^год;„

См. настоящий том, стр. 137, 144. Ред.

________________ ПО ПОВОДУ ПИСЕМ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА К РОДНЫМ____________ XXXIX

автор недостаточно подчеркивает классовый характер движения и слишком благоволит к фрондерствующим аграриям, что следовало бы говорить об утилизации, а не о под­держке их.

В этих письмах находит себе место возмущение Ильича возникшим тогда ревизио­нистским течением: книгой Бернштейна, статьями германских ревизионистов в журна­ле «Neue Zeit» и статьей Булгакова. О последней он пишет: «Булгаков же меня просто взбесил: такой вздор, сплошной вздор и такая бесконечная профессорская претенциоз­ность, что это черт знает что такое!..». «Он прямо извращает Каутского». «Я думаю писать «о книге Каутского...»» (против Бернштейна. — А. Е.) (см. письмо от 1/V — 99 года)*.

О Бернштейне он пишет:

«Книгу Бернштейна мы тотчас же принялись с Надей читать и больше половины прочли, и содержание ее все больше нас поражает. Теоретически — невероятно слабо; повторение чужих мыслей. Фразы о критике, и нет даже попытки серьезной и само­стоятельной критики. Практически — оппортунизм... и притом все же трусливый оп­портунизм, ибо программы Бернштейн прямо трогать не хочет... Указания Бернштейна на солидарность с ним многих русских... совсем возмутили нас. Да, мы здесь, должно быть, и вправду совсем «стариками» стали и «отстали» от «новых слов».., списываемых у Бернштейна. Напишу Анюте вскоре подробнее на эту тему».

Ильич просит сестру, Марию Ильиничну, достать ему отчеты ганноверского партей-тага (22/VIII — 99 г.), имевшего состояться в октябре. Главным вопросом на ганновер­ском партейтаге был, как известно, вопрос о Бернштейне. Отправляя свою рецензию на статью Булгакова в «Новое Слово» (помещена была в «Научном Обозрении»), Ильич пишет:

См. настоящий том, стр. 156 и 160. Ред.

т. е. химией. (См. настоящий том, стр. 176. Ред.)

Статья В. И. Ленина «Капитализм в сельском хозяйстве (О книге Каутского и о статье г. Булгако­ва)» (см. Сочинения, 5 изд., том 4, стр. 95—152) была направлена в журнал «Начало», напечатана в жур­нале «Жизнь» в январе — феврале 1900 г. Ред.

Дата добавления: 2015-06-04