Исуна Хасэкура 1 страница

Пролог

Том 1

Волчица и пряности

Исуна Хасэкура

Перевод с английского языка – Ushwood

Бета-редактирование – Lady Astrel

Иллюстрации – Malfurik (RuRa-team)

Любое коммерческое использование данного текста или его фрагментов запрещено

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Заключительная глава

Послесловие автора

В этой деревне, когда спелая пшеница колышется на ветру, говорят: вот бежит Волчица.

Это из-за того, что в волнах колышущейся пшеницы селянам чудятся тени бегущих волков.

А когда ветер слишком силен и стебли пшеницы прибивает к земле, говорят: их потоптала Волчица.

Когда случается неурожай, говорят: весь хлеб съела Волчица.

При кажущемся благополучии трудности, похоже, все-таки встречаются, как изъяны в драгоценных камнях.

Нынче поговорки эти стали не более чем данью традициям, шутками; почти никто не произносит их с уважением и страхом, как в былые времена.

Куда ни взгляни, повсюду тихо колышутся пшеничные колосья. Осеннее небо точно такое же, каким было сотни лет назад, но мир под небом за эти годы преобразился полностью.

Крестьянам, что год за годом выращивают пшеницу, отмерено не больше семидесяти лет.

Вероятно, если бы мир все эти века не менялся, людям было бы тяжелее. Но он меняется, и именно поэтому, должно быть, крестьяне не видят более нужды твердо держаться старинного уговора.

И вот, похоже, я здесь уже никому не нужна.

Из-за того, что к востоку от деревни возвышаются горы, облака в здешнем небе плывут обычно на север. В голову приходят воспоминания о моей северной родине, и с собой эти воспоминания приносят грустные вздохи.

Я опускаю взгляд с неба на пшеницу и вижу свой гордо раскачивающийся хвост. Делать мне совершенно нечего, и я принимаюсь его гладить.

Высокое осеннее небо – такое прозрачное.

Вот и пришло опять время сбора урожая.

Множество волков мчатся сквозь пшеничные поля.

К оглавлению

Глава 1

– Это последняя?

– Ммм, теперь ровно… семьдесят шкурок. Благодарю за вашу заботу.

– Ну, не стоит благодарности. На самом-то деле это я должен вас благодарить, господин Лоуренс. Кроме вас, проделывать весь этот путь в нашу горную глушь никто не желает. Вы нас просто выручаете.

– Однако именно поэтому я приобрел здесь такие замечательные меха. Я к вам еще вернусь.

Часов пять прошло с тех пор, как Лоуренс, завершив этот разговор, покинул горную деревушку. Выехал он сразу после восхода солнца, а когда спустился на равнину, время шло уже к полудню.

Погода стояла чудесная, ни дуновения ветерка. Самый подходящий день, чтобы на запряженной лошадью повозке ехать по зеленой равнине. Совсем недавно Лоуренс мерз, и ему казалось, что зима близко, но сейчас ему не было даже зябко. Двадцатипятилетний бродячий торговец, уже семь лет путешествующий в одиночку, Лоуренс был вполне уверен в своих силах. Сидя на козлах повозки, он лениво зевнул.

Во все стороны, куда ни глянь, простирались бесконечные луга – ни деревья, ни высокотравье не препятствовали взору; поэтому разглядеть можно было даже самые отдаленные предметы. У горизонта виднелся монастырь, возведенный лишь несколько лет назад. Должно быть, строительством ведал какой-нибудь молодой аристократ, ибо монастырь, хоть и находился в глубокой провинции, не был обычной постройкой. Сооружение было гордым и величественным, с высокими каменными стенами и воротами из кованого железа. Жили в монастыре десятка два монахов и примерно столько же слуг мужского пола. Когда возведение монастыря только начиналось, Лоуренс с нетерпением предвкушал появление нового клиента, но, увы, монастырь сделок с торговцами не заключал. Похоже, у него были собственные источники товаров и материалов, так что надежды Лоуренса рассеялись, как дым. Однако жизнь монахов была далека от роскошной; им даже приходилось помогать работать в поле. Даже если бы они желали торговать, доходы от такой торговли были бы ничтожны. И мало того, монахи вполне могли бы уходить от оплаты счетов или вынуждать торговца вносить пожертвования. С торговой точки зрения монахи были хуже воров. И тем не менее ведение с ними дел имело свои достоинства.

Потому-то Лоуренс и смотрел на монастырь с неохотой и сожалением.

Вдруг он прищурился. От самого монастыря ему кто-то махал рукой.

– Что бы это могло значить?

На слугу этот человек был не похож – слуги одевались во все коричневое, а махавший, казалось, был облачен в серое одеяние. Конечно, утруждать себя и ехать до монастыря не хотелось, но если этого не сделать, неприятности могут случиться дальше по пути. Выбора у Лоуренса не было, и он развернул лошадь к монастырю. Машущий рукой человек тотчас заметил, что Лоуренс едет к нему, и перестал махать; однако же и намерения пойти навстречу не выказал. Похоже, он собирался ждать, пока Лоуренс доберется до самого монастыря. Высокомерное поведение давно вошло у слуг Церкви в привычку, и Лоуренс по таким мелочам не раздражался. Однако, подъехав к монастырю поближе и получив возможность рассмотреть человека лучше, он разинул рот в изумлении.

– …Рыцарь?

«Чего ради в таком месте мог бы появиться рыцарь?» – подумал Лоуренс. Но, приблизившись еще больше, он удостоверился, что перед ним и впрямь рыцарь, а серое одеяние, замеченное им ранее, оказалось серебристым доспехом.

– Кто идет, назовись! – прокричал рыцарь. Прокричал он потому, что расстояние было все еще слишком большим, чтобы говорить обычным тоном, и в его словах явственно слышалось ощущение собственной важности.

– Лоуренс, бродячий торговец. Чем могу вам помочь?

Монастырь был уже совсем рядом, и Лоуренс мог разглядеть нескольких слуг, работающих в поле к югу.

Тут Лоуренс заметил, что рыцарь был не один. Другой рыцарь стоял на посту у дальнего края монастыря.

– Бродячий торговец? Та дорога, по которой ты ехал, не ведет ни к каким городам, даже мелким, – ответил рыцарь и выпятил грудь, словно хвастаясь выгравированным на нагруднике алым крестом.

Однако накинутый на его плечи плащ был монотонно-серого цвета, что говорило о невысоком положении владельца. Короткие светлые волосы, похоже, были острижены совсем недавно. Скорее всего, в рыцарях он без году неделя, потому и ведет себя так надменно. Когда общаешься с такими людьми, главное – сохранять выдержку и спокойствие, чтобы не позволить им потерять голову. Лоуренс не стал отвечать сразу же; вместо этого он неторопливо извлек из висящей на груди сумы кожаный мешочек и развязал стягивающую его горловину тесемку. Внутри оказались медовые тягучки. Взяв одну себе в рот, Лоуренс протянул мешочек рыцарю.

– Не желаете штучку?

– Эээ…

Рыцарь, хоть и колебался сперва, все же не смог устоять перед сладким искушением. Но, стараясь сохранить рыцарское достоинство, он помедлил и лишь затем кивнул и протянул руку за медовой тягучкой.

– На восток отсюда, в половине дня пути, в горах есть деревушка. Я там продавал соль, а этой дорогой теперь возвращаюсь.

– Понятно. Однако, похоже, ты все еще с грузом. Это по-прежнему соль?

– Нет, здесь меха. Вот, взгляните.

С этими словами Лоуренс приподнял край полотна, закрывающего повозку. Взору рыцаря предстали великолепные куньи шкуры. Вполне возможно, даже его годичного жалованья не хватило бы на то, чтобы приобрести эти меха.

– О, а это что?

– А, это пшеница. Подарок от тех горных селян.

Сноп пшеницы, выращенной в деревне, где Лоуренс продал свою соль, примостился с краю повозки рядом с горой шкурок. Пшеница эта не боялась ни холода, ни насекомых-вредителей. В прошлом году в северо-западных провинциях зима выдалась лютая, и сейчас Лоуренс собирался отправиться туда и там эту пшеницу продать.

– Хмм. Ладно, можешь ехать.

«Он меня звал, и теперь так вот просто отсылает – если я просто скажу "да", какой же я торговец». Лоуренс повернулся к рыцарю и, отчасти специально, отчасти случайно, покачал кожаным мешочком со сладостями.

– Что-то случилось? Обычно рыцарей в этих краях не встретишь, верно?

Судя по всему, молодой рыцарь не привык, чтобы его о чем-то расспрашивали, – на лбу его появились морщинки. При взгляде на мешочек в руке Лоуренса он наморщил лоб еще больше.

Похоже, рыцарь сдался. Лоуренс развязал мешочек, извлек из него еще одну медовую тягучку и протянул рыцарю.

– Ммм… очень вкусные. Благодарю тебя за них.

С этим рыцарем можно было договориться. Лоуренс улыбнулся своей деловой улыбкой и, выказывая свою признательность, поклонился.

– До нас дошли вести, что в здешних краях скоро начнется языческое празднество, потому мне и приказали охранять это место. Тебе об этом что-нибудь известно?

Если бы сейчас на лице Лоуренса отразилось разочарование, он был бы совершенно никудышным лицедеем. Сделав вид, что сосредоточенно размышляет, Лоуренс помолчал немного, после чего ответил: «Нет, ничего». Вообще-то он солгал, но, с другой стороны, и рыцарь, похоже, правды не говорил, так что Лоуренс не считал, что обязан отвечать честно.

– Как и ожидалось, они устраивают свои тайные ритуалы в этой сельской глуши. Такие трусы эти язычники.

Забавно было наблюдать, как рыцарь врет, но, разумеется, свои мысли Лоуренс оставил при себе. Согласившись с рыцарем, он затем сообщил, что едет дальше. Рыцарь в ответ кивнул и снова поблагодарил Лоуренса за медовые тягучки. Очевидно было, что сладости ему действительно пришлись по вкусу. У рыцарей столь низкого чина, скорее всего, жалованье полностью уходило на снаряжение и дорожные издержки; жилось им хуже, чем подмастерью сапожника. Должно быть, много воды утекло с тех пор, как этому рыцарю последний раз доводилось пробовать сладкое. Тем не менее угощать его еще Лоуренс не собирался; в конце концов, ему самому сладости доставались недешево.

– Языческое празднество… тоже мне, – пробормотал себе под нос Лоуренс, отъехав немного от монастыря, и грустно улыбнулся. Лоуренс знал, о чем говорил рыцарь. Что должно было происходить на самом деле – о том знали лишь местные жители.

Это было вовсе не языческое празднество. И вообще, язычники жили далеко к северу и востоку от здешних мест.

Праздник, к которому готовились местные жители, был из тех, что отмечаются повсеместно, – люди собирались отпраздновать окончание сбора пшеницы и помолиться о богатом урожае следующего года. Из-за этого отправлять сюда рыцарей было совершенно не нужно. Однако здешние празднества были шире и ярче, чем в других местах; вероятно, поэтому обитатели монастыря послали весть в городскую церковь с просьбой о помощи. Видимо, они реагировали так болезненно из-за того, что это место не значилось на картах Церкви.

Более того, в последнее время между церковной догмой и еретическими течениями накалялись отношения всякий раз, когда Церковь пыталась обращать язычников. В городе, по слухам, шли горячие споры между естественниками и богословами, и народ уже не спешил безукоснительно подчиняться Церкви. Даже если горожане и не произносили этого вслух, всем становилось ясно, что абсолютная и величественная власть Церкви постепенно тает. Ходили даже слухи, что Папа попросил королей нескольких стран поддержать деньгами ремонт большого кафедрального собора, поскольку податей было собрано меньше, чем он ожидал. Еще десять лет назад такое было бы совершенно немыслимо.

Неудивительно, что перед лицом всех этих напастей Церковь прикладывала могучие усилия, стараясь восстановить свой авторитет.

– Теперь вести дела повсюду будет непросто.

По-прежнему грустно улыбаясь, Лоуренс кинул в рот еще одну медовую тягучку.

***

К тому времени, как Лоуренс достиг широких пшеничных полей, небо на западе приобрело золотой оттенок, превосходящий по красоте цвет пшеницы. Тени далеких птиц торопились домой; кваканье лягушек возвещало их предстоящее погружение в сон. Почти весь урожай был уже убран, и праздник, скорее всего, должен был начаться в ближайшие дни. Если дела идут хорошо, возможно, он начнется уже послезавтра.

Перед глазами Лоуренса расстилались богатые и плодородные поля деревни Пасро. Богатый урожай означал процветание жителей деревни. Кроме того, граф Эйрендотт, владелец земли, был повсеместно известен как чудак; несмотря на благородное происхождение, он любил работать в поле и потому охотно поддерживал праздник урожая. Каждый год во время праздника он напивался и веселился до упаду, производя невероятный хаос.

Лоуренс, однако, в празднике не участвовал ни разу. Как ни жаль, чужаков туда не приглашали.

– Хей! Тяжелый сегодня был денек, – обратился Лоуренс к крестьянам, грузившим пшеницу на повозку у края поля. Пшеничная копна на повозке была внушительных размеров; похоже, те, кто вложил деньги в этот урожай, могли выдохнуть с облегчением.

– Хо?

– Не могли бы вы мне сказать, где сейчас Ярей?

– О! Ярей… Видите, вон там люди толпятся? Там, в поле. Он в этом году собрал работать в поле всех молодых, потому что они не такие спорые и в самых простых вещах послабей. Сейчас кто-то из них, в том поле, станет «Хоро», – с улыбками на загорелых лицах принялись отвечать крестьяне. Такого выражения лица у торговца никогда не встретишь – лишь люди, не имеющие никаких скрытых намерений, способны так улыбаться. Лоуренс обратил к крестьянам свою деловую улыбку и поблагодарил их, после чего покатил к Ярею.

Как и говорили крестьяне, впереди в поле была большая толпа, и от этой толпы доносились крики. В основном это были насмешливые призывы поторопиться, обращенные к кучке людей чуть поодаль. Однако этих людей вовсе не ругали за медлительность. Насмешки, как и многое другое, просто-напросто были частью праздника. Лоуренс потихоньку прокладывал себе дорогу к этой группе и потому скоро смог разобрать, что кричали.

– Здесь волчица! Здесь волчица!

– Смотри туда! Вон где волчица прячется!

– Кто же? Кто же? Кто поймает волчицу?

Так кричали люди, и на лицах у них были улыбки, как у пьяных. Когда Лоуренс остановил повозку у самой стены человеческих спин, никто даже не заметил, что он здесь.

Богиня урожая имела вид волчицы. Говорилось селянами, что она прячется в последнем несрезанном снопе пшеницы и, по легенде, вселяется в того, кто этот сноп срежет.

– Вот последний сноп!

– Осторожно, не срежь слишком много!

– Будешь слишком жадным – Хоро сбежит!

– Кто же? Кто же? Кто же? Кто поймал волчицу?

– Это Ярей! Ярей! Ярей!

Лоуренс слез с повозки и глянул в щель, открывшуюся в толпе. Как раз вовремя: он увидел Ярея, сжимающего в руках сноп пшеницы. Лицо Ярея, потемневшее от грязи и пота, осветила косая ухмылка. Срезав сноп одним ловким движением, он поднял его вверх и завыл в небеса.

– Ауууууууууу…

– Это Хоро! Это Хоро! Это Хоро!

– Волчица Хоро явилась! Волчица Хоро явилась!

– Ловите ее! Ловите скорее!

– Не упустите ее! За ней!

Ярей кинулся прочь, и люди, выкрикивавшие все это, со всех ног бросились за ним.

Богиня урожая, вселившаяся в человека, могла попытаться сбежать куда-то еще. Поэтому все должны были ее ловить, чтобы она и на следующий год осталась жить в пшеничных полях. По правде сказать, никто не знал, существует ли богиня урожая на самом деле. Однако обитатели здешних краев уже многие века верили в это.

Лоуренс был бродячим торговцем; он побывал почти всюду и не очень-то верил в учение Церкви. Однако по суеверности он обгонял селян. Раз за разом пересекать горы и достигать отдаленных городов лишь для того, чтобы вновь узнавать, что цена на его товары упала, – после такого немудрено начать верить в сверхъестественное. Поэтому языческие ли ритуалы или пристальный взгляд Церкви на фанатиков, участвующих в этих ритуалах, – Лоуренса это все не волновало. Однако то, что Ярей стал Хоро, было Лоуренсу немного неприятно. Теперь, пока праздник не завершится, Ярей будет заперт в амбаре вместе с недельным запасом пищи, и у Лоуренса не будет возможности с ним поговорить.

– Забудем, – вздохнул Лоуренс и вернулся к повозке, после чего направился к дому деревенского старейшины.

Лоуренс собирался, сидя за кружечкой, рассказать Ярею о том, что произошло днем возле монастыря. Но если он в ближайшее время не обратит свои меха в деньги, то не сможет платить пошлины за свои товары в других городах. Вдобавок он хотел как можно быстрее продать пшеницу, которую раздобыл в горной деревушке. Поэтому ждать окончания праздника Лоуренс никак не мог. Он коротко поведал деревенскому старейшине, занятому подготовкой к празднеству, о событиях дня, отклонил любезное предложение остаться на ночь и покинул деревню.

В прошлом, еще до того, как эти поля перешли к их нынешнему владельцу, из-за высоких налогов цена на пшеницу выросла сверх разумного. Лоуренс тогда приобрел немного пшеницы, чтобы худо-бедно, но все же заработать себе на жизнь. Сделал он это не для того, чтобы заслужить фавор деревенских жителей; просто-напросто он был слишком слаб, чтобы успешно соперничать с другими торговцами и покупать дешевую пшеницу. Но именно из-за этого Ярей, здешний торговец, испытывал большую благодарность к Лоуренсу и чувствовал себя его должником.

То, что Лоуренсу не удалось выпить с Яреем, было огорчительно; как бы там ни было, после явления Хоро и до самой кульминации праздника местные жители будут прогонять всех чужаков. Лоуренс стал здесь изгоем; при этой мысли он, сидя в повозке, остро ощутил свое одиночество.

Грызя овощи, которыми его угостили крестьяне, Лоуренс поехал на запад. Он миновал радостных селян, как раз завершивших работу в поле и направляющихся в деревню.

И вновь Лоуренс начал свое одинокое странствие. Поневоле он ощутил зависть к крестьянам, которые работали вместе.

***

Двадцатипятилетний Лоуренс был бродячим торговцем. Учиться этому ремеслу он начал в возрасте двенадцати лет у родственника, тоже занимающегося торговлей, а с восемнадцати начал собственное дело. Хоть Лоуренс и был бродячим торговцем, оставались еще места, где он не бывал ни разу. Он считал, что истинные испытания его как торговца еще впереди. Как и у любого бродячего торговца, у Лоуренса была мечта: заработать достаточно денег, чтобы открыть собственную лавку в каком-нибудь городе и там осесть. Разумеется, путь к осуществлению этой мечты предстоял долгий. Если бы ему подвернулись какие-нибудь хорошие возможности, воплотить мечту в жизнь было бы проще. К сожалению, все хорошие возможности выхватывали у него из рук другие, более крупные торговцы.

Кроме того, путешествуя на своей наполненной грузами повозке, Лоуренс должен был еще выплачивать долги. Даже натолкнись он на хорошую возможность – не в его силах было бы ее ухватить. Хорошая возможность для бродячего торговца была как луна – висящая высоко в небе, недостижимая. Лоуренс поднял голову, взглянул на небо, на полную луну и вздохнул. Ему показалось, что в последнее время он стал вздыхать чаще. Возможно, трудная жизнь его закалила, а может, причина была в том, что его дела шли в гору, – но теперь он чаще думал о будущем, потому и вздыхал.

В голове у Лоуренса постоянно вертелись мысли о заимодавцах и о сроках выплат, которые он должен был производить; из-за этих мыслей он вечно стремился как можно быстрее добраться до очередного города. Думать о чем-то другом тогда было просто некогда. Сейчас, однако, голова Лоуренса была полна иных мыслей.

Лоуренс думал обо всех людях, с которыми он встречался за время своих странствий.

Он думал о своих деловых партнерах, которыми обзавелся в торговых городах, о селянах, с которыми познакомился в разных землях, о девушках, с которыми флиртовал на постоялых дворах, пока пережидал метели.

Иными словами, сейчас Лоуренс сильнее, чем когда-либо, мечтал обзавестись спутником.

Среди бродячих торговцев, проводящих круглый год на козлах повозки, тоска по компании была профессиональной «болезнью». Лоуренс начал испытывать такие чувства совсем недавно; прежде он всегда хвастливо утверждал: «Со мной такого никогда не случится». Однако когда проводишь много дней подряд в компании лишь лошади, всякие мысли и желания возникают – даже чтобы лошадь могла говорить.

Именно поэтому в беседах бродячих торговцев время от времени проскальзывают истории о лошадях, превратившихся в людей. С самого начала Лоуренс эти истории высмеивал, считая их полнейшей бессмыслицей, но с недавних пор он против воли начал верить, что такое вполне возможно. Когда юный бродячий торговец собирается покупать лошадь, продавцы всегда уговаривают его приобрести кобылу – чтобы он не сожалел потом, когда лошадь превратится в человека. Лоуренса они тоже пытались уговорить, но он пропустил все уговоры мимо ушей и приобрел себе сильного и крепкого жеребца.

Этот жеребец и сейчас не утратил еще своей силы и прыти и продолжал служить Лоуренсу верой и правдой. Всякий раз, когда Лоуренса охватывало желание, чтобы в странствиях его кто-нибудь сопровождал, он начинал жалеть, что не выбрал себе кобылу. Однако лошадь всего лишь должна была день за днем везти тяжелые грузы, и даже превратись она в человека, все получилось бы совсем не так, как в тех историях, где она вступала в связь со своим хозяином или, используя некие мистические силы, приносила ему богатство.

В лучшем случае она бы потребовала расплатиться за работу и дать отдохнуть.

Дойдя до этой мысли, Лоуренс поневоле начал размышлять, что пусть лучше лошадь остается лошадью и что люди такие эгоисты. Он горько улыбнулся и вздохнул – он сам от себя уже устал. Продолжая размышлять, Лоуренс достиг берега реки и решил, что здесь и заночует. Хотя полная луна хорошо освещала дорогу, это не означало, что повозка не может свалиться в реку; а такая проблема была не из тех, которые можно легко решить, сказав «ой». Вероятнее всего, в этой ситуации Лоуренс лишился бы жизни; так что лучше всего было стараться в нее не попадать.

Лоуренс натянул поводья, понуждая лошадь остановиться. Лошадь тоже почувствовала, что пришло время отдыха; она сделала еще два или три шага и, вздохнув, повесила голову.

В первую очередь Лоуренс скормил своей коняге оставшиеся у него овощи. Затем он вытащил из повозки бадейку, зачерпнул речной воды и поставил перед мордой лошади. Глядя, как животное с наслаждением пьет, Лоуренс и сам отхлебнул воды, которой запасся в деревне. Вообще-то ему хотелось выпить не воды, а вина. Однако если рядом нет собеседника, от вина ощущение одиночества лишь усиливается. Кроме того, Лоуренс боялся, что может выпить слишком много и опьянеть; так что он решил просто лечь спать пораньше.

Поскольку в пути Лоуренс поел овощей, сейчас он был не так уж голоден. Поэтому он ограничился тем, что сунул в зубы кусок сушеного мяса, и взобрался на повозку. Как правило, постелью Лоуренсу служило полотно, которым он накрывал товары в повозке. Но сегодня у него были меха, и не воспользоваться этим было бы просто абсурдно. Хотя Лоуренс находил, что от шкур довольно неприятно пахнет, но это все же было лучше, чем мерзнуть. Из опасения, что, свернувшись в гнездышке из шкур, он может нечаянно помять пшеницу, Лоуренс приподнял край полотна, чтобы отодвинуть ее подальше.

Подняв полотно, Лоуренс не издал ни звука – возможно, потому, что увиденное им было слишком уж невероятно.

– …

Как ни удивительно, кто-то другой забрался в шкуры прежде, чем это сделал Лоуренс.

– Эй!

Лоуренс сам не знал, вырвалось у него изо рта это слово или нет. Он подумал, что, может быть, это у него от потрясения; а может, у него наваждение из-за того, что он слишком долго скитался в одиночестве.

Однако сколько он ни тряс головой и ни тер глаза, красивая девушка, забравшаяся в повозку раньше него, не исчезала.

Девушка спала так мирно и сладко, что ее и будить было неловко.

– Эй! Ты! – крикнул Лоуренс решительно, но не грубо. Он хотел знать, какие планы были на уме у этой девушки, забравшейся в его повозку. Возможно, она сбежала из дому – а с такими вещами Лоуренс связываться совершенно не желал.

– …Ммм?

В ответ на слова Лоуренса девушка лишь плотнее закрыла глаза и чуть пошевелилась. В ее голосе не было ни следа тревоги или страха. У тех из бродячих торговцев, кто, будучи в городе, навещал публичные дома, от этого милого голоса закружилась бы голова. Завернувшаяся в шкуры и мирно спящая под лунным светом, девушка выглядела совсем юной, но при том – ошеломляюще привлекательной. Лоуренс бессознательно сглотнул, но именно это действие, как ни странно, заставило его полностью успокоиться.

Если эта красивая девушка на самом деле была шлюхой – кто знает, сколько денег с него затребуют, если он ее хотя бы коснется. Едва Лоуренс подумал о ситуации с денежной стороны, как тут же восстановил самообладание, и притом куда полнее, чем если бы он подумал о молитве.

Быстро придя в себя, Лоуренс сказал:

– Эй! Просыпайся! Что ты делаешь в моей повозке?

Девушка, однако, не подала ни малейшего намека на то, что собирается просыпаться.

Не отрывая взгляда от девушки, Лоуренс сердито ухватил несколько шкурок, пристроенных вокруг ее головы, и отпихнул их в сторону. Лишившись поддержки, голова девушки упала на шкурки ниже. Девушка простонала сквозь сон. Лоуренс собрался позвать ее снова, но тут все его тело словно задеревенело.

На макушке у девушки виднелась пара собачьих ушей.

– Мм… ахх…

Девушка явно просыпалась, и это встревожило Лоуренса. Он с напором произнес:

– Эй! Чем, по-твоему, ты занимаешься, лазаешь по чужим повозкам?

Во время своих странствий Лоуренс имел неприятный опыт ограблений разбойниками и наемниками, причем не один раз. У девушки, конечно, была пара ушей, каких не могло иметь человеческое существо, но все-таки она оставалась всего лишь девушкой, и Лоуренс не испытывал перед ней страха. Однако, хоть девушка и не отвечала Лоуренсу, он умолк, ибо медленно поднимающаяся на ноги нагая фигура была невыразимо прекрасна. Девушка стояла на повозке с товарами, и лунный свет лился на ее гладкие, шелковистые волосы, плащом развевающиеся за спиной. Пряди волос спускались вдоль шеи к плечам и ключицам; она была прекрасна, как Святая Дева-Мать на картинах; стройное тело было хрупким и изящным, точно сделанное из тающего льда.

Совершенное туловище украшали небольшие, словно искусственно созданные груди, от них исходил таинственный, какой-то животный запах. Очарование девушки было таково, что в дрожь бросало, но в то же время была в нем какая-то теплота.

Картина так притягивала, что при виде ее хотелось просто стоять столбом и пускать слюни, и при этом была столь необычна, что вызывала тревогу.

Девушка медленно открыла рот и одновременно зажмурила глаза, и вдруг она завыла, запрокинув голову к небу.

– Аууууууууууу…

Страх вцепился Лоуренсу в сердце, словно тело его внезапно подхватило и унесло порывом ветра.

Таким воем волки или собаки призывают своих сородичей; он предвещал нападение на человека. Это был настоящий волчий вой, не подражание Ярея, слышанное Лоуренсом раньше.

Потрясенный, Лоуренс отпрыгнул назад, и кусок сушеного мяса, который он по-прежнему держал в зубах, выпал на повозку. Страх не выпускал его.

Силуэт девушки, окутанный лунным светом, и эти уши у нее на голове – эти звериные уши.

– …Оо, какая красивая луна. У тебя вино есть?

Девушка прекратила выть и ухмыльнулась Лоуренсу. При звуках ее голоса он пришел в чувство. Перед ним все-таки был не волк и не собака – просто очаровательная девушка, обладающая волчьими ушами.

– Нет. И вообще, кто ты такая? И почему спишь в моей повозке? Ты не сбежала из дому, чтобы тебя не продали в город, нет?

Лоуренс изо всех сил старался выглядеть суровым, однако девушка на его потуги не обратила ни малейшего внимания.

– Ну что такое, нет вина? А еды… ойо, что за отбросы, – лениво произнесла девушка, задрав носик и принюхиваясь. Затем, учуяв выпавший изо рта Лоуренса кусок сушеного мяса, она подобрала его с повозки и запихнула себе в рот. Когда она впилась в мясо, Лоуренс разглядел пару острых клыков.

– А ты случайно не демон, вселяющийся в людей, а?

Произнеся эти слова, Лоуренс взялся за рукоять серебряного кинжала, висящего у него на поясе. Из-за постоянно меняющейся стоимости денег бродячие торговцы часто обменивали заработанные ими деньги на ценные предметы, которые и возили с собой. Серебряный кинжал в качестве такого предмета был особенно популярен, ибо серебро считалось божественным металлом – говорили, что оно помогает изгонять демонов и чудовищ.

Слова Лоуренса на какое-то мгновение застали девушку врасплох, но она тут же рассмеялась.

– Ха-ха-ха-ха-ха! Я – демон?

Ее смех был так мил, что устоять было совершенно невозможно. Кусок мяса едва не выпал из ее рта. Два клыка, замеченные Лоуренсом ранее, теперь тоже казались весьма симпатичными. Тем не менее, из-за красоты девушки Лоуренсу показалось, что над ним насмехаются, и это его рассердило.

Дата добавления: 2015-06-04