Введение. Психоанализ как метод исследования использует в качестве своего инструмента коммуникацию, как вербальную

Психоанализ как метод исследования использует в качестве своего инструмента коммуникацию, как вербальную, так и невербальную. Этот факт настолько банален, что вряд ли когда-либо открыто упоминался. Удивительно, как мало работ о коммуникации опубликовано психоаналитиками¹ и насколько разрозненны немногочисленные книги и статьи, посвященные этой теме (Kris, Speier, et al., 1944; Kasanin, 1944; Rapaport, 1951; Meerloo, 1952; Mittelmann, 1954; Loewenstein, 1956). Разбросанные в литературе положения большей частью касаются вербальной коммуникации. Первым, кто опубликовал объемную работу о значении изменения позы тела во время аналитического лечения, был Феликс Дойч (1948, 1948, 1952).

Что касается онтогенеза вербальной и невербальной коммуникации, единственными статьями поданной проблеме, попавшими в поле моего зрения, явились статьи Хуг-Хельмут (1919, 1921), Шпильрейн (1922), Куловеси (1939), Шугара (1941), Кристоффеля (1950) и Грин-сона(1954).

Самое раннее упоминание данного предмета встречается у Хуг-Хельмут. В ее утверждениях, даже в большей степени, чем в утверждениях Шпильрейн, инфантильному оральному поведению приписываются значения, которые имеет поведение взрослых; эти утверждения либо не подкрепляются наблюдением, либо являются огульными обобщениями для всех младенцев, сделанными на основе единственного изученного случая. Утверждения Куловеси в небольшой статье в равной мере неубедительны и мало чем способствуют нашему пониманию данного вопроса.

Мы будем называть коммуникацией любое заметное изменение поведения, намеренное или ненамеренное, направленное или ненаправленное, с помощью которого один человек или несколько людей могут оказывать влияние на восприятие, чувства, эмоции, мысли или действия одного или нескольких человек, независимо от того, является ли это воздействие умышленным или нет.

В отличие от этих работ статья Кристоффеля, посвященная эмбриональному и раннему детскому поведению, хотя она и не основана на личных исследованиях, изобилует данными наблюдения и сообщениями, почерпнутыми из современной и более ранней литературы. Остается только сожалеть, что она не была доведена до конца и не проработана более полно.

Очевидно, что психоаналитикам, которые имеют дело главным образом с вербальными сообщениями взрослого человека, придется предпринять более систематическое исследование самых ранних, архаических форм коммуникации в младенческом возрасте, если они хотят прийти к пониманию взрослой коммуникации, с одной стороны, и основ процесса мышления — с другой. В свете того факта, что акцент постоянно делается на генетических аспектах психоанализа, удивительно, что подобное исследование не было предпринято давным-давно.

Это тем более удивительно, что Фрейд, как мы видим, не только отчетливо понимал это с самого начала, но и вполне явно об этом говорил. Было бы полезно продолжить исследование многочисленных форм, в которых он описал связи между вербальной функцией и мыслительными процессами. Что касается невербальных проявлений, то имеет смысл вернуться к разъясняющей самой ранней формулировке Фрейда в «Проекте научной психологии» (1895а). Здесь, говоря о попытке разрядить импульс, высвобождаемый по моторным путям, он утверждает, что первый путь, которым следует импульс, ведет к внутреннему изменению (например, эмоциональная экспрессия, пронзительный крик или сосудистая иннервация). Далее он говорит, что такая разрядка сама по себе не может привести к ослаблению напряжения. Ослабление напряжения может быть достигнуто лишь через действие, ведущее к изменению во внешнем мире; такое действие человеческий организм не способен произвести на ранних стадиях своего развития. Поэтому для облегчения своего состояния ребенку необходимо заручиться посторонней поддержкой, например, через крик о помощи. И он утверждает: «Этот путь разрядки приобретает, таким образом, крайне важную вторичную функцию — функцию обеспечения понимания¹ с другими людьми. а первоначальная беспомощность человеческих существ является, следовательно, первичным источником всех моральных мотивов».

Это важное утверждение было высказано в 1895 голу. Оно содержит все принципиально необходимые мысли для понимания истоков коммуникации. В нем за этим наиболее ранним процессом четко закрепляются две функции: с субъективной точки зрения новорожденного эта «коммуникация» представляет собой лишь процесс разрядки. Однако этот процесс разрядки, который с позиции младенца является выражением его внутреннего состояния, воспринимается

^! В оригинале на немецком Фрейд (1895) использовал термин Verstandigung, который в данном контексте относится в первую очередь к коммуникации.

матерью как призыв к ее помоши. Она будет реагировать на него и устранять напряжение у младенца (например, кормя его, когда он голоден). Тем самым ненаправленный процесс разрядки у младенца достигает результата благодаря посторонней помощи. Таким образом, этот постоянно повторяющийся цикл представляет собой начальную стадию коммуникации и объектных отношений.

Сама по себе попытка младенца достичь непосредственной моторной разрядки напряжения является безуспешной, однако в качестве побочного ее продукта развивается вторичная функция этого же процесса. Фрейд обсуждает это в следующей главе указанной монографии.

Установление этой вторичной функции разрядки, а именно направленной коммуникации у младенца, относится к более поздней стадии развития. Предпосылкой этого является то, что у младенца уже развились восприятие и память, и поэтому он может связать слуховое восприятие собственного крика со следами памяти о редукции напряжения, которая наступает вслед за этим благодаря окружению. Хотя здесь и можно уже говорить о более продвинутом цикле в психическом развитии ребенка, это пока еще всего лишь ранний предвестник вербальной коммуникации. В течение многих месяцев коммуникация младенца будет происходить на этом архаическом уровне, пока из нее не возникнет вербальная коммуникация.

В данной работе мы собираемся исследовать довербальную коммуникацию. То есть мы будем исследовать феномены, происходящие задолго до использования слов и уж тем более задолго до овладения собственно речью.

Если мы попытаемся перечислить последовательные этапы в процессе обретения вербальной коммуникации, это послужит прояснению наших концептов. Первым из этих этапов является непосредственная разрядка напряжения у новорожденного. Этот этап я обсуждал в статье «Первичная полость» (1955а). На следующем этапе развития младенца приобретается вторичная функция этого процесса разрядки; младенец, у которого развились функции восприятия и памяти, связывает собственный крик с устранением напряжения, которое обеспечивает окружение. В терминах теории речи Кайла Бюлера (1934), где он выделяет в общем феномене речи три функции, а именно выражение, обращение и описание, вышеописанный первый этап представляет собой выражение, а второй этап — обращение. Бюлер намеренно ограничил свой подход описательной функцией речи.

В фокусе нашего интереса будет находиться феномен, который нельзя классифицировать в терминах трех категорий Бюлера. Тем не менее хронологически он совпадает с развертыванием и достижением второго этапа. Этот феномен представляет собой начало интенцио-нальной коммуникации.

Но даже это утверждение требует уточнения. Как правило, термин «коммуникация» понимается неверно, поскольку предполагается, что он имеет отношение только к произвольно направленному взаимному

обмену сигналами. Однако знаки процессов, происходящих в существах, которые вообще не имеют намерения вступать в коммуникацию, также являются формой коммуникации. Примером этому может служить устройство, с помощью которого в недавнем прошлом изучалась коммуникация, а именно телефон. Когда звонит телефон, тем самым подается интенциональный сигнал, сообщающий нам, что в данный момент следует ожидать коммуникацию по телефону. Но когда мы находимся рядом с телефоном и слышим низкий гудящий звук, то понимаем, что трубка не лежит на рычаге. Все, что мы слышим, — это гудок, который мы используем как индикатор, информирующий нас о состоянии телефона; но это не является направленной на нас интен-циональной коммуникацией. Разновидность коммуникации, которую мы будем исследовать у младенца, имеет ту же природу, что и гудок телефона — во всяком случае та ее часть, которая послужит отправной точкой данного исследования. Эта коммуникация проявляется посредством определенных изменений в общем поведении младенца, имеющих в основном временный характер. Эти изменения не совершаются с целью сообщить нам о чем-либо; тем не менее они говорят нам нечто о том, что происходит с младенцем. Они центрированы на себе подобно языку животных. Биренс де Хаан (1929) предложил прекрасную формулировку для разграничения языка животных и человеческой речи, определив речь животных как эгоцентрическую¹, а человеческую речь как аллоцентрическую. Коммуникация, которую мы исследуем у младенца, является эгоцентрической, поскольку она представляет собой феномен разрядки, ненаправленный и неинтенциональный, возникающий в ответ на внутренние процессы. Даже когда такая разрядка наступает в результате внешней стимуляции, она не является ответом на стимул как таковой. Скорее она является результатом процессов, которые вызывает у младенца стимул. Таким образом, даже когда новорожденный отвечает на стимул, этот ответ является лишь индикатором процессов, происходящих внутри него.

Я хочу подчеркнуть, что поведение новорожденного можно рассматривать как коммуникацию лишь в значении индикатора; но поскольку новорожденный своим поведением что-то нам сообщает, мы можем использовать это поведение в качестве отправной точки нашего исследования.

Однако не следует забывать, что коммуникация по типу индикатора имеет место не только у нормального, здорового младенца, но и в случаях патологии. Более того, в этих случаях мы склонны уделять особое внимание таким коммуникациям; именно в таких состояниях индика-

¹ Использование де Хааном термина «эгоцентрический» не связано с психоаналитическим значением понятия «Эго». Эгоцентрический означает для де Хаана «центрированный на субъекте». Называя речь животных эгоцентрической, де Хаан имеет в виду, что она не адресована другому животному, а является выражением внутренних процессов. То же самое относится к новорожденному, у которого Эго не существует.

тор воспринимается каждым как симптом того, что происходит с младенцем. Таким образом, коммуникации, встречающиеся при патологических процессах, свидетельствуют о том, что все проявления в этом раннем возрасте суть индикаторы как патологических, так и нормальных процессов, происходящих внутри субъекта. Как и во многих других случаях психоаналитического исследования, основываясь на патологии, мы можем сделать вывод о том, что относится к норме. Поэтому мы должны будем включить в наш подход также тщательное исследование проявлений жизнедеятельности младенца в состояниях патологии.

Дата добавления: 2015-06-04