Экстаз и сердце 67 страница

Вообще, о чем бы ни писал Иван Вишенский, к кому бы он ни обращал свои послания, какие бы проблемы общественной жизни ни поднимал, он пытался доискаться «следа существа правды» и высказывал свои мысли просто и без «баснословия»; лишь бы они были понятны широким слоям, для чего, кстати, даже предлагал методику чтения своих произведений в предисловии «О чину прочитания сего писания» к упомянутой «Книжке». Писатель обращался почти ко всем жанрам современной полемической литературы — посланию, памфлету, трактату, диалогу. Язык его произведений взволнован, приподнят, риторически образен; особенно удавались ему имитация диалога, сочетание юмора с едкой сатирой, соединение книжного языка с простонародным, где он показал себя мастером неологизмов и фразеологизмов. Все это привлекло

к наследию Ивана Вишенского внимание многих исследователей, среди которых прежде всего следует назвать И. Франко, автора многочисленных работ о Вишенском. В монографии, посвященной жизненному и творческому пути полемиста, Франко писал: «Первая и отличительная черта характера Вишенского — это живое чувство и живая фантазия, т. е. то, что делает поэта, пропагандиста, агитатора. Вся натура его рвется к горячей любви, сильной ненависти, глубокому уважению, равнодушных, холодных отношений к людям или идеям он не знает».

Мировоззрение Ивана Вишенского было прогрессивным, хотя и не лишенным противоречий (борьба взглядов религиозно-аскетических и гуманистических, традиционных и новаторских). Солидаризуясь с массами родного народа, Иван Вишенский обращался к иезуитам, униатам, польскому королю, папе римскому, к мелкой и крупной шляхте с гневным предостережением: «Не надейтесь, папы римские, кардиналы, арцибискупи, бискупи и всякое лживое священство латинского почту! Не надейтеся, власть мирская, король и всякое преложенство и всяк послушник папы римского, як з вами ни в чом ся соглашати православные не хощут и папе поклонитися не изволят. Не надейте ж ся ныне, не надейтеся завтра, не надейтеся по завтрию, в приидущее время и в веки веков».

Заметными произведениями полемической литературы являются также памфлет «Пересторога зело потребная на потомные часы православным христианам» (1606) анонимного автора и большой трактат «Палинодия, или Книга обороны» (1619—1622) Захарии Копыстенского (ум. 1627). Оба сочинения в свое время не были напечатаны, однако пользовались популярностью благодаря подкрепленному историческими фактами изображению подготовки и проведения унии, а также ее последствий для «росского» народа.

Если автор «Перестороги ...» больше останавливается на разоблачении закулисной истории организации Брестского собора, очевидцем и участником которого он был, а также на характеристике епископов-«отступников», то Захария Копыстенский в своей «Палинодии ...» доказывает безосновательность учения о первенстве папы, рассказывает о прочных взаимоотношениях русской церкви с греческой, полемизирует с иезуитом Л. Кревзой, против которого и написал трактат. Захария Копыстенский восхищается мужеством и отвагой запорожского «рыцарства» в борьбе с турками, вспоминает и «о деяности россов Великой Росии, як народ той яфето-росский и доселе квитнет». Стиль и язык произведений просты, пересыпаны народными поговорками, меткими остротами, иронично-сатирическими фразеологическими оборотами, диалектизмами и полонизмами, хотя в общем изложение спокойное, летописно-степенное.

Среди других выдающихся украинских и белорусских публицистов писал полемические произведения и сын Герасима Смотрицкого — Мелетий Смотрицкий, но сначала в защиту православной церкви («Тренос», 1610), а потом, разочаровавшись в ней, перейдя в лагерь униатов, против нее (см. о нем в главе «Белорусская литература»).

На последнюю четверть XVI и начало XVII в. приходится новое явление в литературном процессе — первый этап развития книжного украинского стихосложения, который не без основания связывают с началом печатного дела на Украине и с более интенсивным развитием школьного просвещения. В братских школах большое внимание уделяли изучению пиитики и риторики, составлению и чтению религиозно-морализаторских стихотворений по образцам греческой, римской и польской литератур. Изучались также метрическая и силлабическая системы стихосложения, которые авторы тогдашних «просодий», как тогда называли совокупность правил стихосложения в греческо-славянской грамматике — «Грамматике» (Львов, 1591), грамматиках Лаврентия Зизания (1596), Мелетия Смотрицкого (1619), — пытались перенести и на восточнославянскую почву. Но ни метрическая, ни силлабическая системы, хотя они долго искусственно культивировались школой, не привились в украинской версификации, отличавшейся подвижным ударением в словах, и с появлением новой литературы отмерли, а основной стала силлабо-тоническая система.

Ранние печатные образцы украинской поэзии встречаются в предисловии к читателям, в похвале на герб князя Константина Острожского в Острожской библии (1581) Герасима Смотрицкого, а также в отдельно изданном листке двадцати двустиший «Которогося месяца што за старых веков деело короткое описание» (Острог, 1581), кратко называемом «Хронологией» Андрея Рымши, в панегирике «Просфонима» (Львов, 1591) в честь будущего митрополита Рагозы. Стихотворения Герасима Смотрицкого были не только первыми «стихами на гербы», но и в некоторой степени программными. Автор прославляет князя как общественного и культурного деятеля, сравнивает его деятельность с просветительной деятельностью Владимира Святославовича и Ярослава Мудрого, провозглашает панегирик книге, которая есть «непобедимо оружие, острейшее меча обоюдоостра».

Как и в полемическом трактате «Ключ царства небесного», Герасим Смотрицкий говорит о тяжелом положении украинского и белорусского народов.

К концу XVI в. относят и большой Загоровский сборник стихов, полемически направленных против «нововерных еретиков», «арианов», «князей тьмы», «лжепастырей», «гордости папежской», «неприязи латинской», «блудной» западной церкви. Автор выступает и как гуманист-просветитель, поборник «книжной мудрости» и вообще наук: «Книги — солнце душам, мысли освещают, книги грехов черность в людях убеляют, книги в юности премудрыми творят». Загоровский сборник был популярен в России (XVII в.), где несколько переработанные стихотворения использовались также для борьбы против антитринитариев.

Публичное исполнение стихотворений в братских школах и коллегиумах в форме декламаций и диалогов можно считать началом зарождения украинского театра и школьной драмы, которые создавались учителями школ на рождественские и пасхальные праздники. Почти одновременно с диалогами появляются и стихотворные интермедии. Написанные народно-разговорным языком, интермедии вносили живую струю в церковные схоластические драмы, которые по латинскому и западноевропейскому образцам ставили на Украине в XVII—XVIII вв. Первые печатные украинские интермедии известны из польской драмы Я. Гаватовича «Трагедия, или Образ смерти преосвященного Иоанна Хрестителя» (1619), хотя, по словам Ивана Вишенского, «комедии строили и играли» еще в XVI в.

В конце XVI в. украинская литература была представлена различными жанрами, из которых наибольшего расцвета достигла полемическая проза, отражавшая сложные социальные, национальные и религиозные отношения украинского народа в составе Речи Посполитой. Полемическая и виршевая литературы дали толчок интенсивному продолжению и укреплению прозы школьного стихотворства и драматургии в XVII в. — качественно новому периоду развития и становления украинской литературы в ее связях с русской, белорусской, польской и другими литературами.

БЕЛОРУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Одновременно со становлением собственно русской и украинской литератур в XIV—XVI вв. складывалась и собственно белорусская литература. Ее возникновение подготавливалось развитием западных земель Руси эпохи феодальной раздробленности, когда были заложены основы формирования белорусской народности.

Существенное значение для становления белорусской литературы имело признание при литовском князе Ольгерде (1345—1377) литературного языка Древней Руси в его западнорусском варианте общегосударственным языком Великого княжества.

Белорусская литература, как и русская и украинская, вырастала из литературы Киевской Руси XI—XIII вв. Непосредственная преемственность особенно ощущалась в XIV—XV вв. На этом раннем этапе в Белоруссии продолжали бытовать памятники общей древнерусской письменности XI—XIII вв. и создавались главным образом произведения традиционных жанров. Из книг церковного обихода, переписанных в XIV в. на территории Белоруссии, известны Полоцкое, Друцкое, Оршанское, Мстижское и Лавришевское Евангелия, которые свидетельствуют о мастерстве письма белорусских книжников.

В древний период вся литература, вся книжность восточных славян была единой, неразделенной; к XV в. однако уже можно говорить о взаимодействии начинавших обособляться литератур.

Определенное воздействие на литературу западных областей, входивших в Литовское княжество, оказывала, особенно в XV в., и литература Северо-Восточной Руси. В частности, в Белоруссии были хорошо известны многие летописи новгородского и московского происхождения. Одни русские летописи просто переписывались (например, летопись Авраамки), другие использовались как источники при составлении местных летописных сводов и компиляций (Московская летопись Фотия и др.). Создавались также новые, белорусские редакции отдельных литературных произведений (например, повести о Мамаевом побоище).

Особенно важны литературные традиции Киевской и Северо-Восточной Руси были для белорусской литературы в пору ее становления, в XIV—XV вв. В дальнейшем же, отталкиваясь от этих традиций и творчески используя

их, белорусская литература создала свои собственные традиции и стала на самостоятельный путь развития, продолжая сохранять и укреплять взаимосвязи с литературами соседних славянских народов и Литвы.

Господствующими жанрами литературы Белоруссии раннего периода были хождения и летописи. Появились описания путешествий в «святую землю» — хождения Агрефения, Игнатия Смольнянина (конец XIV в.), Варсонофия (XV в.). На протяжении XIV — начала XV в. возникла Смоленская летопись, отразившая борьбу местных князей за сохранение самостоятельности Смоленского княжества.

Эти произведения существенно не отличаются от однотипных произведений древнерусской литературы на территории России или Украины ни в языковом, ни в жанровом отношении, т. е. они созданы в русле литературных традиций Киевской Руси. Первыми произведениями, в которых белорусская литература начала приобретать индивидуальный облик, были белорусско-литовские летописи. В их языке уже отчетливо заметны местные, белорусские особенности, их стиль отличается лаконизмом и выразительностью. По своей жанровой форме эти сочинения представляют собой своеобразное соединение традиционного, погодного способа изложения событий с описанием истории. Главный герой первых белорусско-литовских летописей — деятельный и активный князь, который возглавляет борьбу за укрепление политического единства страны.

Возникновение в XV в. в Белоруссии летописания общегосударственного характера связано с преодолением феодальной раздробленности и укреплением могущества Великого княжества Литовского, особенно при Витовте (1392—1430), а главное, с завершением процесса складывания белорусской народности. Объединительная идея впервые и получает отражение в летописях. Уже в «Летописце великих князей литовских» (первая половина XV в.) история Литвы и Белоруссии XIV в. освещена с точки зрения центральной власти, боровшейся с раздробленностью. Такими же идеями пронизана и «Похвала Витовту».

И «Летописец великих князей литовских», и краткая Смоленская летопись, повествующая о гражданской войне в Великом княжестве Литовском после смерти Витовта, написаны в форме исторической повести-хроники, а не обычной летописи с ее погодным изложением событий. Вообще специфическая особенность летописания Белоруссии XV—XVI вв. заключалась в том, что оно велось нерегулярно и формировалось не путем постепенного накапливания годовых записей, а путем создания отдельных историко-литературных произведений (хроник) и последующего их объединения в своды, т. е. оно не имело систематического характера русского летописания того времени.

В результате соединения белорусско-литовских хроник с русскими летописями во второй четверти XV в. в Смоленске при местной епископской кафедре был составлен первый летописный свод, который продолжался до 1446 г. Рассматривая историю Великого княжества Литовского как органическую часть истории восточных славян, автор этой летописи соединил в одном своде летописную выборку по истории Киевской и Московской Руси за 854—1428 гг., извлеченную из Московской летописи Фотия, со Смоленской летописью и «Летописцем великих князей литовских». Таким образом, история Литвы и Литовской Руси впервые была изложена в непосредственной связи с историей Московской Руси и в ее преемственности с историей Руси Киевской, т. е. был создан свод, общерусский по своему характеру. Белорусско-литовская летопись 1446 г. явилась своего рода обоснованием внешнеполитической жизни Великого княжества первой половины XV в., которое стремилось продолжить собирание восточнославянских земель.

В XVI в. в связи с изменением исторических условий белорусско-литовские летописи утратили общерусский характер, а центр летописания переместился из Смоленска в Вильнюс. В 20-х годах XVI в. здесь была написана «Хроника Великого княжества Литовского и Жемайтского», в основу которой положена легенда о римском происхождении литовцев. Хронист, таким образом, стремился показать древность и величие прошлого Литвы и обосновать историческое право литовского народа на независимость. Образовав вместе с «Летописцем великих князей литовских» второй летописный свод, эта литовская хроника распространялась и на территории Белоруссии.

Самым выдающимся памятником белорусско-литовского летописания была «Хроника Быховца». Использовав предшествующие летописи, автор попытался создать полную историю Великого княжества, придав ей форму беллетризированной повести. Созданная в первой половине XVI в. «Хроника Быховца» отразила думы этого тревожного времени. Озабоченный судьбой страны, автор стремился вызвать у соотечественников чувство гордости за свое прошлое. Он стоял на стороне тех представителей господствующего класса Великого княжества, которые, по его представлениям, были опорой независимости.

Общегосударственное по характеру белорусско-литовское летописание угасло вместе с утратой

в XVI в. белорусским народом той относительной самостоятельности, которой он обладал, пока Великое княжество Литовское не было присоединено к Речи Посполитой. Однако это летописание продолжало сохранять культурно-историческое значение. Первые летописи и хроники содействовали возникновению позднейших исторических компиляций (хроник, хронографов и др.) на белорусском, украинском, польском, литовском и латинском языках и оказали определенное влияние на развитие белорусской прозы. Героический мир, отраженный в летописях и хрониках, в котором жил и которым жил средневековый человек, — мир значительных событий, ратных подвигов, деятельных и мужественных героев еще долго привлекал читателей Белоруссии.

В XVI в белорусская литература вступила в новый этап своего развития, во многом связанный с идеологией гуманизма и Реформации. Географически расположенная на стыке восточнославянских земель с католическим Западом, Белоруссия являлась своего рода аккумулятором разнообразных философско-религиозных и культурных идей, которые она по-своему развивала на местной почве. Рост городов, ремесла и торговли, относительная веротерпимость и другие факторы способствовали известной секуляризации мышления и нравов, росту культуры и образованности в Белоруссии. Возникают новые культурные потребности, поднимается авторитет разума, увеличивается интерес к светским знаниям и науке, усиливается дух критицизма по отношению к официальной церкви и средневековой идеологии, постепенно изменяются взгляды на человека, природу и общество. Схожесть условий общественно-политического развития Белоруссии XVI в. с соседней Польшей, связи с передовыми странами Европы содействовали в период до наступления Контрреформации возникновению на белорусских землях ряда явлений культуры, общих с гуманизмом и Реформацией. Положительное значение имело также и то, что в XV—XVI вв. жители Великого княжества, по крайней мере представители имущих классов, получили возможность выезжать за границу для получения высшего образования.

Самым выдающимся представителем гуманизма в Белоруссии был Франциск Скорина (ок. 1490 — до 1552). И по учености, и по разносторонней деятельности, и по мировоззрению он человек эпохи Возрождения. Уроженец Полоцка, Скорина в 1506 г. окончил Краковский университет, затем получил степень доктора «наук вызволенных» (свободных искусств), а в 1512 г. в Падуе ему была присуждена ученая степень доктора медицины. Скорина глубоко понимал запросы времени. Борьба со средневековой отсталостью была невозможна без поднятия уровня образования всех слоев населения. Он оценил великую культурно-историческую миссию книгопечатания и впервые дал белорусскому народу печатную книгу на родном языке: это была Библия, изданная им в Праге в 1517—1519 гг. с учетом чешского издания 1506 г. «Людям простым посполитым к пожитку и ко размножению добрых обычаев», «для посполитого доброго и размножения мудрости ... разуму и науки» — так характеризовал белорусский первопечатник цель своего исторического начинания. Он печатал книги, заботясь о распространении знаний, совершенствовании нравов, духовном обогащении человека. Библия для него — не столько божественное откровение, сколько книга, написанная философами

Иллюстрация:

Портрет Франциска Скорины

Гравюра из пражского издания Библии 1518 г.

и летописцами, больше источник знаний, чем кодекс веры. Скорина отвоевывал у церкви права на монопольное толкование библейских книг и посредничество между Библией и читателем. Он прославляет разум, стремление к знанию; излагает программу обучения по Библии семи свободным искусствам, дает дополнительные сведения по географии, истории, философии и праву, популяризирует античную науку и литературу. Скорина признает равноправие народов и равноправие личностей, призывает ничего не жалеть ради блага Отчизны.

Как человек нового времени, Скорина полон чувства собственного достоинства: он дважды помещает в книгах Библии свой портрет и подчеркивает, что издание осуществлено именно его, Франциска Скорины из Полоцка, «в лекарских науках доктора», трудами и стараниями. Его герб — солнце, источник жизни, света, символ жизни.

В историю белорусской и всей славянской культуры Франциск Скорина вошел не только как просветитель-гуманист, основоположник восточнославянского книгопечатания. Непреходящее значение имела и его творческая деятельность как переводчика и писателя. Благодаря его переводам широкие круги читателей на восточнославянских землях смогли непосредственно ознакомиться с Библией.

Как писатель Скорина ввел в широкую практику и совершенствовал жанр предисловий к рукописным и печатным книгам. Его предисловия — это доверительные слова мудрого учителя, заинтересованно разъясняющего читателю некоторые сложные истины, он стремится максимально облегчить путь к восприятию идей и образов Библии. Они глубоко продуманы по содержанию, стилистически отточены, отличаются лаконизмом, ясностью и простотой изложения и, как правило, включают в себя краткие и по возможности всесторонние сведения о произведении с изложением его основного содержания, поданные под углом зрения определенных познавательных и учебно-воспитательных задач. Предисловия Скорины служили образцом для книжников на восточнославянских землях, им подражали и на них учились.

По техническому совершенству и художественному оформлению издания Франциска Скорины стоят на уровне венецианских и нюрнбергских образцов начала XVI в. Стремясь продолжить издание книг на родине, Скорина из Праги переехал в Вильнюс, где выпустил в свет «Малую подорожную книжицу» (1522) и «Апостола» (1525). Не получив поддержки у духовных и светских властей, Скорина был вынужден прекратить печатание книг в Вильнюсе. Он попытался продолжить издание книг в Москве, но безуспешно. Поработав некоторое время секретарем и врачом у виленского епископа, он в 1535 г. возвратился в Прагу. Здесь он занимал должность королевского садовода-ботаника.

Просветительская деятельность Франциска Скорины носила выраженную демократическую направленность. Она сыграла этапную роль в истории белорусской культуры и имела общеславянское значение. Книги белорусского ученого-гуманиста, адресованные «братии моей Руси», т. е. всем восточным славянам, были хорошо известны на Украине, в России и способствовали развитию книгопечатания у соседних народов.

Дальнейшее развитие в первой половине XVI в. получили общественно-политическая мысль, народное творчество, архитектура (Сынковичская, Маломожейковская и Супрасльская церкви, Мирской замок, в которых соединялись национальные традиции с готическими и ренессансными мотивами). В 20-х годах XVI в. была проведена кодификация местного права, в результате чего появился известный памятник белорусско-литовского права — «Литовский статут» 1529 г., один из первых в Европе сводов законов.

В это же время некоторые писатели Белоруссии и Литвы начали создавать произведения на латинском языке. Среди них особенно выделяется Николай Гусовский (ок. 1475 — после 1533), уроженец Белоруссии, выходец из демократических слоев населения, художник самобытного дарования, чье творчество одинаково дорого белорусам, литовцам, полякам. В Риме поэт написал «Песнь о зубре». Она была опубликована в Кракове в 1523 г. под латинизированным именем Гуссовиан. Содержание «Песни ...» основано на впечатлениях автора, в молодости отважного охотника, на глубоком знании истории и обычаев своего народа. Красочны и живописны описания природы Белоруссии и Литвы, картины охоты.

Поэт рассказывает читателю о славном прошлом, о красоте и богатстве, народных традициях и обычаях родного края. Болью наполнены строки, посвященные лишениям и страданиям простого народа Белоруссии и Литвы; автор осуждает местных князей, погрязших в распрях и забывших о долге, «на словах миротворцев, а на деле волков». В качестве примера правителям XVI в. Гусовский называет Витовта, который, по его мнению, отдавал все силы укреплению могущества государства.

Поэтический мир Гусовского удивительно земной. Его поэзия — гимн человеку деятельному и сильному, мужественному охотнику-воину,

покорителю дикой природы, борьба с которой для поэта и труд, и наслаждение. Автор воспевает личность всесторонне развитую, свободную, верит в могущество человека, ратует за его физическое и духовное совершенство.

Период с середины XVI до начала 20-х годов XVII в. в смысле интенсивности культурной жизни и разнообразия литературных памятников не имеет себе равных в истории Белоруссии эпохи феодализма. В десятках белорусских городов открываются типографии и школы разных направлений (православные, протестантские, иезуитские), издаются буквари, грамматики, словари. Увеличивается число высокообразованных людей и лиц, занимающихся литературным творчеством. Возникают новые литературные роды (поэзия, драматургия) и жанры (дневники, мемуары, эпистолярная проза и др.), появляется много переводных произведений, своей вершины достигает полемическая литература.

Это был период резкого обострения социальных, национальных и религиозных противоречий, классовой борьбы, связанных с насильственными Люблинской (1569) и Брестской церковной (1596) униями. Из реформационных направлений наибольшее распространение в Белоруссии XVI в. получили кальвинизм и антитринитаризм. Учение Кальвина имело влияние главным образом в среде шляхты. К антитринитаризму, радикальному демократическому крылу протестантизма, примкнула часть мелкой шляхты, горожан и низшего духовенства. Причем белорусско-литовские антитринитарии, как и польские, были ближе к гуманизму и науке Возрождения, чем протестанты Западной Европы. Борьба протестантов против католического и православного духовенства, их критика официальной церкви вызвали к жизни богатую публицистическую литературу. Крупнейшими последователями реформационных идей, продолжателями культурно-просветительских традиций Скорины были выходцы из шляхты Симон Будный и Василь Тяпинский.

Известный реформационный публицист, виднейший идеолог антитринитаризма в Белоруссии, Литве и Польше Симон Будный (1530—1593) получил образование в западноевропейских университетах. Человек энциклопедических знаний, блестящий полемист, он завоевал европейскую известность работами, посвященными критике официальной церкви. Будучи сначала приверженцем кальвинизма, Симон Будный в 1562 г. напечатал в Несвиже на белорусском языке «Катехизис», в предисловии к которому призывал белорусских феодалов не отрекаться от родного языка и осуждал духовенство за его невежество и консерватизм.

Перейдя в конце 60-х годов в лагерь антитринитариев, Симон Будный издал много полемических книг и трактатов на польском и латинском языках. К концу жизни он склонился к столь радикальным выводам, что даже его недавние единомышленники признали их еретическими. Симон Будный, критически рассматривая тексты библейских книг, пришел к отрицанию божественной природы Христа и усомнился в бессмертии души. Его социально-политические взгляды были близки к взглядам известного польского гуманиста XVI в. Андрея Фрича Моджевского. Активно борясь за утверждение гуманистических и рационалистических идей, Будный внес значительный вклад в развитие общественно-политической и философской мысли польского, белорусского и литовского народов. Написанные аргументированно и остроумно, полемичные по духу публицистические произведения Будного служили литературным образцом для писателей-полемистов последующего времени. Его переводы на польский язык книг Ветхого и Нового Завета, сопровождаемые солидными предисловиями и текстологическими комментариями, положили начало филологической критике Библии и в Белоруссии.

Современником и единомышленником Симона Будного был Василь Амельянович-Тяпинский (ок. 1540—1603), выходец из мелкой шляхты Полотчины. Движимый патриотическими чувствами, он в 70-х годах XVI в. перевел на белорусский язык Евангелие и напечатал его в собственной типографии. Принимаясь за издание Нового Завета на родном языке, он, подобно Скорине, преследовал прежде всего культурно-просветительские, а не конфессиональные цели. В предисловии к Евангелию, написанном несколько тяжеловесным стилем, Василь Тяпинский выражал гордость историческим прошлым белорусского народа. Чувство возмущения вызывали у него позиция белорусского духовенства и светских феодалов, их безразличие к будущему страны, к просвещению народа, пренебрежение к родному языку. Поэтому он выступал за немедленное открытие национальных школ, за подъем всей культуры народа. Такого решительного выступления в защиту национальной традиции, народного языка еще не знала белорусская литература. В тяжелое время после Люблинской унии, когда началась интенсивная полонизация белорусского и украинского народов, это выступление было особенно своевременным.

В стремлении служить народу, в горячей заинтересованности в распространении знаний на белорусском языке протестант Тяпинский шел по следам гуманиста Скорины.

Среди плеяды реформационных публицистов

Белоруссии и Литвы второй половины XVI в., писавших по-латыни и на польском языке, одним из наиболее талантливых был шляхтич Андрей Волан (ок. 1530—1610), автор более двух десятков произведений. Гуманист-рационалист, последователь Эразма Роттердамского, он осуждал феодальный произвол, язвительно обличал обскурантизм духовенства, страстно отстаивал свободу личности. Популярностью пользовались его полемические сочинения против иезуитов. Написанные с глубоким знанием дела, остроумно и бескомпромиссно, они вызвали большой резонанс. Их переиздавали немецкие протестанты и французские гугеноты, с их автором полемизировали в Италии и Германии. Не случайно произведения Андрея Волана были занесены католической церковью в «Индекс запрещенных книг».

Вследствие внешнеполитических условий, а также недостаточной социально-экономической зрелости общественного строя Реформация в Белоруссии не переросла в общенародное движение, как в Чехии или Германии. Захватив главным образом господствующий класс, и то внешне, протестантизм, ослабленный идейной разобщенностью, довольно быстро пал под ударами Контрреформации. Однако Реформация сыграла значительную роль в развитии белорусской философской мысли, в обогащении белорусской литературы, особенно ее публицистических жанров.

Конец XVI — начало XVII в. отмечены расцветом в Белоруссии и на Украине во многом общей для них полемической литературы против церковной унии с Римом. Господствующий класс феодальной Польши видел в унии средство подавления белорусского и украинского народов. Часть православных иерархов, идя на компромисс, надеялась получить равные с католическим духовенством привилегии, а также освободиться от опеки царьградского патриархата. Подчинение православной церкви Риму должно было, по замыслам инициаторов унии, укрепить единство разноверной и многоплеменной Речи Посполитой, т. е. означало активизацию ассимиляторской политики шляхетской Польши на восточнославянских землях и католическую экспансию. Идеологическая борьба против унии вызвала появление богатой полемической литературы. В борьбе против унии положительную роль сыграли православные братства, которые были центрами консолидации национально-патриотических сил народа.

Дата добавления: 2015-06-25