Мирная революция силовиков

19 августа текущего года в подмосковных «Рощицах» была ликвидирована крупнейшая криминальная группировка. Нужно сказать — одна из старейших группировок и одновременно одна из последних доживших до наших дней группировок такого уровня.
Спонсируя художественные фильмы, телепередачи и усилия журналистов, некие «заинтересованные лица» тиражируют легенду о том, что криминалитет успешно интегрировался в бизнес, а криминальные авторитеты в массовом порядке стали респектабельными буржуа. На самом деле, если провести статистический анализ, выяснится, что те, кто поднялся в криминальном или околокриминальном бизнесе на волне перестройки, сегодня на 90% вышли из игры или выведены из нее. Что же происходит?
Криминальные группировки в начале девяностых множились, как грибы, но потом в конкурентной борьбе выживали только сильнейшие. И вот эти сильнейшие постепенно легализирующиеся группировки окружались особым вниманием со стороны ФСБ.
С фактическим приходом к власти в стране ФСБ в лице президента, когда вся вертикаль государственных постов с верху донизу была начинена действующими или «бывшими» сотрудниками органов госбезопасности, давление на криминальные группировки еще больше усилилось. От наблюдения ФСБ перешло к массовому внедрению агентов и вербовке исполнителей из числа криминалитета. При этом любое сопротивление подавлялось. В итоге достигнут тотальный контроль над всеми околокриминальными структурами, по большей части действительно уже легализованными. Таким образом и в этой сфере финансово-экономической жизни сегодня воцарились силовые структуры. Кстати, ликвидация группировки в «Рощицах», видимо, один из последних шагов долгой и многоходовой операции ФСБ по подчинению легализованного криминалитета.
Силовики, к которым, кроме ФСБ, относятся высокие чины армии и милиции, на сегодняшний день являются новой реально правящей олигархией. Координирует действия всей многоступенчатой пирамиды силовиков, бесспорно, ФСБ. С помощью финансово-экономических нитей силовики легко влияют на политику и, наоборот, благодаря своему политическому влиянию конструируют экономические процессы.
Как известно, они практически полностью контролируют основные средства массовой информации. Контроль распространился и на российское интернет-пространство, где прямо или через подставных лиц имеется доступ к крупнейшим базам данных электронной почты и поисковых систем. Кроме того, спецслужбы, с помощью разных средств, привлекают к своей работе попавшихся на чем-либо профессиональных пиратов интернета — хакеров.
Стоит упомянуть и о том, что контроль над «духовным пространством», играющим в современной России важную роль, легко осуществляется благодаря ниточкам, тянущимся еще с советского времени. Не секрет, что в СССР официальный руководящий аппарат основных религиозных конфессий был под жестким добровольно-принудительным патронажем КГБ. Строй сменился, люди и связи остались.
Мы не говорим, что нынешняя олигархия силовиков хуже криминальной послеперестроечной олигархии. Нынешняя олигархия по ряду параметров, безусловно, лучше… Но здесь встает очень важный моральный вопрос: являются ли спецслужбы ответственными за свои преступления, совершенные против народа в советское время? Так ли уж неоправданны те стереотипы, которые связывают Комитет государственной безопасности, а следовательно, к сожалению, и его преемников, с чем-то страшным?

Независимый политаналитик

* * *
Вечером 22 августа полковник в отставке Сергей Сергеевич Полурадов просматривал материалы интернета, освещавшие недавние события в «Рощицах». Сделав в «Яндексе» поиск по слову «Рощицы», он обнаружил занимательную статью — «Мирная революция силовиков».
Сергей Сергеевич отвлекся на минуту и взглянул в окно. Вдалеке, на линии горизонта, сверкали молнии. Еще глухо, но уже различимо доносились раскаты грома. К Москве приближалась гроза. «Нужно быстро распечатать статью, чтобы выключить компьютер до грозы», — подумал полковник.
Он успел. Через пятнадцать минут над Москвой разразилась гроза необычайной силы. Казалось, сотни небесных корреспондентов то и дело освещали город вспышками бесчисленных фотокамер. Выключив компьютер и не обращая больше внимания на ливень и грозу, Сергей Сергеевич изучал статью. Спустя полчаса он достал из письменного стола потертую записную книгу, нашел нужный номер телефона и позвонил.
— Слушаю, — устало ответили на другом конце провода.
— Антон? Антон Петрович?
— Да.
— Добрый вечер. Извини, что поздно. Узнал?
— Сережа?
— Так точно. У меня, Антоша, беда. Племянница, дочь моей сестры Лены, попала в эту кашу с картелем Замоскворецкого… Сейчас она на реабилитации. Но мне сегодня Лена сообщила, что, оказывается, нашу девочку, нашу Надю… изнасиловали. И что самое страшное, у нее обнаружили… обнаружили ВИЧ-инфекцию… — у Сергея Сергеевича перехватило дыхание и голос задрожал.
— Ну что ты там, Сережа?! Давай не раскисай. Я понял. Приезжай ко мне завтра на работу. Пропуск на твое имя будет на проходной. По телефону об этом не нужно. Понял?
— Да. Спасибо огромное, Антон Петрович. Приеду.
— Ну вот еще, «Антон Петрович». Ты мне, что ли, не помогал? А я пока ничем не помог. Приезжай, обсудим. До встречи, Сережа.

* * *
Эхо шагов гулко разносилось по пустому коридору. Остановившись у высоких дверей, обитых темной кожей, сержант нажал кнопку звонка. Маленькая лампочка загорелась зеленым — это означало: «Можно войти». Сержант отворил дверь перед Сергеем Сергеевичем и пропустил его, а сам остался снаружи.
Пройдя через просторный кабинет по ковровой дорожке, Сергей Сергеевич поздоровался за руку с хозяином кабинета, вышедшим из-за стола. Встретивший указал на два кресла у журнального столика. Мужчины сели. Хозяин кабинета включил радиоприемник, заработала станция «Маяк».
— Оперативная привычка, — пояснил он. — Тут у меня прослушек нет, а если захотят прослушать, все равно прослушают, радио не заглушит разговор, но вот как положено было по инструкции много лет назад — включать приемник при начале беседы, так и действую. Привычка. Ладно, Сережа, давай к делу.
— Вот, Антон, я вчера вечером с интернета распечатал, изучил… Мне показалось, что ты можешь быть в курсе. Хотя чем теперь Наде поможешь? Беда, просто беда… — он положил на стол перед собеседником статью «Мирная революция силовиков», достал из пиджака платок и стал усердно сморкаться, пытаясь скрыть накатившие слезы.
— Не буду отнекиваться. Я в курсе дела с Замоскворецким и «Рощицами», знаю кое-какие подробности и про монахиню… Только вот до вчерашнего вечера я не знал, что она твоя племянница. Что сказать? Поможем. Безусловно, поможем. Слово офицера и друга. Ей уже обеспечен самый лучший медицинский уход. И мне обещали, что подключат первоклассных специалистов, применят все имеющиеся отечественные и зарубежные разработки, чтобы продлить жизнь девочки. Конечно, ты должен понимать, что это СПИД… Деньгами семье тоже поможем, — говорил генерал, бегло просматривая статью.
— Скажи, Антон, — Сергей Сергеевич поднял на друга покрасневшие глаза, — сколько можно жертв? Ведь Наденька — жертва. Представь, в двадцать восемь лет она обречена! Помнишь, чего мы с тобой насмотрелись на советско-китайской границе во время кризиса? И потом всю жизнь — холодная война, Афганистан, Чернобыль, жертвы, жертвы, жертвы, вплоть до Чечни и «Норд-Оста». Сколько можно и ради чего это все?
— Ради державы, Сережа, ради того, чтобы дети спали спокойно.
— И что, вправду получилось, как в этой статье написано, взять всю власть в стране?
— Я статью внимательнее потом изучу, но если верно понимаю, о чем речь, то отчасти власть в наших руках, но ты все равно поменьше интернету верь. Крайнего всегда будут искать и находить, но тот, кто держит в руках все нити, — всегда в тени. Иначе он бы и не смог держать все нити. Вырвали бы сразу. Вот теперь во всех смертных грехах обвиняют нас. А ведь кому, как не тебе, известно, что спецслужбы — это всего лишь сторожевые псы. Мы ждем и смотрим, что нужно власти. Какая власть, такие и спецслужбы. И если кого-то сделали козлом отпущения, то ясно, что не козел виноват, а тот, чьи грехи на этого козла взвалили… Мы лишь верные псы, служащие хозяину. Перед нами ставят задачу. Мы спрашиваем, можно ли для ее решения использовать наши профессиональные методы. Нам отвечают: «Не возбраняется». Нехорошо, конечно, мерить даже самое важное дело жизнями людей, но все же, я верю, история и потомки не забудут и помянут наши усилия. Надеюсь, ты не сомневаешься, что я и сам, как много лет назад, так и сегодня, не задумываясь, отдал бы жизнь ради нашего общего дела, ради державы, ради ее силы и ради счастливой жизни наших людей.
— Не сомневаюсь. Я и сам так всегда думал, но почему мы, старики, целы и невредимы, а жертвами становятся такие, как Надя…
— Сережа, пуля — дура. От нас это не зависит. Тут я тебе ничего не могу сказать, да и никто не скажет. Почему тогда на границе, в военном городке китайцы сожгли наших молодых жен, а мы с тобой, лейтенанты-сопляки, приняли бой на заставе и остались живы? Хотя я лично выжил только благодаря тебе. И я этого не забыл и никогда не забуду. А раскисать нельзя. Будем мужиками. Много, очень много жертв принесено, и чтобы все они были не напрасны, нужно жертвовать до конца.
— Ты знаешь, Антон, до случая с Надей я бы на сто процентов с тобой согласился, но… Что-то случилось, что-то случилось со мной, во мне. Какая-то пружина лопнула. Я так больше не могу. Что же это получается: если человек готов собой пожертвовать, то он может распоряжаться другими жизнями и свободно ими жертвовать? Неправильно это, нечестно. Нет уж, готов собой жертвовать — жертвуй собой, но не другими. И еще, большинство думает, что вся вина за «неизбежные жертвы» лежит на том, кто отдает приказ, а не на том, кто его исполняет. Но ведь исполнитель отвечает за собственный выбор — выполнять приказ или нет. Понятно, что по закону службы приказы не обсуждаются. Но это только по закону службы. А есть и другой закон внутри каждого — закон совести. Ведь зачем-то совесть дана? Извини… Чего это я? Нервы сдают. За помощь огромное спасибо. Я тебе буду звонить, и ты звони в любое время, а сейчас я пойду. Душно сегодня. Наверно, к вечеру опять будет гроза.
Сергей Сергеевич встал и, закрывая лицо платком, быстро вышел из кабинета, не обернувшись на прощание.
Антон Петрович проводил уходящего взглядом. При этом он плотно сжал губы, словно боялся, что не выдержит и окликнет друга.

* * *
Через полчаса после описанной встречи в том же кабинете перед Антоном Петровичем стоял навытяжку «серый человек».
Антон Петрович был рассержен не на шутку:
— Вы сотрудник службы безопасности или кто?! — кричал он на «серого». — Вы что, не могли выяснить всю информацию по монахине?! Почему из миллионов москвичей вам непременно нужно было выбрать в заложницы племянницу моего боевого друга?! Мы с ним, между прочим, кровью породнились, когда наших жен китайцы…! Да разве такое расскажешь? А потом он мне жизнь спас! Вы понимаете, что этот человек служил нашей родине, когда вы еще под стол пешком ходили?! Я вас спрашиваю!
— Так точно, понимаю, товарищ генерал. Но она ведь монахиня, смена имени, знаете ли… Но все равно мы родителей-то проверили, а вот дядю и его дружественные связи…
— Ну и пусть монахиня! — перебил генерал. — А если завтра дочь президента подастся в монашки и сменит имя, то вы ее тоже пустите в оборот?! Значит, так: как хотите, но чтобы эта Неонилла или как ее там, Надя была жива и здорова! Вылечить ее! А то попадете у меня под профессиональную непригодность и поедете ловить контрабандистов на советско-китайскую… тьфу, на российско-китайскую границу! Понятно?
— Так точно, товарищ генерал. Но мы и так лучшее лечение, лучших врачей… У нас же в план не входило ее инфицировать. Непредвиденные обстоятельства. Мы понимаем, что виноваты. А теперь ее здоровье — важный аргумент при заключении договора с Замоскворецким.
Генерал устало повращал головой: влево-вправо, вверх-вниз, достал таблетку валидола, положил под язык.
— Чем кончилось с Замоскворецким?
— Все отлично, товарищ генерал, — приободрился «серый». — Я был у него вчера вечером, он еще раздумывал, а сегодня утром сам связался со мной, сказал, что в целом согласен. На него повлияла болезнь монахини, муки совести, что она попала в заложницы, а потом была инфицирована из-за него. Что, в общем-то, верно. Замоскворецкий просит спасти ее, я обещал, что сделаем все возможное. Еще он поставил несколько условий. Первое — не давать ему заданий по ликвидации людей, я ему обещал. Второе — по религиозным причинам не хочет постригать волосы и полностью сбривать бороду, с этим придумаем что-нибудь, какую-нибудь подходящую к облику легенду. Третье — просит назначить срок окончания работы, я назвал срок — три года: год спецподготовки и два года плотной работы — это звучит правдоподобно. Хотя по нашему плану он выполнит отведенную ему роль примерно уже через полтора года.
— Ну ладно, хоть что-то у вас клеится. Только не опростоволосьтесь. Это матерый преступник, не стройте иллюзий насчет мук совести. Скорее всего, сейчас он не видит другой возможности отделаться от нас, но при первом же удобном случае скроется. Так что ваша задача — такой возможности ему не дать. Сразу он дергаться не станет, будет выжидать. Необходимо, чтобы у него создалось впечатление, что мы ему доверяем и будем рады с ним работать и более трех лет. Тогда есть шанс, что свои полтора года он пробудет с нами и сыграет отведенную роль. Ясно?
— Ясно, Антон Петрович.
— Слава Богу… А мне вот сегодня тот самый боевой друг сказал, что другими жертвовать даже ради самого лучшего дела нельзя. Как мыслите на этот счет? — генерал испытующе посмотрел на подчиненного.
— Я в таких категориях не мыслю, Антон Петрович. Не имею права. Есть поставленная задача, есть утвержденный план, все остальное второстепенно.
— Бездушно как-то звучит, — нахмурился генерал. — Я бы ответил по-другому, но можно и так. Свободны. Да, насчет здоровья монахини информировать меня регулярно.

* * *
Спустя сутки сайт «Контр-аргумент», на котором находилась статья «Мирная революция силовиков», подвергся атаке неизвестных хакеров и был полностью уничтожен.

Глава четырнадцатая. ВЫБОР

Вот и всё, здесь должен быть кто-то.
Вот и всё.
(«Би-2»)

Всё, что в прошлое одето
не умею и не буду.
Если вспомнишь рядом где-то
забери меня,
забери меня отсюда.
(«Би-2»)

Добравшись на попутке к морю, трое двинулись по берегу. Было это в пригороде одного из южно-российских городов. Дикое побережье привлекало к себе немало странных людей: от беззаботных любителей нудизма — до приверженцев восточных единоборств, желавших напитаться природной энергией.
К вечеру второго дня путники оказались в тихой, безлюдной местности. Море было спокойным. Волны, как котята, мурлыкали и ласкались у берега. Мягкая сентябрьская погода вполне соответствовала бархатному сезону. Ничто не предвещало беды…
Сгустились сумерки, пора было устраиваться на ночлег. Аккуратно ступая по острым прибрежным камням, трое подошли к роще, которая в этом месте выдвинулась почти к самой воде.
Вдруг шедшие остановились, словно у невидимой черты. Прямо перед ними, на углу рощи, возвышался просмоленный черный деревянный столб, наподобие тех, что служат опорой для проводов. Здесь проводов не было. Столб, видимо, прибило к берегу, а чьи-то руки установили его вертикально, вонзив в грунт и обложив камнями.
Но странным и зловещим был не сам столб, а то, что его украшало. Сверху донизу столб унизывали детские тела, ручки, ножки, головы. Все они были прибиты к столбу гвоздями. И хотя это были не человеческие тела, а всего лишь расчлененные куклы, зрелище открывалось жуткое.
Оценив это, как очень не добрую шутку, трое товарищей вошли в рощу. Она вполне подходила для ночлега. Правда, «пограничный столб» испортил настроение, но не оставлять же такое хорошее место из-за чьих-то дурачеств.
Только они стали располагаться на облюбованной полянке, как послышались какие-то голоса. Выйдя из рощи на берег, они увидели чуть поодаль двух женщин с ребенком лет пяти. Вдоль воды носился сенбернар. Одна из женщин подошла и поинтересовалась, откуда прибыли отдыхающие, а потом сообщила, что лагерь ее друзей разбит в глубине рощи.
Трое товарищей обрадовались, что не одни будут ночевать в этом мрачноватом месте, поужинали и легли спать.
Ночью их разбудили громкие звуки бубна. Сначала проснулся один и тут же растолкал других. От резкого пробуждения и грозных ударов бубна они в страхе замерли. В глубине рощи явно происходило нечто странное. Кто-то равномерно ударял в могучий бубен, периодически выкрикивая что-то неразборчивое. Ему вторили многие голоса, сопровождаемые собачьим воем.
Трое стали совещаться:
— Сатанисты, что ли?!
— Или сектанты.
— Вот попали!
— Что делать?
— Нужно прятаться, а то, глядишь, еще за нами придут.
— Может, подползем — посмотрим, что происходит?
— Собака почувствует. Тогда нам конец. Их там много.
— Давайте хотя бы с поляны уйдем.
Они вылезли из палатки, забрали подстилки и спальники, переместились в глубь зарослей и притаились.
Шумная вакханалия продолжалась. Воображение рисовало самые жуткие и отвратительные сцены. Представлялось, как процессия полуголых возбужденных людей с факелами направляется к ним на поляну. Но, к счастью, шум стабильно доносился только из глубины рощи, и к ним никто не приближался.
Разговор возобновился:
— А ребенок? Ведь там был ребенок!
— Неужели это… Не может быть! В наше-то время. Скорее всего кто-то из сумасшедших родителей притащил на этот слет своего ребенка.
— Но столб около рощи! К нему же прибиты куклы.
— Что же делать?
— А если они сейчас мучают ребенка? Мы же себе потом не простим. Нужно идти туда…
— Мы ничем не поможем. Это — безумие. Я предлагаю, пока не поздно, убираться отсюда.
— Нет! Это не по-людски. Ладно, ты считаешь, что нужно уходить, я считаю, что мы должны выяснить, что с ребенком. Мнения разделились. Но нас трое…
— Пусть скажет третий.

Глава пятнадцатая. СТРАНА ВОСХОДЯЩЕГО СОЛНЦА

Моя звезда всегда со мной.
Моя звезда горит внутри и
говорит мне: «Подожди,
постой чуть-чуть, ещё немного,
нам предстоит неблизкая дорога».
(В. Бутусов и «Dedушки»)

Никогда и ни при каких обстоятельствах инок Лазарь не помыслил бы о том, что попадет в Японию и проживет там целый год… Но именно это случилось.
После того, как он дал согласие «серому человеку», его снабдили документами на имя некоего Артура Канвейса и по туристической визе отправили на самолете в Японию. Страна восходящего солнца произвела на Лазаря сильное впечатление. Улыбающиеся приветливые люди, в которых чувствовалась внутренняя сила, любовь японцев к природе и уважение к своему императору, разные технические диковины — все это понравилось Лазарю. Вообще было ощущение другой цивилизации. Своеобразный японский колорит создавали ухоженные рисовые поля, зелено-желтые бамбуковые рощи, «сувенирные» сосны, цветущая по весне сакура, частое сотрясение земли, воспринимаемое местными жителями как нечто обыденное, сытная и легкая японская кухня, национальный стиль одежды и архитектуры и даже такая деталь, как многочисленные зонтики «от солнца» у женщин, ибо белая, незагоревшая кожа — признак благородства. Эти зонтики использовались и от дождя, потому что японская погода переменчива и солнце часто затягивается дожденосными облаками.
Конечно, представление Лазаря о Японии оставалось довольно поверхностным. Эта страна была для него местом подготовки, а не местом дальнейшей работы, поэтому его познакомили лишь с основами здешней жизни.
Лазарь прибыл в международный аэропорт Нарита, откуда его увезли в милое сельское местечко, на виллу. Эта хорошо обустроенная вилла с обширным земельным участком формально принадлежала одному из российских торговых ведомств, в действительности же использовалась ФСБ для своих нужд.
Фокус состоял в том, что, не владея местным языком, не имея машины, а также денег и документов, Лазарь фактически жил, как на привязи. Занятия он проходил по индивидуальной программе. Ни о чем, кроме предмета занятий, инструкторы с ним не говорили. В программу, кроме стрельбы и рукопашного боя, входили: психология, картография, гримирование, шифрование, английский язык, основы японского языка, вождение разных видов транспорта, пользование всеми видами коммуникаций, работа с информацией. Лазарь пытался возражать, зачем все это нужно, однако ему дали понять, что коль «назвался груздем — полезай в кузовок».
Пристальное внимание уделялось здоровью Лазаря. Его обследовали с ног до головы, провели необходимое профилактическое лечение, назначили оздоровительный рацион питания, поставили пломбу и отбелили зубы.
Раз в месяц Лазаря возили в Токио, где устраивали прогулку по улице Гинза — главной торгово-туристической магистрали столицы. Показывали и другие достопримечательности страны — традиционную японскую деревню, музей самураев, синтаистские и буддистские святилища. Несколько раз устраивали выезд в горы и к океану. Однажды в Токио Лазаря провезли мимо величественного православного собора Николай-До. Лазарь слышал о Православии в Японии и о русском равноапостольном святителе Николае Касаткине, но о знакомстве с православной общиной и посещении богослужений для него не могло быть и речи. Это тяготило Лазаря, потому что в течение года он оставался без литургии и причастия. Только один раз, на Пасху, по настоятельной просьбе Лазаря, на виллу привезли русского священника, которому, по всей видимости, доверяли, и он причастил инока. Правда, про иночество Лазаря священник так и не узнал. Лазарю дозволили назваться монашеским, а не мирским именем, но запретили называться иноком. Выглядел он к тому времени не по-иночески: бородку и длинные волосы разрешили оставить, как он и просил, а вот одежду еще в Москве заменили па светскую. На вилле он чаще всего ходил в спортивном костюме, и только небольшие шерстяные четки в руке напоминали о пустынническом прошлом этого человека.
В свободное время, по вечерам, Лазарь любил уединяться в соседней роще. Он приходил на облюбованную полянку, садился на землю и погружался в молитву или раздумья. Здесь было тихо и спокойно, на верхушках бамбука золотились лучи заходящего солнца, где-то рядом щебетали невидимые за густой зеленью птицы. Лазарь вспоминал свое пустынножительство, братию и старца. Он думал о том, что какие бы скорби ни претерпевали пустынники — все это мелочи по сравнению хотя бы вот с такой, как у него сейчас, жизнью. Там они порой голодают, мерзнут, скорбят, но их согревает взаимная любовь и братская молитва, а особенно — добрый пример старца, который им и мать, и отец. А здесь он живет, ни в чем материальном не нуждаясь, но духовный голод ощущается почти физически. И временами наваливается такое уныние, что хоть плачь, а самое страшное, что поделиться этим не с кем, разве что выговориться в молитве…
«Я должен, я обязан вытерпеть, — уговаривал себя Лазарь. — Пустынножительство — рай, которого я не достоин. А здесь, ценой собственной свободы, может быть, удастся купить помощь для Неониллы. Они многое могут, если на самом деле захотят, может, ее и вытянут. Ходят же слухи о каких-то засекреченных способах лечения СПИДа. Только лишь бы мне опять не запачкаться чужой кровью. А то получится замкнутый круг: искупаю вину за прошлые дела ценой таких же новых дел. Как странно — наши жизни с Неониллой так тесно переплелись, а я ее никогда не видел, только знаю по рассказам Архипыча и отца Серафима. Интересно, увижу ее или нет? Неизвестно, удастся ли еще из этой игры выйти живым».
У Лазаря был с собой «Молитвослов», привезенный с гор, и несколько духовных книг, купленных по его просьбе еще в Москве перед отъездом. Чаще всего он, как и в день прощания с пустыней, читал «Канон Ангелу Хранителю»:
— «Все помышление мое, и душу мою к тебе возложих, хранителю мой: ты от всякия мя напасти вражия избави. Враг попирает мя и озлобляет, и поучает всегда творити своя хотения: но ты, наставниче мой, не остави мене погибающа…»

Глава шестнадцатая. В СНЕГАХ

Снег. Город почти ослеп.
Свет. Красок на свете нет,
есть только белый цвет…
Я знаю один секрет:
снег скоро сойдёт на нет…
Но я не могу понять,
Кто дарит нам столько тепла,
чтобы растаял снег?
(«Машина времени»)

— А мне отец Мардарий рассказывал, что один раз лавина сошла прямо через его келью! Представляете? Ничего, выкопался. А мы, слава Богу, дождались Рождества и Крещения. Теперь до весны рукой подать. Может, без лавин обойдется, хотя снег валит последние дни. Интересно, в России тоже зима снежная или это только у нас в горах? Хотел бы я на Рождество и на Крещение в Москву или Питер. Вот где праздник, и службы такие красивые, и праздничные трапезы — пальчики оближешь. А елки там какие наряжают!.. Ну, что, батюшка, хватит, или еще дров подкинуть? — хлопотал юный послушник Александр у печки-буржуйки в домике-келье иеросхимонаха Салафиила.
— Хорошо, отченька, пока дров хватит, — дружелюбно ответил старец, перебирая четки и глядя в окно, в котором стекло заменял кусок мутноватого оргстекла. За окном струились бесконечные потоки снега. В это послеобеденное время на улице было еще светло, но в келье приходилось теплить свечу из-за скудости проникавшего сюда света.
— Батюшка, я пойду, снег немного раскидаю и, если благословите, позову братию. Вы говорили, будет беседа. Уже пора по времени…
— Хорошо, Александр, хорошо. Позови братию.
— Эва, набросало снежку! — радостно воскликнул послушник, распахнув дверь. Снег, будто теплое пуховое одеяло, уютно укутывал землю, деревья и монашеские постройки. Холодно не было. Александр прыгнул с высокого порога прямо в сугроб. После полумрака кельи слепило глаза от окружающей белизны. Снежинки густо падали на подрясник, скуфейку и лицо послушника. Не медля, Александр схватил лопату и с воодушевлением принялся за расчистку снега вокруг домика. Через окно на него смотрел старец Салафиил.
«Молодой. Пусть порезвится, — думал старец, неприметно улыбаясь одними лишь краешками губ. — Ишь ты, праздника московского захотел. А я вот старик, а новогодние елки и мне охота посмотреть. В сущности, так до старости мы детьми и остаемся. И благо, если этой детскостью от суеты, своекорыстия и мирского эгоизма удается закрыться. Не все, конечно, такие. Вот Лазарь наш на что серьезен… Как он там? Где и с кем праздновал Рождество и Крещение? И как там Неонилла? Сердце неспокойно…».
Он повернулся к красному углу, доверчивым и открытым взглядом посмотрел на иконы и начал молиться за Лазаря и Неониллу.
Через полчаса в келье отца Салафиила собралась братия: иеромонах Антипа, схимонах Василий, монах Давид, монах Иоанн и послушник Александр. Расселись кто куда: на топчан, на спиленные пеньки, служащие стульями, на пол.
Старец задумчиво провел белой почти прозрачной рукой по седым волосам, перекрестился и заговорил:
— Дорогие мои, когда человек изнемогает под грузом мучительных вопросов жизни, то он с надеждой обращает свой взор на Христианство. Что мучает человека более всего? Бессмысленность суеты и неизбежность страданий… Христианство дает возможность преодолеть и то, и другое. Христос освобождает от рабства суеты и помогает осмыслить и преобразить страдания. Чего человек желает? Любви, истины, света, блага, покоя, красоты. Все это дает Христианство. И, значит, все страдания человечества происходят от того, что Христианство, по большому счету, остается ему неизвестным… Но откуда, в таком случае, миллионы страждущих христиан? Эти миллионы — от неведения истинного Христианства. Большинством современных христиан Христианство остается неузнанным. И это при том, что жизнь христиан проходит в Церкви. Мы исполняем общеобязательные церковные правила, крестим детей, заключаем браки, отпеваем усопших, спорим о церковной политике, но очень часто, как к запретной зоне, боимся приблизиться к самым живоносным понятиям Христианства: к богообщению, умному деланию, подвигу, тайнозрению, обожению, нетварному свету. Об этом я и хочу побеседовать.
Старец обвел братию взглядом. Царило благоговейное молчание. Только оргстекло в окне подрагивало от усилившегося ветра да покашливал болезненного вида монах Иоанн.
— Что есть Христианство и что есть Православие? — продолжал старец. — Многие ли могут убедительно ответить на этот вопрос? Всякий ли способен объяснить, хотя бы самому себе: почему он православный христианин? Не превратилась ли наша православность из огненной веры в привычку? Не плетемся ли мы где-то в хвосте Православия только по той причине, что родились в России, или потому, что так верили наши деды? Да, они так верили; но почему мы так верим? Вот на что необходимо дать ответ самим себе и современному миру. Иначе наша вера уже не вера, а только обряд и привычка, только мертвая зола угасшего пламени.
Как доказать истинность Православия? Разумеется, можно предложить к прочтению тысячи мудрых книг, излагать догматику, опираться на каноны и церковную историю… Все это можно. Но малые дети нас не поймут, они и читать-то не умеют, трудно будет понять нас и многим пожилым людям, и простецам. А люди образованные и интеллигентные представят сотни возражений и сомнений в противовес нашей рассудочной апологии. Как же быть? Как сделать объяснение Православия одинаково доступным и понятным простецу и ученому, старому и малому, логику и лирику? Ведь если вера — истинна, то она должна быть понятна и доступна всем.
Дабы понятно объяснить нашу веру, нужно не доказывать, а показывать ее истинность, нужно показывать Православие. Истинная вера — это откровение Бога о Себе Самом. Бог открывает нам Себя в Своих живых подобиях. Живыми подобиями Бога — преподобными — являются православные святые. Глядя на них, общаясь с ними, узнавая их жития, мы видим Православие. Их свидетельство — одно из важнейших свидетельств истинности Православия. Святые проходят путь своей земной жизни скромно и незаметно, но духовно внимательный взор видит лежащий на них светозарный отблеск иного мира. И уже не требуется слов, логических доказательств и сотен ученых книг: святой видит Бога, мы видим святого и обретаем Православие. Мы верим святым, а для них Православная Церковь — это и есть чистое Христианство; Христианство — это Христос; Христос — это Свет; а Свет постижим только в состоянии обожения, путь к коему — смиренное и всежизненное умное делание.
Умное делание, а в переводе с церковно-славянского «духовное делание», состоит в непрестанной молитве, очищении помыслов, осмысленном терпении скорбей, согласии с волей Божией. Путь духовного делания это и есть путь православного Христианства. Христианство — это духовное делание-действование Церкви Божией на земле. Вне умного делания невозможна христианская церковность. Присутствие или отсутствие живой и здоровой традиции умно-молитвенного делания есть признак жизнеспособности или, напротив, мертвости церковного организма. Умное делание, исихазм или священнобезмолвие — сердце Православия, а Православие — сердце этого бессердечного мира. Православие — чистейший фиал веры Христовой, высшее знание, открытое Самим Богом, а не придуманное людьми.
Православный христианин знает точный путь в Царствие Божие. Он не ищет этого Царствия среди миражей мира сего, он не прельщается обещаниями земли, он не привязывается сердцем ни к одному из земных царств, потому что он знает, что Царствие Божие внутри нас. И он идет в это Царствие путем духовного делания, путем Православия. Умное делание это не уход от реальности, а, наоборот, возвращение к истинному духовному реализму; это отказ от всех подделок и прорыв к Священному Царствию, которое внутри нас.
Православие проникнуто духовным реализмом, а Царство мира сего проникнуто духом лжи, духом абстракции, нереальности. Православие открывает духовному делателю сердечные очи, и он начинает видеть мир таким, каков он есть. Христианин познает себя, видит свое плачевное и жалкое положение, свои грехи, свою испорченность. Он понимает, что нуждается в спасении, и выходит на путь духовного делания, на путь Христианства.
Царство мира сего, напротив, закрывает очи всем смотрящим на него, вводит их в область бесплодных мечтаний и неосуществимых надежд, в область духовного самообольщения — прелести. Земное царство прикрывается абстрактной религиозностью и морализмом. И неудивительно, ибо самый великий абстракционист — это лукавый — сатана. А лукавство — это неправда, ложь, то, чего нет, то, что не соответствует истинной реальности и является сущей абстракцией. И вот эта существующая абстракция, эта нереальная реальность, это лживое царство мира сего ведет войну против Истины, против служителей Истины, против Церкви Истины, — старец Салафиил остановился и сразу из вдохновенного пророка превратился в кроткого чернеца.
— Понятно я говорю? — немного смущаясь, спросил он.
— Конечно, отче, конечно, — поспешил ответить за всех иеромонах Антипа.
— Не Бог воюет против сатаны, — продолжил старец, — а сатана против Бога; не добро против зла, а зло против добра. Божественное добро — абсолютно, и его победа в вечности тоже абсолютна, но во времени зло еще борется против Божественного добра, антихристиане — против христиан. Нам важно осмыслить абсолютность Бога и Его победы, дабы, будучи христианами, приверженцами абсолютного Добра, не тратить свою жизнь только лишь на борьбу с нереальной реальностью, на споры со злом, на исследование глубин сатанинских. Эта полемика изматывающа, и, кроме того, она привносит в сердце тонкое тщеславие, ибо бесы специально время от времени отступают, якобы побежденные нами.
Лучше посвятить свою жизнь самому важному — стяжанию спасения и освящения. Ведь мы, кающиеся грешники, подобны воинам Светлого Царя, находящимся в окружении войск царя темного. Мы — подданные Христа, но окружены воинством сатаны; нам еще только предстоит выйти из окружения. Ночь земли темна, царство мира коварно, враги беспощадны. Как выйти из окружения, как преодолеть рвы, засады, заставы земного царства? Двигаясь только по плоскости, спастись невозможно… Поднимем очи вверх! Между серых силуэтов городов лежит путь к небу — единственно возможный для нас путь. Пойдем по нему. Это путь смиренного и всежизненного умного делания. Этим путем взошли к небесам все святые; этим путем они нисходят к нам, когда мы молим о помощи. Они приходят и учат нас: как побеждать не принуждая, созидать не разрушая, убеждать не досаждая, согревать не обжигая, увещевать сострадая, жить любя.
Прошли столетия, пали величественные империи, погибли герои, разрушились непреступные крепости и изящнейшие дворцы, одно осталось неизменным — православное Христианство. Пройдут годы, падут промышленные империи, умрут кумиры толпы, разрушатся железные занавесы тираний, порвется лживая вуаль атеистических демократий, одно останется неизменным — православное Христианство. Такова реальность: один Бог, одна правая вера, один путь в Царствие Божие, начинающийся внутри нас, — путь духовного делания. Встать на этот путь, ведущий к богообщению, призывается каждый православный. Духовное делание открывает нам путь к богообщению в молитве, ибо молитва есть беседа человека с Богом. И вот мы с вами, дорогие мои отцы и братья, пришли в эти горы, ради покаяния и непрестанной молитвы.
Я открою вам одну тайну: Бог насаждает росток любви к непрестанной молитве в сердце каждого человека. Молитва, то есть богообщение, — это естественное состояние человека. Но это состояние утрачено большинством из нас, и на место молитвы-богообщения у нас поставлено постоянное бесообщение, либо суетное и праздное размышление о тленных земных делах. А сердце, тем не менее, хранит память о Боге и тоску об утраченном богообщении и стремится к молитве. Это стремление иногда находит кажущийся ответ в неправославной мистике, но это еще не истинное богообщение. Наоборот, неправославная мистика часто ведет человека к прелести. Только Православие сохранило веру Христову во всей чистоте. И важнейшая часть этой веры — учение о непрестанной покаянной молитве. Это учение пришло к нам от Самого Господа Иисуса Христа и святых апостолов. Цепочка традиции тянется от старца к ученику, от древности до наших дней. Я — грешный человек, но искренне скажу вам, отцы и братья, благодарите Господа, что он вывел нас из мирской суеты и привел сюда, чтобы мы в трудах и скорбях, но и в радостях духовных, взращивали в себе росток молитвы.
Отец Салафиил остановился и потом кротко, словно действительно виноватый, сказал:
— Простите меня, пожалуйста, за многословие… Теперь, если хотите спросить, спрашивайте.
Монах Давид задал заранее приготовленный вопрос:
— У меня вопрос по молитве Иисусовой. Я все-таки не совсем понимаю. Отцы пишут, что для чистой молитвы нужно сойти умом из головы в сердце, потому что в голове дуют ветры разных помыслов. А как сойти-то?
Старец улыбнулся:
— Видишь ли, аввочка, своим усилием войти в сердце не получится. Ты можешь молитвой крутиться вокруг сердца, а внутрь не попадешь. Это дар Божий. А если все же внутрь сердца самочинно попадешь, то это будет подобно толпе, вламывающейся в грязных сапогах в дом через взломанные двери. Так нельзя. Поэтому хотя святые отцы и говорят, что уму хорошо бы сойти в сердце, но не насильно. При молитве мы должны сосредоточивать внимание не в голове, а устремлять его по направлению к сердцу. Как бы глазами смотреть сверху вниз на свое сердце и сосредоточивать внимание сверху сердца, но не ниже. Когда Богу будет угодно, ум сам сойдет в сердце. Здесь тайна. А если вдруг почувствуем, что при молитве тепло или разжжение или приятность поднимается из-под чрева или из чрева и направляется вверх к сердцу, немедленно нужно остановить молитву и прийти в себя. Потому что эта теплота — плотская и ее часто вызывают демоны, либо она естественно возгорается, и проникновение этой энергии в сердце может привести к прелести, ложным видениям и полной бесовской одержимости. На этой плотской энергии, кстати говоря, держится вся восточная медитация. Причем там специально добиваются выхода плотской энергии из-под чрева и потом загоняют ее в сердце и голову, чем отравляют душу и сознание человека. А изображается эта энергия в виде змея, поднимающегося из-под чрева вверх по человеку. Нам-то ясно, о каком змее идет речь… Это еще одно свидетельство того, что восточная медитация ничего общего не имеет с православным молитвенным деланием. Они прямо противоположны: первое обращено к сатане, а второе к Богу. Вообще всем искателям духовной жизни нельзя забывать, что поскольку существуют сатана и его демоны, то далеко не все, приходящее к нам под видом благодати, откровения и добра, исходит от Бога. Извращенная истина, отравленная молитва и всякая полуправда — намного опаснее, чем явная ложь.
— Отец Салафиил, — слабым голосом обратился к старцу монах Иоанн, — ты про обо́жение упомянул. Об этом встречается у некоторых отцов и современных богословов, но как-то не совсем ясно… А в миру об этом, по-моему, вообще никто не знает, или не говорят.
— Святые отцы учат, что Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом по благодати. Вочеловечившись, Сын Божий обожил этим человеческую природу, и теперь есть возможность через Христа восходить в сверхъестественное состояние и становиться сынами Божиими, но не по естеству, а по благодати. Об этом еще в восемьдесят первом псалме предвозвещено: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы». Обожение — это достижение святости и богоподобия, божественное озарение души, нравственное возрождение и преображение самой нашей природы. Обоженый святой человек, как правило, делатель непрестанной молитвы Иисусовой, иногда сподобляется видеть нетварный Божественный свет, сияющую энергию Божества, зримую благодать. Этот нетварный свет созерцали апостолы во время Преображения Господня на Фаворе. А ныне путем к такому созерцанию служит исихазм — делание непрестанной молитвы Иисусовой. Здесь, правда, есть одна тонкость: чтобы делание непрестанной молитвы было спасительным, нужно искать прежде всего покаяния, а не каких-то благодатных озарений. Озарения придут, если Богу будет угодно, а мы должны стремиться видеть свои прегрешения, никого не осуждать, не превозноситься и не гордиться, смиряться и с радостью терпеть скорби. Это закон подвижнической жизни, без которого нам — духовная погибель. Но иногда, для воодушевления, полезно вспоминать о тех духовных высотах и таинственных созерцаниях, которых сподоблялись святые подвижники.
— Отче, — осмелился спросить розовощекий послушник Александр, воодушевленный повествованием старца, — а вы видели нетварный свет?
— Нет, Сашенька, я не видел… Не достоин. Но знал старцев, которые видели. На их лицах — отблеск этого света, а души их источают добро и любовь. Какая высота! Правда? Какое утешение для нас, современных хилых христиан. За молитвы таких людей Бог милует человечество и продлевает время на покаяние. А когда-то придет духовная весна, и зло мира растает, как этот снег за окном. Как уходит талая вода под землю, так все нечистое и греховное сойдет во ад. А нетварный свет Божества, как солнечный свет, засияет над новым вечным миром.

Глава семнадцатая. «ГДЕ ВСЕ ЭТИ ЛЮДИ?»

Корабли имеют сердце
и возможность выбирать
и погибая улыбаться.
Мы с тобой
ещё немного и взорвёмся.
(Земфира)

В Москву пришло лето 2007 года.
Елена Сергеевна, мать инокини Неониллы, хлопотала на кухне в ожидании возвращения мужа с работы. Нерадостно было на душе. Мало того, что здоровье дочери вызывало все новые опасения — она в очередной раз находилась в больнице, еще и Ангелина в последнее время вела себя странно — отвечала невпопад, витала в своих думах, часто плакала, по дому почти не помогала.
Вот и сейчас Ангелина бесшумно, как тень, встала на пороге кухни и неясным взором наблюдала за хлопотами Елены Сергеевны. Та чуть не вздрогнула от неожиданности, когда заметила девушку:
— Что ты, Ангелиночка? Ты такая бледная… Плохо тебе?
— Тетя Лена, — грустно ответила Ангелина, — я все думаю про нашу Неониллу. А вдруг она умрет. Кто будет виноват?
Елена Сергеевна сверкнула на девушку глазами, но тут же остыла:
— Девочка, ну что ты такое говоришь!? Лечат же ее. Не нужно так думать. Лучше помоги мне. Отвлекись.
— Тетя Лен, ты прости, что я так говорю, но ведь кто-то же виноват… Ведь есть причины какие-то во всем. Почему Неонилла тогда так бесследно пропала? Я купила интересную книгу у метро, там написано, что, оказывается, в мире ежегодно без вести пропадает два миллиона человек! Понимаешь? А в России, например, — сто тысяч человек в год. И где все эти люди? Ведь где-то они есть!
Елена Сергеевна отвела глаза. Она поняла, что опять начались странные разговоры, но смущать Ангелину своей реакцией не хотела.
— Это продолжается с древних времен, — не унималась Ангелина. — Пишут, что в древние века целая армия так пропала, кажется персидская. А еще флот Александра Македонского тоже куда-то делся. Это же целые толпы народа! Понимаешь? И никаких следов. А был знаменитый случай, когда один человек без вести пропал, а через сто лет появился! Ты не думай, что я шучу, там все это доказывается. Я везде, как специально, про это слышу. Вчера видела передачу по телевизору, так это ж надо, сколько людей вот так бесследно пропало в 1937 году в СССР! Уйма. Еще Неонилла мне раньше рассказывала про семь святых юношей, которые в древности пропали. А они в пещере спали и вышли, когда все, кто их знал, уже умерли, и гонение кончилось, и был совсем другой мир. Мне бы так пропасть, — мечтательно вздохнула Ангелина. Потом опять погрустнела и выпалила: — Не обижайся, я в больницу к Неонилле не пойду! Никогда-никогда! Не могу смотреть, как она увядает на глазах, как она… — не договорив, Ангелина сорвалась с места и, давясь слезами, побежала плакать.
И без того изможденное лицо Елены Сергеевны приняло скорбное выражение. Держась за сердце, женщина устало опустилась на банкетку.

* * *
Через несколько дней Ангелина пропала.

Глава восемнадцатая. ЖИВОЙ ЖУРНАЛ/LIVE JOURNAL: INOK (2)

Духовная эмиграция или Как четверых не стало в России…

Нас было четыре друга: Антон, Аркадий, Саша и я.
Жили мы в прошлом тысячелетии, в «брежневско-горбачевские» времена.
Антон сказал: «В наше время нельзя быть не якобинцем», а потом добавил: «Тяжело в России без нагана», — и уехал в Америку.
Аркадий вдохновенно потряс смоляной гривой и продекламировал сочиненное (цитирую по памяти):

Когда мы к власти не придём,
когда с глубокой верой в Бога
мы вдруг споткнёмся у порога
и одновременно уйдём.

Когда мы к власти не придём,
когда в глаза посмотрим власти,
тогда все вместе, вчетвером,
шагнём на клык раскрытой пасти, —

и уехал с родителями за границу… Навсегда.
Как-то мы сидели с Сашей в театре на Таганке (он там работал в администрации), и он сказал мне: «Ну вот и остались мы с тобой вдвоем, зимовать…», — и вскоре уехал в Америку.
Я ушел в российский монастырь и сказал: «Ну уж нет! Я никуда не уеду».
Потом и мне пришлось написать:

Горький привкус утраты,
объясненья в парадном,
бесполезные клятвы
пред отъездом на запад.

Я тоже уехал…
Наш старец митрополит Виталий как-то подметил: «Это мы сначала думали, что мы политическая эмиграция, а потом поняли, что никакая мы не политическая, а самая настоящая религиозная духовная эмиграция».
А хорошо все же будет умирать в России, среди русских берез, за веру…
Как думаете, Антон, Аркадий, Саша?

Дата добавления: 2015-06-25