Песнь двадцать седьмая. Восьмое, звездное небо (окончание) — Вознесение в девятое небо

Восьмое, звездное небо (окончание) — Вознесение в девятое небо

1

«Отцу, и сыну, и святому духу» —

Повсюду — «слава!» — раздалось в Раю,

И тот напев был упоеньем слуху.

4

Взирая, я, казалось, взором пью

Улыбку мирозданья, так что зримый

И звучный хмель вливался в грудь мою.

7

О, радость! О, восторг невыразимый!

О, жизнь, где всё — любовь и всё — покой!

О, верный клад, без алчности хранимый!

10

Четыре светоча[1655]передо мной

Пылали, и, мгновенье за мгновеньем,

Представший первым[1656]силил пламень свой;

13

И стал таким, каким пред нашим зреньем

Юпитер был бы, если б Марс и он,

Став птицами, сменились опереньем.[1657]

16

Та власть, которой там распределен

Черед и чин, благословенным светам

Велела смолкнуть, и угас их звон,

19

Когда я внял: «Что я меняюсь цветом,

Не удивляйся; внемля мой глагол,

Все переменят цвет в соборе этом.

22

Тот, кто, как вор, воссел на мой престол,[1658]

На мой престол, на мой престол, который

Пуст перед сыном божиим, возвел

25

На кладбище моем[1659]сплошные горы

Кровавой грязи; сверженный с высот,[1660]

Любуясь этим, утешает взоры».

28

Тот цвет, которым солнечный восход

Иль час заката облака объемлет,

Внезапно охватил весь небосвод.

31

И словно женщина, чья честь не дремлет

И сердце стойко, чувствует испуг,

Когда о чьем‑либо проступке внемлет,

34

Так Беатриче изменилась вдруг;

Я думаю, что небо так затмилось,

Когда Всесильный[1661]поникал средь мук.

37

Меж тем все дальше речь его стремилась,

И перемена в голосе была

Не меньшая, чем в облике явилась.

40

«Невеста божья не затем взросла

Моею кровью, кровью Лина, Клета,

Чтоб золото стяжалось без числа;

43

И только чтоб стяжать блаженство это,

Сикст, Пий, Каликст и праведный Урбан,[1662]

Стеня, пролили кровь в былые лета.

46

Не мы хотели, чтобы христиан

Преемник наш пристрастною рукою

Делил на правый и на левый стан;[1663]

49

Ни чтоб ключи, полученные мною,

Могли гербом на ратном стяге стать,

Который на крещеных поднят к бою;

52

Ни чтобы образ мой скреплял печать

Для льготных грамот, покупных и лживых,

Меня краснеть неволя и пылать!

55

В одежде пастырей‑волков грызливых

На всех лугах мы видим средь ягнят.

О божий суд, восстань на нечестивых!

58

Гасконцы с каорсинцами[1664]хотят

Пить нашу кровь; о доброе начало,[1665]

В какой конечный впало ты разврат!

61

Но промысел, чья помощь Рим спасала

В великой Сципионовой борьбе,[1666]

Спасет, я знаю, — и пора настала.

64

И ты, мой сын, сойдя к земной судьбе

Под смертным грузом, смелыми устами

Скажи о том, что я сказал тебе!»

67

Как дельный воздух мерзлыми парами

Снежит к земле, едва лишь Козерог

К светилу дня притронется рогами,[1667]

70

Так здесь эфир себя в красу облек,

Победные взвевая испаренья,

Помедлившие с нами долгий срок.

73

Мой взгляд следил все выше их движенья,

Пока среда чрезмерной высоты

Ему не преградила восхожденья.

76

И госпожа, когда от той меты

Я взор отвел, сказала: «Опуская

Глаза, взгляни, куда пронесся ты!»

79

И я увидел, что с тех пор, когда я

Вниз посмотрел, над первой полосой

Я от средины сдвинулся до края.[1668]

82

Я видел там, за Гадесом[1669], шальной

Улиссов путь;[1670]здесь — берег, на котором

Европа стала ношей дорогой.[1671]

85

Я тот клочок[1672]обвел бы шире взором,

Но солнце в бездне упреждало нас

На целый знак и больше,[1673]в беге скором.

88

Влюбленный дух, который всякий час

Стремился пламенно к своей богине,

Как никогда ждал взора милых глаз;

91

Все, чем природа или кисть доныне

Пленяли взор, чтоб уловлять сердца,

Иль в смертном теле, или на картине,

94

Казалось бы ничтожным до конца

Пред дивной радостью, что мне блеснула,

Чуть я увидел свет ее лица;

97

И мощь, которой мне в глаза пахнуло,

Меня, рванув из Ледина гнезда,[1674]

В быстрейшее из всех небес[1675]метнула.

100

Так однородна вся его среда,

Что я не ведал, где я оказался,

Моей вожатой вознесен туда.

103

И мне, чтоб я в догадках не терялся,

Так радостно сказала госпожа,

Как будто бог в ее лице смеялся:

106

«Природа мира, все, что есть, кружа

Вокруг ядра, которое почило,[1676]

Идет отсюда, как от рубежа.

109

И небо это божья мысль вместила,

Где и любовь, чья власть его влечет,

Берет свой пыл, и скрытая в нем сила.[1677]

112

Свет и любовь объемлют этот свод,

Как всякий низший кружит, им объятый;

И те высоты их творец блюдет.[1678]

115

Движенье здесь[1679]не мерят мерой взятой,

Но все движенья меру в нем берут,

Как десять — в половине или в пятой.[1680]

118

Как время, в этот погрузясь сосуд

Корнями, в остальных живет вершиной,

Теперь понять тебе уже не в труд.[1681]

121

О жадность! Не способен ни единый

Из тех, кого ты держишь, поглотив,

Поднять зеницы над твоей пучиной!

124

Цвет доброй воли в смертном сердце жив;

Но ливней беспрестанные потоки

Родят уродцев из хороших слив.

127

Одни младенцы слушают уроки

Добра и веры, чтоб забыть вполне

Их смысл скорей, чем опушатся щеки.

130

Кто, лепеча, о постном помнил дне,

Вкушает языком, возросшим в силе,

Любую пищу при любой луне.[1682]

133

Иной из тех, что, лепеча, любили

И чтили мать, — владея речью, рад

Ее увидеть поскорей в могиле.

136

И так вот кожу белую чернят,

Вняв обольщеньям дочери прекрасной

Дарующего утро и закат.[1683]

139

Размысли, и причина станет ясной:

Ведь над землею власть упразднена,[1684]

И род людской идет стезей опасной.

142

Но раньше, чем январь возьмет весна

Посредством сотой,[1685]вами небреженной,

Так хлынет светом горняя страна,

145

Что вихрь[1686], уже давно предвозвещенный,

Носы туда, где кормы, повернет,

Помчав суда дорогой неуклонной;

148

И за цветком поспеет добрый плод».

Дата добавления: 2015-06-25