Перформанс как жанрообразующий элемент советского анекдота

О.В. Смолицкая ИМЛИ, Москва

Периодическая система элементов Д.И. Менделеева

Советским анекдотом мы называем ту жанровую разновидность анекдота, которая существовала в отечественной устной словесности во времена советской власти. Эта жанровая номинация условна и имеет свои изъяны. Основной из них - некоторая историческая неточность, так как анекдот в том виде, в котором мы его рассматриваем, существует и в наше время, т.е. после крушения советской власти. Вместе с тем, на наш взгляд, крайне необходимо отделить анекдот в той его жанровой форме, которую мы будем рассматривать, от форм крайне близких, но все же отличных по ряду основополагающих признаков: от бытовой сказки, басни, анекдота литературного, исторического и т.д.

Первым важнейшим отличительным признаком советского анекдота (далее - СА) мы считаем отсутствие установки на достоверность. Этот признак выделяет СА из группы анекдотов исторических, которые обозначают историю возможную, но маловероятную. СА имеет ярко выраженную установку на вымысел. Она может задаваться, например, в начале анекдота, где формулируется заведомо невозможная в реальности ситуация ("...Пушкин, Лермонтов и Некрасов играли в прятки..."). Другой вариант ситуации, невозможной в реальности, - бытование как реальных лиц литературных или, чаще, кинематографических героев.(анекдоты про Наташу Ростову и поручика Ржевского). Причем выход во внетекстовую реальность здесь играет принципиально иную роль, чем свойственное массовому сознанию желание смешивать вымысел и реальность, пытаясь "продолжить" жизнь героев: герои литературного или кинопроизведения в СА выступают в ролях, несвойственных поэтике того произведения, откуда они взяты, хотя и сохраняют внешние приметы своих прототипов,в частности, их интонацию. Так, Винни-Пух как персонаж большинства "детских" анекдотов, обычно почти по-садистски жесток к Пятачку; Наташа Ростова - груба и похотлива, в анекдотах про Василия Ивановича и Петьку персонажи отчасти сохраняют характеры своих кинопрототипов, но там часто формулируются ситуации, для фильма "Чапаев" принципиально невозможные (ловля негра на живца в южной Африке). Разрыв с реальностью заложен в принцип так называемых "абстрактных" анекдотов, где сам термин "абстрактный", используемый уже в самом процессе рассказывания анекдота (инициирующей фразой обычно бывает: " Хочешь, я расскажу тебе абстрактный анекдот?), как бы противопоставлен понятию "реалистический". Кроме того, установка СА на вымысел проявляется в таких речевых клише, как " это не анекдот, а правда"; " это анекдот? а я уж думал - правда". Установка на вымысел, таким образом, выделяет наш жанр из категории других, обычно называемых анекдотом.

Другая основополагающая жанровая доминанта СА - его устность. В отечественной словесности советского периода СА - единственный фольклорный жанр, характер бытования которого исключительно устный. Сказка, частушка, разного рода песенные жанры - то есть то, что в отечественной словесности ХХ века можно считать живыми фольклорными жанрами, также бытовали в устном исполнении, но могли быть записаны и записывались. То есть, человек, исполняющий частушку или "народную" лирическую песню, к примеру, на свадьбе, часто знал из печатного источника (журнала "Огонек", календаря, не говоря уж о школьном учебнике по литературе), что это за жанр и каким он должен быть (особую проблему составляет, на наш взгляд, соотношение собственно "народного" исполнения того или иного жанра и исполнения квазинародного многочисленными" фольклорными ансамблями" в смотрах и конкурсах. Однако эта проблема выходит за рамки нашего исследования и указана здесь лишь для того, чтобы подчеркнуть особый статус анекдота в системе фольклорных жанров советского периода).

Анекдот не печатался, не записывался. При этом запрет на официализацию и, соответственно, на возможность бытования в письменном варианте, касался не только так называемых "антисоветских" анекдотов, рассказывание которых могло быть приравнено к соответствующей статье советского уголовного кодекса ("антисоветская пропаганда и агитация"), но и всех прочих, так как само существование анекдота считалось недостойным пережитком прошлого, а анекдот - жанром "мещанским" со всеми коннотациями этого слова в советской официальной культуре.

Исключительно устное бытование анекдота после падения советской власти закончилось. Это привело к некоторым сдвигам в структуре жанра. Говорить о результатах этих сдвигов пока еще не настало время, Однако, именно сейчас можно говорить о советском анекдоте как о законченном жанре, имеющем целый ряд особенностей.

Устное бытование фольклорного жанра связано со структурой его поэтики. Это утверждение, которое после работ Перри и Лорда стало очевидным для эпоса, для анекдота приходится доказывать, причем преодолевая сопротивление коллег-фольклористов (1).

Поэтика СА, на наш взгляд, не может быть рассмотрена вне связи с процессом его исполнения, где активную роль играют и рассказывающий, и слушающий. и где необычайно важна протяженность во времени, длительность самого процесса. Этот процесс мы назвали ""перформансом, опираясь на работы последователей Перри и Лорда, таких, как покойный Поль Зюмтор или Рут Финнеган, задавшихся целью создать "поэтику устной словесности".

Перфоманс СА определяется, в первую очередь, ситуацией, в которой СА рассказывается. Здесь есть одна особенность, которая отделяет СА от сходных жанров: рассказывание СА, как правило, самоценно само по себе. Автор относительно недавно вышедшей книги об анекдоте Ефим Курганов говорит о том, что, анекдот, который он рассматривает как целостный жанр, не выделяя в нем СА, может быть рассказан лишь "к случаю" как аргумент в споре, причем рассказан может быть лишь один анекдот (2). Это утверждение, достаточно справедливое там, где речь идет о притче или басне, более-менее справедливое там, где речь идет об анекдоте историческом или литературном, совершенно не работает применительно к СА. СА может выступать в качестве аргумента в споре лишь в виде цитаты, в виде одной, часто ударной, фразы, предполагающей, что собеседник уже знает все остальное. Эти фразы часто сопровождаются словами " как в том анекдоте", или же просто произносятся с той интонацией, с какой произносились бы при рассказывании анекдота целиком. Так, например, часто цитируется заключительная фраза из анекдота о раввине, двух спорящих и жене раввина. Приведем этот анекдот.

К раввину пришли двое спорящих с просьбой решить, кто из них прав. Раввин выслушал одного из них и сказал: "Ты прав". Тот, обрадованный, ушел, и свои доводы стал излагать второй. "Ты тоже прав" - сказал ему раввин. Когда ушел и этот, жена раввина сказала: " Но этого не может быть, кто-то из них должен быть неправ". И ты права," - сказал раввин".

Варианты цитирования этого анекдота как аргумента в споре или как украшения собственной речи, таковы: " у тебя все правы, как в том анекдоте; "ты, как тот раввин из анекдота"; или же просто " и ты права" - с подчеркнутой "еврейской" интонацией, то есть с такой интонацией, с которой принято рассказывать "еврейские анекдоты". Другой вариант цитирования анекдота: при произнесении одним из говорящих выражения "Я (или другое лицо) остался один" - другой собеседник с подчеркнуто "кавказским" акцентом говорит " адын, савсем адын", тем самым цитируя анекдот. Приведем этот анекдот, хотя в написанном виде он требует некоторых ремарок, обозначающих специфику его рассказывания.

У грузина умерла жена. Он возвращается с похорон, садится в угол комнаты и говорит грустно- грустно: " Один, совсем один... (Далее рассказывающий должен повторять эту фразу, убыстряя тем, и в конце концов она должна звучать весело, в ритме лезгинки), один, совсем один...., один! совсем один!

Рассказывание СА целиком происходит, как правило, в такой ситуации, когда рассказывается сразу много анекдотов, следующих друг за другом и вспоминаемых по ассоциации. Это происходит, когда собирается некоторая компания людей, имеющих в виду какое-то время провести именно за рассказыванием анекдотов (термин "травить анекдоты" относится именно к этому случаю). Такая компания собирается на пляже, в поезде, или же в застолье и т.п. Во всех случаях, процесс рассказывания анекдотов выступает здесь как процесс конституирования социума: люди, не знавшие друг друга до сих пор, после сеанса рассказывания анекдотов превращаются в некий коллектив, объединенный общими ценностями. Эти ценности выявляются в процессе рассказывания анекдотов, так как каждый СА содержит в себе набор утверждений, важный для картины мира данной группы(3). Приведем пример процесса рассказывания анекдота, взятый из романа Ильфа и Петрова "12 стульев", и попытаемся проиллюстрировать им наше положение.

"С той минуты, когда гражданин вступает в полосу отчуждения, которую он по-дилетантски называет вокзалом или станцией, жизнь его резко меняется. /.../ Он - пассажир, и начинает исполнять все обязанности пассажира./.../.Но пассажиры ничего этого не замечают. Они рассказывают анекдоты. Регулярно через каждые три минуты весь вагон надсаживается от смеха. Затем наступает тишина, и бархатный голос докладывает следующий анекдот:

- Умирает старый еврей, тут жена стоит, дети. " А Моня здесь? - еврей спрашиввавет еле-еле. " Здесь." - "А тетя Брана пришла?" - "Пришла". - "А где бабушка? Я ее не вижу." - " Вот она стоит". - "А Исак? - Исак тут." - "А дети?" - " Вот все дети". -" Кто же в лавке остался?!".

Сию же секунду чайники начинают бряцать, и цыплята летают на верхних полках, потревоженные громовым смехом. Но пассажиры этого не замечают. У каждого на сердце лежит заветный анекдот, который, трепыхаясь, дожидается своей очереди. Новый исполнитель, толкая локтем соседей и умоляюще крича: " А вот мне рассказывали" - с трудом завладевает вниманием и начинает:

- Один еврей приходит домой и ложится спать со своей женой. Вдруг он слышит - под кроваатью кто-то скребется. Еврей опустил руку под кровать и спрашивает: "Это ты, Джек? А Джек лизнул руку и отвечает: "Это я".

Пассажиры умирают от смеха, темная ночь закрывает поля, из паровозной трубы вылетают вертлявые искры, и тонкие семафоры в светящихся зеленых очках щепетильно проносятся мимо, глядя поверх поезда. (цит. по: И.Ильф, Е. Петров. 12 стульев. М. Панорама. 1995. с.128).

В приведенном отрывке подчеркивается отъединенность временного коллектива - пассажиров - от мира, равно как и формулируются специфические особенности его как коллектива: пассажиры еду, едят, рассказывают анекдоты. Анекдот вызывает здесь объединяющую реакцию - смех. Интересно, что здесь прослежена и ассоциативная цепь, по которой рассказываются анекдоты - оба приведенные анекдота относятся к семантической группе " еврейских". Заметим, что здесь передается еще одна крайне важная особенность перформанса анекдота: каждый из членов социума выступает попеременно то в роли слушателя, то в роли рассказчика, причем обе эти роли равно вожделенны. О роли рассказчика и слушателя - чуть дальше, а сейчас обратим внимание на ценностной аспект. В приведенных двух анекдотах формулируются некоторые утверждения, которые характерны для группы собравшихся пассажиров (здесь, в контексте всего роман, эта группа рассматривается как "мещанская"): " У евреев много родственников"; "евреи любят своих родственников и собираются к их смертному одру"; " евреи думают о выгоде даже на смертном одре"; "евреи находчивы в трудной ситуации". Этот набор утверждений характерен для восприятия национальной маски "еврея". Заметим, что рассказывание таких анекдотов было бы невозможно в компании, не знающей, кто такие евреи, в компании ярых антисемитов, или же, наоборот, в компании еврейских националистов. Тем самым, в данном случае, при рассказывании анекдотов происходит конституирование ценностей, наиболее общих для собравшихся. Ассоциативные цепочки анекдотов крайне разнообразны - если ситуацию, приведенную в романе, попытаться обратить в реальность, то можно предположить, что за этим анекдотом последует анекдот про жену, мужа и любовника, или же про поведение людей разных национальностей в сходных ситуациях - и т.п., и к концу процесса рассказывания анекдотов основные ценностные категории собравшейся группы людей будут обозначены, а случайно собравшаяся группа людей превратится в некий единый коллектив.

Если СА рассказывается в компании знакомых людей, уже представляющих собой социум, то там речь идет об обозначении и подчеркивании своего единства, или о расширении представления об общих ценностях внутри коллектива.

Многие СА отражают в себе самих установку на замкнутость и цельность групп, в которых они рассказываются. На сюжетном уровне - это серия про "пронумерованные анекдоты, а также про "рассказывание анекдотов при стукаче" (т.е. при скрытом постороннем). Кроме того, очевидно, что так называемые "абстрактные" анекдоты требуют некоего общего для всех участников культурного уровня, и сама фраза "Я расскажу вам абстрактный анекдот" уже производит некое ограничение возможных участников процесса. Существуют также анекдоты "профессианальные2. непонятные тем. кто не принадлежит к данному профессиональному кругу, "армейские" и т.п.

Переходя к процессу рассказывания СА, который мы уже несколько раз назвали "перформансом", обратим внимание на то, что он не ограничивается собственно рассказыванием. Функция слушателя здесь не менее важная. Во-первых, слушатель время от времени становится исполнителем. Но, кроме этого, реакция слушателей (в приведенном отрывке из романа Ильфа и Петрова - регулярно раздающийся смех) есть некий необходимый элемент завершения каждого СА как текста. Подавляющее большинство СА заключается ударной фразой, предполагающей, что за ней раздастся смех. Более того, реакция слушателей часто как бы входит в рассказываемый текст. На этом строятся так называемые анекдоты "С покупкой". В этих анекдотах интересна также и предполагаемая дифференциация слушателей: один "простак",. задающий вопрос, и реагирующая уже на этот вопрос аудитория. Так, например, существует модель СА: "Для того, чтобы (поднять экономику, победить в той или иной войне и т.п.) надо расстрелять евреев и велосипедистов". Рассказывание этого анекдота предполагает, что кто-то обязательно спросит: "а велосипедистов-то зачем?" - и тут уже раздастся смех всех остальных (Разумеется, такой анекдот невозможен в компании антисемистской, где виноватость евреев во всем очевидна, а потому - не смешна).

Однако центральным лицом перформанса является все же рассказчик. Рассказчиком СА, по определению, может быть любой член коллектива, однако всегда выделяются те, кто умеет это делать лучше прочих. Хороший рассказчик - это, конечно же, тот, кто знает множество анекдотов. Однако память - это еще не все. От рассказчика требуется именно умение рассказать анекдот. Это умение связано, как нам кажется, в первую очередь, с умением выстроить нужную интонацию анекдота. Сама структура СА предполагает, что в нем присутствует диалог или прямая речь нескольких персонажей. СА никогда не бывает просто повествованием от третьего лица. Соответственно. от рассказчика требуется особого рода актерское умение "подать" персонаж. И вместе с тем, речь одного или нескольких персонажей СА всегда должна быть объединена точкой зрения рассказчика. то есть того, кто формулирует систему ценностей коллектива. Для подтверждения этого положения рассмотрим анекдоты "об иностранцах", где особенно четко выступает интонационный рисунок каждого персонажа.

Что говорят русская, англичанка, француженка, когда муж застигает их в постели с любовником?

Англичанка: Как Джон, ты же должен был вернуться через полчаса?

Француженка: Жан, иди к нам, у нас тут весело!

Русская: Ваня, бей, но только не по голове.

(В этом месте предполагается, что слушатели смеются. Когда они отсмеются, рассказчик должен добавить еще одну позицию)

А знаете, что говорит еврейка? -Хаим, это ты: А кто же здесь?

Рассмотрим этот анекдот с точки зрения его исполнения и интонационного рисунка. Очевидно, что реплики каждого из первых трех персонажей должны произноситься с соответствующей интонацией, причем эта интонация соответствует установившемуся образу каждой национальной маски: вежливо-недоумевающая англичанка, веселая и легкомысленная француженка, всегда готовая к раскаянию и наказанию - русская. Заметим, что от персонажа к персонажу нарастает интонационная выразительность, которая должна быть передана рассказчиком: если француженка не будет более эмоциональной, чем англичанка, композиция анекдота разрушится, так как порядок следования первой и второй позиции не будет задан. Введение еврейки - требует уже особенной выразительности в интонации. сопровождающейся жестами. (4)

При этом рассказчик не перевоплощается в каждую национальную маску именно потому, что каждая маска здесь предстает как ее образ именно в русской культуре. "Еврейская" интонация здесь - некая условная интонация, принятая в анекдотах, и обозначающая еврея, говорящего по-русски. Точно так же анекдоты "кавказские", с необычайно выразительным интонационным рисунком, изображают не собственно грузинскую. армянскую и т.п. речь, но акцент кавказца, говорящего по-русски. Рассказчик, изображающий этот акцент, должен сам владеть безакцентной русской речью, именно этот контраст и делает СА данного типа смешным.

Итак, мы попытались показать, как устное исполнение и восприятие СА - эти два процесса мы объединили понятием перформанс - входят в саму структуру СА как жанра и позволяют говорить о нем как о жанре, выделенном из других близких жанровых форм. В заключение хотелось бы высказать некоторые замечания, касающиеся дальнейшей судьбы жанра.

Нам кажется, что жанр СА в том виде, в каком он существовал, постепенно отомрет. На смену ему придут собственно "смешные истории", которые поддаются записыванию, чтению с эстрады и т.д. С этой точки зрения интересна продукция Интернета, где наряду с собственно СА под рубрикой анекдоты появляются просто забавные истории, в том числе, истории из жизни, что разрушает другую жанровую особенность СА - установку на вымысел. "Смешные истории" существуют во всех национальных культурах. Однако интересно было бы задаться вопросом, сможет ли реализоваться та черта отечественного анекдота, которая связана с его перформативностью? И здесь интересным материалом для наблюдения являются попытки театрализации СА, которые входят в некоторые юмористические телепрограммы, в частности, "Джентлььмен -Шоу". Театрализация, то есть разыгрывания СА по ролям приводит к тому, что хороший смешной анекдот превращается в посредственную, часто пошлую сценку. Нам кажется, что это свидетельствует о некоем переходном этапе развития СА. Быть может, со временем, он выльется в какую-то особую перформативную форму, предугадать которую нам не представляется возможным.

Примечания:

(1). Дискуссия на эту тему разворачивалась, к примеру. на конференциях "Фольклор и художественная культура "(ноябрь 1997); "Фольклор и современность" (ноябрь 1998), проводимых Государственным республиканским центром русского фольклора, а также на заседании Круглого стола "Анекдот: текст, жанр, традиция". (март 1999) в ИВГИ РГГУ. Хочется выразить благодарность всем коллегам, заинтересованно и критично выслушавшим мои соображения, а также особую благодарность Е.Я Шмелевой и Д.Д Шмелеву, обмен мнениями с которыми выявил принципиальную близость подхода к изучению анекдота.

(2)."Анекдот должен быть рассказан так, чтобы все возражения отпали как бы сами собой. Он должен буквально парализовать волю собеседников, их способность спорить. /.../ Анекдот - это реплика в разговоре, это предельно выразительный ответ, данный через откат, через уход в сторону...." – Е. Курганов. Анекдот как жанр -. СПб:, Гуманитарное агентство "Академический проект". 1997,с 17

(3). 0 том, как моделируется картина мира в малых фольклорных жанрах см.: Г.Л Пермяков. Основы структурной паремиологии. - М: Наука, 1988

(4) Приведем вариант, любезно сообщенный нам В. Добровольской. Речь идет не о еврейке, а об украинке: "Це ты:? Ах, я така затурканная-затурканная!" Здесь перед нами также особо ярко окрашенный "национальный" акцент, отличающийся от предыдущих эмоциональностью и предполагающий жестикуляцию.

Работа выполнена при поддержке фонда Открытое Общество, грант RSS No:170/1999.

Дата добавления: 2015-06-25