ПРОВОДНИК 2 страница

Мда. Катя мне поведала совсем немного. Но тогда мне и этого хватило. Я всерьёз испугался за свою голову и с участием принял все лечения, коим меня подвергали мои белохалатные «братья и сёстры». Потом, правда, вспомнил кое-что. Помню, сидел за столом, читал что-то, Катя вроде собралась куда-то, а…а… ну да, в магазин. Спросила, что купить к чаю, а мне и ни к чему было. Я ведь зелёный только пью и без всего. Так уж с детства повелось. Ну, я сижу за книгой, а она звенит ключами, выходит. Хлопает дверь. И вот тут меня что-то кольнуло. Я инстинктивно обернулся посмотреть на захлопнувшуюся дверь, как вдруг увидел… кого?… ну… ну кого? Нет, кто-то там был. И это была явно не Катя. Может, их было двое?… Не помню дальше. Дальше только бездна. Глубокий гудящий колодец. Бездна с лохматыми краями…

Лифт. Лифт не работает. Хм. Странно. Сегодня же работал. И даже не гудит. Ладно, пойду пешком. Чёрт! Как в дверях-то сердце прихватило, аж дыханье спёрло. А вроде бы молодая я ещё для таких дел. Хм…На лестнице тихо. Ни души. И страх какой-то липкий навалился, отчего - не пойму! Ох, Слава Богу, кто-то навстречу поднимается, хоть поздороваюсь с человеком. Эх, не дошёл, где-то внизу на этаж зашёл… а на какой?! Там же и нет уж ничего? Ведь уже первый! А почему он тогда поднимался?! Вот проклятье, да что это я?! Надо на улицу быстрее… Вот сейчас дверь толкну и… ой, какие котятки чёрные у двери сидят! Красавцы! Давай, поглажу тебя… куда же ты? Стой, ну куда?… Ой… блин, нога, что ли, зацепилась? Шмякнулась-то я неплохо, аж дверь на улицу своей спиной открыла, хорошо хоть в снег выкатилась, а то могла бы и в грязь. Ну ладно, надо дойти до магазина и обратно. Что-то нервы у меня сегодня расшатались. А вороны-то вон как сидят, смеются надо мной. Вон две засели прямо у подъезда. Вижу-вижу. Ну и сидите себе… Ой, простите, я задумалась… хм… ну, грубиян! Вообще, блин, странно. На улице ни души, а он прямо со мной столкнулся. А… собственно, куда он делся?… Что-то я до угла дома уже минут семь иду… бред какой-то… и подташнивает… страшно чего-то… вроде как-то всё не так… ну не могу же я до угла идти полчаса? Тут всего-то шагов двадцать… вот, раз скамеечка, два скамеечка… блин, опять этот столб с сеткой… стоп! Я ведь его уже проходила… стоп!… ой, нет… лучше не останавливаться!… может я сплю?… да какой там!… может позвать кого?… так ведь нет никого… блин, Катька, спокойно… вон там за углом магазин… три минуты ходьбы, и ты там… там люди… всё нормально… просто я что-то не в себе… и голове что-то дурно… тошнит… опять эти котята… или другие?… эй, котятки!… маленькие, пушистые, вы не знаете, как мне тут, дуре, до магазина дойти… ой, извините, бабушка, я это… да-да, конечно… нет, всё в порядке, да я с котятами… как с какими?… ах, впрочем… ничего, я сама… спасибо… мне бы в магазин… ах, я уже в нём? Спасибо, простите…

Реабилитация проходила лучше. Был опыт. Трамваи гремели своими подножками-подвесками, на улице распускались лица посеревших за зиму пенсионеров, а я мотался в поисках работы. Две «психушки» за плечами - это не самый лучший момент при рекламе своих качеств. Инспекторы на бирже труда произвели на меня неизгладимое впечатление. Я оказался посреди людей, которые с лёгкостью бросались помочь мне найти место работы, но чуть появлялись сложности, с той же лёгкостью разводили руками. Вообще, лёгкость была им присуща во всём, я это потом понял. Лёгкость как средство жить. Аэрозоль. Спрыснуть вас слегка моей лёгкостью? Вот видите, как нам всем легко? Вам тоже сейчас полегчает! Не полегчало? Фи… следующий! Ещё я тогда же заметил, чем отличаются наши работницы официальных служб от их зарубежных коллег, ну, тех самых… официанток, агентов недвижимости, секретарш, инспекторов биржи труда, но в зарубежном кинематографе. Я понял эту разницу. У нас все эти работники официальных служб забывают, что они в первую очередь женщины. Вот я сидел, смотрел на это пластиковое пугало с закрученными белыми химическими кудряшками в сером пиджаке, как у моего дедушки, только там, где у моего прародителя висели ордена и медали, у этого чучела висел большой белый значок с надписью «муниципалитет города Санкт-Петербурга», и улыбка температуры нелётной зимней погоды. Ярко-красная помада, сразу выдающая в женщине неудовлетворённость естественных желаний, ещё больше оттеняла витиеватые дужки её очков.

- Хорошо. Мы ещё пошуршим пальчиками, - она (точнее «оно», наверно) улыбнулась своему удачному, как ей показалось, каламбуру. - Если что появится, сообщим.

Я хотел ответить на её «сообщим» традиционным Винни-Пуховским: «Будь здорова», но сдержался, поймав это замечание «за хвост» уже на выходе изо рта.

Как всегда, помощь пришла с неожиданной стороны. Мои ковыряния в струнах были замечены старшим менеджером «арт-ресторана», и все мои несчастья мгновенно были мной забыты. Я оказался в совершенно новой для себя обстановке, окружённый таинственными законами шоу-бизнеса, коктейлями с зонтиками и фруктами, голландскими и итальянскими матросами. Все ко мне относились как к почётному человеку. Никаких вопросов. Улыбчивые девчонки-официантки, бармены со свежими лицами - всё было вроде бы в порядке. Играть к тому же пришлось не попсу, хотя я и на это был уже готов, но блюз. Хороший старый блюз. Это было мне по душе. Да и состав у нас был замечательный. Барабанщик Витя, никогда не снимавший ни тяжёлых ботинок, ни берета, всегда настолько увлекался музыкой, что когда все уже заканчивали композицию, то он с удивлением на лице всех обводил взглядом, как бы говоря: «Что, уже всё?! А я только разошёлся».

Басист Стас меланхолично покачивался в углу. Означало это, что у него сегодня плохое настроение. Когда у него что-либо случалось (ломалась машина, ссорился со своей подружкой, или с похмела), то он занимал позицию «игрального автомата» и оттуда тихонько бурчал. Но когда вдруг сияющее солнце удачи посещало его, блюз плавно переходил в истеричный рок-н-ролл и даже более. Стас нещадно дёргал струны и прыгал, словно хотел, чтобы и его гитара разделила с ним радость сегодняшнего дня.

Пел у нас Рома. Рома был чрезвычайно обаятельным человеком. Пел успешно на английском и испанском. Сам он был парнем не особо общительным в жизни, но с клиентами ресторана всячески старался поддерживать контакт, разговаривая с ними между номерами. Часто он специально подготавливал заранее какие-то шутки и анекдоты, чтобы развеселить публику. Работу свою он знал великолепно, за что его чрезвычайно ценили.

Ещё в коллективе присутствовал скрипач Макс. Он всегда был как фокусник, напичкан разными шумелками, звякалками и прочими странными предметами перкуссии. Когда он не играл на скрипке, то в ход шёл весь его волшебный арсенал. Макс у нас был любимцем девчонок, как, впрочем, и все скрипачи, которых я знал когда либо.

Ну и я сидел на своём месте, справа от барабанщика, и мучил свой старый «Telecaster». Начальство за нами следило так себе, да и поводов особых мы не давали. Играли на совесть. Самим нравилось. Вообще-то, на работе не особо приветствовалось распитие спиртного, но бывало, что угощали клиенты ресторана, и тогда отказаться было нельзя. Обидеть клиента? Ни-ни… И вот тогда начиналось истинное веселье. В ход шло всё, что мы знали самого угарного. «Led Zeppelin» и «Who», «Motorhead» и «Dire Straits»… Улыбки у всех до ушей, клиенты на ура выдавали такого гопака, что даже хозяин иногда приходил посмотреть на это интернациональное представление.

Я быстро влился в коллектив. Сказался многолетний опыт игры по друзьям. «Джемовать» на кухне я давно привык, а здесь было почти то же самое. Важно было с ходу подхватить. Если кто-либо подходил и просил что-нибудь сыграть, было позором не знать «пьесы», если, конечно, это было из нашей области.

- Братцы. Сыграйте «Guns’n’roses», ну эту… ну… про любовь! Ну, помните? Там невеста, церковь, пацаны…

Так было часто. Ну и, конечно, Рома многозначительно подмигивал, руку в колечко… о’кей! И с совершенно серьёзным видом подходил к нам и говорил: «Парни. Тут товарищ нахлобучил лишнего. Ему бы «хардец про любовь». Витя кивал, и, хохоча весь внутри, шептал: «Три… четыре…» И мы молотили по гитарам в соль-мажоре, чтоб погромче да пожёстче, а Ромка выдавал смесь «португальского с финским», то есть просто истерически орал полную абракадабру. Причём все строили решительные физиономии так, что весь зал трясся от смеха, и лишь несчастный пьяненький мужик, заказавший «тяжёлый романс», стоял на коленях на полу, простирая руки к небесам, а в частности к потолку, и подпевал счастливый на абсолютном серьёзе.

Казусов хватало тоже. Особенно в этом отношении везло нашему «дятлу» Вите. Он иногда умудрялся выполнять такие шоу-трюки, что Рома был вынужден конфузиться перед хохочущим залом, оборачиваясь посмотреть, что же произошло? Вите «везло». Встав посреди песни со стула, держа палочки вверх, он как то решил «по-модному» завести людей и начал ритмично стучать ногой, чтобы все, хлопая в ладоши, поддержали его, и как только они действительно захлопали, торжествующее выражение на его лице сменилось мгновенным испугом, и он плашмя упал назад, спиной в портьеры, которые висели там не первый год и поэтому тут же его накрыли под общее веселье. Конфуз.

- Увлёкся! Они ж захлопали! Ну, я подумал «э-эх, сейчас каак року дадим!» Но, видать, сразу за всем не уследишь… Вот, равновесие потерял.

Или когда мы репетировали «торжественный» выход на сцену, он из пафосного зрелища сотворил комедийные пляски. Витя должен был первым из-за «кулис» (а в реале из-за портьер) выйти на сцену, сесть за барабаны и потихоньку начать наигрывать, чтобы мы потом к нему присоединились. И вот… Тишина. Ложки-вилки звякают… Витя с довольным лицом поправляет галстук на рубашке, оборачивается к нам с видом преуспевающего джазмена и со словами «Явление первое» делает шаг из-за портьеры, но… задевает носком ботинка оставленный кем-то шнур и на одной ноге пропрыгивает всю сцену поперёк и исчезает с другой стороны за портьерой. Понятно, что остановиться он не мог, ибо инерция падения влекла его драгоценный нос на стыковку с полом. Но сами понимаете, со стороны это выглядело, как попытка имитировать Чарли Чаплина в пятисекундной сценке. В общем, «аншлаг» был полный.

- «Витя, Витя»… Надоел! Думает, ему всё можно. Мы тут пахали как Папа Карло. Что, Андрюха самый основной, что ли? Я тут, понимаешь, барабань как на плацу, а он отдыхать будет!? Три с хреном недели не появлялся, а нарисовался с тихим скромным «извините». Ну-ну. Нет, я понимаю, у всех бывают проблемы, так хоть бы сказал, мол, парни, я пропаду тут на недельку-другую. Так хоть замену бы нашли. А то, вон, выкручивались тут, как хрен знает кто. Ботинки вот скоро совсем накроются, эх… Хорошие были! А он… эх… Куда прёшь?! Ты что, не видишь, красный? Совсем с ума посходили!

25.03.20...г.

- Ромыч! Одолжи денюжки чутец. Труба! Отработаю, ты ж знаешь.

Я пришёл к Ромке, так как знал, что парень он душевный и в средствах не особо стеснённый. Да и всё-таки родной человек почти, вместе всё-таки пашем.

- Сколько?

- Ну, пятьсот, что ли… хоть до зарплаты прожить.

- Ладно. Хотя киданул ты нас неплохо! Некрасиво, прямо скажем.

- Ну, прости. Я ж говорил тебе, так нужно было. Совсем мне худо стало. Видишь, и с Машей у меня ничего не склеилось…

- Да, знаю. А бегал-то с ней как угорелый! Тоже мне… Хорошо хоть письмо написал. А то я уж и в ментуру хотел заявить, что ты потерялся.

- Письмо?…

Бездна забвения вдруг глухо ухнула внутри меня, выплюнув на край маленький кусочек. Точно. Я писал. Помню. Но кому? Ромке??! Зачем? Противное липкое ощущение вязкости старалось затянуть в памяти эту картинку, но я не сдавался. Бумага в клеточку, ручка в руке и… вдруг в поле зрения появилась рука, тыкающая в бумагу сбоку, и откуда из-за плеча с замогильным юмором послышался смешок: «Слово это пишется через «о», а не через «а». Или времена опять сместились?»

- Письмо?

- Ну, ты совсем! С памятью плохо? Слушай, а может, это не ты мне подослал письмецо-то, а?

- В смысле, подослал?

- Ну, пришёл ко мне человечек, странный такой. То ли якут, то ли вьетнамец, не поймёшь. В очках тёмных. На дворе-то солнца уже неделю не было, а он в очках. Ну, думаю, наркот какой-то. А он мне с ходу эдак: «Пришёл, - говорит, - чтоб весточку от Андрея Ивченко передать». Так и сказал - весточку. Я ещё удивился. Думаю, какой-то вьетнамский студент нанюханный, мать его, а по-русски, что твой барин. Ну и сунул конверт.

- Выбросил?

- Как же! Здесь где-то валяется… Очень уж я хотел как-нибудь тебе это показать через пару лет, чтоб почитал, какую ахинею ты нёс в молодости! Идиот ты, Андрюха! Впрочем… Бог тебе судья!

Ромка углубился в загадочные сумерки квартиры, и через некоторое время поскрипываний, шуршаний и возгласов «да где же, блин, оно», вытащил на свет помятый конверт.

- На! Вынеси для себя что-нибудь из этого, и в следующий раз, когда решишь попрощаться с жизнью, или быстро делай это, не говоря никому, либо, что намного лучше, просто скажи себе: «А вот Рома решит, что я полный козёл!». Замечу, так оно и будет. По крайней мере, что касается меня.

Я держал в руках послание из времени. Из времени, которое меня, мягко говоря, интересовало. Вот оно! Собственное свидетельство! Сейчас я сам себя обличу, как в хорошем голливудском детективе! Я осторожно вертел письмо в руках, как будто боялся, что оно сейчас исчезнет.

- Всё! На этом наши передачи заканчиваются. Спокойной ночи, рррребята!

- Спокойной ночи, друзья! Гав-гав! - я рассмеялся, вспомнив наш прикол. - Спасибо, Ромка, за деньги! И по поводу письма я тоже серьёзно подумаю. Уж это я тебе обещаю (здесь моя улыбка приняла трагический оттенок).

- Вали! И не опаздывай на работу! - Ромка захлопнул дверь.

Истёртая бумага была неимоверно запачкана, то ли странным посыльным (я мог, в конце концов, и бомжа послать какого-нибудь, с меня станется), то ли долго письмо добиралось до адресата. Я поддел край конверта и вытащил листок, обыкновенный листок в клеточку.

Привет, Ромик!

Боюсь, что обстоятельства могут сложиться так, что мы больше никогда не увидимся. Если вдруг я исчезну, прошу тебя сделать всё возможное, чтобы не началась паника. Хотя бы первые две-три недели. А там, сам знаешь, всё само собой утрясётся. Есть вещи, которые иногда случаются в жизни, и их невозможно просто пережить. Поэтому прости и… сам не знаю, что написать… Прощай, наверно.

Твой музыкальный братан Андрей.

Ну и? Ещё одна загадка. Что же такое могло со мной произойти??! По-моему, я действительно собирался свести счёты с жизнью. Зачем? Бред. Ладно, надо успокоиться и продолжать жить. В конце концов, всё как-то само собой уладилось, ребята меня простили, и это главное. Жизнь продолжается! Йо-хоу!

01.04.20...г.

Утро. Хорошее утро. Что значит час дня. И вообще, вставать в девять утра - это противоестественно! Поэтому я, сладко потянувшись, опустил босые ноги на пол с чувством выполненного долга перед собственным организмом. Поплескавшись в раковине и размазав пальцем по зубам пасту «Лесная», я выполз на кухню. Ополоснул пасть. И как только намазал себе сытный бутерброд с сыром, раздался телефонный звонок.

- Гу-гу, - говорю.

- Алё? - Фрол, мой старый приятель, засомневался в верном попадании на адресата.

- Ну, гу-гу. В смысле, алё.

- Андрюх, ты чего, ещё спишь?

Сонный голос, наверное, выдал меня с головой. Это не очень приятно, ведь есть на свете люди, которым сегодня пришлось встать рано, и я совсем не хотел становиться объектом их чёрной и необоснованной зависти.

- Что ты, дружище, я уже давно составил список подвигов на сегодня, но вот беда, задержался с осмыслением их выполнения. Боюсь, всё не потяну. – сквозь разжёванный бутерброд промямлил я.

- А как же футбол? - Фрол сразу же скис, но я его вернул в счастливое состояние в мгновение ока.

- Ну, так идём! У меня уже ноги чешутся дать, как следует, этим засранцам!

- Ну вот, я уж думал, ты нас бросил!

- На кого вас бросишь?! Вы ж продуете сразу, как только выползете на поле.

- Ну-ну. Ты уж совсем плохо о нас думаешь. Тогда в два часа на углу, как всегда.

Положив трубку, я понял, что времени остаётся в обрез, и начал быстро собираться. Я одел старые затёртые серые шорты и серую майку. Не знаю, почему, но именно в них я себя чувствовал всегда уверенно и непобедимо. Наверно, из этих обстоятельств исходя, придумали футбольную форму определённых цветов. Как знать?… Наскоро подвязав кеды, я выскочил на улицу. Прошедший ночью дождь вымыл улицы и дома, и мир улыбался после душа усталой улыбкой. Было холодновато, и я побежал, чтобы размяться и согреться, до угла Бумажной и Газа, где мы и должны были встретиться.

Фрол принёс вяленой рыбы и пива для «размягчения тела» после игры, как он выражался. Мы вступили в неравный бой за обладание мячом на поле брани и уже через полчаса вели в счёте 2:0. Парней из соседских дворов было, правда, на одного человека больше, но у нас было преимущество в бугае Мише, который один стоил троих, ну и у меня был маленький секрет. Всё дело в том, что я с детства был левшой, и хотя школа постаралась отучить меня от этого, (учителя заставляли писать на уроках правой рукой), толчковая нога (а стало быть, и ударная) у меня оставалась левой. Что и служило фактором неожиданности и сбивания с толку, ведь «мотаясь» с противником, я всегда действовал левой, и неплохо бил с левого края, что остальным было несколько неудобно.

Последующие полтора часа решили исход битвы, и вот мы уже сидели, развалившись на сваленных рядом досках, и блаженно попивали прохладное пиво, обсыхая после изнурительной беготни. Домой идти не хотелось, и мы решили втроём с Фролом и Кешкой пойти в кафе, посидеть и вкусить чего-нибудь незатейливого. Взяв по салатику, мы расслабленно выпускали пар. Вдруг Фрол с Кешкой стали озираться по сторонам и нервничать. На моё вопросительное удивление Фрол как-то заёрзал, переглянулся с Кешей и тихо сказал:

- Что-то как-то неспокойно мне.

- И мне, - поддержал его Кешка.

- Да в чём дело? - я совершенно не понимал столь резкой смены настроения.

- Слушай, веришь, не знаю.

- Может, нам что-нибудь подложили в еду? - предположил Кеша.

- Тебя что, торкнуло?! - я расхохотался.

- Что-то типа. - ответил Фрол. - Я, пожалуй, пойду на улицу, проветрюсь.

- Я с тобой - поддакнул Кеша уж совсем как-то испуганно.

- Что-то вы, парни, совсем свихнулись! Со мной же ничего не случилось. Думаю, дело не в жратве. - я тоже начал беспокоиться, глядя на перепугавшихся друзей.

- Не, всё нормалёк, просто что-то душно стало, наверно. - Фрол поднялся и в сопровождении Кеши пошёл к выходу.

Я остался подождать конца этого загадочного происшествия и тут…

Случилось нечто странное. Там, где слева от барной стойки висели какие-то рекламные плакаты в рамах, у противоположной от меня стены, я заметил человека. Готов поклясться чем угодно, что его только что там не было! В кафе было мало народу, да и стенка просматривалась с моего места отлично. И в тот момент, когда я его увидел, что-то случилось со всем окружающим. Не то, чтобы всё поплыло, но воздух как-то дрогнул, и вдруг всё в моих глазах сместилось. Было такое впечатление, что всё вокруг подвинулось на какой-то миллиметр и даже непонятно куда, хотя всё и осталось по-прежнему. Уши сразу как-то заложило, и я, всё ещё находясь в лёгком шоке, увидел, как человек этот медленно проходит через кафе, направляясь прямиком на меня. И по мере его приближения моё чувство тревоги перерастало в реальный страх. Я не мог себе этого объяснить. Мозг лихорадочно искал выход из этой ситуации, чтобы как-то логически объяснить происходящее, но причины не находилось. Ужасное чувство беспомощности и слабости овладело мной. Такое бывает, когда сильно чего-то испугаешься. Сразу слабеют ноги, и по спине ползёт предательская испарина.

- Тише… тише… - человек небрежно подвинул стул и сел напротив меня за стол.

Он сложил два пальца правой руки, указательный и средний, дотронулся ими до губ, до лба и затем сделал неопределённый жест ими над головой. После этого он, сложив руки на столе и оперевшись на них, молча на меня уставился.

Теперь я мог его разглядеть. Не знаю, сознательно или нет, но этим молчаливым созерцанием он дал мне несколько секунд собраться с мыслями и стряхнуть оцепенение.

Человек был средних лет. Знаете, бывают такие люди неопределённого возраста. Можно и тридцать дать, а можно и все пятьдесят. Огрубевшая выдубленная кожа, то ли от солнца и ветра, то ли от тяжёлой работы, с множеством шрамов. Волевой жёсткий подбородок и тонко сжатый рот. И глаза серо-голубого цвета. Впрочем, мне показалось, что они отливают сиреневым или даже фиолетовым. В общем, ковбой из американского кино, если бы не высокий лоб, выдающий незаурядный интеллект, и голова, остриженная почти наголо, с парой миллиметров волос, в которых без труда проглядывала седина.

- Ну, здравствуй, Локи! - он неожиданно доброжелательно ухмыльнулся.

Локи!… Локи!!!… Моя память что-то вытворяла со мной. Неотчётливое узнавание этого человека всё росло во мне. Нет, я не помнил его лица, но что-то очень далёкое рвалось изнутри меня. Потом какая-то картинка заслонила мою память: большие высокие чёрные двери, и кто-то входит в них, неся в руках что-то длинное, прозрачное… голос… «ты прошёл»… руке горячо…

- Тише, Локи, ты сейчас создашь нам большие проблемы, если будешь так трясти своей памятью! - голос человека был до жути знакомым.

- Ты кто? - решил я идти нагло в атаку, хотя страх всё ещё держал меня липкими пальцами.

- Это смотря откуда смотреть…С какой стороны прикажете? - осведомился он в ответ, явно забавляясь.

Я испуганно оглянулся, но никто даже и не подумал обратить внимание на внезапного гостя.

- Не морочь мне голову! - огрызнулся я, и уже спокойней «наехал», - что происходит?

- Ах, ты об этом! - незнакомец небрежно махнул рукой вокруг, - ну… считай, что мы немного отстали от них. Думаю, на секунду, не больше.

Вдруг я понял, что знаю это!

- Конечно, знаешь! - невозмутимо заметил гость. Затем он положил свою руку на мою, и пристально посмотрев на меня, уверенно и резко сказал:

- Сейчас будет легче.

Напряжение спало, и страх мой вдруг сразу съёжился и стал совсем чем-то незначительным, хотя и не исчез.

- Вы кто? - повторил я уже более ровно.

- Клиент - просто ответил он, - старый друг, помощник… Выбирай.

- Клиент подразумевает заказ, - заметил я.

- Безусловно. Кстати, разрешите представиться, если опять позабыл, - он усмехнулся, - полномочный представитель Серебряных Ветвей Её Величества Эххэнны, Лорд Правых Фиолетовых Пределов – Глиук. Для тебя здесь - Александр Александрович. Можно Сан Саныч.

Словосочетание «Серебряных Ветвей» вызвало у меня очередную болезненную вспышку в голове, а при имени его у меня вдруг возникло ощущение, что я сейчас упаду затылком об пол, потому как на мгновение я потерял чувство ориентации.

- Что-то ты, Локи, совсем ослабел.

- Извините, я что-то… - я даже не нашёл, что сказать, потому что тут же осознал, что всё, что со мной сейчас происходит, вызвано этим самым Сан Санычем, и он лучше меня знает, что именно я переживаю.

- А если я на помощь позову? - неожиданно для самого себя спросил я.

Громкий хохот был мне ответом. Надо заметить, что никто из посетителей не обратил на это внимания.

- Я и есть твоя помощь! - смеясь, ответил Сан Саныч, или… Глиук, хотя при каждом упоминании этого имени у меня живот скручивало. Тем временем он наклонился ко мне.

- Ну, в некотором смысле, это действительно так. Хотя и я пришёл к тебе за помощью. Вот уж не думал, что это когда-нибудь произойдёт снова. (Это «снова» я отметил). И именно с тобой. Системы - странная вещь, и иногда мне кажется, что они обладают своим чувством юмора.

- Система?

- Не всё сразу, а то я начинаю побаиваться за твою голову. - Глиук поднялся, - я загляну к тебе попозже.

- Когда? - вырвалось у меня, и я тут же отметил у себя странное чувство, что с уходом этого человека я теряю нечто очень дорогое.

- В нужное время, - ответил он, не оборачиваясь.

Только сейчас я заметил, что он одет в длинное чёрное пальто со странным фиолетовым отливом. Со зрением у меня всё ещё творилось неладное. Было впечатление, что воздух в кафе накалился и плыл, создавая завихрения за удаляющейся к выходу спиной Глиука. Он вышел, хлопнув дверью. И с этим хлопком вдруг всё вернулось. Уши, до этого момента заложенные, прорвало, и я даже пригнулся от нахлынувших звуков кафе. Глаза в одно мгновение прояснились, и ощущение жары в воздухе пропало. Я оторопело откинулся на стуле.

- Бррр! - сказал я, встряхнув головой.

Гул из головы уходил как затихающий шум прибоя. И тут я понял, что вместе с ним уходит и всё сказанное моим странным посетителем. И имя… Сан Саныч. Он ещё назвал себя… память уходила… я мучительно напрягся… Глиук! И тут же всплыло в памяти его лицо, лицо человека, повидавшего ад. И его таинственная улыбка.

- Фууу! Отпустило! - Кешка ввалился в кафе, оттирая пот. За ним плёлся Фрол.

Я смотрел на них, ещё не до конца придя в себя, но они были поглощены собственным состоянием и не замечали моего.

- С душняка, наверно, накрыло. - Фрол плюхнулся на стул, - душно здесь!

Голос Фрола мгновенно меня отрезвил.

- Думаю, пацаны, меня тут больше накрыло! - неуверенно промямлил я. - Мне тут такое…

Я хотел сказать «привиделось», но тут же сомнения мои приобрели совершенно реальный оттенок. А может, действительно кто-то решил над нами пошутить? Уж больно мне всё это теперь казалось нереальным.

- Слушай, Фрол, ты тут не видел мужика в пальто, выходящего из кафе?

- Мужикааа? В пальтооо? - Фрол разинул рот и озабоченно на меня посмотрел. - Слушай, тебя действительно накрыло!

Он даже натяжно улыбнулся.

- Мы сидели рядом с дверью. - Начал было Кешка, - дышали как рыбы и…

Но я его уже не слушал. Я всё понял. Никто никого не видел. И щемящее чувство чего-то потерянного засело в груди. Чего-то родного, чего-то настолько настоящего... И я знал теперь, что нечто важное произошло со мной сегодня. Я не смогу теперь быть как раньше. Никогда. Этот… как его… Сан Саныч… может он и привиделся мне, но этот «фокусник» раскопал во мне что-то такое, от чего мне теперь было не скрыться. Мне нужно было одиночество, чтобы успокоиться и попытаться вспомнить. Хотя именно в этот момент, глядя на своих позеленевших друзей, я осознал внезапно, что меня нет с ними. Я остался один. Я уже в одиночестве.

03.04.20...г.

Неожиданно для себя я два дня почти не вспоминал происшедшее со мной. Я работал в кабаке, как всегда, и работа, хотя и была не очень напряжной, но всё же выматывала меня. Мы играли ночами, поэтому на самокопания времени не оставалось. Да и нужно было ещё выучить кучу материала, который всегда пополнялся. Что поделаешь, кабацкий музыкант должен держать себя в форме. Сегодня я пришёл под утро. Не хотелось тратить денег на «тачку». Их, денег, и так было в обрез. А ночная поездка с канала Грибоедова до Нарвской стоила немало. Поэтому я решил посидеть в ресторане до шести утра, да ещё и хряпнул с каким-то норвежским матросом за «дружбу народов», хотя сто раз говорил себе не пить на работе. Поэтому я пришёл, залез в душ и сразу повалился на матрац. Сплю я на полу, даже сам не знаю, почему. Не выношу мягких кроватей и всего такого. Равно как и подушек. Так и завалился, как был, замотанный в полотенце, и вырубился.

Сон у меня всегда был беспокойный. Мне часто снились какие-то мрачные подвалы, подземные тоннели, подъезды, и всё это всегда было каким-то обшарпанным, полуразвалившимся. И я, как крыса, бегал по этим тёмным закоулкам и искал выхода. Вот и на этот раз я брёл во сне по шпалам где-то в тоннеле (видимо, метро) и заглядывал в двери, которые встречались на пути. Всё выглядело брошенным, и хотя я не ощущал своего тела, но чувство спёртого воздуха всё же странным образом давило меня. Я открывал пару раз какие-то железные дверцы и видел за ними длинные коридоры с аварийными лампочками.

Пару раз я замечал стоящих у стен людей, но я уже был научен опытом общения с подобными персонажами сна. Они обычно либо исчезали, как только я обращал на них внимание, либо грубо «отшивались» мной. Затем я неожиданно вышел из трубы. Освещение, правда, было тусклым. Свет нехотя лился от пары ламп дневного света на потолке зала, куда меня привели рельсы, по которым я и шёл всё это время. В полном одиночестве я стоял посреди огромного то ли ангара, то ли станции, и краем глаза вдруг заметил искорку в дальнем конце. Она дрожала и металась. Я с узнаванием бросился к ней, и она полетела впереди меня. Я бежал за ней, но расстояние между нами не изменялось. Я уже не замечал изменений, происходящих вокруг с предметами, и полностью поглощённый мерцанием светлячка, нёсся вслед, пока неожиданно его свет не только остановился, но и полетел на меня, увеличиваясь в размерах, да так быстро, что я не успел среагировать. Его сияние накрыло меня огромным шатром… и превратилось в операционную лампу надо мной. Я понял, что лежу на столе под простынёй и не могу двинуться. Я заорал от страха и… проснулся. Светильник, который я забыл погасить, горел надо мной. Я с облегчением выдохнул, выключил свет, и несколько успокоившись, снова заснул… и снова пошёл во сне по нескончаемым коридорам. Искать выход.

Дата добавления: 2015-06-26